Обрыв и стена

Да разве любовь имеет что-либо общее с умом!
(Иоганн Гете)



1. Оторванная половина мира.


Есть старое предание, затертое практически  до дыр от частого использования, причем руками, как правило, грубыми и неуклюжими. Оно повествует о том, что раньше были гармоничные пары, которые затем разделили на две половинки и раскидали по свету. Ну да вы и сами слышали об этом. Но, несмотря на то, что эту историю пытается втоптать в грязь всеобщая малярия циничности, меньшей правдой она не становиться. По крайней мере, для тех людей, которые верят в эту историю. Ведь истина – это то, что мы таковой считаем, верно?


Это повествование я начну с девушки. И мы увидим ее в самое счастливое время – она рядом с человеком, которого любит всей своею душой. Их двое. Кто следующий? Пока – никого, ведь им никто больше не нужен! Они наслаждаются друг другом. Вот и весь мир. Счастливый, яркий и красочный. С воздушными замками и волшебными ночами, огромными лунами и звездами, падающими с частотой песчинок в часах. Она верит в историю о половинках, ведь она нашла свою. Думает, что нашла.


Что это за человек? О, это всего лишь тень. Нет, не подумайте, что наша героиня повредилась рассудком – он вполне материален, имеет фамилию, имя, банковский счет, цвет глаз и неосуществимые амбиции.  Он ходит, спит, живет, смеется. Вот только не любит. Именно поэтому он – лишь тень того, что видит она.


Мир, который она приписывала ему – на самом деле ее собственный, пусть и центром его она выбрала любимого человека. Но ведь она верит в другую истину.


Время нельзя обмануть, как нельзя обыграть в карты профессионального шулера. Логика говорит нам, что в жизни плохого и хорошего, как правило, должно быть поровну. Но у времени свое мнение – года счастья пролетают одним взмахом ресниц любимой, а минуты страдания тянуться, как расплавленная смола коей черти в аду делают аппликации на коже грешников.


И вот, мы уже в обыденном мире – здесь осень дышит влажным ветром, устраивает братские могилы листьев в парках и древней магией превращает воду и пыль в слякоть. Прохожие все еще умудряются выбивать каблучками звонкое «цок-цок», но все же ведущая тема этой мелодии принадлежит шлепанью по лужам. И перкуссии дождя.


Старый парк, пугающий слепым серым взором статуй, покрытых паутинами трещин. Ржавые ограды, поломанные скамейки и неработающие фонтаны. Казалось, подобно деревьям сбросившим зелень, этот парк сбросил лоск и красоту.


Мы видим наших знакомых. Два лица, которые раньше умели только улыбаться друг другу, теперь выражают лишь его решимость и ее страх. И здесь начинается ложь.


«Я много думал о нас». Первая ложь. Сами словам «много» и «думать» в этом человеке никогда не пересекались. А «нас» в его понимании изначально родилось очень больным ребенком.


«Мне очень неприятно тебе об этом говорить». Вторая ложь. Ему даже не все равно. Ему просто пофиг.


«Тебе так будет лучше». Да, конечно. Парень, в это не поверит даже трехлетний ребенок!


«Нам надо расстаться». Занавес.


Боль. Где-то внутри взорвалась маленькая ядерная бомба. Жгучий ядовитый ком где-то в груди, устроивший короткое замыкание в каждом нерве. Каждая капля дождя ледяной иглой впивалась в кожу.


Хотите еще одно клише? Вот оно вам – в дожде можно спрятать слезы. Но где спрятать дождь?


Она разворачивается и уходит, не замечая ничего вокруг себя, вновь уходя в мир света и счастья. Но только он уже не тот, что раньше. Ровно по экватору, подобно страшной рубленой ране, прошла трещина. В ужасающей тишине, той самой, в которой можно услышать, как пулеметной очередью стучит сердце, половина мира проваливается вниз. Следом, в разверзшуюся пропасть падают сухие деревья, мертвые птицы и разбитые мечты. И все это падает с высоты сотен метров  в темное море, ревущее как голодное чудовище.


Со временем, она привыкла и даже полюбила этот новый мир. В нем она чувствовала себя свободной. Мертвые леса показали ей свою чарующую красоту, а тишина стала напевать свою музыку. Она любила сидеть на краю обрыва, и кидать вниз камни. Но порой, ревущее море пугало, и она бежала прочь, оставляя на иссушенной земле отпечатки босых ног.



2. Узник, строящий свою тюрьму.


Внутренний мир неподвластен законам физики. Он может быть бесконечным, как вселенная, а может вмещать ничтожно малое пространство. Границы его динамичны. В нем возможно все. Даже то, что невозможно.


