Мальчик, встань!

...О детях, ветеранах, инвалидах и прочих людях этого мира...

Эка меня сейчас занесло в прошлое-то! Было мне тогда шесть с лихуем годиков, ехали  с батей к деду в Крым - отдыхать, что и делали каждое лето с удовольствием. Дорога только была - не самое приятное занятие. Трое суток в поезде Челябинск-Симферополь переносилось всегда тяжеловато, но ведь дети есть дети - всё забывается, в памяти к (почти) сорока годам остаётся только сухая на вкус курица, такое же мясо или котлеты, ну и в окне - столбы, столбы, столбы, столбы, кусты, столбы, кусты, столбы... Посмотришь вот так вот в окошко, надоест - поглазеешь на рваный дерматин верхней полки, походишь по вагону, от нефиг делать сходишь в засраный туалет, выдавишь пару капель (тут взрослым положено умильно улыбнуться), и снова столбы в окне, столбы, столбы, столбы, кусты, поле, поле... скучно... Есть неохота, отец почти силком впихивает в тебя то куриное "белое мясо" (батя всегда оставлял мне самое лучшее), то картофелину, то более-менее что хоть немного хотелось клюнуть в такой дороге - помидорку или огурчик. Понятно, что горячая пища воспринималась как манна небесная, но обычно совсем прозаически выходила орально в том же засраном туалете где-то среди ночи вместе со всем тем, что даже более-менее полезное съел за день. Поскольку батя в советское время получал гроши, позволить горячих обедов или картошек с какой-нибудь горячей прибамбасиной у бабушек мы себе не могли... Ну, разве что кукуруза)
За время, что я к тому моменту себя помнил, дорога летом для меня была чем-то неизбежным. Она превратилась в некий ритуал, который я был обязан вынести перед тем, как испытаю на себе безмерный кайф отдыха в Центральном Крыму (и срать на то море, чесслово!) целых две с половиной недели... А то и три, если мама приедет на смену бате!!!
Ну, в общем, едем мы так вот, едем. День, ночь, день, ночь... Среди ночи я испытал, наверное, первый в своей жизни шок. Жёсткая женская рука поднимает меня с постели, и откуда-то из накрашенного, воняющего дешёвой помадой рта звучит "Мальчик, встань!" А ко второму дню пути как-то успеваешь привыкнуть к любому шуму, который создаётся у тебя в купе. Потому что пересаживающихся, заходящих, покидающих такая тьма-тьмущая, что это уже становится для тебя таким же неизбежным, как столбы, столбы, столбы, опа - кусты, столбы за окном. В тот раз я даже не обратил внимания на крики из накрашенного дешёвой помадой рта, расположенного в пятнадцати сантиметрах от нахимиченных волос, называемых "причёской", в народе иногда ассоциирующихся с гнездом какого-то пернатого. И вот крики себе раздавались, требовали чего-то особого для кого-то особенного, перемежались с препирательствами проводников (или проводниц - не помню я уже сейчас), но для меня, разморённого дневным нихеранеделанием шестилетки это было сродни стуку колёс, такого обыденного, привычного... И тут - ***кс! "Мальчик, встань!"
Заспанными глазами я увидел и тот страшный кричащий рот под "гнездом", и привычных к таким делам проводников, и какого-то несчастного дедушку с планками на пиджаке, и что-то такое расплывчатое в виде стаканов на столике, крошек, тапочек, ног, вагона в целом... "Денис, ляг!" - этот приказ отца для меня прозвучал впервые не просто как приказ... он в тот момент стал для меня как тёплой рукою, обнимающей за плечи - как обнимает сейчас мой отец моих сыновей, по-дедовски, ласково и нежно, он подействовал на меня как мамино "тшшшш", когда закричишь среди ночи от страшного сна.
Как оказалось, с батиных слов, тётка та пыталась устроить своего отца-ветерана на нижнюю полку. Женщина подняла на уши весь вагон, потом меня (точнее - не совсем меня, а того мелкого хлопчика шести лет отроду), потом ещё кого-то, ругалась, угрожала, пока мужик на соседнем нижнем месте не проснулся и не предложил уступить ветерану место. Больше я ничего не помню. По приказу отца лёг, уснул, проснулся, обо всём забыл, а наутро познакомился с совершенно милым дедушкой, несмотря на его не совсем приятные закидоны в виде очистки вставных челюстей прямо при тебе и выковыривания из варёного яйца содержимого с помощью перочиного ножика - мне даже это в тот момент не казалось противным, а, наоборот - интересным, неким разнообразием в поездной жизни. Я теперь понимаю, что в тот момент я настолько был приучен совком к унижениям, к постоянным преодолениям бытовых лишений, что просто не обратил внимания на поступок его пробивной дочки, к тому же - дети не всегда способны осознать, насколько унизительно к ним относятся взрослые в моменты, когда хотят показать власть, влияние, скрыть слабость... А дедушка и правда был очень милый и тихий. Даже не подумаешь, что у него могла родиться такая дочка "с характером". Мы всю дорогу болтали, он рассказывал мне о войне - чего успел хватануть за тот короткий период, что-то ещё, много-много другого, и всё мне было жуть как интересно... а уже в любимом мною тогда Симферополе всё забылось совершенно, потому что там были любимые шершавые руки моего деда, который держал меня на коленях в автобусе "Симферополь - Судак", были милые детскому сердцу пейзажи с лавандовыми полями за окном и ещё не вырубленными к тому моменту виноградникам... А может даже этого всего в тот момент и не было, потому что поезд, как часто бывало, опоздал на три-пять часов, и ехали мы ночью, когда за окном ни зги не видно, но не суть - главное, что я въезжал в любимое воспоминание моего детства - село Богатое, где мои дед, бабка, где мои друзья, ставки, речка, горы, шиповник, индийские голуби, село, природа... ух!!!

