Глава первая - Почти безоблачное детство

Я была совсем маленькой, когда он пришел к нам.
Незнакомец в длинном плаще, по складкам которого струйками стекал ночной дождь, будто бы заставил стену воды расступиться перед ним, уверенно шагнув через порог на дощатый пол комнаты. В следующий миг дверь вновь затворилась, и  шум серебряных струн Зевса снова стал напоминать баюкающее шуршание.
Конечно же, вошедший сразу приметил пятилетнюю девочку, желающую заглянуть под его капюшон, но в то же время остаться незамеченной, что было гораздо проще сделать, уйдя поглубже в тень. Что-то подсказывало мне, что незваный ночной гость знал о моей необычности и скрывал под глубоким капюшоном загадочную полуулыбку, в душе, может быть, даже посмеиваясь над моей детской нерешительностью вступить в круг освященный, как мне тогда показалось, необычайно ярко горящей сегодня керосиновой лампой. Казалось, он видел меня насквозь. От моей природной внимательности так же, не ускользнуло и то, с какой опаской мать прислуживала гостю, подавая, то, что должно было считаться у него ужином. Единственное чего я сразу не могла понять, так это почему же родители пустили пришельца в дом и позволили сесть за стол, чтоб отужинать, если так боялись? Но потом, когда я все-таки сделала попытку сдвинуться с места, чтобы подойти к страннику и рука отца веско легла на мое плечо, вдруг поняла – они боялись не за себя, а за меня, но не имели права поступить иначе.
"Во всем виноват тропический ливень, что начался вчера вечером и шел всю ночь, а этот странный дяденька в плаще с капюшоном мне просто привиделся..." - убеждала я себя на следующее утро, но какая-то часть души отчаянно сопротивлялась, требуя найти странника.
Так в жизни маленькой девочки, которая с самого рождения была большой проблемой для окружающих, появилась цель.
~*~*~
На следующее утро я сидела на чердаке, в своей комнате, у окна, прислушиваясь к последним каплям непогоды с дымно-серого, но уже довольно высокого неба, крупицы которого, если приглядеться, виднелись сквозь листву исполинских деревьев, и смотрела как водяные дорожки стекают по стеклу к щелке в оконной раме. Любимая тряпичная кукла сидела здесь же, на узком подоконнике, и иногда мне приходилось подсаживать ее, чтобы не клевала носом и не норовила спрыгнуть без моей помощи. Я особенно любила ее вовсе не потому, что других у меня не было (в старом шкафу на полках сидело множество разных кукол и пупсов), но именно эту мы с мамой сшили сами, от нее веяло теплом и домашним уютом.
Не помню, рассказывала ли об этом, но папа часто говорил, что я похожа на воду, в которой так много жизни и целебной силы, быть может, именно поэтому она меня всегда так манила. Даже называл иногда…
- Динь-динь!... – раздалось этажом ниже и я, подскочив как ужаленная, опракинула табурет, подхватила длинный подол ночной рубашки и опрометью бросилась вниз по лестнице.
Взгромоздившись на высокую кровать, я поплотнее укутала ноги в пододеяльник, и только тогда он сказал:
- Ну, рассказывай! Видела сегодня что-нибудь? – Папа отчего-то очень любил мои сны и всегда старался подробно расспросить обо всем, как только проснусь. Я рассказывала ему все без утайки, но тут вдруг смутилась, что он сразу заметил. – Что-то не так, Динь? – слегка нахмурился отец.
- Нет… - я носом зарылась в его грудь, дождалась пока одной рукой он прижмет меня покрепче, а другой просто накроет сверху для надежности и продолжала – Странный… старый-старый город…Много серого камня, дождя и тумана, но почти нет людей. Зато там живые фонари, (при упоминании о которых папа странно оживился), светящиеся желтовато-зеленым светом и много тех, кого не видно.
- Духи и сосуды Сульфииды… - пробормотал он себе под нос. – Ты их видишь, а они тебя тоже?
- Думаю, что да. И еще я видела того странного дяденьку, что приходил к нам вчера, но он просто шел по улице и вряд ли меня заметил, хотя я его узнала.
- Вот что, Надин, обещай мне обязательно рассказывать подобные сны сразу, а теперь собирайся – мы идем на рыбалку.
