Камень Бога

 


                Елена и Олег МАЛКОВЫ


                КАМЕНЬ БОГА


Все герои и события вымышлены. Любое совпадение с реальной жизнью - случайность.

Когда взираю я на небеса Твои, - дело рук Твоих перстов,
На луну и звезды, которые ты поставил,
То, что есть человек, что Ты помнишь его,
И сын человеческий, что Ты посещаешь его?
Царь Давид, Псалом 8 (4, 5)

Джона развозило все больше и больше, и он начинал ненавидеть всех, кто находился с ним в эту минуту рядом.
К примеру, этого очкарика, что отвернулся от него сразу после взлета и больше ни разу не повернул голову в его сторону.
«Гомик, скорее всего», - зло подумал Джон и сжал кулак правой руки.
Кулак сжался и зачесался - неудержимо захотелось вмазать очкарику между глаз и посмотреть, как изменится выражение его лица. Сейчас презрительное, а потом - он знал - жалкое и противное. Такие после удара, как правило, плачут, отчего их хочется метелить еще и еще.
Или тетку, что сидит сзади и каждую минуту вызывает стюардессу и та приходит и услужливо улыбается и приносит и приносит что-то страдалице в высоком стакане. Этой бы тоже между глаз, чтобы сидела дома, если боится летать, и не портила нормальным людям настроение.
Или вот этого.
Мужчина в соседнем ряду, будто понял, что думают о нем, повернулся к Джону и приветливо улыбнулся. Джон в ответ улыбаться не стал - отвернулся.
Как говорят его славянские друзья - быки и лохи - вот кто окружал Джона в этом полете.
Самолет накренился влево, и голова Джона безвольно качнулась в ту же сторону. Он тяжело поднял глаза и увидел соседку справа, что сидела у иллюминатора и строчила в Laptop, будто бы это было самым главным в полете через океан.
Нос длинноват, на лбу строгая продольная морщинка - типичная американская феминистка. А все ее русский, на котором она заговорила со стюардессой - сбил с толку. Обрадовался, что рядом славяночка, с которой время пролетит совсем незаметно. С которой можно будет и выпить и поговорить и если повезет совершить экспресс-секс прямо в самолетном туалете - у него уже был подобный опыт, и он был не против его повторить.
Но на предложение выпить соседка одарила его таким взглядом, что внутри Джона что-то надломилось, и он стал напиваться в одиночку. Предлагать компанию очкарику не решился - слишком противным был ему этот субтильный тип, - а эта показалась ничего. Стройная, высокая, в хорошо сшитом костюме - обтягивает что нужно и как нужно. И волосы. Не очень длинные, но густые, ухоженные - их хотелось потрогать.
И как он мог так ошибиться? У него же нюх на этих мужененавистниц. Какой прокол.
Господи, он, кажется, даже думать стал словами своих друзей-славян - Джон откинул голову на подголовник и засмеялся.
Тома от неожиданности вздрогнула - сосед засмеялся громко и неприятно. Она повернула голову в его сторону и вздохнула. Самолет был забит до отказа, и ей пришлось смириться с неприятным соседом.
Она бросила на него презрительный взгляд и отвернулась, придвинулась ближе к иллюминатору - самолет летел над облаками, ало подкрашенными заходящим солнцем.
«А прилетаем в три ночи, - напомнила себе Тома, - нужно бы поспать».
Она поудобнее устроилась в кресле, закрыла глаза и попыталась расслабиться, но слева раздался храп.
Тома повернула голову к соседу и тут же встретилась взглядом с глазами незадачливого очкарика и глаза его удивили Тому. Но еще больше они бы удивили Джона, если бы в это время он не спал так сладко, склонив голову на грудь и выпустив изо рта небольшую струйку слюны.
Цепкий и жесткий взгляд скользнул по Джону, по Томе и тут же исчез, когда очкарик увидел, что на него смотрят.
Мужчина отвернулся, а Тома вздохнула и снова включила свой компьютер.


