Ундина Чаячьего мыса, десять

А в следующий миг прогремели конские подковы, чьи-то крепкие руки подхватили меня подмышки и дёрнули вверх, ветер, ударивший в лицо, сорвал с меня шевелящуюся маску, и сквозь щелочки, в которые превратились мои глаза, я увидел близко конскую шею, чёрную, как сажа, белую гриву и оливковые бриджи всадника.
Мы промчались до бухты единым духом и врезались в воду со всего размаху, подняв веер брызг. Я соскользнул с лошадиной шеи в не успевшую остыть воду и, наконец, потерял сознание, блаженно избавившись от удушья и адского жжения во всём теле.
Когда я очнулся, я почувствовал мокрый холод, но не от воды – я лежал в постели с влажной повязкой на глазах, совершенно голый, намазанный чем-то, как бутерброд и прикрытый очень лёгкой простынёй до груди.
Я сделал попытку сдвинуть повязку, чтобы хоть что-то разглядеть, но тонкие сильные пальцы остановили мою руку, мягко взяв за запястье.
- Как вы себя чувствуете? – услышал я голос Холмса.
- Трудно сказать. Пока никак, - мой голос звучал слабо.
- У вас сильное отравление пчелиным ядом.
Он немного помолчал и заговорил снова, уже другим, упавшим голосом:
- Это я во всём виноват.
- Полноте, вы спасли мне жизнь.
- Но мог бы и не спасти. А ведь я чувствовал, что Раскатов затевает какую-то каверзу. Но вы! – его голос вдруг окреп. – Как вы могли? Зачем вы вообще потащились на пчельник – разве вы не знаете, что пчёлы очень чувствительны к запаху спиртного?
- Н-нет, я этого не знал, - пробормотал я.
- Но Раскатов не мог этого не знать – он увлекался пасекой, даже сам пересаживал рой.
- Откуда вы знаете? – поднял голову я.
- Лежите, - снова остановил меня Холмс. – У вас больше двадцати укусов.
- Больше двадцати? Я думал, их штук шестьдесят.
- Если бы их было шестьдесят, вы бы вообще вряд ли выжили, - сказал спокойно Холмс. – У вас и так был отёк горла, вы едва дышали. Это было покушение на убийство, Уотсон.
- Не могу поверить! Зачем?
- Да затем же, зачем Отелло придушил Дездемону. Ревность иррациональное чувство.
- Ревность? Ко мне? Ерунда какая! – я почувствовал вдруг охватившую меня слабость. – Так что, он затеял весь этот ужин, чтобы... убить меня? – и, поскольку Холмс не отвечал, я всё-таки сдвинул повязку с глаз.
Мой друг задумчиво смотрел мимо меня. Я заметил, что его губа сильно распухла, вероятно, тоже от укуса пчелы, и ещё две или три ранки на пальцах рук.
- Против него ведь нет ничего существенного, кроме моих... не убеждений даже, а, скорее, впечатлений, - наконец сказал он. – И на помощь позвал именно он. Правда, если бы не Чёрт, помощь я вам едва ли сумел бы, а, главное, едва ли успел бы оказать.
- Как вы только сориентировались? Вы были, по-моему, ещё пьянее, чем я.
Невесёлая улыбка скользнула по лицу Холмса.
- Я хотел, чтобы именно так и казалось.
- Так вы притворялись?
- Ну... Отчасти. Давайте вернём повязку на место, Уотсон? вы получили в веки, по крайней мере, три укуса – лучше пусть примочка действует подольше. Понимаете, я не предполагал, что он решится вовлечь в свой замысел миссис Бэркли.
- Значит, она сознательно утащила вас в сторону?
- Да. Но он просил её отвлечь меня от вас только потому, что «хочет переговорить с вами с глазу на глаз об одном щепетильном предмете». Он это подтверждает. Говорит, что действительно ревновал и собирался уговорить вас оставить его жену в покое, и что на пчельник полезли вы сами, а говорить с вами разумно было нельзя, потому что уж очень вы перебрали.
