За столиком сидел Жан Маре

У французов бездна вкуса. В продолжение надо бы сказать что они ценят красоту. Но это не так. Более красоты французы ценят оригинальность. Прозрачные пирамиды в Лувре, опоясанный трубами центр Помпиду, «Бобур», как его называют по имени улицы Beaubourg, какая-то каменная башка огромная, спящая на ладони, около церкви Saint-Eustache, все это оригинально, а по красоте уже спорно.

Когда я увидела на фасаде «Galeries Laffayette» - очень большой, или самый большой универмаг на Boulevard Haussemann (запомните названия на французском, легче будет найти) за зданием Opera Garnier, так вот, увидела огромную растяжку «Неделя искусств в Galeries Laffayette», то не удивилась. Французы мастера соединять несоединимое. Зашла побродить по универмагу и, может быть, посидеть в кафе.

Кафе в «Galeries Laffayette» замечательное. На последнем, шестом, кажется, этаже. Лучшие столики - у окна. Оттуда открывается вид прямо на фасад Opera, портик, скульптуры, крыши (там как раз и бегали в фильме Призрак, Кристин и Рауль). Да, кстати, та же  Opera. Еще чуть-чуть прибавить завитушек и была бы она перегружена декором как торт (этим грешит придунайская архитектура) и, наоборот, убери то, да это, вышло бы скучное немецкое строение. Баланс выдержан идеальный. Умеют французы найти баланс. В общем, сидеть в кафе, клевать понемногу из тарелки и глазеть на Opera здорово! Но в тот день я так и не дошла до  кафе. Пошла по этажам, высматривая скидки, заодно разглядывая декорации «Недели искусств».

И вот где-то в дамских отделах вижу огороженное пространство и яркий свет юпитеров. Затесалась в  толпу, подошла прямо к софитам. На невысоком постаменте сидел Жан Маре. Подписывал свою книгу (она тут же продавалась). Очередь была огромной, и   200 франков мне тогда было жалко (дело было в 1996 году, евро еще не ввели). Я стала глазеть на Жана Маре бесплатно. Было ему за 80, но выглядел он великолепно. Волосы белые, немного поредевшие, уложенные мастером. Холеное  лицо. Даже в старости видна была редкая мужская красота скульптурной лепки. Крупный. Поджарая фигура. На нем был алый свитер (я разглядела что шерсть дорогая, кашемир или викунья) и черные брюки. А на спинку кресла была наброшена черная кожаная куртка, тоже очень дорогая и алый шарф. На столике стояла бутылочка минеральной и чашка кофе.

Он брал книгу у того, кто садился перед ним, расспрашивал, наверное, об имени и делал довольно большую надпись. Как я жалею сейчас, что тогда пожалела эти несчастные 200 франков. Могла бы разглядывать надпись. Наверное, написал бы какие-нибудь слова: «.... madame .... avec …Jean Marais». Дура.