Рабочий день в Белогородской штаб-квартире закончился, и в его коридорах наступила тишина, но генерал-майор Ильяшенко не собирался покидать свой кабинет. Он продолжал работать, просматривая пресс-релизы.
Завтра суббота - законный выходной, - но Геннадий Александрович не надеялся отдохнуть. Он только недавно приступил к своим новым обязанностям, и даже в выходные его можно было застать в этом кабинете.
Его ведомство, именуемое на сленге разведчиков «лесом» и еще совсем недавно занимающее второстепенное место в иерархии государственных ведомств Украины выходило на новые позиции в связи с избранием в стране нового Президента. И здесь нельзя было ошибиться. Ошибка на таком посту могла стоить не только карьеры, но и всяческих благ в последующей жизни.
В этой стране после такого не поднимаются и сорокапятилетний генерал-майор, сделавший свою карьеру в КГБ и СБУ, знал это как никто другой.
Да, дел по горло.
Прежнее руководство страны, занимаясь в основном распределением денежных потоков, формировало цели и задачи в соответствии с сиюминутными запросами и мало заботилось о каналах информации, а уж о специфике сбора и анализа разведывательных сведений ему и вовсе было некогда думать. Но пришедшая к власти сила, кажется, начинает понимать, что эффективной государственной политики без эффективного аппарата разведки в современном мире быть не может.
Имея статус руководителя самостоятельной структуры, имеющего право докладывать непосредственно Президенту, Ильяшенко носом чуял времена, когда Служба Внешней Разведки будет иметь значение и во внутриполитических играх и момент, когда это произойдет, нельзя было пропустить ни в коем случае.
Отдых потом, подумал он и пультом дистанционного управления включил телевизор. Подходило время вечерних новостей, и генерал любил посмотреть их на разных каналах.
Легкие и не всегда заметные обывателю нюансы подаваемой каналом информации иногда полностью меняли и суть сюжета и отношение к проблеме, что зависело от того какую политическую силу в данное время поддерживает хозяин канала. Так что для целостности картины информацию нужно было получать из различных источников, что генерал и делал, развалившись в своем любимом кресле.
Уютное кожаное кресло качнулось, когда Геннадий Александрович поменял позу своего слегка располневшего тела, но посмотреть сегодня новости не вышло. Потому что в кабинет зашел полковник Погребицкий, возглавляющий в СВР отдел контрразведки.
- Разрешите? - спросил полковник, резко открыв дверь кабинета и не ожидая ответа, направился к столу. В руке он держал лист бумаги.
- Да, пожалуйста, - в тон полковнику ответил генерал, но звук телевизора, на котором часы начали обратный ход времени, убавлять не стал, полагая, что подпись можно сделать и так.
Он выпрямил спину и взглянул на Погребицкого - лицо пожилого полковника было уставшим и скорбным, но генерал уже привык к этому, как и понимал причину такой скорби.
В Верховной Раде Украины как раз велась полемика о том, что контрразведкой страны должен заниматься только департамент контрразведки при СБУ. А это значило, что Николай Петрович Погребицкий мог оказаться в отставке в самые ближайшие дни, что для такого человека как полковник было равнозначно концу света.
Знакомясь с коллективом СВР, Ильяшенко сразу отметил этого человека, который не бросился в его кабинет с поздравлениями, не пришел с характеристиками на коллег, да и вообще не заглядывал преданно ни в глаза, ни в рот. И хотя легкая лесть всегда приятна - чем мы хуже остальных? - Геннадию Александровичу полковник импонировал. Он чем-то напоминал генералу его первого наставника. Такого же сурового, усталого, не добившегося слишком высоких званий, но неизменно порядочного человека, что встречается в жизни все реже и реже. И неприятные известия тот говорил с таким же скорбным выражением лица, как и Николай Петрович Погребицкий.
Поэтому при ротации сотрудников, Ильяшенко не сместил Погребицкого с должности. И даже подумывал о том, чтобы отстоять перед Президентом подразделение контрразведки при СВР.
Погребицкий подошел к столу и молча положил на него листок, оказавшийся донесением с грифом «совершенно секретно». Ильяшенко пробежал глазами текст и все другие новости, которые произошли или могли произойти в это время в Украине ушли на второй план.
Бумага пришла от одного из ведомств России, с которым СВР Украины устанавливала  все более тесные связи.
Недовольная гримаса пробежала по лицу генерала - было бы приятнее, если бы информация поступила от отечественного агента, но украинская агентура в США только набирает силу.
И хотя сотрудничество с русскими предполагается не единовременное и плодотворное, генерал при этом чувствовал свою второсортность, и это чувство ему не нравилось. Влияние старшего брата становилось почти таким же, как и в добрые старые времена и трудно было предположить, до каких пределов оно распространиться.
Но не время об этом.
В документе было следующее.
Исходя из разведданных надежного российского источника в Вашингтоне, в Украину направляется агент одного из подразделений разведывательного сообщества США для организации и координации подрывной работы в деле дискредитации действующего Президента Украины.
Но данные агента не уточнялись. Было только известно, что он прибудет этой ночью в 03.15 по местному времени рейсом № 227, прилетающим из Нью-Йорка. И более того, было даже неизвестно мужчина это или женщина. Указывался только возраст агента - 30-35 лет.
В документе также говорилось о том, что в ходе подрывной деятельности с целью изменения внешней политики Украины, все более перенаправляемой от Запада в сторону России, могут быть применены самые жесткие меры, наработанные за годы вмешательства США во внутренние дела независимых государств. Поэтому крайне важно нейтрализовать агента как можно быстрее.
Ильяшенко снова скривился - последняя фраза звучала оскорбительно.
- Ну, что? - спросил полковник. - Может передать в СБУ?
- Ни в коем случае, - улыбнулся генерал. - Мы с вами сами управимся. Отдавайте приказ. Только я хочу сам все контролировать. Все. До последней буквы.
- Тогда, с почином, - сказал Погребицкий, чуть приподняв уголки губ, что очевидно должно было означать улыбку, и вышел из кабинета.
И уже через два часа главный аэропорт страны в Борисполе принимал в свои залы неприметное, но многочисленное племя людей.
Люди разбрелись, и непрофессиональный взгляд ничего не увидел, кроме как казалось хаотично передвигающихся мужчин и женщин, но эта хаотичность была кажущейся. Люди были размещены по строгим правилам, позволяющим видеть не менее трех своих человек, что давало возможность быстро и вовремя среагировать, если в этом появится нужда.
К встрече агента было все готово. Только кто он?


