Последнее изобретение инженера Кибальчича

1882 год,1 марта. На Екатерининском канале в Петербурге взрывом бомбы, брошенной, как тогда эта «профессия» называлась, «метальщиком» Игнатием Гриневицким, был смертельно ранен император Александр II. Самый либеральный из российских самодержцев, на столе которого так и осталась неподписанной небывало прогрессивная конституция, которую вместе с ним готовили лучшие умы России под руководством Сперанского.
Спустя восемь часов умирает раненный осколками этой же бомбы сам террорист Гриневицкий, ещё через час - император Александр II.
Бросивший первую бомбу (она взорвала карету, но император не пострадал) Николай Рысаков схвачен охраной. Начались повальные аресты членов тайной радикально-экстремистской террористической сети «Народная Воля».

17 марта – и наш герой, инженер-изобретатель Николай Иванович Кибальчич, арестован при выходе из библиотеки-читальни генерала Комарова.
Вместе со своими товарищами по преступлению он предстаёт перед судом.

Процесс по делу «первомартовцев» был особенным. Охраны в зале суда было  гораздо больше, чем присутствующих и неизмеримо больше, чем подсудимых. Последних, кроме общей охраны, сопровождают по два жандарма с саблями наголо. Как заметил один из присутствующих, «только артиллерии в зале не было!..»
Такого страха в стране навела кучка фанатиков с горящими глазами. Терроризм к тому времени стал в России чем-то вроде врожденного и привычного ужаса. Безумие становилось нормой. Казалось, русский уже рождается с этим ужасом в глазах, с постоянным ожиданием, что рядом разорвется бомба или какой-то из этих недоучек-студентов вдруг тут же, около вас, начнет с истошным визгом палить направо и налево. Страх и злоба заменяли разум...

Сейчас бытует заблуждение, что это была эпоха «благородных террористов», которые, якобы, убивали только представителей власти, а простой народ ни-ни. Неправда это, очень даже неправда. Только при подрыве поезда с премьером Столыпиным жертвы и покалеченные считались многими десятками, а эти робин-гуды даже нос не почесали. Лес рубят... Террористы, какими бы они идеями ни прикрывались, к конкретным представителям homo относятся с презрением. Иного кредо у этого рода господ и быть не может, такова специфика «профессии». Жертвуют ради «прогрессивного человечества», но готовы ухайдакать миллионы «несознательного быдла».

Да и откуда взяться благородству в таком деле? Очень хорошо сказал Редьярд Киплинг: «От яиц кобры родятся только кобры». Насилие не может родить мира, - оно рождает только насилие. Ненависть не может родить любовь. Круг злобы можно разорвать, но сам он не разорвется.

К чести народов России, зараза зародилась не в них, угнетенных и обиженных нищетой, а в среде деток очень небедных родителей, так называемых «вечных студентов», пресыщенных жизнью и мечтавших прославиться. И были не раз случаи, когда крестьяне изгоняли непрошенных «освободителей» и даже избивали их. Это только позднее, к 1905 году, эпидемия насилия перекинулась на бедняков. И страна наша начала свое восхождение на Голгофу.

Почему именно так произошло с Россией – об этом написаны горы книг, и по поводу книг этих сломано несметное множество копий. Как правильно говорят, большое видится на расстоянии. Так наиболее взвешенный и объективный анализ, пожалуй, дал великий русский писатель А.И. Солженицын в своих произведениях, особенно в трилогии «Красное Колесо».
История, конечно, не имеет какого-то там наклонения, - что случилось, то случилось. Но именно тогда, в 1882-м, русская образованщина отвергла европейский путь, и поперлась путем «особым», диким и кровавым.
Путь этот ныне кончился. Он и не мог не кончиться, любая болезнь кончается, даже безумие. Жаль, что кончается иногда смертью.
 
