Суббота. Николай Штыков

 
     С утра я начинаю вертеться около матери: просить, чтобы отпустила играть к Алешке – двоюродному брату. Но на улице морозно, и мать, делая вид, что не слышит, игнорирует меня. Ближе к обеду, наконец, не выдерживает моего нытья – отпускает с ночевкой.

     Я быстренько одеваюсь и, прихватив санки, что есть духу мчусь к Алешке.
Нам по шесть лет. Оба маленькие, худые, мы ни одного дня, наверное, не провели врозь – всегда вместе.

     Дядя Миша, Лешкин отец, мужик крепкий, кряжистый. Мускулы – как канаты. На селе его уважали – тракторист первоклассный. Пока он воду таскал в баню, мы под ногами путались: по два-три полена дров таскали.

     Затопив баню, он разрешал нам еще немного покататься на горке, благо она была рядом – рукой подать. Заливали горку всем селом. Высокая, с длинным ледовым «языком», она была на зависть ребятишкам из соседних сел. Иные взрослые до самой речки докатывались по ней. А мы, маленькие, до подножия. И то не всегда: по пути переворачивались на полном ходу. Заносило.

     Вдоволь накатавшись-накувыркавшись, намерзнувшись, мы собираемся в баню. В первый жар, конечно, идут мужики: дядя Миша, Лешка и я.
Загнав нас на полок, дядя Миша нарочно медленно наводит в тазах воду, а мы с тоской ожидаем начала пытки – жар пробирает уже основательно. И вот, с кряканьем поддав на каменку, дядя берет в руки веник, начинает колдовать над нами.
Сначала, помахивая веничком, нагнетает на нас и без того уже невыносимый жар. Вот тихонько, концом веника, касается наших худощавых тел… Лешка начинает поскуливать, я – ему подвывать. А уж когда веник охаживает нас в полную силу, Лешка орет,  следом и я блажу на дурнинушку.

Первым не выдерживаю я: потихоньку сползаю с полка, на четвереньках добираюсь до двери, где и утыкаюсь носом в щель около порога – там прохладнее. Лешка, наконец, тоже вылетает из-под веника и падает рядом со мной.

Дядя Миша, еще наддав жару, яростно, со стоном и уханьем, хлещется на полке. Потом, видимо, решив, что с нас довольно, он открывает тугой крючок, который мы с Лешкой вдвоем не можем открыть. Мы пулей вылетаем в предбанник, а затем и на улицу – в снег. Натираемся снегом, смотрим друг на друга и бегом обратно – вдруг кто увидит нас голых!

Отдышавшись, начинаем друг друга подначивать: «Ты почто рано заныл?» «А ты-то чего к двери сбежал?»
Дядя Миша зовет нас из бани. И мы весело – страшное уже позади – ныряем в этот березовый рай…

… Причесанные, в белых рубашках, мы чинно сидим за столом. Суетиться, а тем паче баловаться за столом не дозволялось. Чуть что – можно и по лбу получить. Наевшись, с осовевшими глазами слушаем разговоры взрослых, пока нас не прогонят из-за стола.
Тащимся с Лешкой в горницу. На кровати, кто стянув одну штанину, кто один рукав, мечтаем о лете: ягода, рыбалка, покос… Обнявшись, засыпаем поперек кровати. Еле слышим, как тетя Дуся раздевает нас и укладывает, как положено. Перекрестив нас, она, глядя на меня, вздохнет и помолчит.
      А мы смирнехонько посапываем: светло-русый да черноволосый…