Тропа войны команчи

Команчи были участниками многочисленных межплеменных и освободительных войн за всю свою историю. Они редко жили в мире. Но это не означало, что кровопролитие для них является главным аспектов на тропе войны. Как писал современник: « … их войны никогда не бывают слишком кровопролитны…». Крупные экспедиции команчей, в которых принимают участие свыше тысячи воинов, заканчиваются потерями с их стороны не более одного- трех человек констатировал современник. Команчи отчетливо понимали, что войны приводят к серьезному дисбалансу в численности мужчин и женщин и никогда не сражались, если не были уверены в победе и минимальных потерях. Если один из воинов погибал, все действия отряда могли мгновенно прекратиться. Тело погибшего подбиралось, и команчи с плачем покидали поле боя. Но, не смотря на это, все-таки, исходя, из многочисленности межплеменных столкновений и стычек в сумме потери племени были огромными.
Участвуя в боевых действиях против недружественных индейских племен, испано-мексиканцев и англо-американцев многие команчские вожди понимали, что победить такого разнообразного противника они не в силах, но остановить рвущихся в бой молодых воинов им было весьма сложно и порой невозможно. Молодежь была необузданной и жаждала признания и повышения своего статуса в обществе. По этой причине своевольничала, осуществляя набеги за лошадьми на поселения белых людей. Современник вспоминал разговор с вождем команчей, воины которого украли у него лошадей: «Верховный вождь сказал мне, что искренне сожалеет, но плохие люди есть у всех народов, а среди команчей нет законов, чтобы наказывать за воровство, и просил не осуждать весь его народ. Он сказал, что в Накитоше белые украли у него много лошадей, но он не стал хуже думать о них как о народе, и надеялся, что я поступлю так же». Порой для команчских вождей, заключить мир было гораздо опаснее, чем воевать. Как отмечали современники: «Как это не иронично звучит, но гораздо больше индейских лидеров погибало именно во время попыток наладить мирные взаимоотношения с белыми людьми, чем во время битв с ними, в которых вожди были убиты белыми».
Команчи в своей боевой практике имели опыт во всех типах войн. Они вели военные действия оборонительного характера среди своих жилищ, они осуществляли акты возмездия путем организации рейдов за скальпами и набеги за добычей. Кроме этого, команчи сражались за независимость и свою территорию с частями регулярной армии (вели освободительные войны). Набег от рейда отличался численностью отряда, в набег отправлялось не большое количество воинов. В отличие от других индейских племен в набег команчи шли исключительно на лошадях. В освободительных сражениях принимали участие все члены команчского общества и стар и млад, более того в данном типе войны на первом месте стояла идея – патриотизм.
В набегах за лошадьми  команчи старались избегать столкновений с врагом, поскольку имели совершенно иную цель, убийства в их планы не входили. Их основной целью было увеличение численности своего табуна.  «Их методы войны заключаются не в чем ином, как в кражах и грабежах. Они не станут убивать, если могут заполучить желаемое без этого.»,- отмечал современник. Для них война  была бизнесом и способом обогащения если даже она и имела освободительный характер.
В каждой племенной группе команчей были свои лучшие конокрады. Набеги за лошадьми команчи осуществляли вплоть до начала ХХ века. Власти их деятельность пресекали, ловили судили, помещали в заключение, но изменить команча оказалось делом абсолютно невозможным, дух воина на тропе войны ему передавался генетически из поколение в поколение.
Целью рейдов за скальпами как отмечалось, была личная месть за пролитую кровь соплеменника. Крупные рейды команчских мстителей собирались лишь в том случае, если погибший был влиятельным человеком. Инициатором рейда за скальпами врагов мог быть любой полноправный член команчского общества. Современник писал по этому поводу: «Когда целью войны является отмщение за оскорбление или смерть друга, родственник или член пострадавшей группы в сопровождении вождя проезжает по всем лагерям, стеная и взывая о помощи в разгроме врагов. Подойдя к входу в жилище вождя племени, которое они хотят пригласить, гости с плачем проходят вокруг палатки два-три раза. А затем предстают пред вождем, который приглашает их и вводит внутрь. У вождя уже готово специальное ложе, на котором он восседал в ожидании гостей с того момента. Как услышал звуки их церемониального вхождения в лагерь. Женщины из его палатки спешили взять у прибывших лошадей и отходили прочь, дабы не мешать и не услышать новости, принесенные опечаленными мужчинами. Тут же собирались старики и воины, чтобы узнать, что же произошло. Они выкуривали трубку, после чего гости произносили долгую речь, в которой объясняли причину, заставившую их собрать разные племена своего народа. Если после объяснения вождь племени принимал трубку из рук одного из истцов, это означало, что его люди будут участвовать в карательной экспедиции. Если же он отказывался, то тем самым отклонял предложение, после чего должен был объяснить причину отказа. Получив подтверждение, один из гостей называл время и место сбора отряда и вражеское племя, против которого готовилась экспедиция. После окончания встречи старец, действующий в роли глашатая, обходил весь лагерь, сообщая обо всем, что говорилось на собрании, и о принятом решении… Затем вождь созывал добровольцев, желавших присоединиться к походу. Такая церемония повторялась в каждом лагере, куда прибывали скорбящие… Когда наступало назначенное время, люди посылавшие гонцов, обычно уже стояли лагерем в огромном месте, ожидая другие племена. Все прибывали налегке, прихватив с собой только маленькие походные палатки, оставив обычные в родном лагере. С ними приезжало небольшое количество женщин, помогавших по хозяйству мужьям. Их друзьям и родственникам. Этих бедных существ также посылали охранять табуны и помогать увозить награбленное во время экспедиции. Когда прибывает новый лагерь, его предводитель и воины, украшенные перьями и покрытые военными орнаментами, садятся на коней, выстраиваются в две шеренги и так едут к лагерям уже прибывших, распевая  по пути. Они клянутся проявить себя в предстоящих схватках и оказать всю возможную помощь тем, кто не побоится опасности. Племя хозяев отвечает им такой же церемонией, и подобная сцена повторяется в лагере каждого племени, которое прибывает, чтобы присоединиться к скорбящим на тропе войны. Такие встречи порой происходят в одной-двух сотнях миль от вражеской территории. Иногда проходит от двух до трех месяцев. Прежде чем все откликнувшиеся добираются до места встречи…Все это время вожди и старцы собираются на советы». Как правило, после успешного выполнения миссии, команчи, удовлетворяясь скальпами,  в нагрузку захватывали еще и лошадей. Но если воины пришли с лошадьми, но без скальпов, означало – долгий  несмываемый позор перед лицом скорбящих родственников.  Кражу лошадей команчи ценили выше, чем скальпирование врага. В их обществе существовало много храбрых и удачливых воинов, которые никогда не участвовали в рейдах за скальпами, и уважение к ним было ничуть не хуже, чем к тем, кто этим занимался. На пути к добыче команчи иногда убивали мексиканцев, если те оказывали им сопротивление, скальпировали их, но не особо этим гордились. Из белых людей команчи более всего ненавидели мексиканцев, а из индейцев – тонкава,  потому что те слыли поедателями человеческой плоти. Скальпы этих врагов весьма ценились команчами. Команчи никогда не снимали скальпы с чернокожих солдат, полагая, что скальп негра представляет собой небезопасное колдовство.