Но вернемся в тот, 1882-й. Председатель суда - сенатор Э.Я. Фукс. Прокурор - H.B. Муравьёв - друг детства одной из обвиняемых - Софьи Перовской. Когда-то, в те далёкие годы, его отец служил губернатором, а генерал Перовский - вице-губернатором во Пскове. Однажды Василий, Мария и Софья Перовские спасли жизнь будущему прокурору, который чуть не утонул во время купания в реке.

Детские воспоминания, конечно, ни в коей мере не повлияли на поведение прокурора. Он знал, что означает слово «долг». Хотя террористы не раз подбрасывали ему письма с угрозами в адрес и его самого, и членов его семьи, Муравьёв бесстрашно обрушивается на подсудимых всей тяжестью российской юстиции.
 
Уникален характер обвинения - цареубийство. Нет, царей убивали и раньше, но все предыдущие убиенные российские монархи пали жертвой дворцовых заговоров. Это было первое теракт-цареубийство. До того предыдущие попытки покушения на Александра II были безрезультатными. Но и «неудачники»,  слава Богу, не избежали смертной казни. С нарастанием цунами терроризма нужно было бороться решительно и сурово. Без этого терроризм не победить. Сейчас, в нашем веке, мы эту истину вновь осознали. Люди, вставшие на путь террора, не понимают никакого другого языка. Любые переговоры с ними они воспринимают как слабость, и еще больше наглеют. Сначала нужно подавить, а только потом разговаривать. Остается сожалеть, что у российского общества той поры не хватило ни единства, ни решительности. 

Новый российский монарх, император Александр III, на призывы двора не поддаваться гуманным советам, к чести его, ответствует:
«Будьте покойны, с подобными предложениями ко мне не посмеет прийти никто и что все ... будут повешены, за это я ручаюсь». Российская власть из последних сил пыталась стряхнуть нарастающую волну насилия и анархии, которые грозили перейти в фанатизм новой религии – религии самоистребления нации.

...В ходе судебного разбирательства эксперты, приводя в недоумение председателя, восхищаются метательными снарядами Кибальчича и сожалеют, что таких гранат нет на вооружении русской армии.
Хорошо ещё, что не выступает герой обороны Севастополя в Крымской кампании и русско-турецкой войны генерал Эдуард Тотлебен. Он отзывался о Кибальчиче и Желябове так:
«Что бы там ни было, что бы они ни совершили, но таких людей нельзя вешать! А Кибальчича я бы засадил крепко-накрепко до конца его дней, но при этом предоставил бы ему полную возможность работать над своими техническими изобретениями...»
Именно процесс, кстати, показывает, что было в Кибальчиче более всего не от техника и не от идеолога террористического движения, а от настоящего большого учёного.
Когда один из экспертов, генерал Мравинский, заявляет, что гремучий студень не мог быть изготовлен в домашних условиях, следовательно, он ввезён из-за границы, судьи оживились. Ещё бы! Авторитетное мнение эксперта позволяет суду распространить масштаб заговора против особы Государя императора за пределы Российской империи. Хорошо бы все свалить на происки врага внешнего. Ох уж этот русский комплекс «русофобии», вечная обида на весь мир, не понимающий нас, Русь святую! Комплексовали, комплексовали, и вызвали-таки к жизни эту самую русофобию! Но это будет потом, когда «освобождали» Европу. Солдаты освобождали, а следом входил «смерш», и порабощал. Удивляйтесь теперь, что есть «неграждане» в тех странах, где при царе русский был самым желанным жителем или гостем.

Но тогда, на суде, надежды на «заграничный след» лопаются после выступления Кибальчича. Он заявляет:
«Я должен возразить против экспертизы о том, что гремучий студень заграничного приготовления. Он сделан нами».
И читает лекцию о динамите, не забыв познакомить слушателей с историей вопроса.
 
