Паук. Пролог

Он

Мерный стук настенных часов раздражающе отдается у него в голове. От полуоткрытого окна доносится шум проезжающих поездов, гул автомобилей, топот нескончаемых прохожих. Вероятно, эта дура опять забыла занавесить шторы. Он готов поклясться, что слышит даже дыхание этих суетящихся муравьев снаружи. Сколько сейчас времени? Час дня? Два? 

Липкие и противные лучи обжигающего полуденного солнца медленно подкрадываются к нему. Кровать стоит перпендикулярно окну, поэтому он лежит в сравнительной тени, но они уже слишком близко. Он щурится: не может полностью открыть глаза - так ярко и глубоко они проникли в его уютную берлогу.Черт подери, она ведь знает, как он ненавидит просыпаться от этих отвратительных прикосновений света. 

Ему кажется, будто его комната уже не его. Все, что здесь было привычным: стол, весь заваленный в склянках, письменных принадлежностях, бумагах, расчетах и схемах; старое кресло, придвинутое вплотную к столу; книжный шкаф, пол, покрытый газетными вырезками; стены, завешанные его трудами и работами, - все это кажется чуждым ему. 

Тишины и темноты молит это помещение, неужели она не понимает и не видит таких очевидных вещей? Нужно подняться, сейчас же, и втолковать ей парочку правил в его доме. Только сначала убрать этот раздражающий столп света, который успел добраться до противоположной стеныпрямоугольной комнаты. 

Ловким и четким движением он дергает тяжелые, темно-изумрудные шторы вбок, тем самым занавешивая окно и погружая комнату в спасительную темноту. Затем резко встает с постели и, не отодвигая штор, не глядя, закрывает окно. Становится тише. Часы все еще отстукивают чечетку, но этот шум уже не так раздражающе централен в его мозгу. Он проводит рукой по лицу, успокаивая дыхание и одновременно прислушиваясь к звукам небольшой двухкомнатной квартиры. Ее не слышно. Какой сегодня день? Кажется, еще не выходные, значит, она смылась на свою любимую работу. Тем хуже для нее, к вечеру он будет еще более зол. Уровень агрессии всегда почему-то поднимается с наступлением темноты, хоть он и любит ночь. 

Открывает дверь, запертую на замок, идет по тускло освещенной квартире на унылую кухню, выдержанную в бежевых тонах. Он хотел темно-синий, но в тот день какие-то неясные и странные порывы мягкотелостивзяли власть над рассудком, и он уступил ей. Она молила о чем-то светлом, жалуясь, что их квартира наводит на нее депрессию. По его мнению, это самое уютное место на свете. Наверное, поэтому он редко выходит на улицу. Зачем идти туда - в шум, гвалт, толпу? Здесь он может творить и созидать, делать вещи, недоступные пониманию обычного человека. 

Только она понимала его. Как бы сильно он не злился на нее сейчас, он был благодарен ей за понимание, ведь она уважала его творчество,хотя сама была полной бездарностью, а все эти ее каракули для чертового издательства не более, чем шалости, она сама так говорила. Он пробовал приучить ее к искусству, но, знаете, у некоторых людей как барьер стоит: их сознание не может выходить за определенные пределы, воображение ограничено рамками повседневной действительности, все, что они могут сотворить так канонично ипривычно, что не трогает душу, а к чему тогда это все? 

В холодильнике шаром покати. Почему она не умеет готовить?
Сморщившись, достает пиццу из морозильника и кладет в микроволновку. Отличное начало дня. Делает себе кофе, садится за простой стол,покрытый какой-то уродливой клеенкой, и слушает, как готовится пицца. Думает о работе. О ней. О прошлом. 

Прошлое имеет странное свойство засасывать в пучину воспоминаний, напрочь отгораживая человека от реальности. Он так много вспоминал, размышлял и мечтал, что порою не мог отличить, что было реальным событием его жизни, а что лишь плодом пылкой фантазии. Однако он никогда не забудет лето 2003 года. То время навсегда в его памяти – настолько оно яркое инезабываемое. Тогда он встретил их. 

