Село Малышево...

Село Малышево  с несколькими десятками убогих, покосившихся, почти до окон вросших в землю деревянных, крытых соломой хат более 150 лет тому назад было построено вдоль Большой дороги, идущей от Москвы через Владимир на Муром. Из Мурома она в одном случае через Вязники, в другом случае через Арзамас выходила на Нижний Новгород и соединялась с печально известным каторжным трактом – Владимировкой. Дорога, о которой идет речь, была грунтовая, с верстовыми столбами, небольшими деревянными мостами, через овраги и речки проходила по полям и в значительной степени по лестной местности. Она была приспособлена для пешеходов и гужевого транспорта. С появлением автомобилей ее переоборудовали под этот вид транспорта. Село окружали дремучие леса и болота. В числе болот был «Клюквенник», где росла знаменитая клюква, это болото своими водами питало пересохшее озеро под названием «Дубник». Рядом с селом были болота, именовавшиеся: «Тростник», «Шамины ямки», «Танино болото» и многие другие, названия которых не сохранилось, да и сами они в связи с вырубкой леса и раскорчевкой порубей обмелели, постепенно заросли мхом, осокой, а со временем исчезли с лица земли, буйные ветры засыпали их песком и пылью.
Почему село названо Малышево, сказать трудно. Старики говорили, что в былые времена у помещика Есипова было небольшое село с деревянной церковью, которое за его малый размер он назвал Малышево, то есть маленькое. В селе проживали трудолюбивые крепостные крестьяне. Они на тощих малоплодородных землях с примитивным сельскохозяйственным инвентарем выращивали рожь, овес, ячмень, некоторые другие злаки и овощи. В селе было три пруда, два из которых имели круглую форму и назывались круглыми, а третий имел продолговатую форму и назывался Большой. Из прудов жители села брали воду для себя и для скота. В них же любители-рыболовы самодельными вершами ловили карасей. Купаться в прудах не разрешалось, они считались чистыми. Любители купались в озере «Дубник». На берегу большого пруда крестьяне выращивали замечательную капусту и другие овощи. Земля здесь была хорошо удобрена. Теперь  этих прудов не стало, в связи с мелиоративными работами их просто закопали…
В аракчеевские времена солдатами и каторжанами примерно в полуверсте от села была построена Большая дорога. С ее строительства этот глухой, можно сказать медвежий уголок стал постепенно обживаться. По Большаку, особенно в зимнее время, «пошли обозы с товарами». Быстро мчались кибитки и санки с веселыми ямщиками, с ветерком везущими по заснеженному тракту богатых купцов и знатных господ. По этому тракту под усиленной охраной прогоняли закованных в цепи с бритыми наполовину головами колодников – каторжан. По нему же проходили подразделения царских солдат. О глуши, в которой находилось село, покойный дед со слов своего деда говорил: «Была такая глушь, что, выйдя вечером на улицу из хаты было слышно как «леший» (филин) на одном конце села разговаривал с «лешим», находившемся на другом его конце». Жители села поголовно были неграмотны и суеверны, они верили в чертей, колдунов, домовых, в «нечистую силу» и разные приметы…
Помещик по просьбе крестьян разрешил им переселиться к Большой дороге и там основать село, где оно стоит и поныне. Переселение длилось не один год, на новом месте село сохранило прежнее название – «Малышево», а местность, где оно было до переселения, стали называть «Старое село», хотя там никакого села уже не было:  сгорела деревянная церковь, разрушили кирпичную часовню, стоявшую невдалеке от кладбища. Со временем было распахано и кладбище. Правда, долгие годы на месте «Старого села» стоял как память о нем громадный многовековой вяз. Не повезло и ему, какой-то недобрый человек безжалостно спалил его, разложив у самого ствола костер…
Обгорелые остатки деревянной церкви, перенесенные на новое место, без всякой надобности долго сохранялись в ограде уже кирпичной церкви. Теперь от них вообще ничего не осталось…
Говорили, что через Малышево по Большаку дважды проезжал А.С. Пушкин.
