Домик в деревне

Большая, толстая, полосатая, жёлто-чёрная оса, несколько изогнутая под тупым углом, с трудом маневрировала над столом, силясь приземлиться на аппетитную, крупную малину, торчащую на домашней выпечки пироге. Оса уже почти уселась на ягоду, уже выставила свои вытянутые лапки, как Алла Николаевна замахала на неё руками и вполголоса проговорила:

– Кыш, кыш, пошла. Разлеталась тут.

– С кем ты там? – отозвалась откуда-то с веранды Алла-маленькая.

– Да ни с кем, – ответила ей Алла Николаевна, – оса на пирог покушается, а я её отгоняю

– Чаепития на открытом воздухе – это, конечно, хорошо, – присоединился к их разговору вышедший из сада Константин Иванович, – но насекомые – просто ужас. И он плотоядно надкусил зелёное в тонкую красную полосочку яблоко, подобранное где-то под яблоней.

– Благодать-то какая, – застонал он от удовольствия и уселся на белый садовый стул, стоящий на ковре из зелёной пушистой травы возле такого же белого, круглого стола, накрытого скатертью и увенчанного самоваром, чайным сервизом и пирогом с малиной. – Воздух, тепло, тишина, покой, ни тебе компьютеров, ни тебе кондиционеров, ни тебе клиентов, ни тебе бизнес-планов, концепций развития и графиков продаж!

Он с наслаждением оглянулся вокруг и продолжал:

– Оазис! Заповедник! Что может быть лучше жизни в простом деревенском доме на лоне природы.

Природа, надо сказать, тоже отдыхала, нежась в покое догорающего июльского дня.

– Всё по Тургеневу, – высунулась с веранды Алла-маленькая, – чудесное лето в деревне. А где Тотоша и Кокоша? И Олег? Чай пора пить.

– По-видимому, закупались, – произнёс Константин Иванович, – давайте-ка без них начнём.

– Ну, подождём ещё минут десять. Они сейчас подойдут, – урезонила его Алла Николаевна. Спешить нам некуда. Смотри, какие здесь умиротворённость и покой.

– Да... А завтра с утра я встану пораньше, – мечтательно закатил глаза Константин Иванович, – и пойду косить траву за садом. На заре, по росе... Заросло у вас тут всё, Аллочка, – обратился он к дочери, – сразу видно, что дачники живут.

– Ты хоть знаешь, чем будешь косить? – реалистично спросила его Алла Николаевна.

– Чем-чем? – задумался Константин Иванович. – Косой, конечно.

– А где ты её возьмёшь?

– Да в сарае, наверное.

– Так её же подготовить надо, замочить, а то рассохлась.

– Ну так замочи.

– А кто косить-то пойдёт?

– Я.

– Вот сам и замачивай, – отрезала Алла Николаевна, которую чрезвычайно раздражали толстовские, по-городскому наивные поползновения мужа, выезжавшего в деревню лишь по выходным.

– Ладно, душечка, не сердись. Замочу я косу и скошу всю траву. За садом. Только… где косу замочить?

– А-а-а, дошло. Спускайся с небес на землю. Ладно, пока тебе всё объяснишь, измучаешься. Замочу сама. Аллочка, – обратилась она к дочери, – а где бы мне косу замочить?

– Где? – рассеянно переспросила Алла. – В ванне, в саду. Олег так всегда делает, когда на выходные приезжает. Да где же эти близнецы? – продолжала она, – Опять в воде пересидят. Каждый день на речке.

– Да ладно тебе. У детей каникулы. Пусть себе купаются и ни о чём не думают, – лениво откликнулась Алла Николаевна.

– А английским они занимаются? – встрепенулся Константин Иванович.

– Заставишь их, – вздохнула Алла-маленькая.

– Плохо.

– Да дайте же детям отдохнуть по-человечески, – сказала Алла Николаевна.

Тут скрипнула калитка, и все, как по команде, уставились на большой сиреневый куст, из-за которого должны были появиться закупавшиеся близнецы.

Но из-за куста на дорожке показалась загорелая, закутанная в белый платок средних лет женщина в выгоревшем ситцевом платье. Она подошла к столу.

– Здравствуйте. С приездом! – обратилась она к Константину Ивановичу.

– Здравствуй, Нюра, – как-то почти хором ответили ей все.