~*~*~
Папа был замечательный рыбак (так что даже в свои неполные шесть, я была уверенна - отправившись в путешествие с голоду не пропаду ни где!) Ну еще бы, моряк все-таки... Да что я такое говорю?!... Он вообще замечательный! Люблю с ним куда-нибудь ходить, даже не важно куда, лишь бы можно было смеяться всю дорогу и поболтать обо всем; поразглядывать смуглую и от этого еще более загорелую кожу на его руках, входящую в дикий контраст с цветом закатанных до локтя рукавов белой рубашки; побыть маленькой надоедливой "почемучкой" с вечным "А покажи как это?" "Научи меня!", "Я тоже так хочу!"... И почему-то я знала, что в такие моменты он никогда не оговорит, не отругает за излишнее любопытство, а лишь улыбнется и повторит тот же фокус еще несколько раз медленно, раскрывая секреты, чтобы мне легче было запомнить.
Пожалуй, единственное, чем я могла огорчить всегда улыбчивого и веселого папу, это своим непослушанием относительно мамы. "О чем бы мама тебя не попросила, - часто говорил мне отец, – делай все сразу и в точности так, как она сказала". Мама была мамой и, конечно же, она тоже любила меня и волновалась, вот только времени у нее на общение с дочерью всегда было мало, поэтому я, в те редкие моменты старалась впитать в себя как можно больше крупиц ее тепла, заботы и внимания. Нужно сказать, что именно в такие минуты и она тоже, по секрету, как огромную тайну мироздания, шептала мне на ухо: "Слушайся папу, малышка, он плохому не научит!", из чего я могла сделать единственный возможный вывод - я была тем уникальным ребенком, перед глазами которого действительно разворачивалась во всей своей полноте эта великая таинственная картина чистой любви друг к другу МУЖЧИНЫ и ЖЕНЩИНЫ. И благодаря своей беспамятной любви друг к другу эти двое могли любить меня.
~*~*~
Пожалуй, пришло время рассказать о "не тех моментах"... Очередной из таких случился сразу, стоило нам с папой переступить порог, вернувшись с рыбалки.
Мама взяла меня за руку и решительно повлекла за собой по широкой крутой лестнице на второй этаж. Войдя в запретную комнату, кабинет, куда в отсутствии жены и без ее разрешения мог входить только отец, я уже подсознательно напряглась, покрываясь защитным панцирем на эмоциональном уровне.
Эта комната разительно отличалась от обстановки в остальном доме и вызывала у меня приступ панического страха со времен самого первого "знакомства" с кучей электроники ее населяющей. Но реакция все же каждый раз протекала по-разному - сегодня ужас при виде разных гудящих, звенящих и мигающих индикаторами лампочек приборов, парализовал меня физически. Мама тем временем, подхватив меня подмышки, усадила на большой крутящийся стул и стала расспрашивать, не болит ли чего, нет ли каких странностей-необычностей. Так как морально я еще сопротивлялась, то старалась отвечать как можно четче попонятнее. Нельзя было допустить, чтобы она догадалась о моей слабости.
Итак, очевидно убедившись, что психических нарушений или физических отклонений от нормы своего возраста я не имею, мама записала в таблицу изменения параметров роста, веса и объемов, на чем со вздохом вынуждена была отпустить подопытную.
Я абсолютно не понимала зачем ей все это нужно и какую такую диковинную болезнь она надеется у меня найти, повторяя: "Не волнуйся, малышка, я найду способ избавить тебя от этого...", когда я совершенно здорова?!... Разве наличие у твоего ребенка такой высокой устойчивости даже к здешним, тропическим болезням, не повод для радости?...
К сожалению, должно было пройти еще несколько лет и слишком многое окончательно измениться в моем мире, чтобы я поняла истинную причину беспокойства родителей и вздохов матери.
~*~*~
В голове что-то шумело, звенело и журчало то тише, то громче и трясти ею из стороны в сторону, так, будто мерзкий «колокольчик» может выпасть в ухо, не было никакого смысла. Но ведь мне всего девять и другого способа избавления от боли я не знала. В мыслях продолжал клубиться туман, превращая тропку перед глазами в расплывчатые пятна. Мокрые после дождя листья и трава били огромными пластинами по голым щиколотками и гибкими жгутиками прилипали к ступням. Слабость в ногах усиливалась. Я мечтала только об одном – добраться до дома, не потеряв сознания прямо здесь. Но даже эта обыденность, как видно, была мне не суждена, потому что уже через пару шагов силы окончательно покинули меня. Мое безвольное тело мешком свалилось в траву, умудрившись лишь инстинктивно перекатиться на спину.
