Ребёнок индиго

Святая невинность с глазами горгоны
Дети с душою цвета индиго
Вы нам напрасно чините препоны
Ваши души для нас - как раскрытая книга
    (группа Отто Дикс "Индиго")



 Небо сегодня весь день было глубокого лазоревого цвета. Чистое без единого облачка, не по-осеннему ясное. Эта бездонная синева завораживала, манила и звала. Небо было настолько невыразимо прекрасным, что Вика всю прогулку простояла задрав голову вверх, любуясь этой холодной красотой. Почему-то она знала, что там, в этой бесконечной синеве, очень холодно. Но от этого знания небо всё равно не становилось менее притягательным и манящим.
Тоска, неясная и глухая сжимала детскую грудь. Вика тосковала по небу, по бескрайнему простору и обжигающему холоду. "Ты знаешь" - шептал ей кто-то внутри. - "Ты ведь всё знаешь." И она соглашалась. Да она знала. Она ВСЁ знала. Она знала, что когда-то летала там, в этой холодной небесной лазури. Знала и то, что если подняться совсем высоко, то, лазурь начинает смешиваться с чернильной тьмой, а холод вымораживает все человеческие чувства…
И вот теперь, она стоит здесь, в этом странном непонятном мире и с тоской смотрит в прекрасную синеву. А ещё она знает, что путь её в этом мире будет долог и труден. И что никогда, ни на один день, ей не избавиться от тоски по полётам в этом бескрайнем небе. Печаль от того, что теперь всё именно так, глубока и беспредельна. Но всё должно быть так. Именно так, а не иначе. И ей, Виктории, остаётся только пройти весь путь до конца, чтобы вновь попасть в эту глубокую синеву.
Воспитательница тормошит, отвлекает её от созерцания глубокой лазури. Другие дети совсем не обращают внимания на небо, и Виктории становится больно и горько. Хочется плакать, но она знает что нельзя. Алла Сергеевна начнёт спрашивать: "Что болит? Где болит?" И как ей рассказать, что болит и тоскует то, чего по мнению Викиного отца не существует и быть не должно в этом мире.
"Душа?! Чушь! Всё это - выдумки! Нет! И ещё раз нет! Наш мир, ма-те-ри-аль-ный! Её просто не может быть в нашем мире!" - она помнила, как горячо и яростно доказывал невозможность существования души отец. И в конце концов, все кто был у них в гостях, согласились с ним. И как им всем, могла рассказать Виктория, что может видеть эти самые нематериальные души? Что помнит, о прошлой жизни, что внутри чувства, которые не может испытывать нормальная девочка её возраста. Она знала, что зачем-то пришла в этот мир, зачем-то очень и очень важным, только почему-то забыла, что же ей нужно тут найти?..