– Когда приехали? – спросила она.

– Утром. Решили с Аллой Николаевной и Олегом своих проведать. Они тут отдыхают, а мы в городе работаем, – ответил ей Константин Иванович.

– Внуки ваши каждый день на речке. Загорели. Погода хорошая стоит, – Нюра замялась, но продолжала светскую беседу. – А как у вас там в Москве?

– Жара, духота, асфальт плавится, – был ей ответ. – А у вас тут благодать. Через месяц в отпуск приедем.

– Да что тут у нас! Вы бы куда-нибудь на Канары или на Багамы.

– Ну уж нет. Домик в деревне, август, рыбалка, лисички, опята.

Нюра засмеялась, а потом наконец решилась:

– Я вот что попросить хочу, – она понизила голос почти до шёпота, – можно я у вас в доме посижу. А то мой опять нажрался.

– Да, конечно-конечно, – отозвалась Алла Николаевна. – Садись, Нюра, попей с нами чаю.

– Спасибо, я чай не хочу. Можно в дом, – опять попросила Нюра, – а то мой увидит, так хуже будет.

– Да-да, – сочувственно сказал Константин Иванович, – что, опять на пробку наступил?

– Ой, – начала объяснять Нюра, – поросёнка вчера зарезали. Так он деньги с покупателей сам взял и пропивает. А куда мне-то деваться? Как напьётся – бьёт, – сразу заплакала она и стала вытирать глаза кончиком платка.

– Да, – тяжело вздохнула Алла Николаевна, – пойдём-ка мы с тобой, Нюра, в дом.

И она отрезала кусок пирога, и налила в две чашки чай, и поставила всё на поднос, и поднялась с ним, чтобы уйти.

– Да что вы, не надо, – стала отказываться Нюра.

– Пойдём-пойдём, – позвала её хозяйка, – вы пейте чай здесь. А ты, – обратилась она к мужу, – ос от пирога отгоняй.

– Будет исполнено, – отрапортовал Константин Иванович. – Садись, Аллочка, неизвестно, когда эти лоботрясы вернутся. А когда Олег успокоится со своей рыбалкой – это уж совсем уму непостижимо.

Алла-маленькая вздохнула и пристроилась к столу.

Тем временем Алла Николаевна с Нюрой уселись за другим столом на душной кухне. Хозяйка поставила перед гостьей чашку с чаем и тарелку с пирогом.

– Как вы тут живёте-то? – спросила она.

– Да как-как! – ответила Нюра своим немного сиплым голосом. – Работаем. Вчера с утра овёс косила. Так спину ломит! У себя скосила. Теперь и не знаю, что делать. Надо к дочери идти помогать. А как выйдешь? Мой увидит – побьёт. А Рита – доярка, – продолжала она, – три раза в день на дойку мотается. А летний пригон у них – за Дубравкой, на автобусе ездят. Да своей скотины полон двор. Когда ей косить? Я вот помогаю. А отцу некогда – на работе целый день.

– А где ж её муж-то, как бишь его?

– Серёга? Да он на заработки подался в Москву. На стройке работает. Там хоть деньги платят. А здесь-то что?

– А как же Рита одна с тремя детьми, с работой, с хозяйством?

– Как? Да как все. Я помогаю. И дети тоже. Старшему уже восемь. Большой! Скотине корм даёт.

Нюра вздохнула и удовлетворённо начала перечислять:

– Две коровы, три телёнка, да поросята, да овцы, да лошадь скоро ожеребится, да куры, да утки, да гуси, да цыплята.

У Аллы Николаевны закружилась голова:

– Когда же она всё успевает?

– Успевает. Как все. Вот овёс косить надо. Мне бы хоть ей помочь. А тут этот скотина нажрался и дерётся.

– А что ж он дерётся-то? Чего ему надо?

– Чего? – горько ответила Нюра. – Денег. Я деньги от продажи поросёнка у него потихоньку, пока он спал, забрала, пока все не пропил. Так он теперь их ищет.

– Вот, – добавила она тише и протянула Алле Николаевне свёрток, – Вы у себя где-нибудь спрячьте, а я потом заберу.

– Нет, – стала отмахиваться Алла Николаевна, – ты их лучше на книжку положи.

– Да я уж положила, – ответила Нюра, – это паспорт мой и сберкнижка. А то найдёт и заставит деньги снять. У вас надёжнее. Дома же – нету и нету.

