Пробки

Иван Кузьмич устроился на заднем сиденье служебного автомобиля и огляделся по сторонам.

Была весна, середина мая. В ярко-зелёной траве цвели жёлтые одуванчики, в садах начинали неистовствовать белым цветом вишни.

Иван Кузьмич, девяностолетний академик, лауреат всевозможных премий, автор огромного и неисчислимого количества работ, светило науки, ехал на заседание учёного совета института, в котором проработал больше полувека.

Жил он практически безвыездно в загородном доме с молодой женой Екатериной Александровной (она действительно была моложе его на двадцать лет), прислугой Клавдией Сергеевной и двумя собаками – волкодавом Брехтом и доберманом Борхесом (Екатерина Александровна была филологом, что не преминуло сказаться на собачьих кличках).

Впрочем, иногда Иван Кузьмич всё-таки выезжал: как теперь – на заседание учёного совета, к врачу, на юбилеи коллег и друзей.

Дочь и сын с четвёркой любимых внуков навещали его регулярно по выходным.

Сам ездить к ним он не мог, поскольку уже несколько лет был лишён самой элементарной человеческой возможности – он не мог ходить.

Иван Кузьмич передвигался по дому и участку в кресле на колёсиках. И жизнь с каждым днём всё больше и больше утрачивала для него свои краски.

Рассудок Ивана Кузьмича был всё тем же: молодым, быстрым, молниеносно ориентирующимся в любой ситуации. Он пристально по-настоящему орлиным взглядом следил за своей отраслью науки, подмечал всё новое, нужное, интересное, имеющее перспективы.

Но в реальной жизни он стал беспомощен, как ребёнок.

От инвалидной коляски его не спасли ни многолетние ежедневные утренние пробежки, ни обливания ледяной водой, которые он совершал практически до восьмидесятилетнего возраста, ни юношеское увлечение альпинизмом, ни зрелое – йогой.

Свой девяностолетний юбилей он встретил дряхлым и немощным стариком. Ему было больно признаться себе в этом, ему было горько и обидно осознавать это, но поделать Иван Кузьмич ничего не мог. Старость жестоко заявляла о своих правах, и ему оставалось только смириться.

Утро было свежим и бодрящим. Роса на юной сочной траве отражала яркие весенние лучи солнца. В такое утро Ивану Кузьмичу хотелось ехать на работу и заниматься там любимым делом. Душа его пела и по-юношески нетерпеливо рвалась к свершениям так же, как и в прежние годы.

Пригородное шоссе было забито машинами до предела.

Иван Кузьмич с удовольствием вертел по сторонам головой, набираясь забытых уже впечатлений.

– Ну что, Геннадий, – говорил он шофёру, – к девяти успеем?

– Успеем, Иван Кузьмич, – отвечал тот.

– Надо было пораньше выехать, – не терпелось Ивану Кузьмичу, – сейчас встанем в пробку и опоздаем.

Он по природе своей был холериком и не умел держать эмоции при себе. К тому же любил давать всем многочисленные советы.

– Да не волнуйтесь вы так, – невозмутимо отвечал ему шофёр, – успеем.

Радио доложило безрадостную сводку о московских пробках.

– Да где же нам успеть! – кипятился Иван Кузьмич. – Вся Ленинградка забита, кольцевая забита, Рязанка забита.

– Время есть, – спокойно откликнулся Геннадий, – я всё просчитал, причём вместе с пробками.

Иван Кузьмич замолчал и принялся опять смотреть по сторонам.

Но долго молчать он не мог.

– Ты смотри, как подрезает! – иногда восклицал он.

– Ну, спешит человек, – добродушно отвечал флегматичный Геннадий.

– А эта, а эта что делает! – показывал пальцем Иван Кузьмич на юную особу в чёрном джипе справа. – Как она едет!

– Как умеет.

Геннадий пропустил непредсказуемую машину.

– Держись от неё подальше! – несколько запоздало поучал его Иван Кузьмич.

– Хорошо, будем держаться подальше, – согласился шофёр.

В общем потоке они добрались наконец до МКАД и свернули на кольцевую.

Иван Кузьмич выдохнул и нетерпеливо посмотрел на часы.

– Пока ничего, – сказал он.

– Нормально.

– Это тебе так кажется. Сейчас точно в какую-нибудь пробку въедем. Там ремонт впереди. Слышал, по радио говорили?

– Время есть.

Иван Кузьмич ненадолго замолчал, наблюдая за ситуацией на дороге.

– Ты не так едешь! – осенило вдруг его.

И он принялся прокладывать свой маршрут. Иван Кузьмич называл улицы, повороты, всевозможные лазейки. До восьмидесяти лет он водил машину сам, хотя имел и служебную с шофёром. Поэтому ориентировался в городских улицах легко и свободно.

