Под сенью великого дуба

Ветер гудел, пронизывал насквозь, но под кроной старого дуба его власть заканчивалась. Он не смел нарушать заповедную тишину святилища, и я знал это.  Казалось, погоня прекратилась, но сердце всё ещё дрожало от страха. Мои враги были здесь – в дубраве. Я не видел их лиц, лишь едва уловимые фигуры, скрытые от глаз тенью лесного плаща. Они притихли, ожидая скорых сумерек, но глухие звуки падающих жёлудей, как предупреждающие знаки, напоминали о них.

Пока я находился под священным деревом я был неуязвим, но вечно мне здесь не пробыть… да и не питаться же жёлудями, как дикому кабану.  Кабан, дичь, а ведь я и есть дичь, загнанный в ловушку зверь, которого вот-вот поймают.

Я прикоснулся к старому дубу, провёл ладонью, обнял, прислонился спиной к могучему стволу.  Моя усталость постепенно уходила, во мне созревали новые силы, новые мысли, новые надежды…

Над головой кружили неугомонные белки, на земле копошились сойки и дрозды, совершенно не обращая внимания на беглеца, спрятавшегося под кроной.  Они делали запасы, чтобы выжить в холода, они продолжали жить и не знали часа своей смерти. Я завидовал им,  прячась под сенью древнего дуба, под его защитой, пока.

Ветер рвал тонкоствольные яблони и рябины, срывал лесную ягоду, град из жёлудей стал сильнее и громче. Мне на грудь упала ветка омелы.  Прозрачные как капли росы молочные ягодки поблёскивали в моей ладони, время тьмы приближалось – моё последнее время.

Дубрава скрежетала узловатыми ветвями и сухой листвой, я как зверь чуял охотников, что стерегли меня в кустах, и это было невыносимо. Моё недавнее отчаянье сменилось лёгкой грустью, терзающей душу тоской, словно что-то изнутри царапало, медленно подкрадываясь к горлу.  Это сводило с ума.

Дуб согласился со мной, он ведал многое и все те жертвы, что свершались у его могучих корней, были не более чем падающими жёлудями, слишком тяжёлыми, чтобы продолжать висеть на нём.  Пришло и моё время припасть к земле…

Я вышел из святилища. Тьма окружила меня, обволокла, приковала своим пристальным взглядом. В лесу послышались звуки, будто крики птиц, но так перешёптывались мои враги. Они долго ждали, они заслужили по праву. Я не видел их, но их видел дуб и ветки протяжно скрипнули.

Воздух прорезал свист, быстрый, как молния. Острая боль пронзила грудь, я рухнул в сухие листья, загребая их руками, как спасительное лекарство от смерти. Дуб следил за мной, я заметил, как он почернел, словно тьма вплелась в его ветви. Я тоже был во тьме и в ней я увидел Охотника. Он наклонился надо мной, его голову венчали огромные рога, излучающие лунный отблеск. Тисовый лук обвивала бараноголовая змея, и лесные звери сидели у его ног. Я взглянул в глаза Рогатому богу* и увидел бездонную черноту.

– Ты пришёл за мной?
Охотник не ответил, он лишь посмотрел на святилище и протянул мне руку.

…Над головой качались дубовые ветви, всё те же знакомые ветви древнего дуба. Боль напомнила о себе, едва я шевельнулся. Моя рана была перевязана, а рядом со мной сидел старый друид.

– А где Охотник? – спросил я старика.

– Охотник ушёл без тебя. Сила священного дуба не дала тебе умереть. Поблагодари его за это, – улыбнулся седобородый врачеватель.

– Спасибо, – с трудом выговорил я и получил жёлудем по голове.

Дуб услышал.



* Рогатый бог –  Цернунн (др.-кельт. Cernunnos, буквально «рогатый» также встречается написание Кернунн). В мифологии кельтов бог леса, охоты и плодородия, правитель подземного мира, привратник на границе жизни и смерти. Цернунн всегда изображался с оленьими рогами на голове и в окружении диких зверей.