На уровне эклиптики

В темной пустоте космоса я оглядывал далекие звезды. Сейчас кажется, что все они крохотные точки, но стоит приблизиться на сотню световых лет, на триллионы километров и ты почувствуешь всю силу этих огненных гигантов. Миллион кельвинов чистой энергии, тепла, обогревающего все планеты в радиусе пятидесяти триллионов километров. И что есть я в сравнении с этой колоссальной мощью? Какую роль я играю во вселенной? Я - одна сотая, тысячная, миллиардная этой галактики? Нет, гораздо меньше.
Но по человеческим меркам – я огромное небесное тело. Двадцать ярусов, двести тонн вольфрама и иридия в каждом. А в заключение этого стройного металлического ряда - огромный ракетный двигатель, который питается тысячами тонн топлива. Уже сотни тысяч остались позади и ещё больше на подходе. Мой корабль – громоздкий, неуклюжий, неказистый гигант. Но ни его размеры, ни его маневренность здесь не играют никакой роли. В космосе равны все, а звезды, переживающие сотни тысяч ядерных реакций в минуту притягивают к себе огромные планеты столь же сильно, сколь и небольшие космические объекты. Я – крупица мироздания. Мошка, медленно лавирующая среди газовых гигантов. Туманных, завораживающих. Их поверхность, постоянно меняющая свой узор, создает ощущение того, что они – живые. Но на самом деле они даже больше лишены жизни, чем мой громоздкий и неуклюжий…
За годы полета я наблюдал удивительные вещи – кометы, превышающие мой крохотный корабль по площади в три-четыре раза, Солнце, столь яркое, что корректировать курс приходилось вслепую, огибая нашу родную звезду на расстоянии в сотни тысяч километров и, наконец, громаду Юпитера, на поверхности которого все время вьются газовые вихри. Она так близко, кажется, стоит протянуть руку и миллионов оставшихся километров просто не станет. Ведь как относительно расстояние здесь, в беззвучном вакууме. Мы можем сказать триллион километров, а можем – три сотые парсека. Обе величины – огромны по меркам человеческого мозга, но как же сильно цифры способны влиять на наше восприятие.