Деятельность Союза Безбожников в Южном Дагестане

Действенным инструментом по изживанию религиозности населения, были так называемые «Союзы воинствующих безбожников». «Союзы воинствующих безбожников» (СВБ) и прочие антирелигиозные движения и мероприятия, были призваны «зачистить» духовное пространство. Лозунгом СВБ стал призыв: «Борьба с религией – есть борьба за социализм».


В первых числах мая 1929 г. состоялся первый Вседагестанский съезд безбожников с повесткой дня: «Социальные корни и классовая сущность ислама». Решением I Вседагестанского съезда Воинствующих безбожников была поставлена задача: довести организацию безбожников республики до 25000 человек и активно вовлекать в борьбу с пережитками прошлого - женщин-горянок. Таким образом, с этого времени между органами государственной власти и духовенством началась «борьба за влияние   на женщин». При поддержке местных Советов, активно проводивших в республике в начале 30-годов культсанпоход с целью ликвидации неграмотности, СВБ проводили беседы, выступали с лекциями в районах и аулах, вели антирелигиозную пропаганду среди женщин-горянок. Итогом этой деятельности явилось создание при местных органах власти женотделов, которые возглавили борьбу за права женщин в обществе, выступали против   многоженства, выдачи замуж малолетних, дачи калыма и т. д. Народные суды с участием женотделов устраивали показательные процессы.


В начале 30-х годов был издан декрет о защите прав женщин. Проект нового закона о браке, семье, опеке обсуждался и разъяснялся на массовых собраниях рабочих и работниц, на делегатских собраниях горянок. В то же время непокорные исламские анклавы становились объектами карательных акций, силовой секуляризации, активной атеистической пропаганды, на которую направлялись значительные усилия и ресурсы. Если в начале 1937 г. в заселенном аварцами Цумадинском районе не существовало ни одной ячейки Союза воинствующих безбожников, то в лакском Хосрехе уже действовало 25 местных атеистов, в Каши – 12, Вихли – 16. В 1938 г. только в одном лезгинском селе Усухчай Докузпаринского района было открыто 16 ячеек Союза воинствующих безбожников.


В лакском Кази-Кумухе и лезгинских Ахтах, стояли самые мощные в республике радио громкоговорители для антиисламской пропаганды. Только в Ахтах, где прежде было 10 квартальных мечетей и одна соборная, в начале 30-х гг. было установлено 320 радиоустановок. Возмущение верующих по поводу того, что советская власть устами Сталина на съезде народов Дагестана заявила, что отправлению религиозных обычаев и обрядов препятствовать не будет, а на деле насильственно закрывала  мечети и медресе, отнимала вакуфы и преследовала за исполнение культа, приводило зачастую к вооруженным столкновениям с представителями органов государственной власти.


Параллельно с религиозными репрессиями против исламского духовенства, с осени 1929 г. партийное и государственное руководство страны взяли курс на ликвидацию кооперативного движения, на подмену кооперативного движения колхозным строительством, что вызывало у значительной части населения горного края недовольство.


Это недовольство еще более усилилось, после принятия 5 января 1930 г. постановления ЦК ВКП (б) «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Где был пересмотрен пятилетний план колхозного строительства, установлены повышенные темпы коллективизации, в частности было предусмотрено завершить коллективизацию на национальных территориях Северного Кавказа осенью 1930 года или весной 1931 года. В качестве наиболее распространенной формой колхозного строительства предусматривалось создание сельскохозяйственной артели.


Искривления и перегибы в колхозном строительстве были связаны сложностью процесса перевода миллионов единоличных крестьянских хозяйств в лоно социалистического строительства. Во время его осуществления в Дагестане возникали сложные и трудные проблемы, разрешение которых сопровождалось многочисленными ошибками, недостатками, искривлениями и перегибами. Этому способствовало отсутствие опыта проведения таких масштабных мероприятий, как сплошная коллективизация, которая проводилась без подготовки, быстро, не считаясь с реальным положением дел на местах. Это приводило местное руководство к неправильной оценке процессов и явлений, происходящих в деревне, к искривлениям, ошибкам и перегибам, к погоне за высокими процентами коллективизированных хозяйств, дутым колхозам. Коллективизация и ликвидация кулачества как класса были под процессами советской модернизации на селе и осуществлялись в форме настоящей революции – иначе нельзя назвать кардинальную смену форм собственности.


Недовольство крестьян в начале 30-х годов нарастало по всей стране. В сводках ОГПУ из деревни летом 1932 г. говорилось «об ухудшении политнастроения колхозников и единоличников», «росте неорганизованного отходничества», «массовых выходах из колхозов», «разборе скота, имущества и сельскохозяйственного инвентаря», «самочинном захвате и разделе земли посевов».


