Купол

сценарий
фрагменты

Ядерная война началась так же внезапно, как выпадает снег и наступают заморозки - в канун очередного Нового года и в то самое время, когда ожившая Европа в рождественской иллюминации готовилась к шумному открытию очередных олимпийских игр, а в солнечной столице одной из ближневосточных стран в эти же самые дни многочисленные толпы ошалевших бездельников под завывания рожков, труб и фанфар носили по улицам обезображенный труп диктатора, только что свергнутого международной коалицией.

Цивилизацию смыло, смело, превратило в порошок сразу; в считанные часы города и страны превратились в руины. Что случилось на соседних континентах, кто жив, а кого нет - никто толком сказать не мог, как и не мог знать о том, почему же Катастрофа нагрянула так неожиданно. В самое короткое время пропали электричество, связь, радио, телевидение, исчезло водоснабжение, забились канализации, напрочь оборвался обмен международными новостями. И кому это теперь было нужно - переживать о том, что сталось с другими краями, народами, да, и с самой Россией - все прежние интересы, заботы исчезли разом. Не стало планов. И о смысле жизни уже никто не спрашивал. Мрачная участь уцелевших  и выживших постигла совсем немногих. Они на своём личном примере постигали то, что значит не на словах, а на деле "завидовать мертвым". В их числе оказались и немногие жители заполярного Путыма,  города-спутника металлургического гиганта, получившего в свою очередь порцию термояда, за семь минут вместе с высоченными трубами, огромными цехами, складами и нетфтебазой на окраине жилого района преобразившегося в груду безжизненных, но еще чадящих и светящихся не понятно чем развалин. Всего более повезло сгоревшим, испарившимся, погибшим в первый момент и особенно тем, кто в это время спал. Раненым, увечным, беспомощным, покалеченным, обожженным, сошедшим с ума, оставшимся в один миг без тепла, воды, электроэнергии, магазинов и горисполкома, рассчитывать было не на что. В первые недели после катастрофы остатки от местной власти, прикрывшись  полицией, заполучив в своё распоряжение прежде никому не известные бункеры-убежища с некоторым запасом еды, воды и света от дизель-генераторов, они - попытались, было, взять контроль над ситуацией, подчинить оставшихся в живых, но однажды оказались перебитыми своими же охранниками - после того, как отказались принять участие в "человеческом", сообразно сложившимся обстоятельствам, устройстве их уцелевших семей, близких, в первую очередь - жен и детей. Им неосмотрительно и, вероятно, от жадности и страха, и еще от оказавшейся скудности запасных ресурсов было отказано в праве на место в бункере. После побоища бункер разорили, разграбили, разрозненные люди с оружием разбрелись кто куда мог, а через некоторое время тоже пропали, сгинули и потерялись в постоянных стычках с другими, от переохлаждения, голода, ранений, неизвестных прежде мучительных болей, рвоты...

Не то, что густой дым или смог, но пронизывающая тело и кости мгла, пепел, миллионы частиц и часто ионизирующих песчинок висели в воздухе, скрывая небо и звёзды. И тогда не стало ни дня, ни ночи, хотя для Севера, привычного к полярным ночам, это не было так уж невероятным явлением. Мороз и холод убивали мягко, красиво - наиболее находчивые и непритязательные на комфорт люди выползали из редких убежищ, подвалов, чтобы сладко заснуть и умереть. Некоторые при этом лежали так неделями и оказывались всё еще живыми. Хотя о неделях и даже днях судить стало трудно - каждый сам себе придумывал учет времени и создавал личный постапокалиптический календарь. Сколько всё-таки осталось живых на Планете, что в других городах и есть ли где-нибудь солнце - в Путымских землях, и без того схваченных надёжно темнотой и вечной мерзлотой, никто ничего не знал. И никто не стремился выживать!   


...Сквозливое, прогорклое, невидимым ветром пронизывающее, стылое утро заставило Панкрата подняться с лежанки из хвои, рассмотреть в полутьме обгорелый вкруг него бурелом и внимательно исследовать, не появилось ли каких-нибудь новых опасных следов на скатах овражка, на засыпанном пеплом снеге и на тропках - возможных подходах к его убежищу. Ему только что снилось солнце, июльское утро, зелёные листья и то, как сновали по-над кустами и деревьями весёлые пташки, бабочки и всякая другая крылатая мелочь. А пробуждение скрыло несуществующий и теперь уже фантастический мир. Едва открыв глаза, он первым делом должен был подумать о безопасности.