Команчи были мастерами скальпирования, но в отличие, например, от шайенов редко снимали скальп с живого человека, преимущественно только с трупа. В их правила не входило снимать скальп с самоубийц. Они даже старались не касаться их тел. Скальпированию обучали мальчиков во время шуточных игр, прикрепляя к голове мнимого скальпируемого пучок травы, другой мнимый скальпирующий ставил на перевернутое вниз животом тело условного врага ногу, выхватывал из-за пояса деревянный нож и одним движение срезал травяной «скальп».
Обработка скальпа у команчей проводилась весьма быстро. Скальп окуривали, произносили молитвы, кожу скоблили, очищали. А затем делали из прута обруч, концы связывали сухожилием. Край вычищенного скальпа накладывали на обруч, прошивая нитками из сухожилий в направлении восток, юг, запад, и север. В том же направлении, в котором команчи входят в типи. Волосы расчесывались и прикреплялись к тонкому шесту. Шест другим концом втыкался в землю, и скальп высушивался на ветру. Впоследствии скальп становился воинской  регалией и символом доблести, отваги и мужества его владельца.
Необходимо отметить, что скальп не приносил большого почета команчу. Поскольку кто угодно мог снять его с уже убитого врага. Но если скальп был снят команчем при особо опасных, сложных обстоятельствах, тогда он ценился высоко, считался военным трофеем и воин мог принимать участие, размахивая им в ритуальной Пляске Победы.
По свидетельству современников у команчей существовал обычай презентовать снятый воином одного лагеря скальп  воину другого лагеря его не имеющего, что бы то мог разделить с ним радость победы и получить все почести: «Они посылают соседям руку или ногу жертвы, чтобы те могли отпраздновать самостоятельно…».
В целом для команча скальп – это всего лишь эмблема победы.
В ходе военных действий (походов, рейдов, набегов) команчи посчитавшие «ку» запечатлели свои подвиги  на накидке из бизоньей шкуры и их жены с гордостью эти накидки носили.
Тактика боя  команчей была конно-стрелковой, которая и стала основой ведения военных действий в прериях. Они заставили приспосабливаться под нее сначала испанцев, затем техасцев и американцев. Против легкой конницы команчей тяжеловооруженная кавалерия испано-мексиканцев и англо-американцев  оказалась бессильна, и индейцы могли делать с ними все, что хотели. Только в 1840-х гг. команчи получили достойный отпор в лице техасских рейнджеров, которых как бойцов опасались более, чем  солдат. Десятилетием позже, когда на смену рейнджерам пришла федеральная армия, солдатам было чему поучиться. Военная элита извлекла ценный опыт из стычек с команчами в Техасе. На мексиканской границе полки драгун были преобразованы в части легкой кавалерии.
Первые ружья команчи начали заполучать от французов  в 1740-х гг., не отказываясь от проверенных и привычных луков и копий. Правда, наконечники стрел и копий стали металлическими. Если воин все-таки брал на тропу войны ружье, он выбирал дробовик или мушкет. Винтовка воинам не очень нравилась, тяжелая и рассчитанная на долгое прицеливание, она не годилась для динамичного конного боя. Зато, когда появились револьверы, команчи быстро оценили их по достоинству. Пешие воины-команчи были, конечно, опасны, но ничего выдающегося из себя не представляли, и в пешем бою уступали перед такими прирожденными пехотинцами, как апачи или пауни. В седле же им не было равных. Ловкие и подвижные, они не позволяли бледнолицым вести по  себе прицельный огонь,  пока те давали ружейный залп и перезаряжали свои ружья Воины команчей быстро приблизившись к  противнику наносили разящий удар копьем, боевой дубиной,  томагавком или выпускали шесть стрел из-под шеи скачущей лошади. При стрельбе из ружей, заряжающихся со ствола, когда требовалась скорострельность, воин-команчи наполнял рот пулями и после каждого выстрела сплевывал пулю в ствол ружья и тем самым сокращал время на перезарядку оружия, в то время когда белым  такой способ и в голову не мог прийти.      