День первый


Микрофон зашуршал и искаженный аппаратурой голос стюардессы попросил пристегнуть ремни - самолет шел на снижение.
Тома дисциплинированно выключила компьютер и снова прильнула к иллюминатору, надеясь увидеть внизу море огней, но ее ждало разочарование. За стеклом стояла кромешная темень.
Столица независимой страны, находящейся в центре Старого мира и презентующей себя современным демократическим государством была темной и в этом Тома усмотрела нехороший знак. Хотя почему это ее удивило? Ведь она знала, что Киев - самая плохо освещаемая столица Европы. Но не до такой, же степени.
Шасси мягко коснулось поверхности посадочной полосы, и пассажиры зааплодировали - изнурительный многочасовой перелет закончился.
Еще пара минут и с разрешения стюардессы все зашевелились, защелкали замками ремней, застучали крышками багажных отсеков.
Джон открыл глаза и стряхнул с себя остатки сна. Голова была тяжелой, но не хмельной, что было хорошо, потому, что важная встреча в девять утра.
Очкарика на месте уже не было и это почему-то обрадовало Джона. А вот женщина по-прежнему сидела рядом.
Она аккуратно складывала Laptop в портфель и была такая чистая, свежая и даже в не помятой одежде, что удивляло.
- Buy, - буркнул Джон, поднимаясь с места и направляясь к выходу.
Тома на прощание соседа не отреагировала, что по ее мнению было правильно после его храпа, посвистывания и неприятного запаха.
Через два часа после таможни и ожидания багажа измученные пассажиры Боинга, наконец, покинули главный аэропорт встречающей их страны. И тут же разбрелись кто куда - туристы в автобус; счастливчики, которых встречали, в комфортабельные авто с кондиционерами; остальные в дежурные такси.