Все, выше перечисленные преобразования лишь усилили протестные настроения в различных слоях общества, и как следствие вылились в антиколхозные выступления. Наиболее крупными антиколхозные выступления крестьян против коллективизации в 1930г. в Дагестане были в селах Ахтынского, Касумкентского, Курахского, Рутульского и Табасаранского районов Южного Дагестана, а также в аулах Дидоевского участка Цумадинского района Нагорного Дагестана. В этих аулах и районах колхозы насаждались методом административного нажима, угрозой высылки, принудительно. При создании колхозов проводилось обобществление крупного и мелкого скота, домашней птицы. Таким путем к концу февраля 1930г. в Дагестане было образовано 44 колхоза с вовлечением 2168 хозяйств.


Проводимые мероприятия были направлены на ликвидацию помещичьего землевладения, кулачества как класса, мусульманского духовенства, изжития в сознании людей религии ислам и исламской культуры. Подобные действия партийных и советских органов на местах вызывали у горцев негативное отношение к советской власти и к идее коллективизации. Основной принцип колхозного строительства, принцип добровольности, нарушался. Кулаком и его пособником объявлялся всякий, кто не хотел вступать в колхоз. Отказавшихся лишали избирательных прав, имущество их конфисковалось.


В Дагестане зимой 1930 г. органы власти началась крупномасштабная акция по раскулачиванию и выселению кулаков и их семей. Было намечено выселить 1500 кулацких семей из всех районов республики, включая те, которые не вступили еще на путь действительно массового колхозного движения. Объявление кулака вне закона привело к беззакониям по отношению к значительной части горского крестьянства. Чрезвычайные меры, принимаемые органами власти, раскулачивание, насильственное обобществление скота и сельхозинвентаря, изъятие вакуфного имущества, закрытие мечетей, репрессии в отношении некоторых представителей мусульманского духовенства, искривления и перегибы в налоговой и заготовительной кампании, незаконные аресты явились основными причинами возмущения горского крестьянства в 1929–1930 гг., что было использовано кулачеством и духовенством для антиколхозной агитации.


Центральная и местная власть расценивала выступления крестьян, направленные против коллективизации, как кулацкие, антисоветские. Отчетливо выраженная антиколхозная направленность присутствовала практически во всех вооруженных выступлениях. Выдвигались и лозунги религиозного содержания.


Первые факты публичного сожжения экземпляров Корана и рукописных арабских книг были зафиксированы в Дербентском районе в начале 1930 г. Подобные акции местных атеистов были названы даже центральным руководством в Махачкале «левыми перегибами».
По той причине, что в лезгинских  землях ислам пустил глубокие корни еще с первых веков распространения на Кавказе, влияние местных  шейхов было велико, которые  также сопротивлялись новой власти наиболее ожесточенно. К примеру, только в 1926 г. на территории лезгинских Самурского и Кюринского округов произошло 45 случаев антисоветских выступлений, организованных местными суфиями.


К 1930 году в Рутульском и Ахтынском районах, населенных народами лезгинской группы, власти не смогли добиться масштабного закрытия молитвенных зданий. Местные ячейки Союза воинствующих безбожников сообщали в Центральный комитет Махачкалы, что в данных районах «…Работать трудно, нет поддержки из-за полной охваченности населения религиозным фанатизмом».


В селе Эвигар Касумкентского района 17 февраля 1930 г. на собрании колхозного актива своими агрессивными действиями сорвали собрание, избили председателя сельсовета, разгромили ликпункт. Кулачество и духовенство села сумели вовлечь женщин в антиколхозное движение, организовывало тайное собрание женщин, несмотря на запрет Кораном их допускали в мечеть на молитву. На тайных собраниях выражали недовольство политикой советской власти по насильственному проведению коллективизации. В результате таких выступлений начали распадаться уже созданные колхозы. Их число сократилось с 30% к 1 марта 1930 г. до 6% к августу того же года.


Были зафиксированы также массовые выступления женщин против создания колхозов, которые наблюдались в Табасаранском районе. Женщины семи населенных пунктов района в количестве 700 человек в начале марта 1930г явились в райцентр района села Тинит и потребовали роспуска колхозов. После того как в лезгинском Касумкентском районе было закрыто свыше 40 мечетей и усилились темпы коллективизации, местные шейхи возглавили вооруженные протестные выступления. Часть жителей селений Ичин, Махмудкент и Цилигун самостоятельно открыли мечети и организовали отряды ополченцев, которые возглавил суфийский шейх из селения Штул Хаджи Мухаммад Эфенди Рамазанов.


Следует заметить, что Штульский «бунт» катализировал в самых разных районах Дагестана резкие религиозные протесты, направленные против перегибов сплошной коллективизации и антирелигиозной политики большевиков – ликвидации шариатских судов, закрытия мечетей, арестов богословов, лишения избирательных прав имамов и алимов и т. д.



Автор: ‘Али Албанви



Примечание: при написании использовались научные статьи М.З. Ражбадинова (род. 1974) — российский востоковед, историк, второй секретарь Департамента Ближнего Востока и Северной Африки МИД России, внештатный эксперт Центра партнёрства цивилизаций.