Военные отряды команчей покрывали невероятные расстояния и могли нанести удар за сотни миль от  своих базовых селений. Их военные походы занимали более одной-двух недель, но длительные экспедиции  по воспоминаниям современников не были также редкостью: « … отряды команчей порой уходят в Мексику за тысячу миль от родного края, иногда возвращаясь домой лишь спустя пару лет. Их видели в Дуранго, что всего в 500 милях от столицы Мексики – Мехико-Сити, а также в Секатекасе, Чиуауа, Тамаулипасе и других местах». Иногда команчи углублялись в земли Старой Мексики по свидетельству современника: «…они повернули назад лишь когда встретили «магических людей с хвостами» (обезьян), которые сидели на деревьях и закидывали их ветками…». Военные походы команчей зависели от времени года, современник писал: «Весной команчи собираются для рейдов, которые продолжаются в мае, июне, июле и иногда в августе. Это время когда бизоньи стада двигаются на севр. Убив одного двух врагов, команчи довольствуются местью и отходят к своим лагерям на юге. Затем в ноябре, декабре и январе осейджи следуют за бизоньими стадами на юг и нападают на команчей на их родных землях. Эта не очень кровавая война держит дикарей весьма занятыми, и обе стороны соблюдают надлежащее время года для защиты и нападения».  Выходили они обычно по ночам, разбиваясь на маленькие группы и двигаясь порознь к условленному месту встречи. Боевая раскраска, как правило, состояла из двух широких полос черного цвета, пересекавших лоб и подбородок. С криками  ра-ра-ра они нападали на противника и отступали  рассеиваясь в разные стороны, чтобы запутать погоню. Возвращаясь с победой, воины часто наряжались в то из захваченной добычи, что можно было надеть. Размалеванные всадники в цилиндрах и дамских корсетах представляли собой забавное зрелище. Не смешно было только жертвам. Мужчин обычно вообще не брали в плен, а убивали. Женщин и детей увозили с собой. Современники вспоминали, что для последних это считалось всегда лучше участи мертвецов.  Пленная женщину в команчской общине занимала положение рабыни и наложницы, если не продавалась в рабство мексиканским торговцам живым товаром.   Детей тоже иногда продавали в рабство, но нередко усыновляли и воспитывали наравне с собственными. Грани между «настоящими» и «усыновленными» команчами, можно сказать, не было.
  Возглавить военный отряд мог любой команч, и никакая власть не могла воспрепятствовать проведению набега. Молодой воин, пока не набирался опыта, должен был, обычно, служить под началом старших. Ему следовало научиться выбирать время для атаки и для отступления так, чтобы избегать потерь. Ему нужно было  проявить себя в бою и обрести силу через пост и видения. Без этого никто не рисковал возглавлять военный отряд. Хотя некоторые исследователи утверждают, что команчи не придерживались поста, чтобы получить откровения духов-покровителей.
Воин пожелавший возглавить военный поход или набег, намечал место и время своих действий, проводил магическую подготовку. Затем он созывал своих друзей и старших в палатку, где обсуждал с ними это дело. После угощения они курили трубку, а хозяин излагал им свои планы. Те, кто не желал присоединяться к нему в этом предприятии, пропускали трубку мимо, не выкуривая ее. Если  претендент на лидерство в походе получал достаточную поддержку от своего духа-покровителя и от своих друзей, то он начинал заниматься своей военной раскраской и боевым убранством. В полдень он принимался бить в барабан и петь в своей палатке военные песни. Люди присоединялись к нему и тоже начинали петь. К вечеру отряд садился на коней и проезжал по селению, призывая добровольцев. Так они проезжали через селение четырежды, выстроившись гуськом и распевая военные песни. Воины, совершившие такое героическое деяние как спасения раненого или спешившегося в бою товарища, ехали  по двое на  одной лошади. Таким образом, они получали общественное признание за свой похвальный поступок,  не давая забывать о нем соплеменникам. Когда отряд состоял из наиболее влиятельных, получивших признание воинов, мужчины, женщины и дети выходили к ним и присоединялись в пении, ободряющем воинов. Юные девушки пели у палаток известных воинов, побуждая их вступить в этот отряд. И девушки и старухи, помогавшие военному отряду мобилизоваться, ожидали в случае успешного их возвращения с добычей лошадей или иные подарки в награду за свои старания. Во время подготовительного периода щиты добровольцев вывешивались на день на стойке у входа в типи, чтобы Солнце могло передать им часть своей всемогущей магической силы. Подставкой им служило копье или треножник из трех копий. Ночью накануне выступления устраивали Военный Танец. Если предводитель шел мстить за смерть друга, эта пляска называлась Пляской Мести. Пляску начинали с наступлением темноты и заканчивали ко времени выступления отряда в поход на рассвете. В темноте люди собирались у костра, оставляя в своем кольце проход в том направлении, куда собирался выступать отряд. Добровольцы наряжались в военный костюм и раскрашивались. Каждого танцора сопровождала женщина-партнер. Танцор мог держать трещотки, но необязательно. Воины плясали, если ощущали к тому желание, если пляской не руководили кнутоносцы, подстегивающие танцующих хлыстом. Ими, как правило, были трансвеститы (полумужчины, полуженщины), которые весьма почитались  команчами и имели статус полусвятых людей. Соплеменники образовывали круг вокруг танцоров и пели вместе с ними. В некоторых песнях не было слов, одна мелодия.
Пляска периодически прерывалась старыми воинами, которые подходили к барабанщику и давали знать, что желают рассказать историю, пока танцоры будут отдыхать. Они излагали историю своих «ку» и клялись в истинности своих слов. «Отец-Солнце, ты видел меня, делающим это. Мать-Земля, ты видела меня, делающим это. Не позволяйте мне дожить до следующего лета, если я буду говорить ложно». Когда рассказчик заканчивал, его награждали бурными овациями: били барабаны, гремели трещотки, звучали воинственные кличи, топали ногами и хлопали руками. Перекрывая шум, барабанщики затягивали новую военную песнь, и пляска возобновлялась, чтобы вскоре прерваться вновь. Пляшущие воины могли прерывать танец, чтобы сообщить о своих подвигах. Наконец предводитель созывал свой отряд, говорил о необходимости выступления, о том, что они должны выказать храбрость, чтобы народ не мог обвинить их потом в трусости. Вскоре после этого предводитель отряда, молча, и без церемоний покидал место пляски.  Молодые парни и девушки уединялись в процессе танца, так как команчи  не были сторонниками воздержания.
