Репортаж в сто строк

В нашей профессии порой происходит такое, что ломает все твои планы. Вроде бы всё делаешь так, как надо. Не считаясь со временем, на пределе сил и возможностей  создаёшь добротное произведение, сдаёшь его в номер в срок, а непредвиденные обстоятельства перекраивают всё по-своему. Об одном таком случае из практики работы в архангельской областной газете «Правда Севера», которая недавно отметила 90летие, и пойдёт речь.

Помнится, в тот весенний вечер я засиделся в редакции «Правды Севера», в которой работал третий год: время перешагнуло уже за двадцать часов, а последняя фраза материала всё никак не «вытанцовывалась». Надо было обязательно сегодня закончить подборку информаций и положить рукопись на стол заведующего отделом. И только меня осенило, и я поставил итоговую точку, как открылась дверь, и в кабинет заглянул ответственный секретарь газеты Анатолий Степанович Глущенко. Вид у него был явно растерянный. Как бы подтверждая это моё наблюдение, он невпопад спросил:
- Ты ещё здесь?
Я пожал плечами:
- Как видите.
- Слушай, Юра, у тебя фотоаппарат с собой?
- Да. А что?
- Заряжен?
Далее из разговора выяснилось, что, на, подобравшие за зиму последние крохи сырья, лесопильные предприятия города, идёт первый плот. Точнее, его ведут плотоводы «Двиносплава». И об этом событии надо сделать репортаж в номер. А так как в редакции кроме меня никого нет, то и получается, что автором этого материала мне и надо стать.
- Сто строк текста и две фотографии на первую полосу, - и, чтобы снять последние мои колебания, весомо добавил, - на открытие, с двумя большими снимками.
Я и так поверил Анатолию Степановичу. К тому же знал, что проводка первого плота, когда весеннее половодье ещё не спало, течение стремительное, а по реке несёт отдельные, порой нешутейные льдины и не выставлено навигационное оборудование – это для речников сродни подвигу. Всякое случалось при такой проводке: и связку рвало, и лес теряли. А какому журналисту не хочется сделать репортаж, в основе которого настоящее героическое событие. Короче, свезло мне - самому молодому репортёру отдела информации. Но паузу я всё-таки выдержал, –
- Ладно, - говорю, - только у меня дома телефона нет. Пошлите водителя, чтобы он жену предупредил, а то волноваться будет.
- Да я сам заеду. Не волнуйся. Всё сделаю, - обрадовался ответсек.
Как он и сказал, перед входом в редакцию меня ждал двиносплавовский ГАЗ-69. За час с небольшим домчал он до Боброво, где мы перехватили караван. Там меня каким-то катерком забросили на теплоход «Двиносплав-6» - головной плотовод, на мачте которого крутился чёрный ромб, означавший сигнал «Веду плот». Был он не чета летним тридцатитысячным гигантам – всего чуть больше восьми тысяч кубометров сосны и ели в плитках. Но на мостике вместе с капитаном В. И. Звягиным находилось практически всё руководство «Двиносплава»: сам генеральный, главные штурман, механик. Были они здесь все 140 километров от самого плотбища Казёнщина, и новый собеседник в моём лице им был даже в радость. И пока мы шли, я всё, что надо выспросил, чтобы репортаж имел полноценное информационное насыщение. И о плотах-тяжеловесах, которые приходилось проводить, и о лошадиных силах головного плотовода, и о количестве и суммарной мощности нынешнего каравана, ведущего первый плот, и навигационном обеспечении проводки, и о происшествиях, которые случались ранее, и даже узнал биографию капитана. И на всё  получил обстоятельные ответы, пока шли до четвёртого лесокомбината. А там «развернул он теплоход против течения, замочив правый трос. А левый натянулся, аж, запел. Плот сложился почти вдвое, а потом начал вытягиваться по течению. Ещё секунда - и правый трос пружиной выскочил из воды…». Потом общими усилиями, с помощью десятка теплоходов и пароходов, бывших у нас в помощниках, приткнули плот к берегу, и я распрощался с речниками.
Один из освободившихся буксиров добросил меня до Красной пристани, что почти напротив редакции, и, где-то в половине девятого я приступил к работе.
