о пьянстве и не только о нем

Алкоголик я или не алкоголик? Если  я пью, положим, 7 раз в неделю, то можно сказать: да, я – алкоголик, в смысле количества возлияний. Но количественный аспект в этом вопросе – не единственный.
Ведь алкоголизм есть не чисто физиологическое понятие, оно скорее, как и вообще всякое понятие, относящееся к человеку, - в первую очередь духовное. Что толку концентрировать внимание на какой-то одной моей черте, если я не описываюсь ею весь? Какой смысл строить свои суждения, опираясь на один лишь штрих к портрету, если он не обнимает собой всего рисунка?
Положим, человек жаден. Да, ну и что? В большинстве случаев он действительно скуп до чрезвычайности, а в каких-то других, быть может, неожиданных ситуациях он вдруг проявит способность к великодушию. Что я этим хочу сказать? Что отдельно взятая черта человека еще не обнимает собой всего его характера и что всякий анализ, основанный на одной лишь этой черте, будет неверен, поскольку будет закончен; о человеке же никогда нельзя делать конечных выводов, до тех пор, пока не составишь о  нем его полный, всеобъемлющий портрет.
И чем больше человек преуспел в своем духовном росте, чем сильней в нем развито творческое начало, тем в меньшей степени к нему, вообще, применимы какие-либо штампы, которые еще худо-бедно примыкают к серой посредственности, да и то потому только, что она сама соглашается (вследствие своего нежелания бороться с серой действительностью своего бытия) носить на себе их одежды и сама навешивает на себя чугунные вериги дурного мнения окружающих о себе.
- Раз все мне говорят, что я плохой, значит, я и есть плохой и буду, поэтому поступать плохо, - говорит себе посредственность. В этом видно ее высокомерие по отношению к Истине, нежелание самой оценивать свои поступки; под видом мнимого смирения здесь прячется простой эгоизм, отказ не только видеть истинный порядок вещей, но и даже нежелание глядеть в его сторону.
Ну, почему! Почему, если все тебе говорят, что ты плохой, ты действительно плохой? У тех, кто это говорит, у самих наверняка рыльце в пушку; ханжество – самая расхожая монета, имеющаяся в распоряжении у утонченной светскости. Только ум грубый и недалекий в сочетании с низменностью натуры делает все в открытую, выставляя свои пороки напоказ, ум же утонченный, но порочный, глубоко хоронит дурные ростки своей души, прячет их на самом дне ее.
Посмотри на тех, кто громче всех проповедует, обличая общественные язвы, находясь в кругу людей, зависящих от него! Кто с негодованием будет обличать проголодавшегося ребенка, стащившего из чулана банку варенья, кто своим громким карканьем, собрав кликуш со всей округи, в самый деликатный шаткий момент, не задумываясь, грубо толкнет однажды оступившуюся молоденькую девушку в бездну морального падения и разврата, навсегда закрывая для нее путь стать честной женой и доброй матерью? Кто он, этот святоша, столь нетерпимый к мелким грехам оступившейся невинности и столь робкий и молчаливый при столкновении с настоящим преступлением и злодейством? Кто этот несокрушимый борец со злом мелким и поджимающий хвост, подобно шакалу, при встрече с подлинными хищниками? Да ничего более, как обыкновенная проститутка, заискивающая расположения сильного и сладострастно глумящаяся над уязвимыми местами слабого. Дай ей знать, кто она! Укажи ей ее место; назови ее своим именем! И тогда ты поймешь, что на человека всегда нужно смотреть немного с расстояния, что только в перспективе, которую дает, если не любовь, то хотя бы уважение к нему, заключающееся в признании за ним права на свои собственные мнения и поступки, - только в этой сердечной, если можно так выразиться, перспективе человеческие достоинства предстают перед нами в своем истинном свете; и тогда ты поймешь, что человек не так плох, как может показаться вначале, что многими недостатками наградило его наше же раздражение, не могущее отделить истинных зерен чистой души от плевел неуверенности и сомнений.