Если к выступлению готовилось несколько отрядов, то  команчи устраивали несколько Плясок Войны  в порядке очередности. Ни Пляски, ни выступление отряда не проходили в дневное время, так как считалось плохим предзнаменованием, и никто из членов отряда не вернулся бы тогда из похода. Команчи всегда выступали в военный поход ночью, при  полной луне на следующий день после ритуальных  плясок.
Каждый воин брал с собой свое оружие, лассо, запас пищи и одежды, плащ для плохой погоды и лошадей. Пищей обычно служило вяленое мясо, нарезанное полосами или истолченное в порошок, а также мескитовая мука. Это был неприкосновенный запас на крайний случай, а в пути питались свежим мясом убитых по дороге животных. Пеммикан команчей состоял из сушеного мяса, высушенного костного мозга, вишни и слив также высушенных,  грецких орехов, орехов пекан и пиньон. При правильном хранении это продукт оставался пригодным к употреблению годами.  Для зимних выступлений, команчи делали из шкуры бизона зимние сапоги по колено мехом внутрь. Такая обувь позволяла в любую стужу дополнительно оборачивать вокруг ступней материю и заправлять в них леггины. Подошва и верхняя часть смазывалась жиром, чтобы отталкивать воду. Бедные воины участники похода таких сапог не имели и мерзли. Они носили обычные мокасины и обматывали ноги таканью.
Путь воина  команчи начинался  в пятнадцать-шестнадцать лет, а заканчивался в зависимости от обстоятельств, между тридцатью-сорока годами. Участники набегов за лошадьми,  команчей  были в основном юноши до двадцати лет. В далекие экспедиции слишком молодых и пожилых старались не брать, так как они быстро уставали и мешали более стойким и закаленным воинам двигаться быстрее. По свидетельству современника мальчик команчей, пожелавший впервые отправиться в военный поход, но не получивший на это согласие отца ложился на свое ложе в типи, с головой накрывался бизоньей шкурой и отказывался от еды, пока отец не давал разрешение. Отцы всегда были довольны настойчивостью сыновей и очень гордились их стремлением стать воинами. Мальчик получал боевого коня и оружие и мог присоединиться к следующей военной экспедиции. Первый военный поход был тяжелым испытанием для, казалось бы, подготовленного юноши, и зачастую, для некоторых заканчивался смертельным исходом. «Лишения, голод и жара не сбивали их с пути воина. Но некоторые молодые люди порой умирали во время своего первого похода, так и не увидев врага»,- вспоминал современник. После первого похода отношение к юноше менялось, если ему еще и удавалось посчитать «ку». Тогда он получал право совещательного голоса при обсуждении военных вопросов.
Для набегов за лошадьми команчи в отличие от других племен выступали часто огромными отрядами. По причине того, что набеги осуществлялись в основном на мексиканские поселения, и причислить их к чистым набегам только за лошадьми было нельзя, убийства и грабежи мексиканцев всегда входили в планы команчей. В крупные военные экспедиции команчи выступали отрядами до полутора тысяч человек, в основном, если война считалась освободительной.
Военный отряд команчей перед выступлением производил рекогносцировку  той территории, в которую отправлялся, составляя карты местности. Все необходимые сведения о дорогах и местности собирались у знающих старейшин. Они усаживались в круг и чертили на земле карту, где показывались реки, холмы, долины и источники. Линией отмечали предполагаемый маршрут на первый день. Для каждого дня пути заготавливалась палочка со специальной зарубкой, и все они связывались в пучок. Палочку с одной зарубкой после окончания первого дня пути доставали из связки и втыкали в землю  в конце первого дня пути на месте привала. После чего рисовалась карта второго и так далее дней пути, пока воины не усваивали особенности маршрута. Отряд команчей по свидетельствам современников, в котором не было воинов, старше 19 лет и ни один  из которых  не бывал ранее в Мексике, прошел путь от своего стойбища на Брэдис-Крик в Техасе, до Монтерей, без всяких проводников выполнив миссию своего похода. Современники утверждали, что карты команчей весьма точны, им лишь не хватает обозначений долготы и широты.
Предводитель военного отряда был  диктатором во всем, его указания и распоряжения были обязательными для всех воинов отряда всей на период похода. В его обязанности входило определение цели похода, составление плана действий, выбор места для отдыха, назначение разведчиков, повара и водоносов, общая стратегия нападений, раздел добычи, установление порядка отхода и заключения перемирия с врагами. Предводитель всегда нес священную трубку. После ужина он раскуривал ее и пускал по кругу. В это время вождь беседовал с воинами, обсуждая направление пути, удобные пути отхода и т. д. Потом они пели. Перед отходом ко сну предводитель пел молитвы духу-покровителю, прося поддержки и защиты. Иногда устраивали ночные пляски. Легендарный шаман-провидец команчи Исатаи обносил трубку во время плясок, которые устраивались каждую ночь на пути к Эдоб-Уоллс в 1874 году. Предводители отрядов и носители священных щитов могли брать с собой для заботы о снаряжении женщин, когда отряд намеревался совершить нападение на отдаленного врага (300-400 миль были обычным расстоянием для набега, рейда).   Но они редко пользовались такой привилегией. Нередко женщины сопровождали воинов в походах с целью сексуального их удовлетворения и участия в битвах. Другой причиной, по которой мужья брали жен в походы, являлась обыкновенная ревность. Только что женившиеся юноши могли отправляться в военные походы вместе с женой.  Женщины устраивали временный лагерь из небольших палаток в удобном месте, откуда воины производились вылазки в тыл врага  и куда после столкновения отступали. Обычно женщины в вооруженных столкновениях  выполняли функции лучников, поражая противника с флангов места схватки. Для замужних женщин уход с мужчиной на тропу войны был обычным способом побега от опостылевшего ей мужа, а не замужней от родителей. Женщины команчей  в бою проявляли не меньшую храбрость, чем воины. По словам современника, женщина команчей, когда «загнанна в угол… сражается со всей силой ее дикой натуры и отчаянием тигрицы, используя лук и револьвер, из которых она великолепно стреляет». Современники нередко отмечали, что в военных отрядах команчей присутствовали женщины. Женщины команчей не занимались в походах приготовлением еды или иной хозяйственной работой, для этого в поход брали юношей 14-20 лет. За участие в походе женщина наряду со своим мужем претендовала на часть добычи, в случае его гибели она полностью получала положенную свою и его долю трофеев.