А еще через час на стол Ильяшенко легли донесение и флешка с многочисленными видеоматериалами.
Геннадий Александрович включил компьютер и стал читать немногословные досье. Но не до конца, пытаясь самому угадать, кто есть кто, таким образом, проверяя, не утрачено ли чутье, наработанное за годы службы.
Входящих в возрастной ценз было пятеро.
Джон Браун - бизнесмен, якобы прилетевший для заключения сделки на поставку в США знаменитой украинской водки.
Ильяшенко посмотрел на экран. Вот этот, подумал он, увидев в толпе Джона. Коренастый, скорее всего наш эмигрант третьей волны. И, скорее всего, холост. Любитель выпить и погулять, благо и то и другое в стране более чем доступно. Использует связи, что остались на родине. И, скорее всего связи, которые не очень дружат с законом.
Стал дочитывать досье. Коренной американец из Буффало - штат Нью-Йорк, - женат, имеет двоих детей. В прошлом профессиональный спортсмен.
«Черт, - выругался про себя Ильяшенко, - ни к черту интуиция. Так, дальше».
Иван Мазур.
На экране невысокий полный мужчина с типичными украинскими усами и в вышиванке что-то доказывал пограничнику, жестикулируя руками. Мужчина был явно не в духе.
Ну, этот из диаспоры, приехал помочь нэньке осознать свою аутентичность. Этот будет шастать по музеям, церквям и скупать все подряд на Андреевском спуске. А потом вернется в стабильную Америку, и со слезами на глазах будет рассказывать, что Украина уже не та.
Так, что в досье? Иван Мазур - эмигрант в третьем поколении, прибыл в туристических целях. Есть, в точку. Дальше.
 Анджело Трони - сотрудник глянцевого журнала для мужчин «Parubok», который с недавнего времени стал издаваться в Украине.
А вот это уже интересно. Ведь под видом журналиста куда угодно пройдешь, особенно если ты журналист такого пикантного издания.
Ильяшенко стал всматриваться в экран, но никого похожего, как ему казалось, на сотрудника мужского журнала не находил. Зато все время ему на глаза попадался человек, на губах которого будто замерла ироническая улыбка. Мужчина был несуетлив, спокоен. Он смотрел, ухмыляясь на нервничающих пассажиров, чей багаж проверялся как-то слишком уж долго, и казалось, ничто не сможет изменить его настроя.
Генерал стал читать досье, но человека среди пятерых не оказалось. Человек, хоть и выглядел молодо, оказался пятидесятилетним священником Церкви Откровений Христа по имени Майкл Кадасти. Отцом троих детей и отличным семьянином. Но что-то в нем не понравилось генералу, и он добавил его к пятерым в списке.
Поставил на паузу и долго смотрел на мужчину, вглядываясь в его светло-карие глаза. Ведь могли ошибиться с возрастом? Могли. А он нутром чует, что этот священник не так прост, как хочет выглядеть и взгляд у него какой-то не совсем подходящий для человека, несущего аборигенам слово Спасителя.
Ну, а где же журналист? Не стал больше играть в «смотри-отгадай», заглянул в листок и сразу нашел худощавого мужчину в сильных минусовых очках, что метушился возле багажа, выискивая свой чемодан.
На гомика похож, подумал Ильяшенко и стал читать дальше.
Тома Крейцер - историк. Длительная командировка в Киево-Печерскую лавру для изучения старинных книг. Согласовано со Священноархимандритом обители - Митрополитом Киевским и всея Украины по просьбе святейшего Архиепископа Константинополя - Нового Рима и Вселенского Патриарха. Во, титулы.
- Тома - имя странное, как для американского историка. Или у нее тоже наши корни? Такое чувство, что наши корни уже везде. - Тому он тоже сразу нашел, решив, что заниматься старинными книгами может только старая дева, и не ошибся. Уставшее лицо Томы говорило о том, что мужчины в круг ее интересов не входят, куда заманчивее фолианты со столетней пылью на страницах. - Ну, изучай, изучай. С Богом.
Последней в списке оказалась Элен Томпсон - представитель крупной фармацевтической компании с командировкой на киевский «Дарфарм». В страну прилетает в третий раз.
- А этой что интересно, нужно?
На Ильяшенко взглянула привлекательная блондинка с типичными американскими челюстями. А почему бы и не она? Будет втюхивать какие-то лекарства своей фирмы, налаживать связи с аптечными управлениями, что позволит разъезжать по стране, общаться с множеством людей. Или наоборот, будет внедрять в производство какую-нибудь очередную панацею от всех болезней, испытывать ее, а это время, время и весьма не короткое.
Запись закончилась, и на экране возникли фотографии пятерых. Лица у всех уставшие, отчего, привычные лицемерные голливудские улыбки читаются не так ясно. И на всех одно желание - ванна, постель и пошло все к чертям собачим.
- Ну, что ж, Геннадий Александрович, выбирайте.
Но генерал выбирать не стал - что-то его смущало. Он включил запись сначала и понял, что его волнует еще один человек, не вошедший в список основных претендентов - парень оказался всего лишь 25-летним, но Ильяшенко и его занес в список.
- Вот так. Наблюдение будет вестись за семерыми - хорошее число.
Приняв такое решение, Геннадий Александрович вдруг успокоился и сладко зевнул. И хотя за окном светило солнце он подумал, что неплохо бы поспать - устал.
Но, потянувшись и еще раз сладко зевнув, вызвал Погребицкого, чтобы окончательно выработать стратегию операции.