II

Например, Владимир Высоцкий. Образ жизни его был таков, что он не мог не пить, просто в то время не знали другого способа общения, а может быть, в той удушливой, загаженной идеологией общественной атмосфере его и не было вовсе. Однако, он не смешивал свою поэзию и те пьянки, которые, особенно в последние годы, выросли для него в существенную проблему, по-существу, в болезнь:
«Во мне живет мохнатый злобный жлоб
С мозолистыми цепкими руками».
Да, пьянки сократили годы его жизни на треть, может быть, даже на половину, но он состоялся как Поэт и поэтому плевать, что он был алкоголик! Алкоголизм был личной проблемой его собственного организма,  а его Поэзия – это целый мир, который он открыл и подарил людям. И в благодарность за это никогда не иссякнет поток цветов на его могиле.
Человек всегда определяется своей духовной, нравственной стороной, и в этом – его особенность и отличие от животного мира.
Ошибочность подхода медиков, психологов, педагогов и т.д. к человеку всегда состояла в том, что они подходили к нему с позиции только своей науки, вместо того, чтобы подойти к нему просто по-человечески.
Да может, Высоцкий потому и искал смерти, что, уже, состоявшись однажды как Поэт, он не хотел, да, наверное, и не мог состояться как кто-либо другой. Ведь Поэзия – царица искусств и жизнь никогда не допустила бы, чтобы ее повелитель ходил бы в отребьях простолюдина. Король умер, да здравствует Король!

III

Одна – две отрицательные стороны – еще не порок. Они станут пороком, когда воплотятся в жизнь. Пока же они погребены только в нашей душе, человек может смело разгуливать на свободе, он волен делать все, что ему угодно. Закон, т.е. всеобщая воля (термин Гегеля) не преследует человека за мысли.
«Мысль», впрочем, здесь употреблено не в строгом смысле этого слова; мысль на самом деле есть всегда дело – только тогда она получает свое законченное существование; скорее, тут следовало бы употребить термин «намерение», как закономерная переходная ступень от слов к делу.
Но стоит только преступному замыслу воплотиться в жизнь, и злая мысль увлечет за собой того, кто породил ее, сделав человека рабом своих поступков.
Воплотив в жизнь какое-либо одно из своих дурные намерений, преступив тем самым грань закона – правового, морального или нравственного – человек, вся его личность, умещается в один какой-то свой дурной поступок. Высокому суду уже нет никакого дела до его талантов, он весь уложил себя, как в гроб, в какое-то одно свое дурное дело, вот почему в Библии сказано, что чужое добро отнимет у тебя жизнь.
Заработанное своим трудом – твое; отнятое же у других, привнеся в себя злой дух преступления, погубив всех своих будущих владельцев, не будет принадлежать никому.
Зачем тебе, слушая дураков, талдычащих тебе о твоих недостатках, - каковые, правда, еще не переросли в пороки, и которые, таким образом, еще можно исправить, - содеивать  дурное, преступая закон? Ведь совершенные подлость и предательство – это дурная страна, из которой не возвратится ни одно из твоих достоинств, где сгинет все чистое и светлое, что было отпущено тебе Господом, не дав раскрыться увядшим прежде времени бутонам любви и нежности, взращенным в твоей душе.
Может быть, указывая всем на твои мелкие промахи и огрехи, твои злопыхатели, в силу изначальной пакостности своей натуры, жаждут от тебя злодеяний, еще  больших, настоящих преступлений, видя, что ты не похож на них. А вот когда ты, уступив их «просьбам», действительно, вследствие лености своего духа, погрязнешь в пучине греха, вот тогда-то они действительно умолкнут и тихо порадуются. Они не будут уже больше ни в чем тебя обвинять, ибо они достигнут того, к чему стремились, чего хотели от тебя, им больше не о чем будет тебя «просить».
На лице их – не просто радость, а сладкое, утробное удовлетворение, сопровождающееся зажмуриванием и тихим урчанием, подобным мурлыканью кота, которого слегка пощекотали пальцем за ушами. Они разводят руками, как бы вопрошая окружающих: «Вот видите, а мы что говорили!». И тем самым их мелкая деятельная натура, найдя, наконец, простор своей неуемности на почве чужого горя и беды, обретет для себя душевное успокоение и примирение с собой, ибо они, эти мелкие тщеславные личинки, копошащиеся на свалке людских отбросов, стоя на зыбкой почве личных интересов, все же, окажутся выше тебя – ввергнутого в бездну отчаянья – и тем самым они, за неимением других способов возвыситься, растут в собственных глазах над тобой, придя, наконец, таким образом, к удовлетворению самими собой.