До сегодняшнего дня дошли упоминания  о нападении отряда команчей в 1835 году на г. Монклова в Мексике. Город населяло  около двух тысяч человек, из которых пятьдесят было убито команчами. Находившийся с команчами современник, плененный ими, в последствие писал, что впереди атакующих воинов на быстром коне скакала молодая девушка команчи, великолепно держась на лошади и быстро поражая противника из лука. Через много лет в мексиканских газетах сообщалось об изысканно одетой девушке-воине команчей, на большом коне сражающейся совместно с мужчинами и отдававшей им приказы.  Некоторые очевидцы констатировали, что девушка была женой вождя команчей, и вдвоем они попали в западню, оказывая яростное сопротивление техасцам, и были убиты ружейными выстрелами, выскакивая из загоревшегося помещения. Из множества описаний этого события, иные очевидцы вообще не упоминают о женщине-воине команчей, утверждая, что выскочившие из пылающего дома двое команчей были мужчинами, одного из которых сразили пулей, другому проломили череп топором. Как бы там ни было, настоящие  женщины-воины, подобно амазонкам, у команчей, да и вообще у североамериканских индейцев встречались крайне редко. Но воинское ремесло однозначно не было чисто мужской прерогативой – это  был альтернативный путь и зависел сугубо от желания женщины.
Походные лагеря команчи всегда старались разбивать вдоль рек и ручьев, проросших редкими деревьями.  Отсюда вождь рассылал разведчиков за получением сведений о противнике. Если их сообщения были благоприятны, он раскрывал воинам план нападения.
Кстати говоря, апачи брали с собой в поход своих лучших шаманов, а кайова включали в состав отряда бизоньего  знахаря, чтобы исцелять раны и совиного для предсказания будущего. Команчи же предпочитали оставлять своих знахарей с великой целительной силой в лагере, где те лечили раненых, которых туда доставляли.
Один-два разведчика команчи держались всегда впереди отряда на расстоянии дня или полудня пути. Военный отряд редко выбирал для передвижений ночное время. Воины ехали, молча, ровно и спокойно, занятые только ездой. Около полудня они останавливались отдохнуть и напоить лошадей. На ночь становились лагерем, желательно у источника воды. Если они находились на вражеской территории и имели под рукой холм, то отряд, обойдя холм по кругу, располагался на его склоне, противоположном той стороне, откуда они подошли. Вождь посылал двух часовых на вершину, и отряд спокойно отдыхал всю ночь. Враг не мог подобраться к спящей стоянке незамеченным.
Военный отряд отличался от отряда для набега целью предприятия. Хотя набеговая группа, столкнувшись с врагами, тоже сражалась, главной ее целью все же был только грабеж. Военный отряд же не мог уйти, удовлетворившись только захваченной добычей. Но лишь отряды мстителей имели четкую и определенную цель своего похода. Родители, потерявшие сына, никогда не находили покоя, пока не добывали себе скальп врага. Если родитель был не в силах сам отправиться в поход, он посылал трубку военному лидеру с предложением отомстить за себя. Если вождь соглашался принять трубку, то он брал на себя всю организацию экспедиции. Через лагерного глашатая он объявлял по стойбищу: «Молодым людям все равно, если они погибнут в этом набеге, - объявлял он во всеуслышание, - Они желают мести». После захвата единственного скальпа мстители возвращались назад. Скальп был необходим для Пляски Скальпов.
Обнаружив вражеский лагерь, отряд команчей устраивал привал как можно ближе к лагерю, костры разводить запрещалось воизбежании быть обнаруженными. Здесь команчи  совершали последние приготовления к нападению на лагерь, проводя ритуалы личной магической защиты. Подвязывали защитные амулеты, раскрашивались и т.п.
