До встречи

Он посмотрел на меня внимательно и немного удивлённо. Глаза у него как вишни тёмные, умные и всегда немного удивлённые, когда он на нас смотрит. Он носит очки, больше для солидности, и двенадцатидневную бородку – тоже. Ведь в отделении он самый молодой врач, да ещё мужчина – представляете, каково ему здесь, как говорят, наследнику известной врачебной фамилии с именем какого-то знаменитого железного тёзки. Конечно, пациентки посмеиваются и называют его просто по отчеству этого тёзки, только сокращая на две первые буквы.
Вот так - Мундович да Мундович – а он, между прочим, кандидат. Поэтому, когда осматривает их, в известном кресле, смотрит задумчиво вверх. «Что он там видит?» - дурочки, смеются. Нас он там видит. А что он там-то не видел.
Мы – его специализация, вернее, ещё созревающие наши аватары. Но их он «осматривает» на ощупь, а на нас всегда смотрит с таким удивлением, будто в первый раз. Он видит шнурочек, которым мы соединены с мамой, и по нему определяет, как у нас с ней дела. Если шнурочек тонкий или где-то перетёрся – значит, угроза выкидыша. А иногда, к сожалению, на том конце шнурочка он никого не обнаруживает – тогда глаза у него грустные, как у бассета, и на лобике складка. Но обычно своими выводами он ни с кем не делится – назначает анализы, УЗИ, уколы: «Посмотрим… будем наблюдать" …и т. д. Он их жалеет. Контингент у него такой мнительный. Им и не говори ничего – найдут из-за чего волноваться. А им всё-таки нельзя.
А сейчас он мою маму осматривает. Она сегодня поступила и выглядит так, будто что-то уже потеряла. Так хочется её успокоить и помахать ей ручкой: «Мама, я здесь! Не волнуйся, всё будет хорошо». Мундович, ну скажи ты ей, ты же кандидат! А он смотрит больше в глаза. Они у неё такие же, бархатисто-карие, умные… и грустные. И блестят как-то… и краснеют всё время.
Её, конечно, в консультации напугали - что-то про меня сказали, я не понял. Но по-моему, доктор, у неё это раньше началось, когда она тому, ну который отцом должен стать, про меня рассказала. А до этого она спокойная была, как кошка, любила солнышко и рыбку. Она же обо мне с первой селёдки догадалась…
Вообще-то я маму давно выбрал. Я ей уже два года снился, и она знает, что я голубоглазый блондин, и даже имя мне придумала, короткое и звучное – только вот фамилию всё было не подобрать – ну, отца значит.
Был у неё один… друг. Но вокруг него всё вилась какая-то девчонка (мы ведь тоже друг друга видим). Оказывается, когда-то она должна была у него родиться, а мама её… ну, в общем, не захотела. А потом у неё детей уже быть не могло – вот девчонка и крутилась возле отца. А он  - возле моей мамы. Но тогда получается она мне сестрой должна быть, а девчонок вперёд положено пропускать. А мама-то меня ждёт. А вдруг она меня потом не дождётся? Да и потом всю жизнь уступать. И в конце концов, она-то фамилию поменяет, а мне всю жизнь Сидоровым быть?
Ну а когда этот появился, я уже понял: здесь фамилия ни при чём – здесь порода! Брутальный красавчик: римский профиль, синие глаза, лысый, как бюст античный. Правда, говорил, что в детстве он был белый и кудрявый. Мама не очень поверила, а он прямо так и сказал: «Роди своих – посмотришь». Ну а нас что – долго звать надо? – я тут как тут.
Он ещё много что ей говорил: и какая она красивая, и как она ему нужна, и как с ней хорошо… Только в тот день он почему-то совсем другое сказал: что он вообще-то детей не планировал, и что ему ещё ремонт доделать, и дачу достроить, и машину он хотел, и что если б знал, то коронки бы вставил и курить бросил заранее, и что ребёнок – это значит семья, а он… чего-то там ещё. Он много говорил – он только одного не сказал: что он нас любит, и всё будет хорошо – единственное, что нужно услышать беременной женщине. Он уже уходя добавил: «В общем, я не против…» Но какое это уже имело для нас значение – мама и так услышала больше, чем достаточно для начала истерики. Плакать она начала в тот же день, а через день мы оказались здесь – с угрозой выкидыша.
Ну вот, кажется, Феликс её немного успокоил: говорит про какие-то гормоны, уколы... Кто-кто, а он умеет женщину убедить – все-таки настоящий кандидат.