- В этом он был прав, не возразишь, - пристыжено буркнул я.
- Его «фирменный коктейль» - смесь водки с пивом. Это свалит и быка, - объяснил Холмс. – Мне вообще не следовало оставлять вас, но я, честно говоря, недооценил опасность. Как и миссис Бэркли, я подумал, что он сперва приступит к переговорам. И потом, меня разозлило то, что вы изображаете из себя паиньку. Ведь это ваше письмо перехватила Роза Фрай, и вас она видела у Дины, когда Раскатов уехал. И к вам под окно она пришла в первую же ночь нашего здесь пребывания, хотя вы оба держались, как незнакомцы. Неужели Ласточки было мало, чтобы образумить вас?
Я чувствовал себя ошеломлённым и раздавленным. Ещё никогда в жизни я не попадал в такое чудовищное хитросплетение совпадений и роковых случайностей.
- Так значит, - проговорил я, - когда Дина не смогла заплатить, Фрай всё это рассказала Раскатову? Подождите! А сама Дина? Ах, ну да, конечно... Для неё-то всё складывалось куда как удачно. Но вы упомянули Ласточку? Что, та ранка в ухе... ?
- Ожог. Вы помните, как Раскатов закурил рядом с вами? Он воспользовался тем, что вы отвернулись, взял, да и сунул лошади в ухо зажжённую спичку. Ничего удивительного в том, что она понесла вас, не взвидя света от боли. Но, увы, это тоже практически недоказуемо.
- Мне мешает эта повязка, - сказал я, снова сдвигая её. – С вами нельзя разговаривать, не видя вашего лица – у вас очень бесстрастный голос, я даже не понимаю, сочувствуете ли вы мне или считаете, что я получил поделом?
Холмс возмущённо отшатнулся:
- Уотсон! Я не заслуживаю этих упрёков!
- Да, конечно, вы ведь спасли меня. Даже сами пострадали, - я взял его руку и провёл пальцем по искусанной коже – она была на ощупь сильно теплой, почти горячей. – Вон как вас...
- Уотсон! – снова воскликнул он, отдёргивая руку.
У меня как-то подозрительно защекотало в горле, я почувствовал, что вот-вот влага доберётся до глаз.
- Подождите. Кажется, я сам в чём-то виноват, - проговорил он, усиленно сдвигая брови, как всегда делал в недоумении или замешательстве. - У вас на это другие взгляды? Или вас обижает, что я сразу не поговорил с вами начистоту? Но разве вы хотели этого разговора? У вас ведь был случай... В чём дело, Уотсон?
Слёзы всё-таки добрались до глаз, и я был вынужден закрыть их.
- Просто... всё это ошибка. Любовник Дины – Джон Уолкер, ваш управляющий. В первую ночь она пришла под моё окно, потому что не знала, что Уолкер освободил комнату для меня. Письмо, очевидно, было подписано просто именем «Джон», а в день отъезда Раскатова я сам следил за Уолкером, а Фрай за мной, хотя я думал, что она следит за Уолкером, как и я. теперь я понимаю, что значило её зловещее предсказание. Она сначала собиралась, видно, шантажировать меня, потом поняла, что здесь большой куш не сорвёшь, и переключилась на Дину.
Холмс запустил пальцы в свою отросшую чёлку, сжал и сильно дёрнул:
- Ах, я болван! Уотсон, да ведь Раскатов может теперь... Где Уолкер? – он дёрнул сонетку.
- Вы простите бога ради, что я без доклада, - в дверь просунулась голова Раскатова, - но я так волновался. Вам хоть немного получше, доктор Уотсон?
Это было просто прелестно – сначала организовывать «несчастный случай», а потом спешить справляться о здоровье. К тому же, у Раскатовов это, похоже, давно вошло в привычку. Я почувствовал, что сейчас неприлично расхохочусь, вспомнив, что так, собственно, проходили все визиты Раскатовов к нам. Холмс смочил марлю в небольшом лотке, стоящем у кровати, и снова положил мне на лицо – не столько лечебная, сколько тактическая мера. Во всяком случае, это помогло мне успокоиться и не напороть горячки, а Раскатову помешало разглядеть моё лицо.