Итак, я лежала на спине и обреченно смотрела в изумрудно-пальмовое небо. Сознание, которое я предпочла бы потерять, избавляясь от тукающей от виска в висок боли, все еще оставалось при мне, так что единственным доступным развлечением было мысленное самобичевание. «Ну да, Надин, лучшего места, чтобы поваляться ты найти, конечно, не могла! Здесь тебя не скоро найдет даже спасательный отряд! Мама там, наверное, уже волнуется, мечется из угла в угол, но в джунгли она, конечно, не пойдет, а вот папа…» От мыслей о том, что стало бы с моим отцом, пойди он искать дочь (а он неприменно это сделает!) меня отвлекло очень явственное…
- Тссс… – у самого уха. – Девччччонка… – я скосила глаза и увидела плоскую змеиную головку, которая все возвышалась и возвышалась над ней.
- Ну да, не мальчик, – нашла я как-то смелости и сил разлепить губы.
- Грубишшшшь! – рептилия резко подалась вперед, шипя. – А не боишься?...
- Говорящую змею? – удивилась я. – Вряд ли… Ведь таких не бывает, а значит, я все-таки потеряла сознание или сплю. – В ответ огромный питон скользнул в заросли прямо по моему телу, на мгновение обвив ноги чуть ниже колен.
- Пррропала! – констатировал скрежещущий голос с ветки куста.
- Здесь даже попугаи разговаривают! Такое бывает только во сне.
- Слышит, отвечает и не боится… – Повторил мягкий, бархатистый голос и из зарослей вышла огромная кошка. Пантера, но, о, Боже, совершенно белая! От одного взгляда на это грациозное животное я снова почувствовала онемение во всем теле вплоть до языка. Тут же стало ясно, что уже ничего не смогу ответить, в то время как в голове пронеслось «Сожрет!» и тут же, я готова была поклясться чем угодно, в моей голове разразился звучный кошачий смех! – «На что ты мне, целительница?» – «Ты читаешь мои мысли?!» - сказала я, опешив от изумления, одними глазами.
Белая пантера подхватила меня за ворот короткой рубашки и одним рывком закинула себе на спину. От такого головокружительного полета я все же потеряла сознание, услышав перед тем:
- Все мы слышим вас, но далеко не все вы, слышите нас.
~*~*~
Когда я проснулась (или все же очнулась?) папа сидел у изголовья, то и дело тихонько сжимая мою руку в своих ладонях.
- Как ты, Динь? – участливо спросил он. – Мы с мамой чуть с ума не сошли!
- Будь так добр, если можно, не разговаривай… – только и смогла еле слышно пролепетать я, прижимая пальцы к вискам. Очередной приступ боли заставил меня зажмуриться, съеживаясь под простыней.
Папа с полминуты смотрел на меня сосредоточено, затем, молча, поднялся со стула и вышел. Через пару минут он уже вернулся с кружкой чего-то пахучего в руках.
- Пей, – коротко сказал он, помог мне приподняться, подложив подушку поудобнее, и придвинул чашку к самым губам. – Ну?
- Жасминовый чай? – улыбнулась я, втянув носом.
- Можешь думать что так, только пей.
- А на самом деле? – любопытствовала я.
- Травяной настой, ничего особенного, но голова должна пройти. – Папа вдруг поморщился точно так же, как я недавно.
- У меня болит потому что у тебя болит или…? Тогда ты тоже пей, – сказала я, сделав пару глотков и протянув ему кружку. Он улыбнулся и уступил, тоже сделал пару глотков. Так мы и пили по очереди, пока настой не закончился.
- Так, теперь ложись! – сказал отец нарочито строго, и я тут же вытянулась солдатиком. Он сел на кровать, уложил мою голову себе на колени и немного сдавил виски грубоватыми ладонями.
- Папа! – взвизгнула я от боли пронзающей голову из одного виска в другой. – У меня в голове «растяжка»!
- Что? – удивился отец.
- «Растяжка»! – Для наглядности я натянула между рук ниточку, вытащенную из простыни. – Это когда задеваешь и… БАХ! У меня голова сейчас взорвется!
- Ради всех богов, Надин, где ты этого набралась?
- Я много читаю.
- Хм… Так вот кто перерыл всю мою библиотеку! Ничего у тебя не взорвется, лежи спокойно и постарайся расслабиться, а то я ничего не смогу сделать. – Он заглянул мне прямо в глаза, и я замерла. Не уверенна, что увиденное мною произошло на самом деле, но на мгновение в папиных глазах мелькнула зеленая искорка, пробежавшая по радужке глаз, и из темно-карих они стали янтарными, а потом снова прежними. Этих секунд хватило, чтобы боль в моей голове опять встрепенулась и угасла, будто и не было. – Вот и все, – довольно сказал папа, – теперь тебе нужно отдохнуть. – Он уже стоял в дверях, когда я позвала:
- Пап, научишь меня делать такой настой? А то голова болит слишком часто, чтобы постоянно тебя беспокоить. – Он ничего не ответил, только нахмурился сильнее обычного.