Геннадий добродушно слушал его поучающее стрекотанье, никак не отвечая.

– Что же ты молчишь?

– А что?

– Сворачивай! Вон там! За указателем!

– Зачем? Успеем, – улыбался шофёр.

– Впаримся в пробку! А так я тебе дорогу точно покажу.

Но Геннадий делал своё дело так, как считал нужным, зная, что и на другом маршруте будут такие же дорожные заторы.

Поэтому он методично рулил вперёд, пропуская мимо ушей поучения и предложения.

Впереди их действительно ожидала пробка, вызванная ремонтными работами. Они остановились.

Иван Кузьмич обречённо хлопнул себя ладонями по коленям:

– Ну! Что я тебе говорил? – воскликнул он.

– Что?

– Пробка, брат!

– Ну и что?

– Так время-то идёт!

– Всё просчитано. Не волнуйтесь.

Чувствуя свою зависимость и одновременно невозможность что-то изменить, Иван Кузьмич замолчал. Но долго пребывать в беззвучном состоянии он не мог. Поэтому по прошествии нескольких минут опять принялся хлопать себя ладонями по коленям.

– Ну и ну! – приговаривал он.

Потом он принялся похлопывать ладонями по сиденью.

Немногословный Геннадий невозмутимо слушал радио.

Справа и слева от их машины стояли две длинные и высокие фуры, образуя узкий коридор, в котором отвыкший от дорожного движения Иван Кузьмич чувствовал себя очень неуютно.

Иногда они медленно и незначительно продвигались вперёд.

В целом же ожидание было томительным.

Чувствуя, что с Геннадием не очень-то поговоришь, Иван Кузьмич достал из кармана мобильный телефон.

– Ну, приветствую, дружище, – бодро провозгласил он.

– Где-где? В пробке стою! А ты?

– Тоже стоишь! А у вас там что?

– Ах, ремонт! И у нас ремонт!

– К девяти-то успеешь?

– Успеешь, говорю, к девяти?

– Да вот, Геннадий уверяет, что успеем.

– Ну, до встречи!

– До встречи, говорю! Что за связь! Займи мне там местечко рядом с собой.

Эмоции были выпущены. И на какое-то время Иван Кузьмич угомонился. Он сидел, пытаясь слушать радио, и наблюдал за дорогой.

Медленно, но верно, с частыми и долгими остановками машина продвигалась вперёд.

– А вот я помню времена, когда пробок не было, – начал со скуки предаваться воспоминаниям Иван Кузьмич.

– Едешь, бывало, по утренним улицам! Никого! Ширь, простор! А теперь что!

– Времена такие, – ответил Геннадий и, проехав очередные пять метров, остановился.

Однако со временем участок, где шёл ремонт, они благополучно миновали. Поток машин свободолюбиво, напористо и уверенно пошёл вперёд. И они на довольно приличной скорости стали двигаться дальше.

– Уф-ф-ф! – с облегчением сказал Иван Кузьмич. – А я уже было запаниковал!

– А чего паниковать?

– Едем, брат! Едем! Успеем?

– Успеем! – терпеливо откликнулся шофёр.

И ещё очень долго, пока они ехали по МКАД, пока сворачивали на Рязанское шоссе, пока медленно тащились в общем потоке, Иван Кузьмич начинал дёргаться, нетерпеливо подпрыгивать и спрашивать Геннадия, успеют ли они к назначенному часу.

За время медленного продвижения он ещё раза четыре доставал телефон, названивал коллегам и интересовался степенью их отдалённости от института и скоростью продвижения. Иван Кузьмич суматошно охал, ахал, говорил «уф-ф-ф!» или «опять встали!», хлопал ладонями и выказывал все признаки нетерпения.

Геннадий невозмутимо рулил, терпеливо и привычно тормозил и снова трогался, не стремясь мысленно обогнать время, распланированное и отведённое на стояние в утренних пробках.

В половине девятого машина была у институтского подъезда.

– Успели! – радовался Иван Кузьмич. – А я думал – всё. Никак не доехать вовремя!

– Как не доехать? Доехали! – ответил шофёр.

Геннадий неспешно вышел из машины, открыл заднюю дверцу, бережно взял Ивана Кузьмича на руки, захлопнул дверцу ногой и понёс светило на учёный совет.

А там Иван Кузьмич, мгновенно преобразившись и прекратив быть ребёнком, блистал, делал резонные замечания, умные и конкретные предложения, словом, был тем, кем он был.


("Коллекция характеров. Sequel". Рига, "Gvards", 2010.)