- Да, ему лучше, - ответил вместо меня Холмс. – Он пришёл в себя, но ещё очень слаб. Честно говоря, я всё-таки вас виню в происшедшем, господин профессор. Вы были вместе, вы отправились смотреть этот пчельник, и вы прекрасно видели, что мой друг сильно выпил.
- Я не снимаю с себя вины, мистер Холмс, - размеренно и даже чуть высокопарно проговорил Раскатов. – Но я ведь тоже выпил порядочно, вы должны сделать на это скидку, мистер Холмс. И всё произошло так быстро... Но вы, мистер Холмс, вы-то оказались на высоте, вам не в чем себя упрекнуть.
- Разве что в недальновидности, - сказал Холмс. – Надеюсь, это происшествие не слишком подействовало на миссис Раскатов?
- Дина очень испугана, - не сразу ответил профессор, притом с какой-то странной интонацией. – Впрочем, должен признаться, что она человек легкомысленный. Как только стало ясно, что жизнь доктора вне опасности, она повеселела и, кстати, вот, просила передать...
Что-то негромко звякнуло и по комнате распространился ни на что не похожий аромат свежего мёда.
- Доктор Уотсон, - наконец удостоился и я обращения. – Это мёд из того самого улья. Поскорей выздоравливайте. Мне страшно неловко, что всё так вышло.
- Не расстраивайтесь, мистер Раскатов, - проговорил я, стараясь, чтобы мой голос звучал естественно. - Слава богу, ничего особенно страшного не произошло. Передайте миссис Раскатов мою благодарность за мёд и за внимание ко мне.
- Разумеется, доктор, я передам, - откликнулся профессор, и мне показалось, что голос его слегка переменился от скрываемого чувства, но, впрочем, как человек впечатлительный, я мог себе это вообразить.
Холмс снова позвонил, чтобы Уолкер проводил нашего гостя, и на этот раз управляющий явился.
- Прошу простить за задержку, сэр, - проговорил он чуть задыхающимся голосом. – Там снова бродит эта лошадь, белая с чёрной гривой. Мне пришлось выгонять её из сада.
- Проводите господина Раскатова, - велел Холмс. – Но сами потом вернитесь сюда.
- Да, сэр.
Едва за ними закрылась дверь, я снова открыл лицо и увидел, как Холмс укоризненно качает головой.
- Боже мой, до чего же вы скверный актёр, милый Уотсон! Скандал в мои планы не входил, так что извините, если я обошёлся с вами немного вольно.
- Я и не подумал рассердиться. Но, Холмс, что же будет дальше? Оставить всё, как есть? Я даже немного сочувствую рогам пожилого супруга, но что, если он снова попытается убить меня?
- Меня больше умиляет молодая леди, - холодно откликнулся мой друг. – Уверен, она подозревает, что все эти несчастные случаи произошли не сами по себе. Помните, как она воодушевилась после падения Ласточки? Знаете, почему? Потому что почувствовала, что падение как-то спровоцировал её муж, и теперь он не может чувствовать себя полностью правым, совершив покушение на убийство. И после этого она продолжает молчать, хотя видит, что под подозрение попал человек, не причастный к её грехам. Более того, человек, который сам не может отвести от себя подозрение, связанный обещанием. Или я не прав? Вы не давали ей обещания молчать о недоразумении, происшедшем в ночь после нашего приезда?
- А вы, кстати, откуда узнали об этом разговоре и вообще обо всём остальном?
- Да от Бэркли же! Она полностью в курсе. По-моему, она сама немного... неравнодушна к Раскатову. Но не до такой степени, чтобы пойти на убийство, и, когда я представил ей кое-какие свои соображения по поводу лошадей и пчёл, она мне всё рассказала.
