Кому поверить?

               
    Позвонили  из давно знакомой библиотеки:               
    - Приходите завтра на презентацию. Придете?
    - Кто и что будет представлять?
    - NN  свою книжку «Стихи разных лет»..
    - Кого приглашаете?
    - Автора, издателей  книги и других издателей,  литераторов,  филологов, художников,  тех,  кому может  быть интересен этот автор. Вам интересен?
    - Интересен. Весьма. Придем.

    К этой библиотеке,  особенно в последние пятнадцать лет, неизменно возникает  благодарное чувство.
    Хотя и ее  при нужной и оправданной  модернизации не обошла  ненужная и неоправданная,  в том числе стеклянно-пластиковая,  главное здесь сохранено.
    Главное – атмосфера.
    Так и пусть  прозвучит сейчас,  пафосно  пусть прозвучит:  в библиотеке сохранена атмосфера познающего духа. То есть  -  поддержка здесь каждому,  кто хочет вкусить от  истоков и плодов истории и современности,  почуять векторы развития человеческого творчества,  а, может,  и творчества собственного,   кто хочет пополнить свои  личностные  силы созидательной силой культуры.
    С привычным доверием  переступили мы с другом  привычный порог, чтобы без суеты приобрести   только что увидевшую свет книжку,  прежде  чем предстанет перед  быстро заполнявшимся  залом ее автор.

    Аудитория  немало  знала автора.
    Не одно десятилетие  известен  этот  автор   нескольким поколениям      гуманитариев. И не только им.   Как исследователь родословия языков  мира,  как  их классификатор,  как   знаток отношений   и взаимоотношений  между  языковыми системами -  древними и  молодыми,  азиатскими и европейскими. А также – как один из немногих тех,  кто на стыке лингвистики, математики, кибернетики, философии развивал  «очень  подозрительную»  комплексную науку  семиотику,  одно  имя которой  едва ли не полвека   среди номенклатурных идеологов  было  почти что ругательным словом. 
    А,  случалось,  и непечатным.
    Сама  тоже это знаю.
    И  слова  декана  филфака  шестидесятых  Будагова  собственными ушами слышала …. слышала их,  выходит,  чтоб помнить всю оставшуюся жизнь.
    Одному из блистательных наших однокашников,  знавшему к пятому курсу около тридцати языков,  включая  очень  трудный  венгерский,  собравшемуся, было,  в аспирантуре   заняться  вплотную  семиотикой,  декан прямо сказал:
    - Только  через  мой труп.
    В  конечном  счете,   эти   «мозги утекли»  раньше  многих других  в одну  из европейских  лабораторий.
    NN  «очень подозрительную науку»  развивал в России.
    Собравшиеся  на  нынешнюю  встречу с NN и его теперешней книгой об этом помнили.
     Но  еще и потому  на  презентацию   книги  NN пришло  много людей,   что     лингвист  и литературовед,   действительный и почетный член нескольких  академий – российских,  старого и нового света, -  словесник  до мозга костей  стихи  свои  в  целостный  томик  NN собрал  впервые. (Две-три актуальные, но мизерные публикации за последние двадцать лет в периодике утонули).
    NN-стихотворца  аудитория не знала. Хотела узнать.
   
    Что  это -   «эн»-«эн»  да «эн»-«эн»? - спросит читатель.
     - Автора! Автора! – он  вправе потребовать.
    Что  ж,  мол,  темнить-то.
    - Автора назовите!
    И назвала бы я имя  автора  сразу,  безо  всяких  просьб,  с превеликим удовольствием,  и отважному  издателю, захотевшему  в наши дни,  когда  «рынку  не нужны ни поэзия,  ни поэты»,   выпустить объемистую  книжку стихов,  да еще никогда прежде не видевших света,  спасибо бы большое сказала,  и  обязательно  бы  строки из нее привела.
    Например,   написанные в 19 лет,  в 48 году: «Во фруктовом саду фонарей // Для плодов не нужны мне корзины.// Подарю я любимой моей// Электрические апельсины.»
    Или – написанные в двадцать: «Набитыми трухой пустотами// Я  пробираюсь по привычке.// Занятиями и заботами// В зияния  кладу затычки.»
    В 33:  « Глаз твоих излученье,
                Их немыслимый свет.
                Только в нем излечение
                От болезней и бед.
                Только с ним разлученья
                Настоящего нет.»
    Или – в 35: «Млечный  Путь окунается в море,//Он бросается вниз головой// И выныривает на просторе,// Наглотавшись простуды  ночной.»
    В 38: «Тот обессилен. Этот тверд.// Усталость все же стала общей.// Мы в  ропщущей осенней роще – // Эпохе сделали аборт.»
    В 45:«…Мы только в совести своей
                Сумеем уберечь  Россию.»
    Нынче автору  за 75.