Только сейчас я понимаю, насколько сильно обидели того, шестилетнего мальчика, в поезде. Как больно его унизили! И тем противнее это унижение, что я, то есть он в то время, не понял этого унижения! Насколько сильно была унижена жизнью и совком та женщина, помадный рот которой разорялся на весь вагон среди ночи, раз была вынуждена поднять с постели тёплый шестилетний комок, приказным тоном сказать "Мальчик, встань!"... Через сколько унижений, видимо, ей пришлось пройти для того, чтобы выбить для отца-ветерана какие-то льготы! Сколько порогов она отбила за это время! Сколько унижений испытала! Сколько слёз пролила от обиды за собственного отца, за расхождение между реальностью совкового бытия и декларируемой совковыми лидерами по чёрно-белому ящику утопией! Неужели она хотела унизить мальчика специально? Не очень-то верится... Не хочется, во всяком случае.
Хорошо же, что отец у меня такой терпеливый и разумный. Его спокойствию я, честно говоря, завидую. Если бы моего сына так кто-то попытался поднять с места, я бы, честно говоря, сначала въебал (что очень часто делаю), а потом бы уже стал разбираться - чей это сын или чья дочь, насколько героические у него/неё предки. И не жалею, честно говоря. Я бы и сейчас в той ситуации въебал без сожаления - чтобы отрезвить, чтобы вернуть на землю, чтобы напомнить, что не только без прошлого нет будущего, но и без будущего нет ни-хе-ра, особенно нихера нет для неё, на чьи деньги она потом будет получать пенсию.
Как уже говорил, вспоминая эту историю, мне становится обидно не за себя, а за того разбуженного среди ночи шестилетнего мальчика, которому приказали делать то, что он не хотел, к чему в тот момент был не готов.
Спасибо моему отцу, что в тот момент не въебал той женщине. Слава Богу, что он тогда был не такой, как я сейчас, и что я сейчас не такой, как он тогда... В любом случае, его поступок, всего лишь одна фраза, для меня мудрее любого моего поступка. Дай Бог тебе здоровья, Анатолий Палыч! Я тебя люблю!