- Я, действительно, обещал Дине молчать о том, что она приходила к Уолкеру. Я нарушил слово, рассказав вам об этом, Холмс.
- Мне кажется, у вас было на это полное право.
- Разрешите, мастер Шерлок?
Уолкер. Нахальный, самодовольный – словом, такой, как всегда.
- Да, входите сюда, - Холмс подвинул к нему стул. – Садитесь.
Лицо Уолкера вытянулось. Он, как мне показалось, не ожидал того, что предстоит разговор. А вот о чём предстоит разговор, он, похоже, понял, поэтому и удлинилась его, ставшая серьёзной, физиономия.
- Мистер Уолкер, нанимая вас на эту работу, - заговорил Холмс размеренным голосом, глядя в сторону, - мы оговаривали кое-какие условия. Адюльтер в них не входил. Я не хочу вдаваться в подробности нашего соглашения при докторе...
- Зачем тогда вообще говорить при нём? – перебил Уолкер.
- Потому что самая суть предстоящей беседы его очень даже касается. Вы строите куры замужней женщине, что уже само по себе отвратительно, но получилось так, что доктор Уотсон попал под подозрение вместо вас.
- Чем же я мгу помочь? – Уолкер усмехнулся.
Мне показалось, что Холмс вот-вот вспылит, но нет – он оставался бесстрастным и ровным.
- Что касается прекращения этих ваших отношений, я не стану ничего рекомендовать. Но что касается заблуждения мужа...
- Что касается заблуждения мужа? – вопросительно повторил Уолкер, склонив голову к плечу.
- Его необходимо рассеять.
- Как вы себе это представляете?
Чуть-чуть металла – совсем чуть–чуть – прибавилось в голосе Холмса:
- Я никак себе этого не представляю, - сказал он. – И это даже не моё дело. Включите фантазию. Потому что подвергать жизнь Уотсона опасности я больше не намерен, и, если заблуждение  мужа дамы не развеете вы, я это сделаю сам. И не только это – вы меня понимаете?
Уолкер отчётливо побледнел.
- Что вы имеете в виду, мистер Холмс?
«Мистер», - отметил я про себя.
- Нет, не то, что вы подумали. Я не так низок. Я откажу вам в месте, только и всего. Тюрьма вам больше не грозит. Но, открыв Раскатову глаза, я не стану вас защищать. Уверен, из этой дуэли победителем вам не выйти.
- Но если я признаюсь ему, он убьёт меня прямо на месте! – выкрикнул Уолкер. – Вы не знаете, что он за человек!
- Догадываюсь, - сказал Холмс. – Но вы, по крайней мере, предупреждены. А догадался ли кто-то из вас с вашей любовницей предупредить о том же человека, не имевшего понятия об опасности, нависшей над ним? В общем всё, разговор окончен. Я вам даю сегодняшний день либо на обдумывание тактики, либо на сборы – как вам будет угодно. Завтра утром я сам посещу Раскатовов.
- Хорошо, - помолчав, поклонился Уолкер. – Я сделаю так, что профессор всё узнает. Но, мистер Холмс, могу ли я в этом случае рассчитывать на вашу защиту?
- В случае личной опасности? Да, можете.
- Мистер Холмс, - Уолкер облизал пересохшие губы, - я всё равно не оставлю Дины Раскатов. Я люблю эту женщину. Это больше, чем адюльтер, поверьте мне.
Только теперь Холмс перевёл взгляд и посмотрел своему управляющему в глаза:
- Уолкер, мне известна ваша репутация.
- Может быть. Но это – настоящее.
- В таком случае, - сказал Холмс потише, - своё настоящее вы не слишком хорошо начинаете. Впрочем, бог вам судья. Идите. Можете быть свободны до вечера.
Ещё раз поклонившись, на этот раз без слов, Уолкер вышел.
- Тем самым вы взяли на себя ответственность за его безопасность, - прокомментировал я.