Если их целью были лошади, то команч обращал внимание на возможность срезать лошадь, как они это называли, привязанную  в лагере противника у палатки, так как это было верным признаком того, что хозяин боится за эту лошадь и дорожит ею. Значит, лошадь ценная, и ее необходимо непременно срезать. Кроме того срезанная у палатки лошадь воину команчи засчитывалась как победное деяние. Искусство команчских конокрадов вызывало восхищение многих современников: «… воин команчи мог пробраться в лагерь ночью, в котором спала дюжина мужчин, к запястью каждого из которых веревкой была привязана лошадь, перерезать ее в полутора метрах от спящего и скрыться с лошадью, не разбудив ни души». Собираясь напасть на врагов, команчи по свидетельству современников старались подобраться к ним поближе, чтобы поджечь дома и угнать лошадей. «Сняв одежды и взяв лишь луки и копья, они ползут по траве, подкрадываясь ближе так, чтобы даже неусыпные глаза стражей поселения не видят их. Если вдруг среди деревьев они производят какой-либо шорох, то быстро рассеивают малейшее подозрение врага, имитируя уханье сов, которых во множестве можно встретить в этой стране… если ночь недостаточна темна или нет деревьев, за которыми можно укрыться, то после внимательного дневного наблюдения за лагерем команчи срезают кусты и ползут к врагам, держа их в руках. Приблизившись на определенное расстояние, они ждут, пока часовой повернется к ним спиной, а лишь затем ползут дальше, продолжая держать перед собой куст. Поскольку ночью, если они перемещаются, таким образом, их тяжело обнаружить, Команчи легко подкрадываются на достаточное расстояние, чтобы выстрелить из луков или проникнуть в табун или стадо, обратить его в паническое бегство, а затем увести. Очень часто зимой там дует жесточайший северный ветер. В техасской пустыне он дует почти постоянно, скатывая в шары сухую траву и ветки и гоняя их перед собой. Дикари знают, как пользоваться природным феноменом. Люди видели, как они забираются внутрь таких шаров и закатываются в них прямо в центр вражеского лагеря или табун лошадей и выстрелом из ружья обращают их в бегство».
Другой пострадавший от команчей, таким образом, современник вспоминал: «Этой ночью, когда весь лагерь задремал, налетели команчи. Они промчались по лагерю на полном скаку, размахивая одеялами и бизоньими накидками и вопя словно демоны. В результате все животные команды Кука в панике понеслись прочь, и на следующее утро он обнаружил себя пешим посреди безбрежной равнины. Он оставался там, пока не смог получить достаточно лошадей, чтобы перетащить фургоны и форт».
Перед намечавшимся  вооруженным столкновением с противником команчи всегда осматривали оружие и приводили его в боевую готовность. На луки натягивалась тетива, проверялась ее крепость. Стрелы доставались из колчанов, воин разглаживал перья, осматривал крепление наконечников, вставлял их в тетиву. Лошадей  перед боем водили, чтобы они помочились, иначе у них могли случиться колики. Вместе с провиантом лошадей оставляли в секретах и пересаживались на боевых коней. Секреты располагались в нескольких часах езды от места нападения на противника.  Перед боем воины команчей раздевались, оставляя на себе лишь набедренник и мокасины. В бой они шли обнаженными  еще и по причине, того что были недостаточно богаты или не имели красивой одежды.
Часто отряд разделялся на ряд более мелких групп и разрушительная работа начиналась. Излюбленным временем для этого был период полнолуния. Они никогда не нападали в темноте, не устраивали набегов, если рога полумесяца были повернуты вверх и была вероятность дождя, после которого их следы были бы четко видны на сырой земле. Они наносили быстрые удары при лунном свете или налетали на изолированные поселения среди дня, если обстановка была благоприятной. Тогда они убивали или захватывали в плен людей, угоняли скот и лошадей в свой временный лагерь. Подойдя к  поселению, воины рассыпались и входили в него парами или мелкими группками. Если вражеские собаки лаяли, им бросали кусок мяса. Старшие, более опытные воины, захватывали ценных лошадей, а юноши сгоняли в табун непривязанных животных. Иногда каждый воин захватывал коней для себя, иногда их держали общим табуном, а уже потом вождь делил добычу. При этом команчам, разумеется, приходилось, и сражаться с противником, оказывающим сопротивление. Распространен был нехитрый прием заманивания неприятеля в засаду с помощью высылаемого вперед небольшого отряда на быстрых лошадях. Но часто горячие воины не выдерживали и преждевременно вырывались из засады, срывая весь замысел. План нападения составлял вождь, но в бою каждый воин начинал действовать так, как подсказывали ему его личная интуиция или наставления, полученные от духов-покровителей во время видений, а также его способности. Основной тактикой команчей был внезапный яростный натиск, сопровождаемый леденящим кровь сверхъестественным боевым кличем. Они избегали открытого боя, когда им противостояли равные или превосходящие силы противника. Они предпочитали внезапно атаковать небольшие отряды. Если враг не был захвачен врасплох и не бежал, а напротив, твердо стоял на месте, клиновидная масса команчей быстро изменяла свой боевой порядок. Они кружили вокруг врага, охватывая его кольцом в один или более рядов воинов. Кольцо сжималось все туже и туже. Воин, достигший ближайшей к неприятелю точки, соскальзывал с седла и, укрывшись за конской шеей, посылал во врага свои стрелы. Если конь бывал подстрелен, воин всегда падал на землю на ноги и продолжал стрелять, прикрываясь щитом. Такая тактика не только мешала врагам целиться, но и давала команчам возможность перезаряжать свое оружие вне круга в безопасности от вражеского огня. Они могли вынудить противника преждевременно разрядить свои ружья и в этот момент стремительно атаковать их. В этом случае лук ничуть не уступал мушкету. Мушкет бил дальше, но медленнее перезаряжался, особенно верхом и на скаку.  Не боюсь повториться, лишь револьверы позволили белым обрести превосходство в боях подобного рода.
Команчи никогда не принимали встречного боя. Если их атаковали, то их линия рассыпалась, а воины концентрировались на флангах неприятеля, продолжая его обстрел. Команчи, уходя от погони, обычно двигались днем и ночью с наивысшей скоростью. Медлительных и старых лошадей бросали. Пленников, которые замедляли бегство, убивали, остановки делали не более двух часов. Бегство, как правило, прикрывали предводитель отряда и носители военных головных уборов, т.е. наиболее прославленные воины. Для наблюдения за тропой предводитель назначал двух человек на выносливых быстрых лошадях следовать позади отряда, обмениваясь сигналами. На безопасном расстоянии от преследователей (два-три дня пути), команчи устраивали привал. В большинстве случаев тут же делилась добыча. Отряд конокрадов при преследовании мог рассыпаться, и каждый воин домой добирался самостоятельно. Чтобы собраться, команчи подавали друг другу установленные сигналы криком совы или койота. Если преследователи нагоняли, то воины пересаживались на свежих лошадей, и отсылали пару юношей вперед гнать табун, а сами останавливались принять бой. Крупный отряд команчей мог атаковать преследователей, а затем продолжить бегство. Зачастую подобная тактика срабатывала и преследование прекращалось.