 
Майкл Кадасти сел в черный лимузин, поданный к входу, как только он покинул здание аэровокзала, и машина тронулась навстречу встающему солнцу.
Майк не любил Киев и считал, что начинать работу нужно не здесь, тем более, в складывающихся обстоятельствах, но никто не принял во внимание его докладную. Он получил четкие инструкции, недовольство свое спрятал подальше и безропотно вылетел в очередную командировку.
Молодой человек, что встретил его и сейчас сидел на переднем сидении лимузина, не отвлекал ненужными вопросами и Майкл попробовал расслабиться, так как в полете ему это не удалось. Возраст, подумал он, хотя еще совсем недавно цифра 50 не смущала. Но вот поднялся в воздух и впервые за всю свою жизнь почувствовал себя в летящем самолете неуютно. И за весь полет так и не смог ни толком поспать, ни отвлечься от пессимистичных ненужных мыслей.
Вдруг почему-то вспомнилась статистика крушений самолетов за последний год и последний непростой разговор со старшей дочерью, а это не способствовало ни успокоению, ни расслаблению. И тогда Кадасти стал молиться, но вскоре слова молитвы начали путаться, и ему стало страшно. Усилием воли Майкл успокоил свое сердце и снова начал молиться. И так весь полет.
Лимузин вырулил на скоростную трассу, ведущую в столицу Украины и Кадасти, который снова разволновался, так и не сумев отвлечься от невеселых размышлений, спросил:
- В такое время на дорогах тоже пробки?
- Нет, - молодой человек ответил, не обернувшись к гостю. - Тем более что нам не в центр. Хотя, если вы хотите посмотреть на утренний Крещатик…
- Не хочу, - отмахнулся Майк, в котором стало нарастать раздражение и на себя и на этого молодого хамоватого человека и на то, что его не послушали, выбрав Киев. - Во сколько меня ждут?
Молодой человек, снова не обернувшись - через плечо, - протянул Майклу файл с несколькими листками бумаги.
- Здесь все расписано, - только и сказал, и пастора пронзила злость.
Вот именно поэтому он не хотел лететь именно в этот город - столичные жители казались ему особенно неприятными. Всегда такие развязные, несмотря ни на чин, ни на возраст собеседника. Еще не совсем обученные, не поднятые до уровня настоящей цивилизации, а уже такой гонор. Дикая страна. И будет ли здесь толк?
- Хорошо, хорошо, - сказал Майкл, стараясь скрыть раздражение - не хватало еще ему опуститься до объяснений с мальчишкой. - Это я потом почитаю.
Но молодой человек вдруг будто бы почувствовал это недовольство гостя и вспомнив, чему его пытались научить, обернулся к Майклу, улыбнулся почти приветливо и мягко сказал:
- Сейчас гостиница, отдых. Если хотите, завтрак в номер. А встреча с боссом в пять. За вами заедут в 16.30.
«Ну, вот, это уже другое дело», - подумал Кадасти и, наконец, успокоившись, откинулся расслабленно на спинке сидения и стал смотреть в окно.
«Киев», - прочитал он большие буквы справа, - трасса закончилась, и лимузин въехал непосредственно в столицу страны.
Лимузин слегка подбросило, и Майкл улыбнулся.
«Ни черта вам не видать «Евро-2012», - подумал с ухмылкой,  - не потянете».
И от мысли этой неожиданно поднялось настроение, будто бы неудача чужой страны в таком большом проекте - это причина для большого смеха.
Навстречу лимузину побежали дома спального района - высокие скворечники, в которых живет украинский плебс. Родной «Макдоналдс», базарчики, немногочисленные горожане. Город еще почти пустой, но час-другой и многомиллионный мегаполис зашевелиться, заживет своей повседневной муравьиной жизнью. Как и везде.
Пролетев развязку, лимузин повернул направо и вскоре Майкл смог наблюдать просыпающуюся реку - одну из крупнейших в Европе. Гостиницу ему заказали на берегу Днепра. Ту, в которой он останавливался в прошлый раз.
Гостиница покачивалась на волнах, и спать в номере было очень уютно и спокойно и это, пожалуй, было, чуть ли не единственным приятным впечатлением от пребывания в этом городе.
И если обычно его соотечественники, посетившие столицу Украины, говорили о зелени киевских улиц, о церковных маковках, золото которых горит на солнце и виднеется то тут, то там, где бы ты ни ехал, то Майклу это было неинтересно.
Киев был пыльным - его улицы редко мыли, а тем более с качественными моющими средствами, дороги некудышние и пробки, потому что в городе практически нет развязок, в отличие от цивилизованных столиц. 
Если бы не дело всей жизни, то он бы предпочел никогда сюда не приезжать. Дело жизни и надвигающаяся старость, которую хотелось обеспечить приличными девидентами.
Лимузин остановился и молодой человек выскочил из машины, чтобы открыть дверь Майклу и выражение его лица было совсем другим, чем час назад.
Майкл понял, в чем дело.
Размышляя на неприятные для него темы, он перестал контролировать мимику, и лицо приняло свое настоящее выражение. Выражение, от которого некоторые теряли сознание и которого боялись даже близкие друзья.
Да, дал слабинку, но может это и к лучшему - не придется объяснять, как нужно себя вести с таким человеком, как он. Пусть этот выскочка знает свое место.
Кадасти вышел из машины и направился в гостиницу, не удостоив даже взгляда своего сопровождающего.