Позвольте представить второго нашего героя. Он - молодой парень. Умный, но не до гениальности, симпатичный, но и красавчиком его не назвать. Впрочем, если ум еще можно как-то измерить (причем, весьма приблизительно), то красота – понятие относительное. Но тем не менее. Единственное, в чем он вырывается за рамки среднестатистического прямоходящего млекопитающего, это то, что он романтичен до безумия. И, как следствие, наивен.


 Впрочем, этот веселый подлунный мир с особой личной неприязнью относится к этой его особенности, и раз за разом пытается доказать ошибочность его убеждений, поворачиваясь самыми неприглядными своими сторонами.


Но наш герой тоже бывает упрям. Каждый раз он возводит внутреннюю стену, которая отгораживает его от очередной подлости, грязи, лицемерия и тому подобных, вполне обыденных элементов нашего времени. Эти стены не из кирпича, скорее, это прочное аморфное стекло. Сквозь него можно видеть, хотя оно размывает контуры и искажает очертания, то, от чего ты пытаешься защитить себя.


Годами различные события, люди и ситуации толкали эти стены. И вот однажды они полностью окружили нашего героя. Он уходил от всего мира в маленькую полупрозрачную клетку, сквозь которую он мог видеть всю боль и грязь, но не бояться, что его это коснется.


Он научился видеть сквозь стены целые фильмы. И считать, что он полностью свободен здесь. Порою, он мысленно изменял пространство за стенами, представляя себя путешественником, отправившимся туда, где человеку не выжить. И все чаще он ощущал себя космическим путешественником, который летит в этой капсуле на релятивистских скоростях. Почему-то чаще всего его воображение рисовало в качестве конечной точки планету Марс.


С годами, фантазия переросла в полную уверенность в том, что за пределами хрустальной клетки человеку не выжить. Что все эти тени – лишь оптическая иллюзия. Там – созвездия и черные дыры плывут в вакууме, и человеку нет места. Поэтому он мысленно стал благодарить стены, которым он обязан своей жизнью.


У него было много времени, которое он тратил на копание в прошлом. Его память бережно хранила воспоминания, подобно картонным коробкам, в которых сложены старые игрушки и альбомы с фотографиями. И за этим копанием он проводил большую часть своего времени – запускал руки в ящик, нащупывал что-то, вытаскивал, сдувал пыль, смотрел, а затем клал обратно.


Там было много фотографий, пожелтевших от времени и, даже, частично обгоревших. На многих были дыры, прожженные сигаретами, что создавало впечатление, будто по ним прошлась автоматная очередь.  Впрочем, именно этими сигаретами он и пытался убивать воспоминания. Как правило, на фотографиях были девушки, хотя и встречались те, кого он некогда считал друзьями.


Еще там встречались подарки. Как те, что преподносили ему, так и те, что он дарил сам. Почерневшее серебро, треснувшие кулоны, серьги с выпавшими камнями. Письма и открытки, стихи и пожелания в которых давно расплылись чернильными пятнами, напоминавшими тест Роршаха. Мягкие игрушки, ткань которых расползлась, а набивка вылезла наружу. Некогда яркие и веселые зверушки напоминали раненых солдат. Хотя и эта метафора верна отчасти, ведь если любовь – это война, то это были ее жертвы.
Так и проходили дни, складываясь в недели и образуя месяцы. Он смотрел сквозь стены на смертоносную круговерть, поддаваясь ее гипнотическому воздействию, разбирал пропахшее нафталином прошлое или предавался фантазиям. Но иногда эти стены начинали давить, а пыль, слетевшая с воспоминаний, попадала в глаза и легкие. И тогда он просто лежал на полу, свернувшись калачиком, и судорожно плакал.



3. Лица в тумане и под водой.


Однажды, девушка, кидая камни в пропасть, увидела в море лицо. Очертания были размыты и колебались в бурных волнах. Лишь глаза были ясно видны, и смотрели на нее с удивлением из глубины темных вод. Как завороженная она смотрела в эти глаза. И вдруг необъяснимый страх яркой вспышкой пронесся по ее нервам и разорвался в мозгу. Со сдавленным криком она отскочила от края, будто из воды внизу показался кракен и потянул к ней щупальца. Она бежала, не разбирая дороги, не понимая, да и не пытаясь понять, от чего она, в сущности, бежит.


Парень смотрел сквозь хрустальные стены на мельтешение безжизненного пространства. Вселенная по ту сторону напоминала клочья серого тумана, в котором порой проступали знакомые очертания, чтобы тут же исчезнуть. Раньше образы были четче, но со временем туман будто растворял их в себе. Ему так даже больше нравилось – становилось все больше пространства для фантазии. И вдруг, где то вдалеке он увидел лицо девушки. Оно было ярким, и, казалось, излучало теплый внутренний свет. Парень приник к стене, напоминая ребенка у витрины кондитерского магазина. А затем она исчезла, будто спрятавшись. Он ударил по стене ладонями, пытаясь вернуть ее, взглянуть снова в ее глаза. Только сейчас он понял, что она там, где нет жизни, что она в смертельной опасности. И он не мог ничего сделать. От бессилия он повернулся спиной к стене, медленно сполз по ней на пол, и спрятал лицо в ладонях.