В одной из битв, с превосходящими силами юта команчи позволили юта преследовать себя на протяжении 50-60 миль, то вступая в бой, то отрываясь от противника. Иногда юные воины, чтобы показать свою храбрость, обрести статус, и заработать «ку», покидали линию и в одиночку налетали на врага. Такая атака продолжалась до тех пор, пока не уставали их пони или огонь противника не становился слишком жарким. Тогда команчи отходили, выжидая нового удобного случая.
Если по следу пускали собак, то команчи перебивали запах мускусом скунса, который носили при себе в особом мешочке. Пересекая ручьи и неглубокие речки, воины пытались сбить след, двигаясь по воде.  Иногда они могли войти  в воду и, проехав несколько миль, выбраться на тот же берег, изменив направление бегства.  Не редко, чтобы уйти от погони на пути у преследователей команчи поджигали прерию.
Конечно, когда нападение производилось на пересеченной местности, среди деревьев, скал и расщелин, тактика бывала иной. Часто лошадей оставляли в безопасном месте и достигали врага по двое на одном коне. Когда скачка в объезд достигала критической точки, лучшие воины соскальзывали с коней, стараясь остаться незамеченными врагом, чье внимание было отвлечено. Всадники продолжали отвлекать врагов, а спешившиеся воины, молча, подбирались к позициям противника, готовясь нанести стремительный удар. По иному они действовали в долине ручья, поросшей кустарниками и чахлыми деревцами, где низкие, но крутые берега извилистого потока давали укрытие. В таких местах невозможно было обнаружить индейца до тех пор, пока не звенела спускаемая тетива или не раздавался свист стрелы.
В бою команчи подчинялись приказам вождя, который отдавал приказы при помощи военного свистка. Свистки вожди носили на шнурке на шее и, как правило, делали из кости крыла орла или песчаного журавля. Кость обрезали с двух сторон, близко к одному краю просверливали дырку, а с другой отверстие заклеивали сосновой смолой. Пронзительный свист, раздававшийся, когда вождь в него дул напоминал крик орла.
В походах команчи часто перекликались друг с другом и подавали сигналы, подражая уханью совы или вою койота. «Если все будет спокойно, мы заухаем по-совиному,  а если наш отсутствующий товарищ не отзовется, мы будем знать, что он мертв»,- рассказывал старик-команч современнику. Также современник вспоминал: «Уже почти стемнело, когда позади раздался вой волка. Мой проводник индеец-апачи остановился и прислушался. Через несколько мгновений справа послышался вой второго волка. Индеец прислушался внимательнее… Затем слева провыл еще один. «Хм, это волки», - вздохнул   апач с облегчением. Я не могу сказать, чтобы мне когда-либо нравился волчий вой…а когда увидел, что даже индейские уши не могут с уверенностью определить, волк это или команч, почувствовал, как холодный озноб охватывает мое тело».  Команчи искусно передавали сигналы друг другу используя лошадей. «Их манера подавать сигналы стоит того, чтобы о ней упомянуть,- рассказывал очевидец – заключается  она в поворотах  коней всевозможным образом и в разных направлениях на холме так, чтобы соплеменники, находящиеся позади на расстоянии пяти, восьми и даже десяти миль, могли разобрать их. Подающие сигналы располагаются так, что они могут увидеть друг друга и предавать информацию о количестве и силе врагов, к какому племени они принадлежат, стоят лагерем или движутся, то в каком направлении». Радиус круга или расстояние покрываемое всадником, могли рассказать соплеменникам о количестве противника или дичи.  При обнаружении врагов команчи подавали сигналы еще одеялом и щитом. Альберт Джеймс Майер в середине ХIХ  века после службы в Нью-Мексико, где он видел, как команчи подают друг другу сигналы копьями и бизоньими накидками, разработал систему сигналов флажками для передачи информации в полевых условиях, которая позднее была принята на вооружение военно-морскими силами США.
Дымовые сигналы пользовались огромной популярностью у команчей. Чтобы дым был прерывистым, команчи вытаскивали из костра горячие ветки, а затем резко бросали их назад. Иногда для получения дыма использовали влажную траву. Современник опять же говорил об этом: «Прозрачность на равнинах такова, что различные объекты можно увидеть с огромного расстояния… Зная об этом факте индейцы подавали сигналы дымом днем и кострами ночью… осмелюсь утверждать. Что редкий путешественник в сторону Калифорнии не видел таких сигналов». Команчи отставшим по какой-либо причине товарищам сообщали тропы путем складывания кучек камней или указывали направление остальных с помощью зарубок на деревьях. Для составления посланий применялись и кости бизонов. Любопытное замечание о таких сигналах оставил один из современников: «Мы обнаружили бизоньи кости, сообщающие о сражении с белыми людьми. На некоторых костях были изображены семь человек, пронзенных стрелами, и горящий фургон. Кости были заострены. Двенадцать более крупных костей говорили о 12 днях пути. Мы путешествовали уже 12 дней и видели вдалеке на западе дым, что означало, что рейнджеры задали им жару и они уходят на запад».
Значение сигналов постоянно менялось, и команчи оговаривали их перед выступлением отряда или прежде, чем разделиться.  Они редко ошибались в расшифровке значения, а объем передаваемой информации удивлял белых современников. От чужаков система сигналов держалась в тайне, и раскрыть ее считалось позором на всю жизнь. Белые женатые на команчских женщинах и долгое время жившие среди команчей ничего не знали о них, кроме того, что такая система существовала и работала.