Их пятеро: каждый имел по одной тайне и одному страху. Так сладко было наигрывать на них различные мелодии в угоду его темной душе. Ох и повеселился же он летом 2003го! 

Усмехнувшись, ставит кружку в раковину, заваленную немытой посудой, и уходит обратно в комнату, напрочь забыв о пицце в микроволновке.

***
Она

Не спеша и аккуратно, стараясь не шуршать целлофаном пакетов с продуктами, она пробирается в темную квартиру. На ощупь закрывает дверь ключом, на ощупь идет в направлении, где предположительно должна быть кухня. Судя по липкой, словно осязаемой тишине, повисшей в воздухе, в квартире никого, кроме нее нет. Тем лучше, хотя, где он ходит в половину двенадцатого ночи?

Ах, что это? Беспокойство? С какой стати, оставьте, она вовсе не волнуется. Тем временем, кухня встречает ее холодом, причиной которого послужило окно нараспашку. Он любит, когда холодно. Она же с раздражением опускает пакеты на пол и захлопывает окно.  Одной рукой снимает пальто, другой ищет спички, все так же на ощупь. Обычно все предметы в доме находятся быстро - порядок наводит только она. Но иногда он с ней играет: прячет спички в холодильнике, а свечки выбрасывает в ведро.  Слабый свет уличного фонаря лишь неясно освещает кухонную утварь, все больше рисуя причудливые и жутковатые тени на стенах. Она ругается, но тихо, про себя, хотя сейчас ее никто бы и не услышал. Размеры ее усталости соизмеримы разве что с Тихим океаном, ни больше ни меньше.   

Этой девушке хорошо знакомо чувство повседневности, приевшейся и осточертевшей. Навязчивые мысли о самоубийстве не раз посещали ее: лезвия в ванной комнате, пачка снотворного в аптечке - она часто задерживала свой взгляд на них, и тогда беспокойные мысли обретали покой, будто они долго бродили в поисках выхода и, наконец, успокоились, отыскав его. Однако, она так же твердо знала, что не сделает этого. По крайней мере, не первой. 

Спустя десять минут ее длинные, окоченевшие пальцы нащупывают бумажную поверхность коробка со спичками. Она победно улыбается и  ее улыбка освещается маленьким огоньком только что чиркнувшей спички. Девушка оглядывается и закатывает глаза: как всегда грязь и хаос. Чашка с недопитым кофе, в микроволновке затвердевшая пицца. Он вообще что-то ел? 
Ну вот опять, ругает себя она. Берет чашку, ставит в заполненную грязной посудой раковину - утром помоет. Выбрасывает пиццу в ведро. Что дальше? Нужно найти свечки.

Она по обыкновению задержалась на работе, которую, впрочем, любила. Поначалу приходилось тяжело. Всем нужно было доказывать, что она способна на что-то, а не только является дочкой богатых родителей. По меркам небольшого городка Тихвина Ленинградской области, единственными достопримечательностями которого были Успенским собор и монастырь, ее мать и отец были людьми состоятельными и преуспевающими, так как смогли обзавестись небольшим бизнесом в Санкт-Петербурге, который приносил стабильный доход.  Мама дружила с главным редактором местного журнала, которой как раз в то время нужен был иллюстратор. Так девушка попала в издательство, вспоминая свои навыки в рисовании и экспериментируя с дизайном. 

Коллектив в редакции был исключительно женский. Единственными мужчинами среди них неизменно оставались курьер и охранник, имена которых девушка все время забывала. Среди своих коллег она прослыла мрачной и грустной девушкой, которая то и дело брала сверхурочные, засиживаясь допоздна. В этом почти никогда не было необходимости, работы было не так уж и много, но она стремилась доводить все до совершенства. Окружающие списывали это на стремление показать свои способности, предполагая, что девушка мучается угрызениями совести из-за маминого пособничества (как-то раз она вскользь обронила это, и версия разошлась по всей редколлегии). В действительности, это была лишь десятая доля правды. Ей правда не нравился такой расклад, уж в Тихвине ее могли бы принять без всяких посторонних рекомендаций, достаточно посмотреть на место обучения - государственный университет Санкт-Петербурга. Однако она училась на социолога и так и не закончила: после третьего курса взяла академический отпуск, но не вернулась. Перебралась на постоянное место жительства в родной Тихвин, сняв небольшую двухкомнатную квартиру. Говорили, что девушка вконец разругалась с родителями, но в последний момент мать согласилась помочь ей устроиться.