Виктория сидела на качелях и лениво болтала ногами. Было уже поздно, но её ещё не забрали из садика. Алла Сергеевна сердилась. Она уже перестала ей улыбаться. Перестала подбадривать: "что вот сейчас, оглянуться не успеешь, за тобой придут." Воспитательница нервно посматривала на часики и, качая головой, заводила глаза наверх, так что  становились видны белки.
Вика стала замерзать. И ещё, хотелось есть. Но ещё она знала, что сегодня за ней никто не придёт. Все забыли о ней. Сегодня в их семье горе. Ещё утром всё было хорошо и ничто не предвещало беды. Наверное, так думала её мама, а теперь - чёрное беспросветное горе. И только она, маленькая девочка, знала о том, что будет.
Иногда, Виктория мечтала. Мечтала о том, как было бы здорово, ничего не знать! Не уметь видеть огоньки душ и жить как все другие люди, для которых есть только один мир, и одни единственные обитатели этого материального мира. Ей казалось, что тогда, она была бы счастлива. Какое это счастье - быть просто глупой маленькой девочкой, которая не знает, что её ждёт впереди. Разве может быть что-то прекраснее?
Быстро и зло процокали каблучки воспитательницы.
- Нет, это, уже не лезет ни в какие ворота! В конце концов, могли бы твои родители и позвонить! Ведь они же нормальные, непьющие. А то не звонят и сами трубку не берут!
- Мама не может, - грустно пояснила Вика.
- Это почему? А твой папа? - Алла Сергеевна сняла девочку с качелей и взяла за руку. Детская ручка была ледяной. Она нахмурилась. Конечно, ребёнок уже уйму времени дожидается пропавших родителей, а те и не думают её забирать.
- А папа тоже не может. Он сегодня потух совсем. Я думаю, он уже ушёл.
- Вика, ты же в этом доме живёшь? - показала рукой на дом рядом с их садиком воспитательница.
- Ага. Вон там наш балкон.
- Идём, посмотрим, может есть кто-нибудь у тебя дома? - И они пошли.
- Я думаю мама дома, а папа где-то летает.
- Господи Вика, не морочь мне голову, она итак глумная! - Молодая женщина тащила за собой ребёнка и злилась. Ей и своих проблем хватает! А тут ещё благополучные родители ни с того ни с сего, забыли свою дочь. Правда, девочка что-то лепетала об уходе отца. Может этот козёл их бросил? Хотя, какое ей дело, до чужих проблем?
- А что случилось с вашей девочкой?
- Какой девочкой, Вика?! О чём ты говоришь?!
- С той, что уже целую неделю живёт у вас в животике, - Алла Сергеевна резко остановилась и одной рукой прижала пальто к животу.
- Что?.. что ты сказала, Вика?..
- Ваша девочка. Она тоже потухает, как мой папа, - Алла проглотила ком вставший в горле. Она только стала догадываться, что беременна. Сегодня хотела купить тест и убедится в своей догадке. А если она подтвердится, то надо было идти к гинекологу. Надо было успеть сделать аборт до праздников.
Она никому не говорила о своей догадке. Откуда могла узнать эта семилетняя девочка о том, что Алла  беременна?.. Она сказала, что видит?.. Видит!?
Алла со страхом посмотрела в тёмные детские глаза. Холод змеёй свернулся в груди. Ей стало страшно. Вика была странным тихим ребёнком. Но чтобы странным до такой степени! А эти глаза? Чёрные, всё знающие, всё понимающие. Страшные… не человеческие. Разве такие глаза, могут принадлежать ребёнку?!
"Ведьма! Господи спаси! У меня в группе маленькая ведьма, а я даже и не догадывалась!" И женщина начинает с ужасом вспоминать, что лишнего она могла сказать, или чем ненароком обидеть эту ведьму. Она так занята, так поглощена своими мыслями, что не видит как в ставших для неё страшных глазах, появилась грусть. Грусть сменяется печалью, ребёнок тяжело вздыхает и отворачивается.
Девочка поднимает голову и смотрит в небо. Но небо затянуло тучами и сквозь них совсем не видно той пронзительной чистоты синего индиго. Одного с ней глубокого цвета.
- Вика! Слава богу тебя ведут домой! А я пришла забрать тебя. Я ихняя соседка, - баба Маша их соседка тянется к уху воспитательницы и начинает шептать. Её лицо светится радостью. Радостью и предвкушением, что она успела сообщить первой, страшную новость.
- Ага, представляете, нашли сегодня мёртвыми. Угорели вместе с любовницей... - Виктория всё слышит. Ей больно. В груди рождаются сильные неведомые чувства. Но всё смывает брезгливость. "Разве можно упиваться радостью от чужого горя?" - хочется крикнуть Вике на соседку. Но она молчит, только из глаз почему-то начинают непрерывным потоком течь горькие прозрачные капли. Она смотрит на радостно шепчущихся женщин и внутри всё переворачивается. Она вновь поднимает голову к небу и с отчаянием смотрит вверх. Бесчисленное множество страданий ей ещё предстоит испить в этом мире. И совсем мало, ничтожно мало радости и счастья встретится ей. Зачем?! И почему она ВСЁ знает? Она не хотела, не просила этих знаний! Можно было молиться и упрекать небеса, но она знала, что это бесполезно. Её предначертание безжалостно и неумолимо. Его надо просто принять и идти вперёд, шаг за шагом, день за днём, как бы больно и трудно не было. Только вперёд.

Души людей чудесны! Горят разноцветными искрами, переливаются и мерцают, совсем как звёзды. Иногда гаснут, иногда, из чистых сверкающих искр становятся тусклыми трупными огоньками. И тогда слабо светятся, словно блуждающие болотные огоньки. А иногда, но намного реже, трупный огонёк может превратиться в чистую искру.
А ещё бывает, две искры превращаются в пламя и из этого пламени рождаются новые искры.
А иногда, чистая искра встречается с трупным огоньком...
Виктория смотрела как чистая искра воспитательницы встретилась с мутным тусклым болотным огоньком соседки. Вокруг них образовалось дымное облако, заволокло, поглотило два встретившихся огонька. Искра Аллы Сергеевны мигнула, налилась нехорошим красным светом, опять мигнула и на миг превратилась в такой же как у соседки блёклый огонёк, с нехорошим трупным оттенком…

Девочка отвернулась от взрослых, отрешилась от их змеиного шёпота. Как тяжело,  неимоверно тяжело ей придётся, чтобы сохранить чистоту своей лазурной искры. Чтобы в конце своего пути подняться в зовущее и ждущее её, холодное небо.