Да, для него это давно уже не имело никакого значения - утро ли, а то, возможно, и  полдень или глухая ночь вокруг? Панкрат с помощью механических часов на левой руке определял, сколько примерно километров он одолел во время очередного перехода по лесотундре, учитывал также время отдыха. На часах кроме компаса еще имелись окошечки с указанием даты, месяца и года, но они давно уже сбились и показывали что попало. Хотя и компас, непонятно, почему серьёзно врал и постоянно склонялся к западу. Панкрат многократно проверял его на знакомой местности и видел, со стрелкой явные нелады: вместо севера она показывала на два часа, что и приходилось постоянно учитывать при переходах и блужданиях по безлюдью.

Раньше Панкрат часов не носил, не имел нужды. Как-то подаренные ему много лет назад родителями недорогие "юношеские" часы он выкинул в Неву, когда приехал учиться в Питер на лесничего, в этот жест он вложил тогда большой смысл, потому что мальчишкой много думал о вечности, грандиозных свершениях в будущей взрослой жизни, где главным героем, конечно, будет он. И потому часы не покупал, зато быстро научился определять время внутренним чувством.

Шли годы, некоторые чувства притупились, но по наитию и малейшим приметам на небе, по деревьям, траве, массе других примет он почти безошибочно в любой момент с предельной точностью мог сказать, который час. Только когда это было?! Примет не стало, неба - не видать!

А эти часы Панкрату подарил знакомый ему парнишка Илья. А сам он подобрал их как-то на развалинах  базы геологоразведочной экспедиции неподалёку от Путыма,  когда понял, что чувство времени им утрачено, и оно вообще ему не нужно, и потому, что они, оказалось, работали и могли еще долго прослужить.

...Сделав чай из припасенных брусничных листов, ароматных и тонизирующих травок, Панкрат грелся у костра и под сполохи от небольшого огня читал маленькую потрепанную книженцию, которую и в прежние времена постоянно разъезжая по долгу службы в самые удаленные посёлки Таймыра, брал с собой в качестве блокнота и справочника, благо в книжке имелись кое-какие карты и описания местности, а в самом её конце - с десяток чистых страниц для заметок.

"Восточная часть плато Путорана отличается от западной. До высоты 400 м горы заняты лиственничными лесами, далее следует зона лиственничных редколесий, простирающаяся до высоты 500 м. Выше проходит подгольцовая зона, представленная ольхой, ивой, ерником. Выше 800 м расположены глинистые болота. Они глубоко оттаивают во время дождей, становясь труднопреодолимой преградой для пешеходов. Ранним летом (в июне и начале июля) тундра покрывается ковром из цветов: синие колокольчики, альпийская незабудка, горечавки, полярные, желтые и белые маки, оранжевые жарки. На болотах и во впадинах большое количество пушицы. Ко второй половине июля большая часть цветов отцветает, и лишь у снежников и ледников продолжает бушевать огонь красок. Здесь весна задерживается. Среди тундровых растений преобладают различные мхи и лишайники, низкорослые кустарники, многолетние травы, главным образом осоки и злаки. По речным долинам, защищенным от ветра, и их склонам располагаются заросли тундровых кустарников: карликовой березки, северной ольхи, полярной ивы. У подножия плато и по широким, лесистым долинам рек можно встретить бруснику, чернику, шикшу, голубику, а на заболоченных участках - клюкву и морошку".

 - Как же сладко читать такое сейчас! - подумал Панкрат и усмехнулся. - Вот когда по-настоящему начинаешь ценить и любить Крайний Север!
Он удивился нахлынувшему на него восторгу и не без холодного расчета вывел: "Значит, силы еще есть! Значит, сдаваться еще рановато будет!"
И поправив отвалившиеся от огня дровишки, читал и прежде много раз читанную книжку дальше. И то, что в ней сообщалось, теперь воспринималось, как фантастика, детектив и приключения сразу. Он усмехнулся: "Прям тебе, как "дети капитана Гранта!"   