Когда кто-либо из бойцов пал на поле боя, или был ранен, команчи прилагали все усилия, чтобы доставить его тело в безопасное место. Два воина подъезжали с двух сторон к лежащему воину и, подхватив, волокли в безопасное место, либо отвозили туда, перекинув через седло одного из них. Если его не могли вынести всадники, на тело набрасывали лассо и волокли к себе. Если это не получалось воин делал все необходимое, чтобы не дать попасть в руки к врагу своему раненому товарищу: «Раненый индеец лежал на спине и стрелял из лука вверх, так чтобы стрелы падали на нас, пока молодой апач не подбежал к нему под дождем стрел и не прикончил его. Он захватил его щит, но команчи, увидев это атаковали так яростно, что  ему пришлось отступить, так и не сняв скальпа»,- вспоминал очевидец, один из техасских рейнджеров. Раненый команч всегда мог покинуть поле боя, но если это было не возможно, то мог прикинуться убитым. «Многие белые люди были отправлены в свой последний путь, неосторожно подойдя к якобы мертвому команчи»,- сетовал современник.
Если  в бою погибал влиятельный воин команчи, то на его могиле  убивали лошадей. Оружие ломали и бросали в вырытую яму, любимой жене перерезали горло и вместе с едой и одеждой помещали туда ж, засыпая яму землей. Со временем этот обычай ушел от команчей и на могилах прославленных лидеров  просто ритуально подрезали хвосты и гривы лошадям покойного. Жены же покойного отрезали себе один из пальцев, так называемый палец скорби.
Во время привалов команчи применяли огниво или разжигали огонь методом трения. Последний считался весьма трудоемким, и команчи посменно сменяли друг друга. Палочки для трения хранили в специальных контейнерах из бизоньего рога. С освоением огнестрельного оружия, команчи начали использовать для добывания огня порох. Они обматывали кусочек тряпки вокруг палочки и насыпали на тряпку порох. В сырую погоду, если пороха было много, команчи заряжали ружье и стреляли, приставив его к дереву. Тряпка загоралась,  при помощи ее разводили костер. Поскольку разводить огонь трением было очень трудно, огниво стало одним из первых товаров, поставляемых команчам мексиканскими торговцами.
В походе, когда неприкосновенный запас пеммикана и других припасов  заканчивался, команчи легко без сожаления забивали лошадей. Конина в рационе команча стояла на втором месте после бизоньего мяса. Кроме этого команчи в походах готовили суп, используя желудок бизона, лучшие куски его мяса, печень и язык. Желудок растягивался на четыре разветвленные палки и наполнялся водой и служил своего рода котлом. Раскаленные камни бросали в новоявленный котел, вода закипала, и в нее опускали нарезанные полосками куски мяса, печени, языка. Удерживая один конец куска мяса зубами, другой отрезали прямо у губ, съедая его. Потом наполняли имеющиеся емкости в виде мисок бульонов.
В походах команчи часто испытывали жажду, так как районы их обитания, т.е. южные равнины, считались засушливыми землями. Воду команчи при себе имели, но небольшой запас. Вода содержалась в приспособленных для этого бизоньей кишке или желудке, либо во флягах, захваченных у бледнолицых. Зимой растапливался снег. Испытывая жажду, команчи убивали бизона или лошадь, и пили их кровь, которая по вкусу напоминала молоко. Также выслеживалась кормящая самка бизона, которую команчи убивали, вскрывали ей вымя, и пили молоко, считавшееся деликатесом.
При пересечении рек команчи использовали бычьи лодки. На овальный каркас натягивали бизонью шкуру, в нее складывали провиант, а сами плыли рядом. Оружие и вещи могли переправляться на сооружаемых плотах. Чтобы не замочить стрелы команчи выстреливали их на другой берег и сами туда же отправлялись вплавь, держась за шеи лошадей.  Дождливую погоду команчи пережидали в укрытии, старясь сохранить сухими вещи и оружие. Если команчи попадали под несильный дождь, то продолжали путь,  держа под мышкой тетиву от лука, чтобы она не отсырела.   По глубокой грязи старались идти босиком, чтобы сохранить мокасины. В поход команч всегда брал несколько пар мокасин, набивая их пеммиканом.
Для белых людей команчи являлись жестокими дикими воинами. Но команч не был знаком с кодексом ведения войны, которого придерживался белый человек, как и с его так называемой гуманностью. Его храбрость была необычайна. Когда сражение принимало отчаянный характер, он спешивался и сбрасывал мокасины в знак своей решимости более не отступать. Отказываясь от сдачи, если не было надежды на последующий побег, команч сражался, пока хватало сил.
В столкновениях с команчами белые поселенцы испытывали неимоверный ужас и трепет  и отчаянно сопротивлялись, не желая попасть к ним в плен. Известен случай, когда команчи осуществили успешный рейд в один из мексиканских городков, угнав большое количество скота и лошадей. Команчи, разделившись, старались увести мужчин города, бросившихся за ними в погоню от города как можно дальше, при этом оставшаяся в городе часть воинов команчи надеялась быстро расправиться со стариками и подростками, а женщин и детей увести в плен. Но женщины так боялись попасть в руки команчей, что начали драться всем, чем придется. Команчи рассказывали позднее, что некоторые женщины тогда хватали за ноги своих детей и крутили их над головой, не давая воинам приблизиться к себе, тем самым произвели на них впечатления. Команчи убили тогда всех детей кроме одного младенца, которого воспитали, и который стал одним из знаменитых воинов отличавшийся неимоверной жестокостью и садизмом по отношению к врагам. Его даже боялись сами команчи.