В гробу я себя видел

От неумеренного употребления алкоголя у меня разыгралась печень. Первые же колики мгновенно перешли в звуки похоронного марша, и траурная процессия пошла…

Хорош ли буду я в гробу? Печеночная желтизна заретуширована румянами, брови подведены, лоб надушен. Китайский болванчик в хризантемах. Смотреть противно.

Жена в трауре. Ах, жена моя, женушка, птичка, рыбка. Стерва моя ненасытная. Вся, ну как есть вся, в заботах о впечатлении на общество. А уж грустна, грустна! Первый раз на людях без макияжа, сразу-то и не узнать: глазки подпухли, носик покраснел, губка прикушена. Как ты выдержишь без траханья хотя бы сорок дней после моей смерти? Глазками зырк-зырк по сторонам. Все примечает, всех оценивает.

И ты, моя козочка, моя услада, капризуля моя переменчивая, обронишь ли хоть одну слезинку? Поплачь, поплачь, девочка, кто тебя будет поить, кормить, одевать, обувать, по ресторанам водить, побрякушки дарить? Небось, себя жалко, а не меня? Подойдешь ли хоть ко кладбищенской ограде? Близко, смотри, не подходи, кто-нибудь волосы-то тебе повыдергает.

И ты, моя верная до зубной боли, до гробовой доски преданная, готовая со мной вместе в гроб лечь, неусыпная моя, собственница, ревнивица. Держишь свою подружку под ручку, вздыхаешь, утешаешь, слезки ей вытираешь. Кого теперь делить будете, мамзели?

Что делать, для вдохновения мне надо много вина и много женщин. Хотя печень, безусловно, одна  и уже выпирает на два пальца. Опять же имена и фамилии стал забывать. Вчера еле вспомнил, в каком году родился. На днях в аптеку зашел – забыл зачем…

Мысленно ставлю всех моих кисок в один ряд. Ого-го, вереница, однако, получилась! Кто со мной, шаг вперед! Фигушки. Пили-спали вместе, отплываю один. Вечная несправедливость. Верь им после этого.

Друг на лимузине подкатил. Единственный. Трезвый у гроба, но, конечно, нажрется на поминках. Врать будет. Про мой талант, про многогранность, про чуткость, про то, какой я был примерный семьянин. Случай вспомнит. Баб моих утешит. Из чувства долга и сострадания, разумеется. Заботливый ты мой!

Сослуживцы робкой стайкой, чучмеки недоделанные. Топ-топ-топ. У каждого по два цветочка с бухгалтерского огорода. Ну, и конечно, сама бухгалтерша, держиморда местная, змея шипучая. Две штуки ей должен. Завтра еще три займу. И уже никогда не отдам. Хоть тут ее достану. Ей бы, жабе болотной, мою печень!

Пожалуй, джинсы моей лапусе куплю. Нет, пару. Кто будет теперь ее попку гладить и наряжать? Сапоги на шнуровке и ботинки, мехом отороченные. Пусть носит. У женщин прежде всего в порядке ноги должны быть. Ах, ножки, ножки, ножки на моих коленях, на шее, на спине…

Господи, да как жалко-то с вами со всеми расставаться! Может, можно искусственную печень вставить? Или от обезьяны? В конце концов, какая разница? Да, если бы я хоть водку пил – вот что обидно. А то самую малость: коньячок с деловыми людьми, сухонького с девочками, шампанского для полета. Где-то тут у меня оставалась вчера откупоренная… Боже ж ты мой, и за это вот приходится платить собственной печенью?

Ну, ясно и сынище  с другой стороны от гроба. Сынище, серый хвостище, волк-зубами щелк, вымогатель денежек папкиных. Нет, ни квартиры тебе, ни машины, дармоеду. Любишь на все готовое. А ты попей с мое ради дела и закуси собственной печенью. Тогда посмотрим.

Ах, малышки мои, малышки, блондиночки нежненькие, брюнеточки страстненькие на кого я вас бросаю? Бросаю, бросаю, бросаю… Пить бросаю. Последние сто грамм – и завязываю. Начинаю печень прокачивать: лив-52, эссенциале, цикорий и прочее.

Нет, дорогие мои, друзья мои дражайшие, вперед вас схороню, посмотрю, каковы вы сами-то будете в хризантемах. Печень-то у вас, наверное, тоже не казенная. Естественно, дам вперед пропускаю, как положено. Пл-и-и-з!!!