Алла Николаевна вздохнула, взяла свёрток, встала и отнесла его в верхний ящик старого массивного комода, стоящего в комнате.

– Заберёшь, когда будет нужно, – сказала она, вернувшись. – Ты работаешь, Нюра? – участливо спросила она.

– На ферме, – ответила Нюра и принялась перечислять, – девяносто телят, всех накорми, напои, почисти три раза в день.

– Ой, – вдруг притихла и замерла она, – кажется, пришёл.

– Да, – прислушалась Алла Николаевна, – это его голос. – Не бойся, он сюда не войдёт, – добавила она приглушённо.

В это время у куста сирени напротив стола действительно стоял пьяный, всклокоченный молодой мужик.

– Эта... – говорил он, обращаясь к сидящим у стола Константину Ивановичу и Алле-маленькой. – Мать у вас?

– Нет, – отвечала ему успокаивающим голосом Алла-маленькая, – откуда ей у нас быть!

– А я видел, – настойчиво отвечал мужик, – она к вам пошла.

– Да, заходила, – отвечал Константин Иванович, – заходила и ушла.

– А я смотрел со своего двора. Она… эта-а-а… не выходила.

– Значит, плохо смотрел. Ушла-ушла. Через садовую калитку вышла.

– Может, она к Рите – огородами? – очень натурально предположила Алла-маленькая.

– А чё это её тапки у вашей двери стоят?

– Где? – оглянулась Алла-маленькая, посмотрела на порог и онемела.

У ступенек действительно стояли растоптанные красные тапки с мелкими соломинками внутри.

– Это мои, – тут же соврала она. – Ну где же Олег с детьми? – обратилась она к отцу, стараясь показать незваному гостю, что аудиенция закончена.

– Нет, это материны, – был настойчив он.

– Да ты что, Миш? Здесь вся деревня в таких ходит. А тётя Нюра ушла.

– Ладно, – снисходительно сказал мужик, – не хотите говорить, и не надо. А я тут у вас посижу, подожду на лавочке.

– Ну, сиди, – обречённо отозвалась Алла-маленькая.

– Послушай, Михаил, – взял инициативу в свои руки Константин Иванович. – Матери твоей здесь нет. Была и ушла. И тебе пора домой.

– А чё? – спросил мужик.

– Ну чё? Отдохни, поспи. Устал небось. Вон жарища-то какая.

– Не, я тут посижу. Не признаётесь, и не надо.

– В чём признаваться-то?

– Вы мать прячете. Я её дождусь.

– Чего ждать-то? – продолжал Константин Иванович. – Иди. У тебя там хозяйство. Дом, скотина.

– Да? – переспросил мужик. – Хорошо, я пойду, – снисходительно согласился он.

С этими словами гость закрыл глаза и уснул, сидя на скамейке и прислонившись к забору.

– Тьфу! – в сердцах воскликнул Константин Иванович. – Что за недоразумение. И часто у них так?

– Бывает. С тех пор как мы приехали, второй раз, – вздохнула Алла-маленькая.

– И всё у нас происходит?

– Нет. В прошлый раз тётя Нюра у Петровых пряталась.

Тут на пороге появилась Алла Николаевна. Она оценила взглядом ситуацию и сказала:

– Так... Это надолго.

– Угу, – хором хмыкнули дочь и муж.

– Мать у вас? – вдруг раздалось со скамейки.

– Да ты что, откуда! – ответила Алла Николаевна. – Она к Рите собиралась. И ты иди. Иди-ка, Миша, домой.

– Щас, – охотно отозвался мужик и опять закрыл глаза.

Но Алла Николаевна была настроена решительно.

– Миша!

– Чего?

– Иди домой. К тебе там кто-то приходил. Я видела.

– Кто приходил?

– Не знаю, не разглядела.

– Да? – вдруг встрепенулся и лукаво поинтересовался Миша. – Ладно. Я пойду. А матери передайте – всё равно поймаю.

И он поднялся.

– Иди-иди, – сказала ему Алла Николаевна, – с матерью сам договоришься.

– Я пошёл, – проинформировал всех Миша и скрылся за кустом сирени.

– Наконец-то! – прошептала Алла Николаевна. – Вы тут посидите, а я пойду в дом.