"Геологи, геофизики изучают недра Таймыра, намечая ряд перспективных рудных узлов, подобных Норильску. Медно-никелевые руды Норильска представляют собой только часть того, что есть в недрах Таймыра. Эти же руды обнаружены в бассейнах Пясины, Таймыры, Хатанги, Курейки. Месторождения железных руд, слюд, соли известны в Хатангском районе. Восточнее в районе Верхоянья имеются месторождения олова, серебросвинцовых руд...

Птицы в горах Путорана в основном перелетные. Есть здесь тундровая и белая куропатки, гуси, утки, лебеди, гаги, пуночки и др. Зимуют белая сова и изредка тундряная куропатка. В реках и озерах водится много рыбы: осетр, омуль, чир, сиг, нельма, муксун, голец, ряпушка, таймень.

...Даурская лиственница, сибирская багульник, кустарниковый ольховник, березовик, ель на западе... Лед до двух метров.

"Животный мир гор Путорана беден видами. Из млекопитающих встречаются: песец, волк, горностай, северный олень, заяц-беляк, бурый медведь, лисица. В центре Путоран, в районе оз. Аян, встречается очень редкое животное - снежный баран. Очень много медвежьих следов видели на р. Чалке. Там же и встретились с полярным волком. 5 мая (дневка) на оз. Аян наблюдали миграцию северного оленя ("дикаря") с юга на север мигрирующее стадо, по словам местного охотника, насчитывало 50 - 70 тыс. голов. Интересно отметить, что озеро олени переходят когда их соберется достаточное количество. Скопление идет наверху...

Панкрат хорошо знал те места и то что там в прежнее время каждый год в августе проводился организованный отстрел оленей. Всё мясо не успевали да, и не стремились вывозить, потому что люди - варвары, хапуги, идиоты. И вот это богатство снеди теперь скрыто под снегом и может быть пригодным для еды...

Плато Путораны - чудный, затерянный мир, куда, к частью, совсем мало ступала нога человека.  Нужно пробиваться туда - на плато. Там - вход в другой мир, там выжить можно Почти 500 километров безлюдья! А горы - до двух км высотой горы. И там - золото россыпями, никому не нужные самоцветы блистают на ковре из мха. Бери сколько хочешь! И это очень весело.

Он также знал, что местные оленеводы остатками стойбищ ушли к лесам, к тайге поближе. Зато по пути можно наткнуться на следы очень старых становищ каких-нибудь экспедиций.  Путоранский купол мог стать тем самым клочком земли обетованной, дать возможность выжить.

Слух - он уже многократно выручал Панкрата, он оказался очень полезным. Глухое рычание донеслось с правой стороны от овражка. Панкрат прислушался и вынужденно потянулся к оружию - кто-то, похоже, пытался прикрывать пасть собаке, потому что он услышал,  рычание внезапно сменилось повизгиванием. Значит, кому-то не хочется быть обнаруженным. Может быть, боится любой встречи, а может быть, намеренно прячется, чтобы незаметно подкрасться.    

...В бывшем городском клубе император организовал выставку графики «Рисунок углём» с целью, чтобы горожане не зверели. Художника Петра Орешкова пригласили персонально, и мадам Скульская пришла на вернисаж в дырявых чулках, зато на каблучках, с ярко накрашенными лягушечьими губами. Она прочитала торжественную речь, похлопала сама себе в ладоши и всё -  типа открытие выставки состоялось, а художник почему-то оказался недоволен. Он ходил в фойе клуба грустным, смотрел на обшарпанные стены тоскливыми глазами. Император же, посетив с приближенными и тщательно обследовав выставку, там и наткнулся на скучающего художника.

- А что тебе еще надо? Поклонение и восторги от народа? Славы? Ну, это, ты брат, совсем... испорченный художник! Открытие торжественное выставки было? Признание получил? Ну, что тебе еще? На руках охота, чтоб носили?