Она все же возвращалась к обрыву. И вновь видела лицо юноши в глубине. Но каждый раз необъяснимый страх заставлял ее бежать прочь, не разбирая дороги, пока хватало сил. Затем она долго сидела в чаще мертвых деревьев, сотрясаемая ознобом. Но проходило время, и она медленно шла назад, чтобы вновь увидеть его лицо.


Он с нетерпением ждал появления девушки. И, когда она ненадолго появлялась, он пытался запомнить каждую линию ее лица, каждый волосок, каждую деталь. В те часы, когда ее не было, он разбирал фотографии. Ощущение, похожее на d;j; vu, не давало ему покоя. И лица на пожелтевших фотографиях в чем-то оправдывали его поиски. Нечто неуловимое роднило людей, изображенных на этих кусочках бумаги с ней. И в то же время, эти фотографии казались лишь наброском, неумелой попыткой изобразить ее. И он начал понимать, что пускал в свою жизнь этих людей лишь потому, что они были хоть немного похожи на нее. И он знал, что ей нужна помощь там, за спасительными стенами, которые он начинал ненавидеть.



4. Освобождение от прошлого.


Она вновь стояла на краю пропасти и смотрела на его лицо. Страх, как и прежде, пульсировал внутри нее, завывал тревожной серенной в ее мозгу, кричал ей о необходимости бежать. Но она не двигалась с места. Она пыталась понять этот страх. И ее внутреннему взору открывалось то, от чего она все это время отворачивалась. Все ее попытки убежать были бессмысленны, потому что она бежала не от пропасти, а от себя. Ее пугало повторение, воспоминание о том, как красивый и счастливый мир падает в эту пропасть. Но она поняла то, что на самом деле знала с самого начала – этот мир уже погиб. И повторение этого невозможно, потому что нельзя умереть дважды. И когда она поняла это, она сделала шаг в пропасть.


Парень вновь смотрел на нее. И каким-то образом, ему передавалось ее состояние. В этот раз он наиболее остро ощущал то, что ей нужна помощь, что она медленно увядает в пустоте. Но стены не пускали его. И тогда ненависть к ним расползлась огнем по его жилам. Руки его сжались в кулаки, и он, не замечая, что из его легких исторгается рев раненного зверя, начал наносить удары хрустальной стене. Кожа на костяшках пальцев лопнула, и на стене появились кровавые пятна. Разум пытался остановить его, помешать разрушать тот щит, который защищал его все это время. Но он уже не слышал ничего. После очередного удара раздался хруст, с каким ломаются кости, и в стене появилась первая трещина. Затем еще одна. С каждым ударом, трещины расползались, переплетались, создавая причудливый узор. Затем раздался свист, с которым из пробитого легкого выходит воздух. Тогда он отступил на шаг. Пустота вытянула осколок стены. Затем еще один. Капли крови, срываясь с его рук, уносились в расширяющиеся трещины. Все, что было в комнате, улетало в голодную пустоту. Только его самого не тянуло во тьму – он лишь стоял и смотрел, как его прошлое, пролетая мимо, исчезает в проломе стены. И,  когда он остался один, пустота, последним глубоки вдохом, забрала и его.



5. Вопреки.


Падая, она увидела, как внизу раскололось море, и начало исторгать из себя клочки бумаги, которые тут же сгорали и осколки хрусталя, мгновенно превращающиеся в капли воды. Она не оборачивалась, но знала, что за ее спиной исчезает, погружаясь в море, тот клочок мертвой земли, который она считала своим миром. А затем она увидела его.


Он летел, видя, как сгорает его прошлое. Но это не волновало его – он видел девушку, которая летела ему навстречу. Его больше не волновала смерть, на которую он обрек себя, разрушив стену. Единственно важным было взять ее за руку.


Инерция, притяжение, или может  какая другая сила несла их навстречу друг другу. И, как только они оказались достаточно близко, их руки сцепились, а затем, они слились в объятиях.


Мир замер.


Они падали и тонули лишь в глазах друг друга.


А затем вокруг них родился новый мир. Их мир.


Потому что любить – это значит сделать шаг в пропасть, зная, что упадешь, но веря, что полетишь.
 

Потому что любить – это значит разрушить стены и свое прошлое, зная, что это убьет тебя, но веря, что это уже не важно.


Потому что любить – это главное.