Председателю суда Фуксу Кибальчич запоминается особо. Он пишет впоследствии:
«Кибальчич - вот замечательный ум, необыкновенная выдержка, адская энергия и поразительное спокойствие».  Поразительный пример того, что гений и злодейство, увы, совместны, неправ пушкинский герой. Правда, есть один исторический нюанс: эти люди не были подонками, как террористы нынешние. Они честно заблуждались. Они убивали не за доллары, а за идею. Но от этого и тем, кого они убивали, и всем нам, расхлебывающим до сих пор все это, увы, не легче.

Защитник Кибальчича, присяжный поверенный Герард был поражён, когда, придя в его камеру, увидел, что его 28-летний подзащитный озабочен не изысканием способов защиты, а проектом какого-то «воздухоплавательного снаряда». Кибальчич мечтает только о том, чтобы ему дали закончить математические расчёты изобретения. Это был, ни много ни мало, проект даже не «воздухоплавательного», а космического аппарата. И кое-что еще было, чем он занимался в последние свои дни. Это был гениальнейший человек.

По ракете Кибальчич успевает завершить расчёты и отправить их по начальству. В сопроводительном письме он пишет:
«Если моя идея... будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу громадную услугу Родине и человечеству. Я спокойно тогда встречу смерть, зная, что моя идея не погибнет вместе со мной, а будет существовать среди человечества, для которого я готов был пожертвовать своей жизнью».

Начальство заверяет заключённого, что его проект будет передан на расследование учёных. И он ждёт 28, 29, 30 марта... Позади суд, впереди казнь, а ответа нет.

Письмо прочитывает министр внутренних дел и передаёт его секретарю с резолюцией: «Приобщить к делу о 1 марта». А на проекте Кибальчича значится:
«Давать это на рассмотрение учёных теперь едва ли будет своевременно и может вызвать только неуместные толки».

Фанатиком, ниспровергателем традиционных основ, Кибальчич остаётся до последней минуты. Перед казнью в камеры смертников были допущены священники, чтобы получить от «первомартовцев» церковное покаяние. Кибальчич, как свидетельствует документ, два раза диспутирует со священником, но от исповеди и причастия отказывается. В конце концов, он попросил священника оставить его.
- мещанин
... Тимофей Михайлов, первый из подвергшихся экзекуции, дважды срывается с виселицы... Даже среди солдат, стоящих в охранении (всего было собрано 10-12 тысяч человек войска - у полиции имелись достоверные данные, что оставшиеся на свободе функционеры «Народной Воли» планируют вооружённым путём отбить своих товарищей) раздаётся ропот о необходимости помилования. Говорунов немедленно отправляют под арест, и казнь всех пятерых приводится в исполнение... Так заканчивается жизнь Николая Кибальчича.

Еще нюанс. Общество тогдашнее симпатизировало... террористам. Не законной власти, не здравому смыслу в конце концов, а преступникам! Каких же плодов можно было еще ожидать? Нравственное вырождение постепенно захватывало всю образованную часть населения. Дорога будущему большевизму мостилась еще до его рождения. Достаточно истории было сменить искренне заблуждавшихся на международных аферистов, - и вот вам 70 лет ГУЛАГа.

Но вот что интересно.  Кибальчич перед казнью писал еще одно, новое письмо с просьбой о встрече с кем-либо из членов Учёного комитета. Речь шла о совсем новом изобретении. Каком? Остается только гадать. Был слух, что это был способ движения во времени. Время, время... Странное тогда было в России время. В нем, этом времени, в одном человеке уживались и фанатик насилия, и великий ученый, наследие которого мы не можем охватить умом даже сейчас. Прямо как доктор Джекил и мистер Хайд, - великий ум и великая злоба в одном флаконе. Да, с собой в могилу Кибальчич унес, наверняка, нечто таинственное.

Попробуем пофантазировать, что это могло бы быть, и чем все это кончилось. Нет, кончилось там, в той реальности, в том временном континууме, виселицей. Конечно. А потом нарыв гнил, гнил, и совершилась «Великая пролетарская». Потом  нарыв гнил, гнил, и дело суперреволюции завершилось Абрамовичем.