Мобильный запел, и Тома открыла глаза. Четыре часа отпущенного на сон времени пролетели как одно мгновение.
А дома сейчас вечер, подумала она, но на медленную адаптацию у нее не было времени - ни секунды не медля, она встала с постели и направилась в душ.
Гостиница была пятизвездочной, но Тома была недовольна номером. Воздух затхловатый, постель так себе и кран, конечно же, капает и раздражает. И сопровождающий, которого прислала для нее лавра, ей тоже не понравился.

Слишком много встречающих было у парапета в зале ожидания аэропорта, и Тома нервничала, не видя таблички со своим именем. Она устала и начала раздражаться, чего обычно себе не позволяла, но время шло, а глаза находили только чужие имена.
Наконец встречающий додумался поднять табличку повыше, и она облегченно вздохнула.
Поездка, которую она ждала так много лет, начиналась совсем не так, как она ее себе представляла. И вроде прочитано было достаточно - и документов и книг, - но все равно все было неожиданным и неузнаваемым.
- Тома Крейцер? - спросил мужчина, как будто это требовало подтверждения.
Раз подошла и улыбнулась, значит и так понятно, подумала она, но все, же сказала:
- Да, Тома Крейцер.
- А я Павел Ник… Нет, просто Павел. Тоже историк. Будем работать вместе.
Перспектива работать вдвоем с кем бы то ни было, не очень прельщала Тому - слишком специфичными были ее интересы. Но не спорить, же в пять утра, тем более что перелет для нее был не совсем простым.
Она снова дежурно улыбнулась и поспешила за Павлом, который уже толкнул ее тележку.
Павел был молодым высоким мужчиной.
Где-то к сорока, прикинула Тома, разглядывая его сзади.
Широкие плечи и весь он такой крепкий - это ей понравилось. Она не уважала мужчин, которые с определенного возраста начинали отращивать живот. Со спины - молодой парень и только на темени зарождающаяся лысина.
Павел оглянулся, будто проверяя, не потерялась ли она, и снова отвернулся.
Только одет как-то… не солидно, как для историка. Джинсы - не фирменные, какой-то китайский ширпотреб, - кроссовки и нелепая футболка с непонятным словом «Казантип».
«Костюм был бы более к месту, - подумала Тома.
Но тут двери перед ними раздвинулись и она, очутившись на улице, сразу поменяла свое мнение.
После кондиционированного воздуха аэропорта на Тому пахнуло 30-градусной жарой и это в такую рань. Трикотаж костюма сразу же облепил ее тело, как будто бы она вошла в парилку сауны и она поняла уместность одежды, что была на Павле.
Погодный катаклизм, вспомнила Тома. Центр Европы превращается в тропики.
Снующие вокруг люди подтверждали ее мысли. Люди были практически раздетыми. Как на курорте, подумалось вдруг и тоже захотелось влезть в шорты и в какую-то тончайшую майку.
В гостиницу ехали молча, так как строгое выражение лица Томы обрывало любую попытку сопровождающего начать хоть какой-то разговор. И Павел так и не понял - это потому что он за рулем или гостья в принципе человек неразговорчивый и даже где-то нелюдимый.
Заговорила Тома только в номере, попросив Павла подыскать ей квартиру, так как не была намерена жить в гостинице долгое время.
- Не вопрос, - легко согласился Павел. - Сегодня отдыхайте, а завтра…
Но Тома изменила уже возникший в его голове план, чем удивила несказанно. Но, в конце концов, хозяин - барин. На том и простились.