Следует сказать, что леса, окружавшие село, имели различные названия: «Есипова роща» была наименована в честь местного помещика, смешанный (хвойный, лиственный), лес назывался «Чертеж». В нем по преданию обитали черти и разная «нечистая сила». Рядом с «Чертежом», вблизи села, находился лес, называвшийся «Побока». Этот лес уже после революции безжалостно вырубили, раскорчевали и распахали. Теперь посмотрев на это поле, молодые люди могут не поверить, что на этом месте когда-то был настоящий лес. Небольшой лес, находившийся невдалеке от «Побоки», почему-то называют «Хохловы кусты», а один из лесных участков называют «Калмык», хотя никто из старожил не помнил, чтобы в нашей местности когда-либо ранее проживали украинцы или калмыки. Из рассказов старших было известно, что невдалеке от Малышево, между «Таниным болотом» и болотом под названием «Тростник» около леса именовавшегося «Большие воротца» стояла деревня «Сосновка», жители которой погибли от какой-то страшной эпидемической болезни, над этой деревней был установлен карантин и пока все жители, за исключением одного старика и одной старухи не вымерли, он не снимался. Это были наши предки, почему-то они не заболели, они переселились в село Малышево, а деревня «Сосновка» по распоряжению властей была сожжена. Местность, где находилось «Старое село» заселена людьми была давно. Перед войной, при строительстве мастерских МТС, невдалеке от «Есиповой рощи» обнаружили захоронения каких-то древних племен. На это место приезжала археологическая экспедиция в составе научных сотрудников и студентов Ивановского педагогического института, собранные экспонаты она увезла с собой и поместила в областной краеведческий музей.
Наш прадед Василий Максимович был крепостным. За какую-то провинность попал в немилость к помещику, и он долгое время не разрешал ему жениться, потом смиловался  и женил его в возрасте 35 лет на 15-летней тоже крепостной девице. Жители села любили свою мать-Родину, хотя Россия крепостников часто поступала с ними как злая мачеха. В каких событиях по защите Отечества они участвовали, сказать трудно, так как история о жизни и деятельности простых людей молчала, но, тем не менее,  они не отставали от других, и когда нужно было, верно служили Родине. В 30-е годы мне, в то время школьнику, пришлось слышать рассказ старого односельчанина Ивана Флегонтовича Белова – деда моего школьного товарища, который с молодецким задором и патриотической гордостью рассказывал о службе в русской армии, о принятии присяги (клятве, данной Родине или как он говорил, лично самому Господу Богу). Особенно интересно он рассказывал о мужестве русских солдат храбро сражавшихся с басурманами под Шипкой и Плевной в период русско-турецкой войны          1877-1878 годов под командой генерала Скобелева и Гурко, где он был тяжело ранен в ногу и на всю жизнь остался хромым. Несмотря на свою малограмотность, дед нам на память читал стихи Пушкина и, в частности, «Румяной зарею покрылся восток, в селе за рекою потух огонек…».
Андрей Васильевич родной брат нашего деда Тимофея с русско-японской войны вернулся инвалидом. I-я Мировая война призвала на фронт уже не единицы, а почти все здоровое мужское население села. Многие односельчане погибли на полях сражений,  некоторые остались инвалидами или пропали без вести, а отдельные побывав в плену, вернулись домой. Не все жители села сразу поняли, что такое революция, и, что такое Советская власть. Правда, в белой армии никто из односельчан не служил, но некоторые старались уклониться от мобилизации в Красную Армию – были дезертиры. Когда же разобрались в чем дело, то пошли служить и неплохо сражались на фронтах Гражданской войны. Добровольно ушли на фронт Гражданской войны Малышевские бедняки: Потапов С.С., который участвовал в штурме Перекопа, Белов А.М. активно участвовал в боях с белогвардейцами, а потом в 1941 году в составе народного ополчения ушел защищать столицу нашей Родины Москву и погиб смертью храбрых. Третьим добровольцем был Абросимов В.С., который всю Гражданскую войну и Отечественную был рядовым на многих фронтах. После окончания ВОВ он до глубокой старости трудился колхозным пастухом. Этих мужественных людей сейчас нет в живых, но современная молодежь должна знать их имена и помнить, как преданно они служили Родине, особенно в трудные для нее военные годы.
