Осень. Бывает грустно

              – Ты знаешь, – папа зашел и сел на мишкин диванчик, – я однажды видел соревнование Владимирских тяжеловозов.
              Давно было, – мальчишкой был.
              Так вот там, так всё выглядит со стороны, – идет этакий здоровенный конь, впряженный в телегу, а вдоль дорожки стоят мужики с мешками, в которых песок, и кладут они эти мешки на повозку до тех пор, пока конь не встанет.
              А потом мешки считают. В каждом вес известен.
              А конь стоит и тяжело так дышит. Ждет, пока посчитают.  И знаешь, такое у него виноватое выражение глаз, что, мол, – «извините, что остановился».
              У них, знаешь, такая бахрома над копытами, как у девчонок сейчас на сапогах зимой, стоит, значит, кается, что встал, не оправдал надежд, а бахрома подрагивает.
              Вот и считают, при скольких мешках конь встал, – сдался, значит.
              Я вот думаю – мешки по весу одинаковы, но какой-то, наверное, был самый тяжелый для коня. А встал, – так много их.
              Так и человек, – прет прожитые годы, хотя знает, шаг вперёд –  там новый мешок на холку. Хочешь дальше иди, хочешь – стой. Вот!
              Сидим, молчим.
              – Что я тебе хотел-то сказать? – папа прервал молчание, – А…а…а! Провожал сегодня Антошку на работу. Попил с ним чаю. Невесёлый, что-то он. Спрашиваю: «Что смурен-то?..» Говорит: «Да, так. Что–то подустал я, дед!..»
              Оно, конечно! Дети, дом, мы, работа… да и по-молодому много чего хочется.
              Да–а–а!
              …Может тогда, в субботу–воскресенье  пруд почистим, на весну глядя. А?
              Все вместе управимся быстро. Мальчишки нехитрую науку освоят.  И зимой пруду полегче будет. Карасям просторнее. Ил для земли не повредит. А?
              Потом банька. А?
              … Или с мальчишками пусть яблони известкой покрасит. Листву сгребут.
              …А мы с тобой где-нибудь дохлую крысу найдем… на веревочке, чтоб удобнее было вертеть…
              Мы засмеялись.
              – Надо бы  найти ещё обломок губной гармошки и  «ключ, который ничего не отпирает», – сказал я.
              – И собачий ошейник без собаки… а вот старая оконная рама  уже есть! – папа встал и пошел на кухню.
              – А синий осколок бутылочного стекла, «через который можно смотреть» найдём! – крикнул я ему вслед.
              – Ура!.. Теперь есть ещё и старая апельсиновая корка, – раздалось из кухни вместе с запахом, почему-то, мандаринов, детства  и Нового года.