О том, что между строк

...я сейчас пишу тебе, а окна распахнуты настежь, на светлую набережную. Чаек пока не услышишь, но ближе к вечеру, когда машин становится меньше, кажется, что ты у самого моря.

Жемчужины утра рассыпаются мелким бисером по паркету, переливаются в солнечных лучах. Можно закрыть глаза и пересчитать их или нанизать на нитку, собрать в бусы. Я перебираю их, тяжелые, прохладные, в ладонях.

Утром губы еще не обожжены, зависть еще не скрипит на скулах, город такой чистый и искренний, он такой, каков есть на самом деле. Его бы затянуть морскими узлами в шелка и шерсть, чтоб был строг и бледен от ветра и великосветских приемов. Нёбо утром сухо и несговорчиво, не выговаривает правды, да хотя бы и лжи, ничего, ничего. Я тут нема, как рыба в темной воде. Ветер приносит с пустошей ароматы вереска, меда, горечи.

Если выглянешь в окно в такой час, твой взгляд непременно остановится на реке, и ты обязательно захочешь посмотреть вдаль, где вся ширь раскидывается меж берегов, и вот в этот час из беспокойной воды поднимается Фата-моргана. Волны бьются и катятся, солнце слепит глаза, но ты жаден до его скупых лучей, блеска, бликов в серебристой глади.

Здесь каждое равновесие видится своенравием, здесь легенды оживают в час заката, становятся снами и оседают на ресницах. Сквозь бурлящую пену дней продираются декалоги нового времени, гремящие и громогласные, но мы не будем им верить, – хватит с нас и собственных принципов.

И среди всех этих глухих отзвуков я хочу остаться на кухне, где не горит свет, у окна, из которого виден залив и миллионы огней, где так легко говорить то, что нужно было сказать уже давно. Впусти меня в свою тишину, я хочу стать тенью твоей тени, твоим ветром, гулким шагом в темной подворотне, мерным дыханием, светом; я в твоих дрожащих пальцах, глупых отговорках, в твоих объятьях – и горизонт уже розовеет…


*
Встречать рассветы - это единственная подлинная свобода. Джезва шипит, пылинки, как в микрокосмосе, кружатся в косом луче, прорезающем комнату от окна до пола. Глубокая, чистая лазурь видна в раскрытые окна. Чаек пока не услышишь, но ближе к вечеру, когда машин становится меньше, кажется, что ты у самого моря.

И мне по ветке четырех вокзалов лететь к гулу, городу, людям, но сейчас в моей постели так тепло…