- Эй, вы! Ну-ка, сюда, - крикнул Биров сопровождавшим его преторианцам.- Где мои носилки, возьмите художника и красиво пронесите его два круга по городку! Да! И музыкантов прихватите, пусть дудят что-нибудь и чтобы барабан хлопал! Да, а художника - одеть в порфиру! У нас есть у кого-нибудь порфира?
- А что это такое?
- А я знаю? Слово такое интересное! У Иоанна Кронштадского, ну, в книжке у попа такого, знаете, знаменитого я вчера вычитал. С библиотечного нашего фонда! Найдите порфиру! Так! Я кому сказал? А люди пусть кидают вверх шапки, если у кого-то из женщин есть бюстгальтеры, - император засмеялся, - тоже пусть кидают вверх! Или вот еще - пусть художник на них пишет автографы! Уважайте таланты, сволочи! Возьмите всех свободных от вахты и организуйте мероприятие! Как следует! А кто не доволен, тех - на уголь! Или на воду!

Художник Орешков смутился, растерялся и хотел заартачиться, но увидел, что Биров вот-вот рассердится, и благоразумия ради послушно  воссел на притараненные императорскими слугами носилки.

Биров хорошо понимал, что уныние в обществе допустить нельзя. Никак. Без живости, азарта какое может быть выживание?! 

- Скульская, что такое порфира? Ответь народу! И посмотри у себя в реквизитах, я уверен, должна она где-то быть! Чтобы в городском клубе и не было порфиры? В конце концов, здесь же раньше была какая-то самодеятельность!
- Порфира - это пурпурная мантия монарха, багряная, темно-красная, - отчеканила, как будто читает прямо из справочника, заведующая всей культурой на Куполе.
- Да? Странно. А почему это ты от меня до сих пор скрывала?
- Так не спрашивали.., - виновато ответила Скульская.
- А что император должен у всех спрашивать, в чем ему подобает выходить к народу? Смотри, лярва, уволю! Как пить дать, уволю! На уголь пошлю! На пенсию отправлю! Порфиру сюда!

Через некоторое время процессия с художником в паланкине отправилась по городку. А император вынужден был подталкивать и подбадривать ленивых сограждан.
- Отчего вы такие мрачные, люди? Эй, ньюсмейкеры! - Император обратился к помощникам. - Впереди нужно послать человека, чтобы он шел и объявлял громко, по какому случаю в городке носят человека, а заодно, кстати, пусть ходят на выставку и чтобы бесплатно! Я понятно сказал? Скульская, почему это я сам всё должен придумывать? А ты для чего, карга литературная,  тут трёшься? Ой, рассержусь!

Приличная по численности группа киевских туристов в ярких комбинезонах, с пластиковыми санками, в шапочках и солнцезащитных очках появилась на Куполе внезапно. Встала у ворот и начала громко стучать, как раз в тот момент, когда мимо проносили носилки с художником. То, что прибывшее в городок пополнение - туристы из Киева, император узнал на допросе, организованном им немедленно сразу после того, как  пришельцев пропустили через ворота, предварительно выяснив у них грозными криками чего, мол, им надо и кто они такие. Уставшие люди не слишком бодрыми голосами попросили приюта и чтобы стража проявила к ним милосердие. Биров, будучи в прекрасном расположении духа, приказал впустить бродяг и поначалу встретил их, словно послов - учтиво и обходительно. В окружении стражи и доверенных лиц, сидя в роскошном кожаном кресле, он детально выведал у пришельцев их подноготную, затем предложил им небольшой отдых, помывку в душе и совместный императорский ужин.

...Молодые путымцы, уцелевшие после взрыва только потому, что проживали в пригородах и на окраинах Путыма, во мгновение ока потерявшие родителей, нужду ходить в школу, и много, чего еще, быстро сбились в небольшие и жестко враждующие между собой стаи. В интенсивной и безжалостной войне за территории и зоны влияния, они сократились до трех-четырёх группировок, так и не найдя путей для относительного перемирия, постоянно обещали друг другу новые крутые пацанские разборки, но уже за неимением прежних сил кое-как соблюдали условные границы и правило не промышлять на чужом районе. 

Илье в те первые недели пришлось изрядно помыкаться. Прежде чем нашел подходящую для себя компанию, он участвовал в жестоких драках на той и на другой стороне, потому что в Путыме он появился новичком незадолго до Катастрофы, переехав в большой город на заработки из Халупы - богом забытого такого посёлка на берегу Есинеи, где и вырос неприкаянным, недоучившимся, но любознательным пареньком под крылом побитой, придавленной жизнью, тяжелой физической работой и еще женской тоской, всегда истеричной и плачущей мамы.

