Дневник IV-17 Антокольский, И. Нагишкин

Дневник IV-17 Чуть-чуть о Игоре Нагишкине

7 января 1998 г. Поэт Павел Григорьевия Антокольский как-то побывал в Шахматове на том месте, где была усадьба деда Александра Блока. Там всё заросло.

"Вся окрестность вокруг опустела и обезлюдела... на пять км вокруг никакого человеческого жилья. Всё пусто и дико... И это невыразимо печально. Это был цвет и краса народа, в последнюю очередь цвет и краса дворянства. Поколения русских людей создавали эту высокую духовность, эту доброту... Как может пропасть такая напряжённая и так много значившая человеческая жизнь? Как могло случиться, что никому не захотелось хоть что-нибудь сохранить здесь? Ведь были же друзья, родные, поклонники, почитатели... Были исследователи...

Весь день под гнётом того, что видел в Шахматове. (Из дневника Антокольского, 1964 год)

Пришла Лена бард, мы с ней веселились, напялили на себя одежды, разыгрывали сценки. Я подарила ей платье жены певца Евгения Нестеренко, оно ей к лицу. Я чувствовала себя клоуном. С детства я любила сидеть перед зеркалом и произносить монологи и диалоги, которые тут же придумывала.

8 января. Павел Григорьевич Антокольский: "Начал читать (Книгу Эммы Гернштейн "Судьба Лермонтова") и через каждые несколько страниц бросаю читать в сильном волнении: как всё было в этой судьбе загадочно, всё полно значения, гораздо большего, чем прямого. Лермонтов непрерывно, помимо воли обжигал других людей и ещё более обжигался сам при этом. Самый необыкновенный человек в русской культуре."

9 января. У меня в гостях Лена Ил. и её друзья. Смотрели телевизионный фильм обо мне, потом дивные фотографии Михайловского и монастырей. Отменный вкус и улавливание тайны природы, фотографии выполнены Олей.

10 января. Смотрела фильм о балерине Спесивцевой, её разлюбил мужчина, она сошла с ума. Умерла она 96 лет в доме для престарелых в Нью-Йорке.

11 января. Антропософы поставили спектакль «Подснежник», я пела в квартете.  Потом занимались эвритмией. Детей развлекали чудными русскими народными песнями, дарили подарки, поили их и нас чаем со сладостями.

12 января. Не занимаюсь творчеством из-за апатии и слабости. Упиваюсь красотой старинных платьев, интерьеров в костюмных фильмах.

13 января. Павел Антокольский: "До тех пор, пока художник (любой, в любом искусстве) не поймёт и не решит окончательно, что он - волшебник и обязан быть волшебником, что в этом и должно состоять его умение, мастерство, искусство - до тех пор он вообще не художник".

14 января. Пела на клиросе в монастыре в центре Москвы на Никольской улице, рядом стоял чтец Игорь Нагишкин, мой бывший друг. Он постарел, у него уставшее лицо, он красив, немного потускнел. Читал он механически, отрывисто. Службу он знает превосходно.

16 января. С Леной бардом сидели дома и чинили одежду. Стихи мои она не воспринимает. Но хорошо воспринимает она поэтессу Щипачихину. Наши мнения по тому или иному поводу расходятся иногда, и я всегда слышу из уст её возглас: «Неправда!» Я заметила ей, что так вести беседу нельзя, надо уважать мнение другого человека, он имеет право на собственные мысли, и это нельзя называть неправдой, у него своя модель мира.

17 января. Сидела на кухне у Вадима Георгиевича. Появился Эрик и не поздоровался со мной. Вадим что-то говорил почти в прострации, его почти не слушали. Он похудел, одряхлел, ходит маленькими шажками, держась за стены. Имя «Эрик» Вадим произносит через каждые несколько слов.

Толя пошёл меня провожать, мы поговорили о проблемах Эрика, пришли к выводу, что он должен жить один и не устраивать богословских диспутов, он противоречив и не очень умеет общаться с людьми. «Передай Эрику, чтобы он не гневался на меня, я не питаю к нему дурных чувств, передай ему привет. Спроси, когда он заберёт свои книги», - попросила я Толю.

