7

-7-

– Ну, как? – спрашивает утром Фрэнк. – Я подумал, что ты захочешь выспаться. Хани звонила утром. Она взяла выходной и поведёт сегодня Элизабет в зоопарк. Видимо, ночью что-то было? Что?
У меня уже сто лет не было похмелья, к тому же – жутко ноет внизу: ужасно хочется скрестить ноги игреком и так и ходить– может, это психосоматическое расстройство?
– Всегда пожалуйста. Ну, так что?
– Потерпи, дай чаю себе налью. У вас вечером все нормально было?
– Отлично. Элизабет уложили спать в полвосьмого. Она не сразу смогла заснуть. Мы в два голоса ей перед сном прочитали две сказки про слонёнка Дамбо по телефону – она их просто обожает, да?
– Да, сказки она любит больше всего на свете.
– Я не слышал, как ты вернулся. – Фрэнки упорно желает знать подробности. – Ну, Даниэль, не томи, рассказывай! Что там произошло? Кого ты снял?
– Ох, Фрэнк...
– Вид у тебя усталый.
– Оттраханный, – произносим мы с ним одновременно. Потом я рассказываю: – Симпатичный пластический хирург. По фамилии Купер. Он был у Изабеллы на ужине. У него крашеные волосы, белые зубы и оранжевая кожа.
– Даниэль! – восклицает Фрэнк, в его голосе ужас и недоверие. – Ты переспал с оранжевым пластическим хирургом? Скажи мне, что ты пошутил.
– Увы, нет, Фрэнк. – Я отпиваю чай. В голове всё горит. – И он рычал вот так: рррррр.
– Что?
– Голый. В постели. Рычал. Ррррррр. У него атласные простыни. Шоколадно-коричневые.
– О, господи. – Фрэнк садится рядом со мной. – А зачем он рычал?
– Наверное, думал, что это очень страстно и первобытно. А что, в твоём репертуаре обольстителя нет “звериного рыка”?
– Не-а, – отвечает Фрэнк.
– Действительно, а то я бы его уже услышал, – говорю я. – Спасибо и на этом.
– Не за что.
– А ещё он издавал очень смешные лошадиные звуки, – добавляю я.
– Господи, боже мой, Даниэль! Ты ничего не напутал? Может, он ветеринар?
– Ещё он называл меня горячей штучкой и развратным мальчишкой.
Фрэнк прыскает, поперхнувшись кофе. Я пытаюсь, как ни в чём не бывало, намазывать на тост масло, но это уже выше моих сил. От смеха на глаза наворачиваются слезы (во всяком случае, я надеюсь, что от смеха). Фрэнк уже просто задыхается.
– Рррррр, – сквозь хохот рычит Фрэнк. – Эй, горячая штучка! – Он вскакивает и начинает носиться по кухне, как бы вскидывая лапы, прыгая из стороны в сторону с диким рыком, подмигивая мне и, конечно, хохоча во все горло.
– Перестань, – всхлипываю я, с трудом переводя дыхание. – Не смейся над моей любовью.
– Извини. – Фрэнк подходит ко мне, облизывает палец и прикладывает его к моему лицу. – Ш-ш-ш... Ой, какая горячая штучка! – И снова сгибается пополам.
Я так сильно смеюсь, что боюсь описаться.
– У гетеросексуалов такое бывает? – спрашиваю я, когда мы оба немного успокаиваемся. – В смысле, истерика наутро после секса?
– Иногда, – отвечает Фрэнк, всё ещё хихикая. – Но не такая сильная. Ох, Даниэль, Даниэль, Даниэль – чем ты думал?
– В целом, секс у нас удался, – говорю я, – вот только прелюдия.... Прелюдия была несколько комична...
– Рррр, – произносит он совершенно некстати.
– Но сам секс был что надо.
– Надеюсь, – кивает Фрэнк, – очень на это надеюсь, Даниэль.
– И все равно у меня осталось такое чувство, как будто чего-то не хватает. Не знаешь чего? Ты ведь говорил мне, что секс после долгого перерыва проходит легко и непринужденно, помнишь?