Среди новых друзей Ильи оказались ребята из Заозерного, рабочего пригорода Путыма, где уцелело совсем немного домов и зданий, но почти всё население погибло сразу, раненые, пострадавшие и покалеченные, помучившись месяц или два, быстро поумирали. В городке образовалось несколько сообществ. Взрослые, то есть семейные, объединенные давним знакомством и дружбой, расположились двумя группами на территориях разрушенного завода и геологической базы, благо, знающие люди помнили, где какие имеются склады, запасы и полезные помещения.

Илья с группой из семнадцати парней и девяти девчонок для сна и отдыха первоначально выбирали не слишком разрушенные многоквартирные дома, в них - самые большие комнаты, в которые из других квартир тащили годную для дров мебель, доски из полов, двери, оконные рамы и прочий горючий материал, а также найденные продукты, крупы, сахар, соль. Топили жилище открытым небольшим костром на толстой железной пластине, найденной специально где-то на улице, пока Илья не смастерил для всей "семьи" что-то вроде буржуйки из большой металлической бочки, приделав к ней дымоход из обыкновенной водосточной трубы, которая и торчала наружу из окна.

Однако позже молодежи пришлось спуститься под дом и уже там устроить жильё, продолжая собирать отовсюду доски, разломанные тумбочки, кухонные столы, шкафы и всё потребное для выживания. В Путыме почти все без исключения дома и сооружения стояли на сваях, вбитых в вечную мерзлоту. Подвалов, как таковых не было, но пустое пространство под домом, где обычно проходит теплотрасса и водопровод, по периметру здания заделывали кирпичом и нередко обивали досками. Эта особенность заполярных городов оказалась как нельзя кстати, полезной для новых житейских условий...

- Имело ли для тебя значение то, что происходило на Земле когда-то, какие были боги и были ли они вообще?
- Да, имело. Я искал ответы на некоторые вопросы. Я хотел узнать о себе.
- Но разве не достаточно для этого своего внутреннего мира? Зачем тебе мировой хлам из слов и мнений? Открыл ли он тебе что-то новое или обогатил ли твои представления? Ты ведь остался голым, каким и был прежде. Но зато еще больше запутавшимся, растерявшимся.
- Да, я понял, никто ничего не знает.
- Но, может быть, в этой области вовсе не так, как ты думаешь. Ты просто не допущен к знаниям. Тебе нет туда входа от рождения. Ты - не то существо, которому разыскиваемые тобой знания даются свободно и в изобилии еще в самом нежном детском возрасте, если не вместе с кровью и молоком матери. Ты внешне похож на этих знающих существ, ты думаешь, что они такие же как и ты. В этом твоя главная ошибка. Они - другие. Они - если не прямые дети богов, то потомки тех, кто видел настоящих богов, общался с ними, от них получил благословение.

- Вот это да! Так что же, выходит, моё место, вообще, у параши? Я изначально глубоко в... попе?
- Как бы ни было это для тебя неприятным, но так оно и есть!
- Значит, знания, которые я ищу, всё-таки существуют? И ответы - они имеются?
- Существуют, но не для тебя. Они тебе не нужны и они не делают тебя человеком, то есть таким же, как они - избранные и настоящие люди.  Ты - кукла, заготовка, ты - недоразвитое существо по природе, но ты заражен вирусом пустоты, это говорит скорее всего о том, что когда-то в в кровь твоих предков проник ген пришельцев, это он в тебе и кричит, ищет условия для самореализации, но он обречен, потому что остальная часть тебя - враждебная и даже бесполезная для него среда. Ты весь из травы, простейшего материала, глины, праха, а эта частичка - она из духовного мира, она беспокоит тебя. Ты сумел её обнаружить, но не умеешь дать ей название, не можешь определить её происхождение и назначение
- Но теперь с твоей помощь я смогу это сделать...
- Да, сможешь. Но что тебе это даст и какие дальнейшие твои действия вызовет?
- Летать ты всё равно не сможешь, и они тебя никогда за своего не примут, ты будешь ковырять эту в себе болячку до изнеможения, не продвигаясь ни на грамм ни на миллиметр ни в своём росте, ни к тому, чтобы хотя бы на один волос увеличить себя или уменьшить.