Читаю «Третий глаз» Лапсанга Рампы. Я чувствую его живое присутствие. Он в сане ламы, сейчас он живёт в Америке. Ездит в инвалидном кресле. У него потрясающий литературный дар.

23 января. Пою в разных храмах по приглашению регентов. Апатия при мне.

Три часа разговаривала по телефону с отцом Андреем обо всём на свете. Он не давал мне говорить. Часто говорил: «Дайте мне досказать...». Наверное, ему не с кем поговорить...

26 января. Вера С. по телефону рассказывала мне теорию Эрика: мир лежит во зле,  зло абсолютно, добро — иллюзия. Гитлер и Сталин обнажили иллюзию добра, добро перефирийно. Страшная, безбожная теория. Может быть, Эрик болен? Вадима положили в больницу.

29 января. Я окончательно одичала и почти никуда не езжу, только в храм.

31 января. Я выбралась на Линника. «Вы похорошели», - сказала я ему. "Вы тоже.  Впрочем, Вы всегда были хорошенькой!", - ответил он.

Наташа К. моя врагиня, она постоянно нападает на меня совершенно несправедливо. Она зла, а я яростна. Враги...

С Женей Шехтер мы посетили Сашу Тимофеевского и Наташу.

1 февраля. Люди, которые не дорожат моей дружбой, перестают меня интересовать,  увы.

5 февраля. В три часа дня я читала маленькую трагедию Пушкина «Моцарт и Сальери» в школе перед детьми. Вечером пела в храме.

Потом в доме Васильчикова мы с Леной Вершинкиной, бардом пели на два голоса Блока «Белый конь чуть ступает усталой ногой» и Арсения Тарковского «Вот и лето прошло». Музыка на эти стихи моя.

Из выступающих мне понравились умные стихи Аркадия Попова. Он высокого мнения о моей поэзии, удивляется, что у меня нет книги.

6 февраля. Читала Иосифа Бродского — умён чрезвычайно.

8 февраля. Пела с Верой Малый в храме у метро Чертановская. Стройности не было, выделялся бас. Никто кроме меня не крестился. Люди приходят в храм на работу, а не на молитву...

9 февраля. Рассказы Тани К. о жизни в Германии. Когда есть материальные блага,  то получается, что Бог не нужен, иссякает стремление к Нему, нет поиска Его. На лицах улыбки, все довольны, у всех хорошие мины. Плохие чувства принято скрывать. В гостях кормят кусочком кекса, на обед дают протёртый суп. Никаких интересов.

Читаю Лидию Чуковскую о Фриде Вигдоровой — святой нашего времени. Она многим помогала, она защищала Иосифа Бродского, когда его судили.

9 февраля. Погружаюсь в глубины души Иосифа Бродского.

11 февраля. Звонил Виталий Ак., звал меня на концерт М. А. Кукулевича. Я сказала ему, что обиделась на него. «Да брось ты, я так и с Натальей (своей женой) разговариваю». Вот как всё просто и незатейливо... Однако, он извинился.  Неприятный осадок в душе стал рассеиваться.

Нет отзыва слепой душе моей,
Она вибрирует в пространстве
Полубезумных площадей,
Привыкшая к своим мытарствам.

Кто ей сродни? Вульгарный бас поёт,
Вопит эстрада стервенело.
А мне то что, а мне какое дело
До их визгливых, пошлых нот?

Сквозь инфернальный проступает вой
Век Баратынского стопой несмелой.
Я не отсюда. До меня нет дела.
Я лишний здесь, всему, всему чужой.

Иосиф Бродский ушёл от нас и заполнил собой наши души. И Булат Окуджава, и Высоцкий.

Высоцкий дивно играл арапа Ибрагима в фильме — какое благородство.

Тревожно в мире. Америка хочет бомбить Иран. Безумие продолжается.

Мой рисунок.