Алётим

   Недавно мой маленький сын, который в последнее время старательно упражняется в говорении, научился произносить слово «зелёный». В его интерпретации оно звучит как «алётим», несмотря на то, что прочие цвета он выговаривает довольно сносно. «Алётим»… Комичное слово. Зелёный…
   Неожиданная волна воспоминаний подступила, как первые заморозки: неслышно и ощутимо. Я вновь оказался в далёких уже восьмидесятых годах, в уже несуществующем городе, в уже несуществующей стране, где я проходил срочную военную службу. Среди моих начальников выделялся майор Дергачёв. Выделялся он тем, что мало уважал начальство и ужасно много пил, обычно со своим старинным другом, тоже майором, но по фамилии Приходько. Я находился в непосредственном подчинении и рабочей комнате майора. Если бы я сказал в «кабинете», то это прозвучало бы чересчур смело в отношении маленькой, холодной комнаты с двумя столами, телефоном, печатной машинкой и картой мира чуть ли не в полстены (где-то в районе моего затылка находился Абу-Эль-Сейхам; я до сих пор никак не удосужусь освежить в памяти, где это). К прочим характерным чертам майора Дергачёва можно добавить совершенно расстроенную нервную систему, ежедневные сбои которой, подавляя зачатки интеллигентности, мне приходилось терпеть на собственной персоне, и тот факт, что майор страшно много курил. Частенько доходило до того, что одна сигарета (а курил он исключительно болгарские «Родопи») ещё тлела в пепельнице, а во рту уже дымилась новая…
   Несколько слов о внешности майора. Небольшого роста, поджарый, с орлиным носом в бордовую прожилку сильно пьющего человека, с сухими, горячими ладонями и непременно аккуратно подстриженными усиками. Именно этими усиками и орлиным профилем, а ещё своей бешеной энергетикой в пронзительно-серых глазах и в движениях он напоминал мне Чапаева.
   Несколько раз за полтора года нашей совместной службы майор в приступах своей неконтролируемой ярости был близок в отношении меня к рукоприкладству, и, наверное, только тот факт, что я был блондином, не давал ему закончить начатое. Я тащил на себе всю автослужбу полка и получал, как это и положено в армии, все мыслимые плюсы штабной работы: бессонные ночи, выволочки, незаслуженную ругань и так далее. Секрет относительно успешной обороноспособности нашей страны заключается не в новейшей технике, на которую у армии всё равно нет денег, а в обыкновенном русском мате. Майор Дергачёв не стеснялся в выражениях. Среди прочего в его богатом матерном арсенале была одна присказка, которую я не осмеливаюсь перенести на бумагу. «Витя, - частенько говорил он мне, - ты зелёный, как…». Дальше, как говорится, непечатно, но, поверьте, крайне выразительно. Не то, чтобы я был кисейной барышней, но всё же чувство незаслуженной обиды где-то присутствовало…
   Однажды в полковом клубе проходило какое-то торжественное мероприятие. Может быть, отмечался День Победы или 7 Ноября: за давностью лет это выветрилось из моей памяти. На сцене, в президиуме сидели офицеры, среди них и мой майор Дергачёв. В какой-то момент замполит, который выступал на мероприятии в качестве ведущего, начал представлять сидевших в президиуме, как будто в зале их никто не знал. Солдаты слушали в пол-уха, переговаривались, шутили, в общем, пытались по-своему использовать выпавшую на долю возможность развлечься.
   Когда встал Дергачёв, я заметил, что на его парадном кителе мелькнуло что-то красное. Замполит рассказывал, как однажды в Афганистане колонну БМП, которую возглавлял Дергачёв, из зелёнки атаковали душманы. Машина, в которой находился майор, была подбита первой. Контуженный Дергачёв вытащил из горящей, искорёженной взрывом БМП раненых, зелёных юнцов: закопчённых, кричащих от боли, залитых кровью… И принял бой.
   В зале было тихо. Все смотрели на Дергачёва, и многие, в том числе и я, как будто видели его впервые. Вдруг майор опустил голову и сильно сжал пальцами переносицу. Его плечи насколько раз дрогнули. Быстрыми шагами он спустился со сцены и исчез за дверью, которая вела в комнату штабного оркестра.
   В эту минуту я разом простил майору Дергачёву все его выходки, ругань и даже оправдал его безудержное пьянство. Мне стало мучительно стыдно за свои мелкие обиды. Я действительно был зелёный, как…
   За тот обыкновенный подвиг Дергачёв был награждён орденом Красной Звезды. Перед моим увольнением он подарил мне на память свою фотографию, сделанную в ателье. Знакомый гордый профиль, безупречные усики, узкая наградная планка и орден Красной Звезды. На обороте какая-то шаблонная надпись: «На память … о годах в …» Это всё, что у меня осталось от этого непростого человека… Это, и ещё воспоминания.
   Алётим.