- Значит, я не чистый дурак, а дурак с паршивой такой молекулой, ну, геном, значит, который, как вошь, меня кусает и заставляет чесаться.  Значит, тем, кто чист в своём роде, тем гораздо проще и яснее жизнь. У них нет ломки, нет мучительных поисков, самоковыряний, они живут просто, понятно, примитивно и вполне здоровым существом, ну - дурак, ну - никто, вьючное животное, рабочая машинка, зато без лишних эмоций, истерик.
- Почти так и есть. Тебе нужно превращение, ты будешь искать выход, пока не полезешь на стены, не сбежишь в лес, не изроешь ногтями овраги, ты будешь выть и проклинать создавшего тебя, ты возненавидишь тех, чью капельку крови носишь в себе, несовершенный человек - твоё название, твоя обуза, твой крест и участь.

- А я стану человеком!
- Как? Усилием воли, напряжением мышц? Можешь ли ты подпрыгнуть выше себя ? Нет!
- Я найду путь к Творцу!
- Ой, не смеши! Искали уже и до тебя! Ты будешь всегда на периферии, на ложных путях, ты будешь ходить по кругу, потому что твоя территория совсем не там, где проходят пути в духовный и более настоящий, чем твой, мир. Ты - член стада, а желаешь перейти в клан пастухов. Не представляешь разве, как удивятся, глядя на тебя, другие коровы и овцы,  и потом - что скажут пастухи?
- Это ужасно, это противно! Я найду бога! Я найду Суть!
- Где?
- Вот... Нет, не в небе и не среди звёзд и не на солнце! Не в море! Не в глубинах и не в пещерах! Я ведь всё равно как-то связан с ними, пусть этой самой маленькой ничтожной частью, о которой ты сказал, этим геном, крохой!
- Если бог не захочет, тебе ничего не удастся!
- Я найду Его в себе! Потому что я понял - всё в моем сознании, в моем уме. И мой ум должен очиститься, преобразиться, я через это должен обрести совершенно новое сознание, где мне будет легко свободно, и меня ничто не будет угнетать!
- Пойди напейся вина! Начни принимать наркотики! Перережь себе вены! Выбросься из окна. Могу научить, если хочешь, практикам опознания разных слоёв или планов сознания, но ведь это опять же - иллюзия. Ты получишь чувство самодовольства, покоя, ты отключишь те части своего ума, которые приносят тебе боль и страдания, но ведь тело останется тем же, и ты сам - в основе своей будешь прежним, но только обкуренным алкашем, зачуханным медитациями кришнаитом, от кислородного голодания, как и от паров бензина, будешь испытывать кайф и легко входить в состояние эйфории, и легко уверуешь в то, что это и есть твоё более возвышенное, чем прежде положение, твоё новое я...

- Что же делать?
- Умереть! Иначе нет никакой возможности тебе найти то, что ты ищешь.
- Ого! Вот взять просто и прыгнуть в пропасть? Или вправду перерезать себе вены?
- Нет. Этого мало. Нужно еще перерезать горло. Своей одной и той же песни. Потому что это всё вместе - опять же манипуляции с плотью. Тебе нужно убить себя наповал - прекратить одним махом своё я, свои мозги, свои ожидания, свои желания, самооценку. Ты должен убить себя так, чтобы от тебя ничего не осталось! Если ты будешь это делать и тайно надеяться на то, что это для чего-то нужно и принесёт тебе пользу - то ты опять напрасно прольешь кровь, потратишь время и силы. Ты должен согласиться с тем, что ты ничто. Убив себя, ты поставишь жирную точку в качестве подписи под приговором и что ты с этим согласен: ты - ничто! и пусть где-то что-то существует, и низ и верх, и черт и бог, и миллиарды других, но ты - ничто, для тебя - нет ничего и никого...
- А бог?
- В таком виде, в каком ты сейчас - ты набор химических элементов, биологическая машинка, бог не есть бог мертвых, он бог живых!
- Но разве не он меня таким создал?
- Нет, он тебя не создавал! Этого не делали и те, кто сотворили другого человека, ген которого по стечению обстоятельств оказался в тебе.