– Да, но я не велел тебе идти и трахать мужиков с атласными простынями, которые считают себя тиграми. Если тебе нужен был просто секс, не слишком ли много мороки? Ты ведь мог бы пойти на вечеринку и подцепить нормального мужика, который в своём уме. А что это у тебя на груди?
– Он в своём уме.... Где? А, это. Думаю, краска для волос. Подозреваю, что он красит волосы на груди.
– Сексуально, – ухмыляется Фрэнк. – О-го-го как возбуждает.
– Всё, перестань, – говорю я. Потому что не хочу, чтобы моя новая сексуальная жизнь была смешной. В ту же секунду я чувствую досаду: Фрэнк рассказывал, что это легко, а значит, мне полагается сидеть тут довольным и загадочным, а не смеяться над его пошлыми шутками. – Уж во всяком случае, его грудь не покрыта рыжей шерстью. Ты мог бы взять с него пример, Фрэнки. В краске для волос ничего зазорного нет.
– Угомонись, Даниэль. – Голос у Фрэнка немного обиженный. – Не надо так злиться. Я просто пошутил. Ладно, мне пора работать. Ты вечером будешь дома? Тогда до вечера. Хорошего тебе дня. Не перегрейся.
– Иди уже, – машу рукой я, чувствуя, как опять начинается приступ хохота. – Уходи, пожалуйста. Всё. Давай.
Не знаю, чего я ожидал. Нет, конечно, я не рассчитывал, что утром буду расхаживать с гордым видом, насвистывая “Мы – чемпионы” Фредди Меркьюри, но предполагал, что будет как-то очень близко к этому. После целого года воздержания секс для меня – это в некотором роде подвиг. Наверное, я должен бы чувствовать больше радости, чем отвращения. Хотя отвращения к нему у меня тоже нет. Скорее досада, как у школьницы, которая позволила “слишком много” своему приятелю в тёмном переулке после дискотеки. Чёрт! Если бы я был женщиной, я бы сидел, точнее, сидела сейчас в баре и хвасталась подругам, что мужикам от меня сносит голову, от чего они выглядят полными придурками в постели, что в прочем не мешает удовлетворять им меня своими огромными членами. Но главное – дело сделано. Я снова в седле. Вот и славно, трам-пам-пам.
В этот момент я слышу, как где-то играет мелодия из фильма «Шербургские зонтики» - Руперт, мой первый и единственный мужчина, которого я представлял родителям, решил мне позвонить. По-моему, я уже говорил, что Руперт отказался от блеска Лондона и уехал в далёкую Америку, дабы проводить время в своём офисе с пяти до девяти, как все бизнесмены. Поскольку мы наше знакомство пришлось на радужную молодость, к Руперту я отношусь как к старому школьному другу. Мы с ним редко общаемся (хотя он регулярно посылает мне миленькие открытки с фотографиями морских котиков или буревестников), но, когда нам удаётся поболтать, делаем это легко, непринуждённо и весело. Руперту я могу рассказать всё что угодно и не бояться последствий. Разве можно представить более подходящего собеседника в такой момент?
После нескольких обычных вопросов я выкладываю свою новость:
– У меня вчера был секс, Руперт.
– Поздравляю, – тянет он с сильным северным акцентом.
– Спасибо. Я собой тоже очень доволен.
– Я вообще-то и не думал, что ты живешь как монах, давший обет целибата.
– Именно так я и жил. Но с этим покончено. Я снова в обойме.
– Отлично. Ты, правда, говоришь как старик.
- Но-но, попрошу.
- Ладно, - в трубке слышно, что Руперт улыбается, - кто он?
– Доктор Уильям Купер.
– Пластический хирург? Моя мать – его пациентка.
– Правда? А что он ей исправляет? – И почему все, кроме меня, ходят к пластическим хирургам?
– Не знаю. Даниэль, он ведь... староват...
– Не уверен. Он почти наш ровесник, может, чуть старше.
– Помнится, мама была на его шестидесятилетии, а это было года два назад. Чрезвычайно загорелый тип. И у него огромные зубы.
– Не-ет! – издаю я скорбный вопль. – Нет! Нет! Только не это. Руперт, не может быть! Скажи, что это неправда. Я не мог потратить свой первый за год секс на старика, который мне в отцы годится. Боже мой! О, нет. Теперь ясно, почему в его квартире было так темно.