Ей нравилось работать в издательстве. Работа была творческая, ее мысли все время витали в дебрях фантазии, создавая что-то «непонятное и странное» по версии ее «подруг»-коллег. Она любила часами напролет мечтать, раскачиваясь на кресле и, сняв туфли, закинуть ноги на свой рабочий стол, пока никто не видит. Представляла, как работает в крупном издательстве Питера, рисует иллюстрации к популярным книгам, возможно, вспомнила французский и занимается переводами. 

Единственное, что ей не нравилось - это заниматься механической работой. Одно и то же часами напролет - все это не только наводило на нее тоску, но сводило с ума. Мысли получали свободу и возвращались далеко не в радужное русло. Сегодня она делала подшивку выпусков за последние десять лет. Занятие до того монотонное, что она почти успела пожалеть, что согласилась помочь Алисе. Той нужно было пораньше уйти из-за заболевшего сына. У него были большие карие глаза и широкая искренняя улыбка. Наверное, поэтому девушка в нем души не чаяла и любила дарить маленькие подарки, когда он приходил к Алисе с папой. В последнее время дошло до того, что, заходя в редакцию, парнишка шел прямиком к ней, а не к маме и, протянув пухлые ладошки, спрашивал: «Ты мне дашь что-нибудь сегодня?» Родители принимались отчитывать сына за невежливость, а она смеялась и давала ему новые чудесные вещицы. Например, на прошлой неделе вручила ему «Дерево предсказаний»: за обеденный перерыв смастерила из цветной бумаги и картона деревце с разноцветными листьями, на которых было написано по предсказанию. Всего их было семь и каждое утро мальчик должен был срывать по одному и следовать своему будущему, а иначе старушка-Судьба разозлится и накажет его. Парнишке было четыре года, а у нее был нестандартный подход к воспитанию детей.

Она научилась делать что-то вроде укромного спального местечка из стопок журналов и буклетов. Иногда даже брала с собой подушку, зная заранее, что домой будет повод не пойти. На следующее утро коллеги заставали ее еще спящей и очень беспокоились. «Как, такая талантливая и красивая девушка, а все время отдает работе!» - шептались они между собой.  Возможно, она и производила впечатление одинокой двадцатипятилетней девушки, живущей в пустой и холодной двухкомнатной квартире, куда сама не рада возвращаться, но людям невдомек, что все, что ее касается, стоит подвергать сомнениям, ведь, если задуматься, никакие предположения, не основанные на прочных фактах, не лишены двусмысленности. Она, в свою очередь, не спешила раскрывать все карты, потому что слишком многое скрывала, а, рассказав одну часть правды, так или иначе потянешь и за другую. Но наличие парня она решила не скрывать и вскоре пожалела об этом.

Вышел разговор примерно такого содержания:
- Милая, ты совсем себя не ценишь, тебе нужно больше отдыхать, ухаживать за собой. Смотри, ты же совсем измождена, синяки под глазами, бледная. Возьми отгул, приведи себя в порядок. Да и молодой человек тебе бы не помешал. Пошли с нами в тот очаровательный бар на углу, у меня есть для тебя кое-кто...
- Нет-нет, Свет, спасибо, правда. Но, боюсь, моему молодому человеку это не понравится.   
Тут ее подруги с работы делали большие глаза и не сдерживали удивленных ноток в голосе.   
- Как? И ты молчала? А кто он, как зовут? И давно вы вместе? У вас все хорошо, а то ты так несчастно вы… 
- Да, все прекрасно. Он у меня художник, сами понимаете, что иногда с такими бывает сложно, - нервный, но необходимый в этом месте разговора смех, - Его зовут Ваня, мы вместе уже давно.   
Света переглядывается с остальными подругами. 
- Давно? И что же не женитесь? 
- Он просто художник, - просто улыбается она, будто все и так очевидно.
И вот оно. То, к чему неизбежно привел бы такой разговор. 
- Так познакомь нас! Давайте вместе сходим куда-нибудь, посидим, поболтаем. Мой муж тот еще эстет, ну ты знаешь, думаю, они найдут общий язык!   
- Как-нибудь обязательно». 