Ты и не мутант даже, просто случайный набор элементов, игра случая, а столько много претензий, апломба! Вот потому и убей себя как надо напрочь и чтобы ничего в тебе не осталось - ни в уме, ни за умом, ни в качестве надежды, ни в качестве смысла ... И кто знает, может быть, когда-то возродишься! совершенно новым, но ты никогда так и не узнаешь, что было с тобой прежде - всё сотрётся, исчезнет, пройдет как сон... Ты ничего не сможешь вспомнить и, обрати внимание, самого такого зуда вспоминать у тебя никогда уже не появится!
- Умереть чтобы воскреснуть?
- Нет. Чтобы родиться заново и даже не так, а чтобы просто создать один шанс и предлог Провидению - одну из миллиарда возможностей и прецедент к такому событию.
- Зачем же мне в этом случае убивать себя принудительно? Я так и так когда-нибудь умру.
- Умрёт плоть, а ты не умрёшь! Останешься. Весь не умрёшь, твой ген распухнет в тебе до космических размеров, но он тебе - не свой, не родной, он - чужой, он достанет тебя и в посмертии! Потому и нужно умереть целиком без остатка. Это самоубийство совсем другого порядка, чем просто перекрыть себе дыхательный клапан.

- Я ничего не понимаю... И так, как все - не умереть. И так, чтобы намеренно - не смерть получится, а какое-то болезненное продолжение прежней жизни.
- Вот в этом и есть разница между тобой и теми, на кого косо смотришь, кому завидуешь, чей ген в тебя случайно занесён - они твоих проблем не знают, потому что с ними их бог, а ты - вне бога, ты - в другом пространстве. Ты - гость из Ничто, из пустоты и в пустоте, но пока что пульсируешь в собственных иллюзиях...
- Я попрошу у них прощение, я покаюсь перед ними!
- Они почешут тебя за ухом, похлопают по холке..
- Как осла? Или как жертву, из которой невозможно извлечь ничего, если только не исторгнуть страдания и мучения и тем сам принести жертву всесожжения?
- Так это и будет твоим звёздным часом! Взойди на алтарь сам добровольно и подставь чресла и вены под их тонкие шильца.
- Какой омерзительный ритуал!
- Нет, это очень даже возвышенно! Это воссоединяет миры и высекает искры незримой, но всюду живущей силы, этим дух животворит... и в огне создаёт вселенную.
- Животными, забиваемыми как последняя беспомощная козявка?
- Ну, если у тебя есть рога, то попробуй пободайся немножко, расшиби себе лоб, поломай себе кости, но не вздумай сбежать! Из последних сил, а к алтарю ты всё равно приползи! И отдайся! Они поймут и одобрят!
- Какой ужас!

- Если боишься, иди в леса и прячься там, трепещи и жди своей обыкновенной кончины от воспаления легких или от несчастного случая, а если повезет, будешь съеден другими зверями.
- О! лучше бы мне было никогда не рождаться!
- Тебя никто не спрашивал, что для тебя лучше. Трава тоже нарождается, но она умеет не задавать таких дурацких вопросов как ты. Она умирает тихо.
- Я, значит, ниже и хуже травы?
- А как ты сам думаешь?
- Я не знаю, какое у меня название, кто я или что я... Песчинка?
- Это опять ты слишком много о себе возомнил...
- Я сейчас пойду и кого-нибудь убью!
- Ну, вот, договорились, что и требовалось доказать! А говоришь, что это они - убийцы, душегубы, подлецы и негодяи! Размажь себя как можно тщательнее. Сопляк! Вот иди к тому камню или к той скале и соверши это с достоинством!
- Птицы, съешьте меня! Схватите и вознесите в облака и сбросьте оттуда! И размягченное моё тело еще дымящееся и кровавое - клюйте!
- Прекрати! Это не поэзия, это - истерика. Впрочем, довольно-таки поэтичная. Птицы рады бы заклевать тебя, но побоятся - ты слишком жирный и тяжелый для них.
- Что делать?! Я не могу...
- Отдохни! Сорви былинку, посмотри на неё, подумай. Если хочешь, пожуй её и успокойся. Мы - дома. А ты - в гостях! Набирайся сил, потому что путь твой не то что не окончен, он даже и не начинался!
- Да, пожалуй, нужно помолчать, остыть хотя бы...