Первым делом проявил плёнку – негативы, несмотря на сумеречность белой ночи, получились на славу. Попросил фотокоров распечатать пару кадров – портрет капитана и самый напряжённый момент швартовки плота к причалу лесокомбината, и сел за репортаж.
Чтобы никто не мешал, я засел в библиотеке, которая находилась в самом конце редакционного коридора, и шум, и суета, связанные с подготовкой номера, меня не достигали. Кстати, в этом же конце было и машбюро, да и фотолаборатория рядом. Я, буквально, отгородился от всего, чтобы выполнить точно к сроку наш с ответсеком уговор: сто строк репортажа с двумя снимками.
Ровно в двенадцать я, согласно дремучему штампу, усталый, но довольный, вошёл в кабинет Анатолия Степановича и, победно улыбаясь, положил перед ним репортаж в сто, оговорённых, строк и две фотографии.
- Что это? – Спросил он, как-то очень не в теме нашего недавнего вечернего общения, глядя на меня исподлобья воспалёнными глазами.
- Репортаж в сто строк и два снимка на первую, - радостно сообщил я.
Он набрал воздуха и заорал (!) на меня:
- Ты, что охренел в двенадцать часов, когда номер уже практически готов, сдавать такой большой материал на первую?
- Д-д-а ты, что? – Начал я заикаться, перейдя неожиданно на «ты», - не помнишь ничего? – Я тоже орал.
- Что я должен помнить? – Явно не шутил ответсек.
- Ты не помнишь, как вчера в девять вечера вошел в отдел информации и дал мне задание подготовить репортаж в сто строк и два снимка о проводке первого плота в Архангельск? – Как можно более спокойно сказал я, перегнувшись через стол и глядя прямо ему в глаза.
И они у него стали проясняться. Несколько секунд в кабинете висела буквально предгрозовая тишина. Анатолий Степанович возвращался в нашу реальность из какой-то своей, мне недоступной:
- Юра, прости, - почти простонал он, - я действительно с этим пленумом всё забыл. Прости, ради Бога.
И всё объяснилось. Оказывается, с утра по телетайпу сообщили, что высылаются для обязательного опубликования материалы очередного или внеочередного пленума ЦК КПСС. И, конечно, все запланированные материалы с первой, второй и третьей полос слетели. Материалы пленума пошли. С задержками, с кучей поправок, с заменами слов, предложений, абзацев. В общем, для ответсека – дурдом. Тут, как тебя зовут, забудешь. А тут Комболин с репортажем на первую, которая давно уже занята крупными заголовками и информационными сообщениями о пленуме. А я, сидя на отшибе в библиотеке и ни с кем из коллег не общаясь, ничего этого не знал. И в условленные двенадцать, как снег на голову. Да, что там – из иного измерения.
- Ладно, - разобравшись во всём, говорит Толя, - завтра поставим на первую.
- Что? - Тут уже я заорал, -  я не спал двое суток, людей обнадёжил, что в завтрашнем номере они прочитают о своём героизме, и мы их обманем?..
Мудрый Анатолий Степанович подумал и вдруг говорит мне доверительно:
- Хорошо, Юра. Помнишь, когда ты работал у меня замом, материалы какого-то пленума не лезли в номер. И ты сократил доклад, то ли Суслова, то ли Косыгина, да так, что даже въедливый Коряев (наш зам. редактора Виктор Иванович, человек очень осторожный и даже пугливый. Ю. К.) ничего не заметил. Давай и сейчас: сокращай доклад ровно на сто строк, но так, чтобы комар носа не подточил. А Коряеву (он в этот день снова дежурил. Ю. К.) скажем, что Москва допустила повторы, что-то выбросили по указанию оттуда, поджались с заголовками, вот и место освободилось для оперативного материала, который прямо в тему пленума. Но, старик, репортаж придётся сократить, и выбросишь один снимок, чтобы всё влезло в сто строк. И пойдёт он, конечно, не на первую.
Доклад секретаря ЦК КПСС сократился на немалые сто строк так ловко, что никто ничего и не заметил. А свой репортаж резал «по живому», рыдая. Пришлось выбросить всё, что  «накопал» о прошлых проводках, о происшествиях, мои наблюдения природы, лирику. Получилось суховато, но репортаж вышел в «Правде Севера» на следующий день – 17-го мая 1974 года вместе с материалами пленума ЦК КПСС.
Газета "Правда Севера"