На этот раз Холмс взорвался, хотя и довольно тихо:
- Уотсон, я просто человек, мне тесно в нимбе, который вы всё время на меня примеряете. Я не знаю, как оставить довольными и волков, и овец. И я вообще не понимаю, почему вместо того, чтобы отдыхать, я должен расхлёбывать чьи-то любовные истории, чьи-то недоразумения и чьи-то ошибки. Оставьте меня в покое! Оставьте меня, наконец, в покое – я уже почти похоронил вас этой ночью, а теперь я виноват в том, что, видите ли, заставил Уолкера хоть миг побыть человеком чести.
- Да вы успокойтесь, Холмс, - я почувствовал себя неловко, словно иждивенец, прячущийся за чужой спиной.
- А я спокоен! – рявкнул он и зашёлся в кашле, ухватившись за спинку стула, чтобы не упасть.
- Если у них это действительно серьёзно, - проговорил я раздумчиво, - может быть, всё и к лучшему. Ну что Раскатов? Дина молодая красивая женщина, жалко, что она губит свою молодость с этим... отелло.
Всё ещё кашляя, Холмс помотал отрицательно головой и выдавил:
- Не того жалеете. Дина не пропадёт никогда и ни с кем... Простите, Уотсон, я хочу выпить чаю с мёдом, так что покину вас пока.
- Конечно. Вы вообще... Отдохните хоть немного, Холмс.
Он с улыбкой поклонился.
До вечера я то дремал, то читал. Уолкер не появлялся, и еду мне прямо в комнату приносила Марта. Вставать с постели я тоже не торопился. Вроде бы чувствовал себя неплохо, но слабость оставалась, а при попытке подняться кружилась голова. Холмс заходил ко мне дважды – по-моему тоже заспанный. Справлялся, как я себя чувствую, предложил выпить с ним пунша, и мы выпили по стаканчику, потом сказал, что пойдёт прогуляться – на закате, разумеется. Пропал надолго, но, когда я, забеспокоившись, позвал Марту, она сообщила, что «хозяин давно вернулся, сэр, и спит в гамаке в саду».
Кое-как приведя себя в порядок, я решился-таки, наконец, одеться и выйти в сад, где уже царили тихие летние сумерки. Шерлок Холмс, действительно, спал в гамаке, перевесившись через край, почти падая. Я осторожно поправил его и укрыл сброшенным пледом – он глубоко вздохнул, но не проснулся, что было бы немыслимо, спи он в своей кровати. Замечено, что на свежем воздухе чуткость его сна полностью утрачивалась. Оставшись без привычного смога и копоти, он словно бы слегка пьянел. Я присел неподалёку от него на плетёный стульчик, закурил и задумался – снова о судьбе этой странной семьи Раскатовов.
Меня отвлёк от раздумий быстрый топот копыт совсем неподалёку. Вскочив, я вытянул шею: мимо по тропинке, ведущей от Чаячьего мыса к большой дороге на город, промчалась уже знакомая белая лошадь с чёрной гривой. Но не одна - я увидел, на её спине без всякого седла, держась прямо за гриву, мчится какая-то женщина. Разглядеть её на таком расстоянии было совершенно невозможно, я просто понял, что силуэт женский, и только.
- О господи! – воскликнул я невольно. – Холмс!
Мой бедный приятель чуть не выпал из гамака от моего вопля.
- Что? Что случилось?!
- Ох, чёрт! Холмс, извините, - опомнился я. – Я просто только что увидел ту самую таинственную лошадь, но со всадницей.
- Какую лошадь, белую?
- Да-да, ту самую.
- Вот оно что, - сказал Холмс, задумчиво выбираясь из гамака. – Это многое объясняет. Знаете, что я думаю?
- А что вы думаете?
- Это – лошадь ундины, и видели вы её.
Я задумался над его словами:
- Что ж, это может быть. Тогда понятно, почему она здесь никому не знакома – она из города. Мы с вами, когда говорили о долгих концах туда и обратно, лошадь-то ведь  не имели в виду. А верхом двенадцать миль – не расстояние.