...Император на пиру перед киевлянами не кривлялся. Выпив с ними водочки, пустившись в совместные разговоры про то и сё, он в запале и откровении говорил с пришельцами, а вероятно, и новым пополнением населения городка, как с равными, умными и много что понимающими людьми. Обсуждали то, что как ЭТО могло случиться?

- Если среди живущих на Земле имеется хотя бы один человек, готовый каким-нибудь коварством заполучить за счет другого прибыль, преимущества и собственное преуспеяние, то этот мир обречен! Он рано или поздно погибнет. Каин каким-то образом воспрянул после потопа и дал весьма живучее, изначально и по крови подлое племя человекоубийц, лжецов, интриганов, воров. А что имели до Катастрофы? Власти! Власти любого калибра, от мала до велика цинично, нагло, беспрестанно врали подопечным народам. Никто не строил царства миролюбия, всеобщего благополучия, справедливости! Как же это всё могло устоять? Оно рано или поздно должно было рухнуть, обнажив ужасающие язвы бездуховности человечества. Да, одиночки были всегда и во все времена, спасали свои души, жертвовали собою ради ближних, укрощали трудами совести, порядочности и ответственности лютующую где тайно, а где в последние времена и явно, неправду рода сего, призывали к пробуждению, а их высмеивали и всерьёз никогда не принимали.

- Если в мире есть хотя бы один человек, готовый взять на себя боль другого, и не так, чтобы на словах, а на деле, когда боль у болящего превратится в пух и ничто, когда она покинет его ум и тело начисто, то не так уж и важно, страдает ли тот, кто взял эту боль, а то случилось чудо - она и его не решилась терзать. Важно то, что человечество в этом случае не совсем безнадежно.

- Есть Суть, каким бы маленьким я ни был. И Сути принадлежит весь мир и всякий рожденный, где бы это ни было - в невидимых человеческому глазу и уму мирах, а тем более во всяком дыхании на Земле. О какой-то другой жизни никто ничего определенного не знает и так, чтобы это знание было для человека руководством к праведности, укрощению алчности, стимулом для стремления жить благородно, достойно, высоко. Верующие в инобытие и Царство Сути улавливаются специальными посланцами сатанинского корня и удерживаются в сетях дичайшего невежества, мракобесия, заблуждений и тех же самых страстей, выражающихся в молитвенном злобном рвении и ревности, и нетерпимости к тем, кто думает иначе, не так, как они и молятся не тем, а каким-то другим кумирам. И они тайно пресыщаются самолюбованием и самодовольством, убеждая себя же самих в своей исключительности и особом божьем попечении, и уже с гонором и заносчивостью берутся поучать, благословлять и направлять других. Но тем и вернее их падение, немощь, неспособность к самостоятельному выбору, личной ответственности, и опекающие их помогают им поддерживать это состояние зачарованного, заколдованного человека.

Император запьянел и устал. Как основатель новой популяции, цивилизации и общины, он не забывал о долге.

- Третий Рим наступил сейчас, а не раньше! Он не мог наступить в те дурацкие времена, когда все врали друг другу. Вспомните эпоху минувшую, и теперь она уже в развалинах.  Мы будем беспрецедентно честными! И чистыми! Мы построим наш третий Рим!
 
Биров не слышал, что в это время наговаривал на ухо ближайшего охмелевшего сподвижника и туриста из Киева другой такой же турист:

- Посмотри, каков артист! Кругом на тысячу километров жуть, мрак, кладбище! А у него тут, понимаешь, такой кипеш, такой рай, Рим и Вавилон, Иерусалим и Москва сразу! Он откровенно безобразничает, кривляется, дурачится. Он живет, как дитя и как продукт исчезнувшего мира! Те, кому он подлизовал еще недавно хвосты, сильные мира сего, умники - они исчезли... А ему, заспиртованному, повезло...
- Ты думаешь, он и раньше был простым пьянчужкой? Нет! Я вижу - нормальный мужик! - Это другой собеседник возражал клеврету.

- А ты сам посмотри внимательно! Почти  у всех брови повылазили сразу - радиационный ожог! А у императора этого, глянь, короткая стрижка и слегка небритый, синевой отдающий лик! И брови!