Сказка на всю жизнь, философская сказка

Жизнь иногда бывает похожа на сказку. Например, когда рядом с тобой по-соседству живёт любящий тебя человек, а ты о нём ничего не знаешь. Или же, когда ты любишь кого-то, а предмет твоей любви смотрит на тебя при встрече и ни о чём не догадывается. Это сказка. Но когда любишь ты и знаешь, что тебя тоже  любят — это уже жизнь, потому что в сказках так не бывает. Сказки этим обычно заканчиваются. А где кончается сказка, там уже начинается жизнь.
Именно так и произошло с нашими сказочными героями, Царевной-лягушкой и Иваном-царевичем. Только Василиса Премудрая в нашей сказке Василисой Прекрасной будет, потому как красота её теперь стала просто неописуемой...
Сжигая лягушачью кожу, Иван-царевич не думал  о том, что очень скоро забудет свою зелёную избранницу. И Василиса Прекрасная теперь, подолгу просиживая перед зеркалом, ни разу не вспомнила о своей безобразной прежней внешности. Хотя она была не такой уж и безобразною:  царевич был очень добр и милосерден к лягушке, и лягушка часто роняла горячую благодарную слезу на свои холодные лапки. А теперь, когда они оба были красивы  и счастливы, им не о чем стало плакать. Они беззаботно веселились и радовались наступившему счастью, своей красивой жизни. Они даже сами не заметили, как быстро перешли из сказки в жизнь:
— Дорогая, тебе не кажется, что ты очень много времени стала уделять своей красоте? — нервничал Иван-царевич, опаздывая на приём к царю-батюшке. — Ты и без этого достаточно красива.
На что Василиса Прекрасная предупредительно ответила:
— Дождёшься, Ивашка, вот надену обратно  лягушачью кожу, будешь знать тогда, как мне указывать.
— А и надень! — делал грудь колесом Иван-царевич. — Я тебя и такую любить буду!
— Ой ли, будешь? — докрашивая губы, хитро спросила Василиса Прекрасная.
— А вот и буду! — тряхнул чубом Иван-царевич.
— Ну, так и езжай к царю-батюшке один, а я следом за тобой , в коробчонке-то и приеду!
— А и поеду! — хлопнул дверью Иван-царевич. — Лучше жить с лягушкой, чем каждый раз, вот так, из-за красоты, страдать!
Уехал Иван-царевич в гости к царю-батюшке, а Василиса Прекрасная тут же достала из своего сундука книгу под названием «Чёрная Магия» и приготовилась ещё раз испытать свою судьбинушку*, но только на этот раз добровольно.
А откуда у Василисы Прекрасной «Чёрная Магия»? Да всё оттуда же, от Кащея-батюшки досталась. Быть прекрасней всех — это ведь то  же самое колдовство, что и быть всех безобразнее и противнее. Раскрыла Василиса Прекрасная книгу, взмахнула руками, прокричала заклинания необходимые, и предстал перед ней её батюшка жив-живёхонек!
— Что тебе, Василисушка, от меня нужно? — Кащей еле шевелил дрожащими губами. — Сто лет меня никто не тревожил, я уж было, умереть спокойно приготовился.
— Рано ты смерть свою зовёшь! Видишь, на свете несправедливости-то сколько?..
— Говори, Василисушка, что у тебя ещё стряслось?
— Ивашка мой, тот, что тебя тогда сгубил, совсем охладел ко мне. Ответь, любит ли он меня, как прежде?
— Любит, Василисушка, любит.
— А я? Красива ли, как прежде, или изменилось во мне что?
— Всё у тебя на месте, Василисушка, ты по-прежнему прекрасна.
— Так зачем же он опять меня лягушкой-то хочет сделать?
— А это, Василисушка, чтобы любить тебя больше, чтобы  не привыкнуть к красоте твоей неповторимой. Вот он и просит безобразия лягушачьего для сравнения.
— Так что же мне опять квакать перед ним, как прежде?
— А ты и поквакай. Оно и тебе, и ему только на пользу пойдёт.
— И сколько же мне теперь носить эту кожу противную?
— Тридцать три года, Василисушка, но только теперь все тридцать три года не снимая.