Тома вышла из ванной в приятную прохладу номера с кондиционером, на ходу вытирая влажные волосы. Фена в ванной не предусмотрели, и она полезла в чемодан, распаковывать который пока совсем не хотелось.
Высушив голову, стала подбирать одежду и, вспомнив жару, все-таки отвергла вариант шорты-майка. Вздохнула и надела льняной брючный костюм классического покроя, который очень любила. Потом достала подарок умершей бабушки, погладила его и надела на шею - керамический круг с рисунком, подвешенный на крученую льняную нить очень гармонично подошел к ее наряду. Достав до ложбинки между небольшой грудью Томы, кулон точно повторил V-образный вырез пиджака.
Павла она ждала через час - после ланча, - но в дверь постучали, и вскоре Тома увидела историка, который, чуть смущаясь, сказал, что решил перекусить вместе с ней.
На этот раз Павел был в рубашке, и она Томе показалась более уместной, чем утренняя футболка, но, тем не менее, она была недовольна такой бесцеремонностью. Привыкшая строго следовать своим планам, она испугалась, что ее налаженную жизнь могут все время нарушать. Она была наслышана, как это бывает в этой стране.
- Хорошо, - сказала она. - Но в следующий раз мне бы хотелось заранее знать о ваших намерениях.
Павел улыбнулся.
- Но вы, же все равно собирались поесть.
- Но я собиралась поесть одна. Подумать. Поразмышлять.
- И хорошо, - с легкостью согласился визави, ничуть не обратив внимания на тон Томы, который был не очень хорошим - нелюбезным, назидательным. - Мы будем завтракать молча, - пообещал Павел. - И будем думать. И размышлять. И я хочу предложить вам сразу познакомиться с украинской кухней.
- Нет, - строго сказала Тома. - Я собираюсь поесть в ресторане при гостинице. И хотелось бы, чтобы это были традиционные для меня блюда. У меня совершенно нет времени на то, чтобы потом приводить в порядок свой желудок.
- Да что вы? - засмеялся Павел. - Борщик и варенечки - это же услада для желудка. Вы только попробуйте.
- Нет, - еще более строго сказала Тома, и Павел понял, что спорить - зря стараться.


Отец Петр закончил молитву и стал подниматься с пола, что было не просто. Ортопедический ботинок на правой ноге был тяжел, и нужно было приложить особое усилие, чтобы поднять уже не такое сильное тело с колен.
Наконец поднялся, троекратно перекрестился, поклонился и обратил свой взор к маленькому окошку в тесной келье.
Ему по сану можно бы перейти уже и в более просторное помещение, но Петр любил свою келью, в которой жил много лет.
Придя сюда еще, когда святая лавра была отдана на растерзание несведущим и алчущим, что бродили по ее намоленным камням только из любопытства, он остался здесь, как теперь было понятно навсегда.
Они и сейчас бродят, но, Слава Богу, их не везде пускают. Но если, выходя в это время из кельи по своим делам, он все-таки встречает их, то низко опускает голову, чтобы не увидеть их глаза, в которых он уверен, горит бесовский огонь.
А ведь было время, когда и он думал, что мир только и создан для того, чтобы пить, есть и гулять, оскверняя землю своим непотребным поведением. Но Бог его миловал («Спаси и сохрани, спаси и сохрани!»), разбудив разум, чтобы понять истинное предназначение его прихода на землю. Особенно сейчас, когда ему выпало великое Божье благословение стать одним из тех, кто может прикоснуться к великой тайне. Спасибо Господи!
Петр снова опустился на колени и снова неистово замолился. 
За окном защебетала какая-то городская птаха, но этот жизнеутверждающий звук не оторвал Петра от молитвы. Вспомнив неожиданно свое прошлое, стыд за которое испытывает, по сей день, он заплакал и от горечи и от счастья, что греховен, греховен бесконечно и, тем не менее, прощен Им, раз приближен и допущен к святыне.
Но даже если Господь простил и благословил, то он сам себе не мог простить, что пришел к Нему не в счастии, богатстве и радости, а претерпев боль и лишения. Как большинство приходит. А он большинством быть не хотел, потому что любил Бога сильнее всех на свете.
«Спасибо Господи! Ты не пожалеешь, что выбрал меня. Я ведь за Тебя и на плаху и если хочешь на крест, чтобы испытать все, что довелось испытать сыну Твоему безгрешному. Я же даже предположить не мог, что православный мир владеет такой великой тайной. А как иначе? Ведь если иначе, то откуда сила такая у земли этой? Такая непобедимость. Такая стойкость. Спасибо Тебе за милость Твою, Господи!»
Он бы и дальше продолжал молиться, но в дверь постучали.
- Пора, отче, - сказал голос за дверью и отец Петр поднялся с колен.
Вытер тыльной стороной ладони глаза, залитые слезами, и только тут услышал щебет пичуги. Улыбнулся. Это Господь ответил ему, значит, снова благословил. Спасибо, Господи!