    Назвала бы,  спасибо бы сказала…
    …Но  вот уже больше  полугода  держу я дома  книжку NN  «спинкой»  вверх,  лицевой обложкой вниз. Почему?
    А представьте: берете вы томик  - стихи! - в руки,  и первое, что  видите,  это  то, что  по обе стороны  модной  голубизны пиджака  на  грузноватой  мужской  фигуре  в черных брюках   гломурно  возлежит   пронзительно-розовый  долгий и  широкий,  по моде,  монументальный  шарф.  Если  очень всмотреться,  можно угадать   голубоватые же - точно в «тональность»  пиджаку –  височно-затылочные седины.  Фигура  вся  персональная, авторская,– узнаваемые  осанка, крепкий  корпус,  брюшко.  Не символ, то бишь, и не абстракция какая-нибудь.
    А лица ….нет.
    Совсем нет.
    Там,  где должно  быть лицу,  - одна утрата.
    Пустота. 
    Там,  где должно  быть лицу – то ли   шаровая  туманность,  то ли в полчайной  ложки лужица  разбавленного молока,  то ли остановленное мгновенье исчезновения  живого человеческого лица - римейк  электронного  маневра  в стиле  pro-contra  личности,  когда  в  бледные  нети,  в пустоту, в бесследность уводит  экран только что бывший живым  прекрасный  человеческий лик.
    Пустота.
    Полнейшая  пустота.
    Приснилось:  ищу и ищу   на полках нужное,  хожу и хожу   по кругу,   все время  наталкиваясь на  череду  подобных  обложек.  То  на обложке  фигура автора  в полную стать – но  ни головы, ни лица,   то  в  треть стати – ни головы, ни лица. То,- должно быть, авторская  нога,  согнутая в коленке, сама по себе. То - только  рука – из под вязки шикарного свитера  лишь  пальцы  высовываются.
    Думаю,  что  же  это  я - такая нервная что ли стала ? - из-за чепухи,  чего нынче тьма,   в ужасе просыпаюсь.  Сама себе не поверила.  Раскапризничалась, думаю,  будто девчоночка позавчерашнего воспитания,  которая фабрикаторов-авангардистов  в глаза не видела,  об авангардистких продуктах  слыхом не слыхивала. 
      Но ведь и видела, и знала.  Словом, участвовала. И, случалось  даже,  восторгом переполнялась благодаря  полотну  авангардному, портрету,  музыке или даже стиху.
      Потом  представляла себе  оппонента в его искреннем недоумении:
      - Подумаешь!!!  Какой-то художник,  какой-то издатель  какому-то читателю  представили  какого-то автора  без лица. Подумаешь!!! А мода? А рынок? Кому  нужно  это ваше лицо?  Неформат! Тираж-то разошелся? Важнее всего – количество продаж! 
       Подумала-подумала я  и положила  книжку  в доме  на видное место: кто ни придет,  она  на глаза попадется. А  сама я,  так я решила,  при этом,  как говорится,   в тряпочку помолчу.   Вот реплики,  какие мне удалось запомнить в ходе этого психологического исследования:
     - Тот самый автор? И без лица?
     - Господи,  кто такое придумал! Натуральное, так сказать, реальное  туловище  и - без лица?
     - Неприятно-то  как…  Да еще и на  задней обложке  прямо-таки  «Всадник без головы». Воротник, спина, шарф, огрызок шеи, головы нет. Любой концептуализм можно пережить. Но это… Личность без  лица,  без головы…
     - Глубокомысленно,  но пошло. Претенциозно.  Без лица…
     -  Вот уж, действительно, безголовость. Воображаю: конкретный Иванов, конкретный Петров, конкретный Сидоров… Вот уж «браткам»-то радость: «Конкретно! Лица уже нету!».
     Подумала я,  подумала и пришла к тому,  что никакой художник,  якобы, философствующий о кошмаре исчезающей  в безликих вселенских  толпах личности,  никакой,  даже самый «продвинутый» рынком издатель, никакой,  пусть, и  самый смиренный,  автор, согласившийся предстать пред городом, миром и перед собой  фигуристо, но без лица,  не навяжут  вдумчивому читателю свой «формат». А  себе, читатель, надо доверять.
    Не сотрется  со «стены славы»  неотменяемое  в иерархии  человеческих  ценностей. И ни мода, ни рынок ни еще что-либо  глобально-повальное не превратят в  клок  тумана или в  лужицу разбавленного молока божественное человеческое лицо.
    Такая  вот  психология для жизни.
    
               
   
   


               


Рецензии