Пойми, добро и зло не есть две равноправные ипостаси нашего бытия. Добро есть действительно такое позитивное существование, зло же только тщится им быть. Оно получает статус законного существования лишь через чью-то неразумную, а, следовательно, злую, допускающую привнесения в себя случайных обстоятельств волю. Разум никогда не допустит трещинам и морщинам нашего бытия завладеть всеми его помыслами.
Пойми, что своим потаканием чьим-то дурным наклонностям, ты устремляешь на землю зло, утверждаешь его, как законно существующую ипостась. Кто сказал, что добро не может существовать без зла, и что жизнь есть их борьба в ее (жизни) извечном становлении? Добро есть; оно не настолько бессильно, чтобы не мочь существовать без такого ничтожества, как зло! Зло «хорошо» лишь как учебное пособие, используемое Богом в учебнике жизни, как способ доказательства истинности добра, если можно так сказать «от обратного», другими словами, зло может быть рассматриваемо лишь в контексте победы над ним добра. Когда же зло получает в нашем рассмотрении статус, равный с добром, когда мы противопоставляем ему добро на равных, жизнь навсегда отворачивается от такого порядка вещей, как не течет под лежащий камень вода.
Человеческая природа нежна и сердечна и люди, забывшие про это, исключающие из своего ежедневного обихода, вообще, теплоту и искренность, устанавливая в своих отношениях с другими людьми законы сильнейшего, сами первые и попадают в собою же расставленные сети, ибо закон силы, который они сами же для себя и установили, исключает их из себя, как людей, и это их «суперменство» обернется против них гигантским железным монстром – тем большим, чем больше энергии и сил они в него вложили, - с пальцами, увитыми огромнейшими острейшими шипами, размахивающим огромной увесистой палицей, круша вокруг себя все и вся, под чьими тяжелыми безжалостными ногами погибнут вместе  с ними и все чахлые ростки их амбиций и коряво сложенные псалмы их песнопений.
Пойми, что все, кто стоит по ту сторону реки, текущей мертвой водой преступления, и глумливо указующих на тебя – барахтающегося в ее черных волнах, захлестывающих и увлекающих тебя на дно, - рады тебе. Ведь это ты открыл шлюзы нравственности и затопил в себе все добрые ростки, цветшие в твоей душе, вставшей на преступный путь. Ты сам проложил ей русло, срыв в себе дамбы морали и нравственности, и они, твои злопыхатели, не имея сил, а вернее, решимости даже на это, но, все же, жаждущие чьей-то крови, смотрятся в тебя, в твою падшую душу, как в зеркало узнавая в ней себя, резвятся и плескаются в реке твоего бессилия и ненависти к ним, ибо именно такая вода только и нужна их сердцу.
Кто знает, какие достоинства и таланты сокрыты под темными водами греха, словно черная ночь, опустившегося тебе на очи, сколько художников, поэтов, музыкантов зарыли на пару со своей ленью свой талант в землю?
Зато и сколько посредственностей подвязалось вслед за ними и пьют теперь с ними брудершафт!
- Мы тоже были талантливы и так же, как и ты, сгубили свои таланты вином, картами и женщинами! Давай поцелуемся! - говорят они потухшему взору настоящего гения и тянут к нему свои липкие, мокрые губы. А  что на самом деле ими загублено? Может и цвело-то у них в душе, «когда и в уродстве бродит красота», только одна былинка из всех буйных свежих сил нашей души, составлявших когда-то для нее вечную юность. Кто знает! Так стоит ли ради их ничтожного торжества губить все свое достояние?
Именно они, твои злопыхатели, настоящие злодеи, ибо они не совершают зла, но они его жаждут. Зло для них не обязательно, но вожделенно, они ищут его и, найдя, упиваются им сладострастно.

IV


Вообще, вожделеть зла – несусветная чушь. Жаждущий зла не может всякий раз въезжать в ад на чужих плечах, ибо – как бы ему этого не хотелось – пребывать в аду и наслаждаться всеми его «прелестями» нельзя, не затрачивая со своей стороны совсем уж никаких усилий.
Ад не существует, как некая устойчивая субстанция, а создается злыми действиями неразумных людей, поэтому нельзя бесконечно въезжать в ад на чужом горбу, вкушать от плодов чужого преступления, не пачкаясь при этом самому. Да и что это за удовольствие – танцевать на чужих костях?! Какое-то извращение понимание простых, земных радостей бытия.
Зло накроет любящих его своими темными волнами и утянет их на дно, следовательно, жажда зла есть изначальная глупость, ибо основой всякой мудрости, без которой она просто не может существовать, является страх Божий. Все же, не ведающие его, строящие свои отношения с Миром иными путями, рано или поздно да сгинут в геенне огненной!



Рецензии