Но если он, Николай Кибальчич, все же смог применить свое изобретение? Если бы он хотя бы на миг переместился, например, в наши времена? Как бы воспринял он, абсолютно преданный делу революции фанатик, нашу действительность? Давайте мысленно вернемся туда, в одиночную камеру в Петропавловской крепости, где наш таинственный изобретатель ждет вызова на казнь. Повторяю, далее только воображение...

... В полутьме камеры он перебирал в памяти события своей жизни. Да и о какой «жизни» можно говорить, если он от жизни сознательно отказался, подчинив каждое свое дыхание делу революции. Благородному делу освобождения Мира от Зла. Идее насильственного освобождения человечества. Для него было ясно все изначально: сначала нужно убить всех угнетателей. Тут изобретенные и изготовленные им бомбы - самый раз то. Потом заставить народ быть счастливым. Тут уже нужна селекция, нужно вывести новую расу людей. Эти, нынешние, им до великих и пламенных идей никакого дела, - им кроме кабака и бабы ничего не надо. С этими нужно как с угнетателями. В отвал. Но будут, он горячо в это верил, будут в лабораториях ученых созданы люди новые, одухотворенные! Они-то и оценят его, Кибальчича, вклад! Пусть сейчас он с гордо поднятой головой пойдет на виселицу, но потомки поставят ему памятник высотой до неба.

Он устроился на нарах поудобнее, а то от длительного сидения в одной позе ноги его затекли и сильно ныли. А как бы он хотел хоть краешком глаза, хоть на миг увидеть это Светлое будущее, ради которого он идет на смерть! Идея на этот счет его мучила всегда. Он очень хотел попасть в тот 21-й век, где по его расчетам расцветет Царство Всеобщего Счастья. Но изобретение он закончить не успел, хотя было оно вовсе не сложной механической машиной, а всего лишь обходилось той много более сложной техникой, которую нам дало Провидение. Мозг – вот та могучая жюльверновская машина времени, которая сможет перекинуть его в будущее! Здесь на миг всего, а там время расправится, и он сможет все рассмотреть. Правда, по его прикидкам, мозгу для такого импульса нужно огромное стрессовое побуждение... Но чем казнь не стресс? Есть, есть шанс!!!

В бога он не верил, а Провидение чтил. И на него надеялся.

Замок в двери заскрежетал, В ярко освещенном проеме, свет от которого поначалу его ослепил, он увидел людей в форме, и понял, что за ним пришли.

Он вышел с руками, заложенными назад, и на них сразу же захлестнулись наручники. Все молчали.

Его вели по коридорам и лестницам, и в его сознании уже не было никакой надежды, кроме той новой и полностью захватившей его мысли: перед тем, как петля переломит его шейные позвонки, попасть в тот рай, где наверняка стоит его памятник и где царствует Новый человек.

Насчет петли, шеи и путешествия в этот краткий миг в иные миры он читал давно у американца Амброза Бирса, его любимого писателя. У него в одном рассказе есть герой, которого во время североамериканской Гражданской войны враги повесили на перилах моста, - так перед тем, как лишиться жизни, он успел побывать дома, за много миль от того злосчастного моста. Этот вот рассказ и побудил его, Николая Кибальчича, на поиски способа перемещения во времени. У того американского парня в момент казни ничего кроме собственной головы не было. А что, если этого более чем достаточно?
 
И он изобрел! Жалко что эти ничтожества в Академии не захотели его выслушать... Пропадет идея. Может, кто потом на нее тоже набредет... Как и все изобретатели, он любил свои изобретения так, как любят поздних детей: бесконечно и самозабвенно.

... Одели на голову темный мешок и на него петлю. И из-под ног ушла опора. Он повис, и по телу пробежали конвульсии.