Мы здесь уже неделю. Мама вроде повеселела: читает какую-то скучную книжку и всё время отвлекается поболтать с соседками. А темы здесь известно какие - всё о нас: кого ждут да как назовут, кто когда и где рожал, и где теперь будут, персонал обсуждают – кандидата больше всех, конечно, ну и своих мужиков вспоминают: ругают, что много вкусного им приносят – растолстеть боятся. Только мама нашего не ругает. Он ничего не приносит. И не приходит. И не звонит. И мама думает, что он занят на работе. А в воскресенье позвонит и приедет. А волноваться ей нельзя – меня сохраняет.

Сегодня воскресенье, и мама с утра звонит ему. Потом пишет SMS-ку…и весь день ждёт звонка и прячет слёзы за непрочитанной книжкой. А вечером уже не прячет, и её успокаивает вся палата. Говорят, что всё будет хорошо, и что он ещё позвонит и на коленях приползёт, и что фиг с ним, а волноваться нельзя – меня нужно сохранять.
Мам, ну не плачь. Может, он телефон забыл. На оба звонила. Сбросил. Ну значит занят. Или случилось что-нибудь. Ой, нет, нет, не волнуйся. А хочешь, я сам к нему слетаю и посмотрю. Я быстро! Вот только шнурок… А если дернуть посильнее? Ну всё, полетел. Присмотрите тут за ней.

Ух…Всё, я здесь! Ничего там не случилось. А у вас что тут творится? Что это за курица в цыплячьем комбинезоне возле мамы? Дежурный врач. Осматривает, спрашивает, когда началось. Я что-то пропустил? Листает историю болезни: анализы, УЗИ
 - Да он не развивался.
Это она обо мне, что ли? Это я недоразвитый? Да это ты переросток!
 - 2 мм – за пять дней это не рост, это погрешность.
Да сама ты погрешность! В медицине.
Это я!.. Это просто мама хотела… Вернее, папа…не хотел.
Мамочка, ну не плачь! Я же здесь! Я всегда буду с тобой. Мы найдём другого папу. И мы ещё встретимся… Не в этом теле…
Уже не плачешь. Наркоз.

Утром кандидат пришёл. Он вчера таблетки какие-то обещал. Тоже опоздал…

Фелик каждый день заходит, деликатно спрашивает о чем-то и говорит, что всё хорошо идёт, обещает скоро выписать, но всё откладывает.
Мама поправляется. Не звонит, не плачет, читает новую книжку и щебечет с соседками.
А я теперь свободнее: могу летать по всему отделению и тоже болтать – нас же здесь много, целые ясли…дородового периода. Тут познакомился с одним – тоже оторвался… случайно. Их у мамы пятеро, ну с ним вместе, она младших поднимала… Так он здесь второй раз уже, но говорит, что всё равно родится, потому что он маме нужен: у них же все сёстры. И я тоже рожусь. Мы с ним договорились уже встретиться на будущий год, только лучше уж сразу наверху, в родильном.

Сегодня Феликс нас выписывает. Мама на кресле, а он опять смотрит вверх и удивляется: шнурочка теперь нет, а я есть. Потом садится за стол, даёт рекомендации. Гормональная контрацепция полгода. А мама говорит, что она ей не нужна и что она не собирается… Он поднимает на неё глаза, карие и мягкие, как шоколадка у него в кармане, и спрашивает: «Ну вы же захотите ещё ребёнка?» 
Ну конечно захотим! Ну о чём ты спрашиваешь, Феля! Ты же нас знаешь – такие как я женщин не бросают. И обязательно родятся.
Кажется, он мне даже подмигнул. Записывает названия препаратов… и свой телефон. На всякий случай. Всё-таки классный он кандидат.
Я вот подумал: когда рожусь, глаза у меня будут такие же - карие, а не голубые – а то рецессивный признак какой-то.