Но стоило ему только поплотнее закрыть за собою дверь, как в мое окно постучали. Я соскочила с кровати и дернула раму вверх. В образовавшийся проем тут же просунулась головка пернатого чуда, зависшего вверх ногами и игриво косившего на меня.
- Пррривет, пррринцесса! – объявил попугай. – Пррогуляемся втррроем? Тебя ждут.
- Так значит, ты мне не приснился? – Охваченная возбуждением, я хотела броситься на улицу со всех ног, но вовремя опомнилась – для родителей я все еще больна. Поэтому пришлось красться по лестнице к выходу на цыпочках. Тут-то я случайно и подслушала обрывок разговора отца с матерью, который заставил меня затаить дыхание…
- Ты что-то скрываешь от меня, Арман! – упрекала папу мама. – Моя девочка превращается в одного из вас, не так ли?! – Мама явно еле сдерживала подкатившие к горлу слезы. – Неужели этого никак нельзя предотвратить, и я ее потеряю?...
- Если бы я только мог что-либо сделать… – горько вздохнул отец. – Ты же знаешь, что и мне это не по душе, но что поделать, если природа распорядилась так, а не иначе?
~*~*~
- Садись верхом, прокачу, – сказала снежная пантера, сверкая прозрачно-зелеными глазами, как только мы скрылись в чаще. Здесь все еще витали влажные запахи дождя, прелой листвы и земли. Я смотрела на кошку недоуменно, даже слегка растерянно. Где это видано, чтоб рожденная свободной дочь джунглей предлагала покататься на себе человеку? – Ну?! Не делай вид, что оглохла или вдруг перестала понимать! Садись, так быстрее будет! – Я неуверенно подошла ближе, но стоило мне только перекинуть ногу, как она рванула с места, да так, что я, резко склонившись, упала вперед и уткнулась носом в короткую, жесткую пантерью шерсть. Она бежала очень быстро, но удивляться стоило больше тому, что при этом, не смотря на скорость, она почти не касалась земли и не создавала шума кроме редкого шуршания листвы.
Наконец мы оказались в месте отдаленно напоминающем лесную поляну, если такое вообще возможно в условиях джунглей.
- Кого ты привела, Феальтар?! – вдруг послышалось злобное рычание и тут же повсюду стали появляться обступающие нас пантеры. Все они на вид были абсолютно обычные – черные, уверенные в своей силе, злые. Кто-то просто заодно с большинством подогревал свою злость, готовый в любой момент продемонстрировать как он бросится на чужую, но все же, их чувства неприятно кололи кожу, заполняя казалось все вокруг, заставляя инстинктивно жаться к белоснежной подруге, которая даже и не подумала опустить головы.
- Это целительница, Оритеас, она может помочь нам!
- Девчонка совсем еще мала, – возразил один из пантер, глаза его отливали металлическим блеском, – да и тебе известно, что последний из рода переселенцев, живущих поблизости, отказался помогать кому-либо после войны. Теперь эти бесплеменники предпочитают сами прятаться от всех как крысы!
- Проводи девочку к Теамаль и убедишься, что все можно изменить!
Наверное, они бы еще очень долго спорили, если бы не случилось то, что случилось.
Ощущения боли, бывшие до этого смутными, вдруг обострились до предела. Чужие страдания буквально вселились в меня и теперь тащили сознание в «эпицентр событий». С того момента как звуки стали уходить за грань восприятия, а цвета слились в один, зеленоватый с пятнами яркого солнечного света, я уже ничего не помню. Боль «звала» меня и вела к своему источнику. Поэтому дальнейшее я знаю только со слов Феальтар.
~*~*~
Девочка вдруг согнулась пополам, упала в траву и, сжимая руками живот так, будто внутренности были готовы вывалиться наружу, взвыла совсем по-звериному. Потом, собрав остатки сил, поползла, впиваясь пальцами в землю, прямо к тому месту, где лежала растерзанная Теамэль.
Маленькая белая пантера, еще совсем котенок, еле дышала, веки ее подрагивали, а из рваной раны на животе текла кровь. Целительница с трудом встала рядом с больной на колени и подняла над ее раной распростертые ладони. Теамэль заскулила, застонала, но как только желтый свет заполнил рану, «сшивая» края белыми «нитками», затихла. Лекарка что-то шептала в трансе, но слов я не разобрала. Затем она наложила руку на рану, и свет заструился сквозь пальцы.
- Внутренние раны лечатся медленнее, – наконец сказала она и потеряла сознание. А это значит, что опять нести мне ее домой на себе.