... Последним усилием воли он отдал нужную команду мозгу, и темнота в глазах постепенно рассеялась. Он оказался в незнакомой местности. Это был город, вокруг были невиданные им ранее здания, он стоял, прижавшись спиной к шершавой стене одного из них, а прямо перед ним пролетали какие-то самодвижущиеся экипажи странной формы.

Люди, одетые в одежды незнакомого покроя, спешили мимо, и совсем не замечали его. Он огляделся, и вдалеке увидел нечто знакомое. Он сразу узнал Спасскую башню московского Кремля. Очень хорошо попал: Москва – сердце России.
Постепенно он достаточно освоился. Ноги и руки слушались, голова была ясной. Он попробовал сделать шаг – отлично. Можно начинать двигаться по новому миру.

Он прошел до ближайшего бульвара, где присел, предварительно попросив разрешения, на скамью рядом с пожилым мужчиной с газетой. Приглядевшись к газете, он заметил отличие в шрифте от привычного ему. Но язык точно был русский.

Выждав паузу вежливости, он обратился к соседу с вопросом:
- Извините, милостивый государь, я никогда не был в вашей стране, я миссионер из Папуа. Хотя вот языку русскому учен родителями. Могу я поговорить с Вами?
«Охотно отвечу на Ваши вопросы», сказал сосед и добавил: «Позвольте представиться: Николай Петрович, пенсионер».
- А я тоже Николай, Николай Иванович Кибальчич.
- Ну дела, «Мальчиш Кибальчишь»! Извините, у нас книжка детская такая есть. Ну Вы, конечно, про ее не слыхали.
- А фамилию Кибальчич слышать не приходилось?
- Что-то припоминаю, при вождях вдалбливали. Это бомбист который? Он не Ваш родственник?

Столь нелестная память о своей фамилии несколько обескуражила его. Да уж, какой тут памятник до небес, хорошо хоть совсем не забыли. «Бомбист». А он за них... Мать вашу в поддых.

- Вы говорите, при вождях. А что это за вожди? Как у нас на Папуа?
- Ну что Вы. Ваши вожди по сравнению с нашими, ни дна им ни покрышки, ангелы. А эти зверье были. Шваль, гопники. В 17-м году как власть захватили, так первым делом всех, у кого на руках мозолей не было, к стенке. Потом работяг принялись в тундру по этапу, мужиков справных в Сибирь. А затем и за своих взялись. Сгноили и сказнили столько, сколько ни одна чума не взяла. Все «нового человека», хомо советикуса, выводили. Да ни хрена у них не вышло.

«Это, наверное, наши, из «Народной Воли» все же победили, решил бомбист-изобретатель.
- И что, наверное, вожди-то за Царство Добра были?
- Да уж, добра они, милый человек, нагребли себе много. Как накрылась медным тазом их империя неслыханной щедрости, так они враз все объявили себя помещиками и капиталистами!
- Так... что, у вас эти мироеды опять вернулись? А как же жертвы революции, подвиги во имя светлого будущего?
- Эк, милый, вспомнил! Так этих, что жертвовали и подвигались, еще в 37-м всех в Новом Бутове закопали. От всей партийной номенклатуры остались только эти, будущие помещики.
- Скажите, а какое сегодня число? И год? Если можно.
- Да 31 мая 2010 года же. У вас что, там в Новой Гвинее, календарь другой что ли? Да конечно же, другой, я и забыл. Вон примечайте, «несогласные» собираются протестовать. Они в этот день всегда несогласные. Они лозунги против власти олигархов сейчас, через часок, развернут, а вон за углом ОМОН уже притаился, лупить дубинками их будет.
- А кто такие олигархи? Они из Греции что ли?
- Да нет, большинство из Питера. Где-то десяток отмороженных бандюков, у которых все деньги.
- А что же у остальных?
- У остальных хрен моржовый.
- Хрен – это ведь горько очень?
- Еще как. Да ты, друг, не догоняешь. Хрен значит кукиш с маслом. В смысле деньги все у них, а пустые карманы у нас.