С тех пор, из чистого женского любопытства мечтая увидеть «этого таинственного художника», коллеги не давали ей покоя. Знакомство с ее «парнем» было невозможно. Она сомневалась, что подруги поймут его специфический подход к искусству. Поэтому, в конце концов, придумала душераздирающую историю расставания. Ирония заключалась в том, что девушка любила представлять ее себе, а потому продумала мельчайшие подробности - от времени года (осени) до погоды (проливной дождь). Лишь причину разрыва пришлось сочинить ненастоящую – якобы он любил спать с молоденькими натурщицами. 

Итак, как-то дождливой осенней ночью она приходит домой с работы, зажигает свечу (по официальной версии для подруг: включает свет в квартире), осторожно крадется к его комнате, стараясь не смотреть вниз на всю эту грязь и ошметки чего-то непонятного и зловонного (по официальной версии: не обращая внимания на валяющиеся повсюду предметы одежды), открывает дверь и видит его, уснувшего за рабочим столом, (по официальной версии: уснувшего в объятиях с любовницей). Подходит к его картинам, стоящим на полу, висящим на стенах, наброскам в ящиках стола, готовым моделям и рвет, рвет это все к чертовой матери. Он просыпается и первые пару секунд ничего не понимает спросонья, а она улыбается  и смеется ему в лицо. Потом он кидается на нее, замахнувшись, чтобы ударить, или начинает орать; но она успевает выскользнуть из комнаты и захлопнуть дверь на щеколду (он и не заметит, что она попросит мастера поставить замок, пока его не будет дома), в рекордное время собирает вещи и навсегда уходит из этого отвратительного места.   

Подруги под конец истории восхищенно глядели на нее, называли его «козлом» и говорили, что она правильно поступила. Спрашивали, где девушка теперь живет, вынуждая придумывать адреса «нового» места жительства.   

Только все это ложь, жалкий фарс. Почему этого до сих пор не произошло, оставаясь лишь плодом ее фантазии?

Ведь каждое возвращение домой было пыткой. На работе она могла отвлечься, уйти в светлый и яркий мир воображения, и этот мир совсем не похож на ее жизнь и квартиру в частности. Там темно, мрачно и сыро.   

Она распахнула бы все окна и сорвала все шторы, чтобы выветрить мерзкий затхлый запах. Она убрала бы всю грязь и мусор из каждого крошечного угла (хотя терпеть не могла уборку). Она бы продезинфицировала там все к чертовой матери и опрыскала бы стены святой водой. Но эта девушка вовсе не набожна. Она просто убеждена, что иначе эту вонь не уберешь. 

Кроме того, у нее дома нет электрического света. Не потому что она забывает платить по счетам, а потому что тот человек, с которым она живет, не выносит его. У девушки ужасная близорукость, минус пять. Врачи удивляются, как это она смогла в таком возрасте за такой короткий срок так посадить зрение, не имея для этого наследственной предрасположенности. Она пожимает плечами и что-то бормочет про долгие часы, проведенные за компьютером.

Ее заветной мечтой в последнее время стало бы уметь исчезать, проваливаться сквозь землю на какое-то время, так чтобы никто на свете не мог бы добраться до нее. Коллеги с работы злили ее, случайные прохожие раздражали, а его она ненавидела.

Так ли сильно ненавидела? 
Стоит вернуться в прошлое, на лет пять назад, чтобы понять, насколько.