Семья у нас была огромная, доходила до 12 человек, а работников было мало, к тому же до 1929 года она была безлошадная. Обрабатывать землю приходилось нанимать крестьян, располагавших тягловой силой, что стоило очень дорого. За обработку земли приходилось отдавать почти весь урожай хлеба. Поэтому иногда у нас дома не было ни куска хлеба насущного, а без хлеба, как говорят, есть нечего. Тогда мать шла на село, чтобы позаимствовать хотя бы пуд ржаной муки. Богатые мужики и фунта муки не давали бескорыстно. В самые трудные минуты она обращалась к Авдею Лукину, который в то время был уже стар и не работал, у него с давних времен имелся запас хлеба. Он иногда бескорыстно давал взаимообразно пуд или два муки. Из этой муки с примесью картошки мать пекла сама, а иногда и бабушка, хлеб, пекли они его у русской печке. Хлеб получался вкусный ни с чем не сравнимый. Может быть, нам тогда это так казалось, но скажу по совести, что такого вкусного хлеба я больше никогда не едал. После пожара, случившегося летом 1929 года с холщевой сумкой через плечо мы, плохо одетые, шли в бывший поповский дом, где размещалась школа, на учебу. Учились мы не хуже других, но за неимением средств у наших родителей одеты и обуты были значительно хуже многих учеников, а точнее сказать, одеты и обуты были плохо. На ногах у меня были обуты не по возрасту большие, кем-то принесенные как погорельцам, старые штиблеты. Рубашка и штаны тоже из принесенной кем-то уже непригодной для носки одежды. Мои соученики в основном были добрые отзывчивые ребята, но, тем не менее, некоторые из них, может быть по глупости, за то, что плохо был одет, дразнили меня. А некоторые, зная, что наша семья живет впроголодь, говорили как бы в насмешку, что хлеб у нас дают по выдаче. А другие дети в это время большими кусками, так дорого для нас хлеба, играли в футбол прямо в классе. Особенно трудно нам стало после ареста в 1929 году сотрудниками органов ОГПУ некоторых местных богатых мужиков, пытавшихся во время пожара на селе бросить в горящий деревянный дом и сжечь в огне нашего старшего брата – избача и секретаря сельской партийной ячейки. Нас, Мочаловых, в том числе и меня – ученика 3-го класса обвиняли в том, что якобы мы посадили в тюрьму этих негодяев. В наш адрес слышались ругань и угрозы, хотя мы в данном случае были потерпевшие и не имели никакого отношения к их аресту. Некоторые благоразумные ребята, смеявшиеся над моими старыми не по возрасту большими штиблетами говорили, что мне их купили на базаре с учетом того, что я подрасту, и тогда они мне будут в самый раз.
Зимой было легче, ибо все школьники, в том числе и я, ходили в валенках. Валенки имели все ребята, так как жители села держали овец, из шерсти которых у местных валяльщиков изготовляли валенки. Совсем хорошо было весной и летом. Как только растает снег, мы ходили босиком, как и все, даже ребята из зажиточных семей. Мне вспоминается случай, когда летним солнечным днем мы, мальчишки только, что отпущенные на каникулы, беззаботно бегали по полям, лугам и близлежащим лесам рвали цветы и дикорастущие травы (дикий лук, дягиль, щавель и пр.) слушали высоко «висящих» над полями жаворонков и других певчих птиц. Вдруг мы услышали непонятный ранее никогда не слышанный шум. Это насторожило нас, и мы с другом детства Енкой Беловым, которого по имени отца звали Меркулаевым (он погиб на фронте) вперегонки побежали в село, где у местной кузницы, что стояла у большого пруда, впервые увидели два трактора «Фордзона», которые издавали звуки, привлекшие наше внимание. Они не только шумели, но и выпускали синеватый едкий дым. Их окружили жители села, мужчины, женщины, дети. Всем было интересно посмотреть на удивительные машины. О чем  тогда думали крестьяне сказать трудно, но по их лицам можно было догадаться, что эти машины им понравились. Они стояли небольшими группами и говорили, что пустить бы эти машины на их земли и посмотреть, как они пашут. Трактора принадлежали совхозу «Земенки», что находится под городом Муромом. Он и ныне является действующим племенным совхозом Владимирской области. Тракторов ранее я не видел и не имел понятия об их существовании. О том, что есть «Чугунка» (так в то время называли железную дорогу) я слышал неоднократно, но ездить на поезде мне еще не приходилось. Только 1928 году по окончании учебного года наша учительница – молодая девушка Юлия Митрофановна Фирсова на поезде возила нас в город Муром на экскурсию. В городе мы увидели большие дома, большие фабричные трубы, побывали на некоторых заводах и фабриках. Своими глазами увидели электрический свет – лампочки Ильича. Мы даже привезли домой по небольшому кусочку каменного угля, о котором ранее не имели понятия. Поездку на поезде мы рассматривали как что-то необычное по сравнению с нашей повседневной деревенской жизнью. Особенное впечатление на нас произвел паровоз. Он как живое существо гудел, пыхтел, выпускал клубы белого пара и синеватого дыма. Теперь железная дорога проведена до самого села и уже не паровозы, а мощные современные тепловозы не вызывают ни у кого удивления. Ранее до железной дороги, до станции Климово (ныне Безлесная) считалось 12 верст, да еще говорили с «гаком». Это расстояние при поездке в Муром туда и обратно преодолевали пешком.