«Не могли бы Вы дать мне на минуточку посмотреть Вашу газету?», прервал было повисшее молчание инженер. Собеседник молча протянул свернутую пару листов. Кибальчич развернул и долго глядел, силясь разгадать строй нового для него алфавита. Постепенно это начало удаваться. У него не зря были хорошие способности к лингвистическим шарадам, еще с гимназии, где он не раз удивлял учителей, вдруг начиная читать по-арабски или на древнееврейском.

Заголовки статей он пробежал быстро, и от прочитанного у него пропало последнее сомнение: да, их, революционеров, дело потерпело полный крах. Оно оказалось безнадежным перед лицом природы человека. И человек не изменился, и Родина его стала вновь такой же, какую он пытался освободить. От чего? Оказалось что от ее самой. И все жертвы оказались напрасны. Эти нынешние олигархи в сто раз более жадны и жестоки, чем все русские цари, вместе взятые!

Что же такое получается? Если их не уничтожить, они уничтожат его страну. Пусть новую, незнакомую, но все же его страну, его народ, который так и не смогли интеллектуально кастрировать его последователи.
Нет, он не имеет права возвращаться и подыхать за лживую идею! Он должен бороться за новую революцию здесь. За гуманную, демократическую революцию. Его опыт и знания будут очень кстати этим, которые несогласные. Вон они, совсем рядом, он должен установить с ними контакт, стать одним из них, повести за собой!

Мысли бежали в его голове как горные реки в половодье. Отдав газету и наскоро попрощавшись, он встал и твердыми шагами зашагал к толпе, густевшей у сквера.

А кругом была весна, поздняя весна, самый последний, самый счастливый день весны, его новой весны! Кругом расцветала и буйствовала жизнь, и умирать в такой день – просто безумие! Нет, он теперь уж точно не умрет, у него снова есть цель. В конце концов, его изобретение работает, и оно непременно принесет человечеству невиданные перспективы. Немножко еще доработать, и человек сможет навсегда избавиться от самого тяжелого из рабств – рабства пространства и времени. Он, именно он освободит своих собратьев по разуму! А поставят они ему памятник до небес или нет, - это не так уж и важно. Важно другое: он осознал свою вину, понял свои заблуждения и готов все исправить, все начать с начала...

Подойдя к этим людям, он сразу же вычленил из них главного. Это был кавказского типа мужчина средних лет, который что-то доказывал окружившим его друзьям. «Товарищ, я Кибальчич, да, тот, тот самый, не удивляйтесь!», скороговоркой проговорил он: «Я хочу быть вам полезен, я много знаю и умею, я могу и хочу помочь вам победить власть олигархии и ее холуев!»

А толпа вокруг в это время начала развертывать лозунги и готовиться начать марш. Народ строился в колонну. Кавказец повернулся к нему, и начал что-то говорить, но вдруг из-за угла выскочили люди в черных мундирах и масках, со щитами в руках, и начали бить всех дубинками.

Его от кавказца быстро оттеснили. Он понял, что если сейчас не сомкнуть ряды, то их быстро рассеют. Он вскочил на ближайшую скамейку и закричал: «Товарищи!...»

И в этот момент дюжий омонюга так сильно ударил его сзади по шее, что он ощутил хруст ломающихся позвонков, и сознание оставило его навсегда.

... «Что это было, вы заметили, господа?», всполошился вдруг присутствовавший на казни прокурор.
- Да что такое?
- Да один казненный на миг пропал!
- Ну это Вам, сударь, показалось, это от жары, душновато нынче: вот же они все, голубчики, из петли не убежишь»...

... Март-апрель, март-апрель, на дворе звенит капель... Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять, вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана: буду резать, буду бить... Мы взорвем не раз опять, что тут разбираться! До победы 35, до краха 112...

Валентин Спицин.