– Что же он так её третирует? – спросил Константин Иванович Аллу-маленькую.

– Да кто его разберёт? Садист какой-то. Алкоголик. Пить ему не на что. Так он с матери деньги требует. А если не даёт – он бьёт её.


– Ну что? – спрашивала тем временем Нюра Аллу Николаевну. – Ушёл или сидит?

– Вроде ушёл, – отвечала ей Алла Николаевна, – сказал только, что ты у нас прячешься. Не поверил, будто здесь тебя нет.

– Я ещё тут побуду немного и на работу пойду.

– Как же ты? А вдруг он тебя там поймает?

– Так там люди. Он на людях не бьёт – стесняется.

– А что же муж-то твой? Он же всё-таки отец ему.

– Да что... Он и отца отметелил месяц назад. Так сцепились! Тот потом два дня лежал у Риты, не вставал. Сейчас только вроде отошёл, он на работе, силос возит. А ночевать мы к Рите пойдём. Скотину, может, Мишка и накормит. А корову жалко. Из стада придёт, так недоена останется.

– Ой, ой, ой, – подпёрла щёку Алла Николаевна, – вы бы в милицию, что ли, заявили. Отца избил.

– Что ж, – горестно вздохнула Нюра, – ну, посадят его. Так угонят куда-нибудь в Сибирь. К нему не наездишься. А не будешь ездить, выйдет – прибьёт за то, что не навещали. А где я столько денег возьму? Сколько эти билеты стоят! Зарплату нам не платят.

– Как же вы живёте?

– Да зерном, мукой, сахаром получаем. Хорошо, если у кого дома пенсионеры. Хоть хлеба купить – деньги всегда есть. А ещё хорошо, если у кого инвалидность. Вот, брат мой инвалидность себе справил, вторую группу, – с гордостью сообщила она и продолжала. – А так – скотину вырастили да продали. Вот и деньги. А тут этот – всё возьмёт да пропьёт. На что жить?

– Вы бы женили его, что ли. Может, тогда он остепенится.

– Да кто за него пойдёт? Все знают, какой он. Вот в прошлом году одна согласилась из Никитовки. Почти три месяца у нас жила. У неё дома и того хуже – отец очень буйный. Так пьёт, так пьёт! А потом гоняет всю семью. Страсть! Ей мой Мишка после отца родного – телёнок ласковый. Она тут и отдохнула. Но недолго. Надоело даже ей. Бросила всё и уехала. Ладно, пойду. Спасибо вам. Извините. Посмотрите только – не видно его во дворе?

Алла Николаевна вышла на улицу, вернулась и сообщила, что никакой опасности ни в их дворе, ни в обозримых окрестностях нет.

И Нюра, ещё раз рассыпаясь извинениями, ушла на работу.

Через какое-то время близнецы вместе с отцом и уловом вернулись с речки, усталые, голодные и счастливые. При свете зажжённого на ночь прожектора они и умяли пирог.

Косу никто не замочил. И Константин Иванович проспал всё солнечное, яркое и великолепное утро сном праведника.

В половине десятого Алла Николаевна возвращалась с хлебом из магазина и встретила Нюру совсем недалеко от дома. Нюра была закутана в белый платок, что не скрывало подбитого глаза.

Поравнявшись с Аллой Николаевной, она заплакала:

– Ой, видите, что сделал-то. Я с работы шла к дочери. Уже темно было. Так он подкараулил меня. Как даст! «Давай деньги», – говорит. А где я их возьму?

Нюра горестно помолчала и продолжила свой рассказ:

– Сейчас вот спит. А я домой ходила. Хоть птицу да свиней накормила. И овёс косить надо, пока дожди не пошли. Не слышали прогноз – осадков не передавали?

– Нет, дождей не обещали. Всю неделю сухо будет.

– Вот и хорошо. Хоть овёс просушим и уберём.

– Послушай, Нюра, – сказала Алла Николаевна, – что же вы так мучаетесь? Напиши заявление участковому, пусть приструнит его.

– А ну как посадят? Жалко ж. Дитё ж, – философски вздохнула Нюра, постояла минутку и пошла по тропинке в сторону речки, туда, где ждал её овёс.

А день разгорался, предвещая долгую душную июльскую жару и беспрерывную, бесконечную работу.



("Коллекция характеров". Рига, "Gvards", 2008.)