- Завтра же, - решительно сказал Холмс, - я всё-таки подойду к ней и заговорю. Эта загадочность, возможно, добавляет ей шарма, но держит в напряжении всё население деревни. Становится холодно, Уотсон, - он зябко вздрогнул, - пойдёмте домой, пожалуй, а?
Наутро меня разбудил Холмс, войдя в мою комнату:
- Уотсон, вы проснулись? Только что пришёл Уолкер. Он сказал, что выполнил мою просьбу и дал Раскатову знать, кто в действительности его соперник.
- Каким образом? Вряд ли просто пошёл к нему и... Неужели взвалил этот груз на Дину?
- Нет, - Холмс покачал головой. – Он не такой мерзавец, и не такой дурак. Он привлёк к делу осведомительства миссис Бэркли. В сущности, даже такое окончание дела лучше, чем выполнять всё возрастающие требования шантажистки. Так что я ещё, может быть, совершил благодеяние, заставив его выдать себя.
- Где он теперь?
Холмс засмеялся:
- Отправился к Фраям. Я позволил ему покататься на Ласточке. Полагаю, для Розы этот визит может кончиться не лучшим образом.
- Ничего, - мстительно сказал я, - поделом. Но, Холмс, ведь мы никоим образом не можем считать историю законченной?
- Да, она только начинается. Раскатов должен сделать ответный ход.
- Вы так спокойно об этом говорите?
- Уотсон, - Холмс пристально посмотрел мне в глаза. – Не кажется ли вам, что я вообще в большинстве случаев говорю спокойно? Это не означает безмятежности в моей душе. А что касается Раскатова... Как говорит Лестрейд, наша первейшая задача – профилактика преступлений. Завтра я отошлю этого ловеласа в Лондон к брату. Я обещал не увольнять его и не уволю, но до конца лета ему, думаю, следует заняться чем-нибудь полезным вдали от Сассекса. Что вы молчите?
- Не знаю, - я пожал плечами. – Есть в этом какой-то элемент нечестной игры, Холмс.
- Здесь вообще нет никакой игры, - тяжело вздохнув, сдержанно объяснил мой друг, а я видел, что сдерживаться ему нелегко. – Здесь есть потенциальный убийца, которого на основе имеющихся улик к суду не привлечёшь. Понимаете вы это? И есть потенциальная жертва – Джон Уолкер. А ещё вчера это был Джон Уотсон. Неужели после всего этого вы склонны недооценивать опасность?
- Если он и Дина любят друг друга... - начал я.
- Да не могут любить покойники! – заорал на меня Холмс, и не его скулах расцвели красные пятна. – Ну нельзя же быть таким легкомысленным! Будь сегодня дилижанс, Уолкер бы уехал сегодня, сейчас! А вы знаете, куда я сейчас пойду? Нет? Я пойду к Раскатову и стану запугивать его! Потому что любое сомнение даст нам время, которое нам нужно! А спросите, удастся ли мне поколебать его своими запугиваниями в целом? Дани за что! Он понимает, что юридически ему инкриминировать нечего. А мораль у него - своя! Мораль рогатого мужа!
- Не кричите, - попросил я, слегка смятённый его натиском. – Вам для лёгких вредно, опять будете кашлять. Если так, почему же вы позволили Уолкеру идти к Фраям – вдруг они там встретятся?
- В этом смысле я ему ничего ни позволить, ни запретить не могу, - остывая, выдохнул Холмс. – Я предупредил его, и он, кажется, отнёсся к моему предупреждению серьёзно, так что и Дины, и её супруга будет избегать.
- Ну хорошо, - я потянулся за своей одеждой. – Давайте завтракать. А потом, если вы и в самом деле пойдёте к Раскатовам, возьмите меня с собой.
- Нет, - наотрез отказался Холмс. – Такие разговоры при свидетелях не ведут. А уединись мы, вам останется Дина, что создаст очередное прецедент, и пошло-поехало. А я и так до смерти устал от всех этих мелодрам с элементами трагедии.