Чего только не сделает любящее сердце для дорогого, близкого человека: «Он ведь у меня царевич, чай не разлюбит, коль слово дал». Натянул Кащей на Василису Прекрасную кожу лягушачью,  прошептал заклинание волшебное и отправил в «коробчонке» к царю-батюшке в гости. Как в былые времена, заявилась Василиса к царю с шумом и грохотом, только на сей раз не в своём обличии, а в коже лягушачьей. Гости все из-за стола с визгом выбежали, к стенам прижались, дрожат от страха.
— Это что же за чудище инопланетное  к нам пожаловало? - прячась за троном, со страхом вопрошал царь-батюшка.
— Это не чудище, это жена моя,  Василиса Прекрасная, — уронил на стол свою буйную голову Иван-царевич.
... Страсти понемногу улеглись. Постепенно все привыкли  к  безобразному виду Василисы Прекрасной: это же было не своё, а чужое горе. И только Иван-царевич был безутешен:
— Я уж и забыл совсем, что ты такой безобразной...  ой, извини, такой некрасивой можешь быть.
— А ты смотри на меня, как на прежнюю, и я скоро снова стану Василисою Прекрасною.
Иван-царевич гладил шероховатые с пупырышками холодные лягушачьи лапки и, о ужас! Он нигде не находил той  волшебной застёжки-молнии, чтобы расстегнуть её и дотронуться до тёплой родной руки.
— Так ты, что же, всё время теперь в этой коже будешь? — Иван-царевич стал белее снега.
— Все тридцать три года, Ваня, не снимая...
— Что же ты, Василиса, натворила-то с собою?  Как же я теперь тебя такую любить-то буду?
— Ничего, Иванушка, как-нибудь стерпится-слюбится. Ты сам этого хотел, а мне страдай теперь из-за тебя!  А и то хорошо, что ревновать меня к другим теперь уже не будешь.
— Да кто же на тебя, противную такую, теперь взглянет-то? — отшутился Иван-царевич.
Вот тут и началась в их жизни настоящая, что ни на есть, сказка. Все тридцать три года прожили они душа в душу и ни  разу ни в чём друг друга не упрекнули. Жарко Василисе станет, так Иван-царевич тут же все окна настежь распахнёт и ковры все смочить прикажет водою болотною. А станет холодно Ивану-царевичу, так Василиса ночью  все окна закроет, комаров переловит, всё бельё пересушит, перегладит.
— Может, на болото съездим? — угадывая желание супруги,  предлагает Иван-царевич. — Ты поплаваешь, а я издали на тебя полюбуюсь...
— Нет уж, Ваня, сначала я тебя на бал провожу, да из сада порадуюсь, как ты у меня лучше всех танцуешь.
Так они и жили: только один о чём подумает, как другой  о том уже представление имеет. Как только другой уступить в чём захочет, первый и настаивать на том не имеет никакого желания.
Но вот пронеслись-пролетели стрелою все тридцать три года. И явился Кащей снимать заклятие с Василисы Прекрасной.
Вышел к нему Иван-царевич и говорит:
— А Василиса и не думает снимать лягушачью кожу. Она  её и не портит вовсе.
— А и то правда, — согласилась Василиса Прекрасная, —  мне в ней зажилось куда лучше прежнего.
— Но каждая сказка должна когда-нибудь кончаться! — настаивал на своём Кащей, пытаясь стащить с Василисы Прекрасной лягушачью кожу. — Если я оставлю всё, как есть, это будет вечная сказка, а вечного ничего не должно быть.
— Ну, тогда заколдуй её ещё на тридцать три года, —  попросил Кащея Иван-царевич.
— Вот это можно! — довольно потирая руки, злорадствовал  Кащей. — Но только теперь ей придётся носить лягушачью кожу всю жизнь!
— Я согласна! Согласна! — не задумываясь, ответила Василиса Прекрасная...
Что было дальше, вы уже знаете, а тем, кто не  успел узнать, я и  рассказывать не буду, всё равно не успеет дослушать даже до середины… трудно рассказывать для тех, кто не успевает даже за своей мыслью…
В следующий раз..., кода научитесь успевать…

Рис. О. Большаковой