– Старик Купер. По моим подсчетам, когда ты родился, ему уже было двадцать четыре года. – Его педантизм начинает меня раздражать, хочется кинуть в Руперта трубкой телефона. – Однако он недурно сохранился, благодаря своим профессиональным усилиям. Правда, для тебя он, скорее всего, недостаточно волосат. Но даже в старости есть свои преимущества. Он, наверное, очень опытный? - Я слышу, как Руперт тихонько смеется. Нет, какой там тихонько, он сейчас просто рухнет от смеха.
– Угадал. Показал мне пару хитрых приёмов.
– Какой ужас!
– Ошибаешься, не такой и ужас. Эти приёмчики тоже не лишены своей прелести. Англичане многого не знают. В основном считают, что мужчине достаточно, чтобы его покусали за соски, подёргали за член, пару минут потыкали, а потом кончили на лицо.
– Правда? – спрашивает Руперт с неподдельным интересом. – Хм, а где учат этим самым хитрым приёмам? Я бы тоже не прочь пополнить свой багаж.
– Не знаю, наверное, по книжкам. Или в публичных домах. В идеале – на богатом собственном опыте. Или просто надо иметь врождённый талант к неукротимому, бурному сексу. Кстати, о птичках – как у тебя дела на личном фронте?
– Не надо так злиться и воспринимать все в штыки. Не я же переспал с дедулей.
– Я спросил о твоей личной жизни.
– Да вроде всё налаживается. Я тебе потому и звоню.
– Да?
– Хотел попроситься к тебе на пару дней. У меня тут одно свидание наклёвывается. Пустишь?
– Конечно. А не слишком ли далеко ты собрался на свидание? В Америке встретиться не с кем? И кто он?
– Ты удивишься, но не он, а она. Зовут Джоанна, работает гувернанткой. Познакомился с ней на свадьбе у кузена – помнишь Гарри? Согласись, как-то неудобно просить её тащиться через всю страну, чтобы поужинать со мной.
– Ой, Руперт, я только что вспомнил. Папа приезжает в пятницу на пару дней. Ничего? Вам обоим в доме места хватит, если ты не против пожить с ним под одной крышей.
Руперт относится к моему родителю с большим подозрением. Он уверен, что папа к нему неравнодушен. Хотя, насколько мне известно, объективных доказательств тому нет.
– Ничего страшного. Он может научить меня паре-тройке хитрых трюков.
– Он – мой отец, Руперт, так что, пожалуйста, прояви хоть немного уважения.
– Прости, сила привычки. Большое спасибо, Даниэль, что согласился меня принять. Я приеду к вам в пятницу ближе к вечернему чаю. Ты только не оставляй меня с ним наедине.
– Вообще-то у меня планы на вечер пятницы, так что тебе придется остаться с ним наедине. Так тебе и надо. Увидимся. И не забудь помыться.
Возможно, кому-то и покажется последняя фраза странной, но как я заметил на собственном опыте, англичане его класса – а Руперт не из бедняков – не слишком дружны с мылом и мочалкой. Когда мы с ним были вместе, я всё время просил его помыться, а он никогда этого не делал. От него пахло псиной и мокрой шерстью, а это не самые романтичные и приятные запахи на свете.
– О, боже. Перспектива устрашающая, но, похоже, выбора у меня нет. Ладно, постараюсь не отрываться от стены и беречь свои тылы. Пока, дорогой. Не сердись. И поздравляю, что подцепил Купера.
Клянусь, я слышал, как он прыснул со смеху, прежде чем положил трубку.
Тремя днями позже мне позвонили из благотворительной организации, которая развозит горячие обеды старикам и инвалидам, – якобы я подавал туда заявление, желая внести свой вклад. Они сказали, что в Кэмдене, пригороде Лондона, есть люди, которым очень нужна моя помощь, и предложили встретиться с начальником районного подразделения. Я в затруднении. Но тут почтальон принес открытку от Руперта: “Я придумал отличный способ совместить две твои любимые вещи: стариков и еду. Увидимся в пятницу. С любовью, Р.”
Хорошо снова иметь личную жизнь, но плохо, когда она смешна и нелепа.