Форель

   

       Оглянись, путник, не спугни мгновенье, не оплошай, заметь, - отвсюду виден глаз форели.
       А уж как мы ей видны!..
       Её зрачок - камера наблюдения. Он следит за нами из глубин озера или космоса, из очереди, с эскалатора, ползущего к облакам, через дырку в газете, по ту сторону колючей проволоки, из автобуса, окопа, автомата по кредиткам, через стены, дамбы, надгробья и надолбы. Где ты - там и она, ее всевидящее око, немигающее и равнодушное. Как - "или платите штраф, или выйдите из трамвая". Как - "вы уволены". Как - Люсинда: исчезла было из околоземного пространства, но нынче ожидается прибытием. Конкретно, августейшие друзья мои, - на форель с белым вином.
       "Прошу только, не надевай, плииз, свою дурацкую розовую кофту с драконом из люрекса!"
       "А что?"
       "На каком Черкизоне ты её откопала? Ты же не училка младших классов!".
       "Сивка-Бурка, я тебя обожаю. Приём?"
       "Я тебя тоже. Код подъезда помнишь? Приём!"
       "Сам ты кот из подъезда!"
       Ты свежа (хочется сказать вовсе не Люсинде, а форели), как нимфетка после вьюжной прогулки.
       Еще на рынке я поднял рыбу на ладони и сразу же придумал сказку, чтобы впечатлить Люсинду. Будто мёрз на берегу, поплавок ушел под воду, задрожало удилище, изгибаясь дугой, - попалась!..
       О, жабры твои! Темно-красные, как флаг московского мэра. Родовитые пятнышки на серебре чешуи говорят о хищной повадке. Рот приоткрыт, словно ты забыла сказать нечто важное. Может, о том, что Иисус тремя такими, как ты, накормил пять тысяч евреев в Галилее? И я должен якобы этим гордиться?
       Люсинда у себя в Печатниках снимает - нет, сдирает, и пуговицы летят, - розовую кофточку, и экстренно пудрит нос.
       Довольная рыба возлежит на листьях салата, как княжна на персидских коврах: еще неизвестно, кто жертва.
       Люсинда, зажав носик, открывает люк мусоропровода, бросает двумя пальцами кофточку с драконом и задерживает на люке прощальный взгляд. Как Жозефина на уходящем Бонапарте. Потом выгребает из шифоньера шмотки...
       Рыба следит, как я отхлебываю вино и цитирую, бормоча: "Сытых форелей усатые морды // Несут полицейскую службу // На известковом дне".
       Но ты без усов, иной породы, - блудная дочь рыбьего полка. Эчмиадзин не при чем, и это не про тебя. А вот что про тебя: парочка лимонов нового урожая, крепких, сухумских, аромат на всю квартиру. Лимоны ярко-желтого окраса, как у Сезанна, куда лучше лайма. А также греческие каперсы, чей калибр не может не вызвать уважение у знатоков.
       Из всех треков для тризны по тебе, о форель души моей, подходит, наверное, ре-минорный концерт Вивальди. Вот уж, моя пятнистая подруга, и увертюра началась! Пора за дело!
       Еще до Allegro, где соло скрипки, натираю я мускатный орех (обожаю этот запах, так иногда пахнет Люсинда после душа), перемалываю белый перец и имбирь. Булькает из дозатора соевый соус (подлинная Голландия, натурального, извиняюсь, брожения!). В другую стекляшку - тончайшее оливковое масло холодного отжима льется тугой медовой струйкой. Оно из братской Италии, - не знаю другой страны, где бы с подобным почтением повара относились к рыбе!
       Люсинда хлопает дверью, но перед лифтом замирает и возвращается в квартиру, чертыхается, ищет ключ впотьмах, она от волнения забыла надеть туфли и выскочила в тапочках...
       С рыбой работают только руками. Их спины подлежат ласке, как спины женщин. Я натираю рыбину морской солью и пряностями по наитию. Форель не возражает, когда ее розовое брюшко наполняется изумрудным базиликом вперемешку с угрюмым батькой-укропом, а также рисом, чуточку отваренным.
       Голодная Люсинда пилит на маршрутке "Попутчик" в сторону метро, стараясь в толчее не порвать колготы. Чтобы ничего не мешало ей думать о встрече с форелью, она надевает наушники и слушает попсу.
       Рыба, как и женщина, любит, чтобы с ней общались без перчаток. Поглаживая бок рыбины, я укладываю в надрезы каперсы, сбрызгиваю соевым соусом и маслом.
       Господь, Пастырь мой! Прости мне прегрешение мое, но я не могу устоять перед замыслом моим! Аллилуйя!.. Алые паприки и полоски баклажанов сделают картину законченной. Не противень с рыбой, а настоящая инсталляция - "Форель для Люсинды". Аллилуйя!.. Я не спешу заталкивать рыбу в крематорий духовки. Наслаждаюсь картиной, пока она не рассыпается на пазлы. Только бдительный зрачок форели расширяется, втягивая в себя осколки моего мира...
       ...Я с трудом раздираю глаза, вижу только потолок реанимации, лампу и слышу голоса. "Передоз опиатами...", "Шестой час на исходе...", "Да не плачь ты, дурочка!.. Он вернулся..."