Италия-страна выказывания

По дороге из аэропорта "Мальпенса"заскакиваем с моим итальянским приятелем  в бар на автостраде.С бутербродом в руке, Мауро стрекочет вдохновенно и громко.Его  монолог,в каждой фразе которого он так или иначе сочетает с местоимениями “я”и “мы” слово “Москва”, словно обращен ко всему миру.Он исполняет роль “человека планеты”,знающего жизнь не понаслышке,умудренного опытом путешествий.Кто не ездит по миру,говорят в Италии, тот остается таким, каким родился. Грустно,наверно,становится от этого выступления барменше, вечно прикованной к своей стойке.Но ничего не поделаешь таков  закон жанра.
«Попробуйте,-пишет итальянский публицист Саверио Вертоне,- последить в каком-нибудь баре Женевы, Лиона или Вены за человеком, пьющим кофе или читающим газету. Потом сравните его поведение с поведением итальянца  делающего то же самое в одном из  баров Венеции или Болоньи.
Есть какая-нибудь разница , если не считать качества кофе и различия в газетах ? На первый взгляд, вроде бы нет. Но присмотритесь получше и вы обнаружите одно существенное отличие.
В Женеве и Лионе тот, кто пьет кофе, этим и ограничивается. В Италии же к этому присовокупляется еще одна операция: итальянец делает вид,что делает, то что делает. В Женеве и Лионе мероприятие – простое. Здесь же – двойное.В Италии, когда мы пьем кофе, мы пьем его как бы дважды: один раз по-настоящему и один раз  искусственно, раз – для себя и раз для других.
В любопытной классификации национальных характеров, приведенной Ортегой и Гассетом в одном из его произведений, Кант определяет Италию как «страну выказывания».
Вероятно, он прав.Но хотелось бы  уточнить: выказывания «чего»? Обычно выказывают то, в обладание чем, не уверены. Например, богатство, ум, культура, честность. Но неужели итальянцы не уверены даже в том, что в руках у них газета,а около губ чашка кофе?
Возможно.
Но выказывать - это  и выносить наружу, то что внутри; представлять это взору (своему и чужому);  жить,чтобы  видеть и быть видимым;собираться на зыбкой границе оптического поля; втайне верить,что существует только то, что видишь, и что можно увидеть все то,что существует.
В этом выказывании, вероятно, проявляется тот абсолютизм чистого видения, который в великой итальянской живописи выражался в первостепенности формы и цвета и расстворял в образах целый мир.»   
“Поверхность итальянской жизни,- словно развивая мысль Вертоне, пишет журналист Луиджи Бардзини,- во всех ее проявлениях  обладает  многими характеристиками представления.Она почти всегда забавна,трогательна,бесконечно живописна, ярка,оживленна и увлекательна,как любой хороший спектакль. Все здесь,похоже,точно рассчитано для того,чтобы донести до зрителей определенное послание и вызвать у них особое душевное состояние. Выражение чувств  неизбежно становится более интенсивным в присутствии многочисленной публики.То же самое происходит и с актерами:они нехотя играют при полупустом зале,но,когда аудитория густа,прямо-таки воспламеняются.Посмотрите, как какая-нибудь мать ласкает своего ребенка.Когда она одна,она нежна и заботлива,как и все матери на свете.  Но стоит лишь кому-нибудь войти в комнату,как начинает разворачиваться бурное действо материнской любви.Лицо ее озаряется,на глазах появляются слезы нежности,и она, прижимая свое чадо к груди, начинает напевать ему сладкие песенки  и придумывать для него всевозможные ласковые прозвища. Итальянец нередко способен произносить суровые и искренние слова и в то же время краем глаза наблюдать за реакцией окружающих. Эффектность природы Италии накладывает отпечаток и на характер ее жителей, как бы обязывая их быть во всех своих проявлениях не менее впечатляющими.”