- Твою мать! - Виктор споткнулся о валяющийся у бордюра камень и чуть не упал. - Твою мать! Ну, помойка и все тут. - Но, даже ругаясь, он улыбался, потому что шел навстречу Джону. - У вас, наверное, так камни не валяются? - спросил он и, не дождавшись ответа, обнял Джона.
А что? После всех тех бань с телками и всех тех возлияний до полусмерти и чистки салона от совместной блевотины он имеет право обнять этого горе-бизнесмена, которого, наконец, они развели на такой крепкий договор. Денежки теперь польются рекой. Сначала конечно придется подсуетиться, и вывозить только качественный товар, но потом, потом. Потом настанет время и для паленочки и уж тогда дом в Конче-Заспе, а может и того лучше, где-нибудь в Альпах или в Лондоне.
Виктор еще крепче прижал к себе Джона, потому что Лондон был его мечтой из далекого детства, когда главным героем был Шерлок Холмс с его: «Это же элементарно, Ватсон».
Какие наши годы, радостно подумал Виктор и, наконец, выпустил Джона из своих объятий.
- Хорошо выглядишь, - сказал, похлопав Джона по плечу, хотя это и было неправдой.
Джон выглядел не выспавшимся, усталым с заметными мешками под глазами и потухшим взглядом.
- Пивка бы, - сказал он Виктору и Виктор хмыкнул.
Фраза была сказана как-то совсем по-нашему. Смешно. Как мало нужно времени, чтобы приучить человека к хорошему. Вот уже и пивко на опохмелочку потребовалось, хотя при первом знакомстве пить пиво утром Джон наотрез отказался.
И порадоваться бы Виктору за одержанную победу, но радоваться не хотелось.
Это наш мужик после разгульной ночи бутылочку пива и готов к новым подвигам и свершениям, а этот без должной закалки может стухнуть и договор, на который потрачено столько сил и времени не подписать. Мол, нужно на свежую голову и тому подобная хрень.
- Пивко, Джонни, это хорошо, - не снимая улыбки с лица, сказал Виктор. - Но мы, же деловые люди. Сейчас в офис, подпишем бумаги, а потом и пивко, и что покрепче, и девочки. Знаешь, я таких тебе девочек сегодня снял! Пальчики оближешь.
Джон, имея жену и двоих детей в своей Америке, тем не менее, очень полюбил наших девочек. Полюбил даже быстрее, чем целоношные возлияния и Виктор пользовался этой слабостью бывшего биатлониста на полную катушку.
Напуганный феминистически настроенными американскими женщинами, которые при каждой возможности тянут несчастного американца в суд, Джон кейфовал от доступности украинок и их умению угодить мужчине. Не разбалованный в постели женой, он прямо таки возблагодарил эту страну, в которой казалось, свершается, не прекращаясь, мировая сексуальная революция.
Но сегодня Джону было не до девочек. Самолет был украинских авиалиний, и он полностью допускал, что алкоголь, подливаемый ему услужливой стюардессой, был не совсем качественным. Во всяком случае, его тошнило, крутило и ни одна таблетка, выпитая утром, не подействовала. Он попытался вызвать рвоту, но у него из этого тоже ничего не вышло. Алкоголь, каким он не был, полностью усвоился и теперь маршировал по организму Джона, превращая его жизнь в ад.
Если честно, то с вершины своего состояния, он уже и договор не хотел подписывать. Но это было сиюминутным желанием, понимал он. Сейчас главное, привести себя в порядок, поэтому, он замотал головой и упрямо сказал:
- Пиво. Холодное. Много. И сейчас.


Тома ковыряла вилкой салат, отправляла в рот куски крупно порезанных овощей и молчала.
Молчал и Павел, с аппетитом отправляя в рот маленький вареник с вишней.
Вареник был классической формы, но при этом совершенно не украинского размера. По величине больше приближенный к русскому пельменю он будто стеснялся, что на самом деле должен быть большим и не из прозрачного теста, а «мясистого», сытность которого чувствуется даже без пробы. Этот же будто бы подогнали под европейский стандарт, как и все остальное, что было модно подгонять под Европу в этой стране.
- Интересный у вас кулон, - сказал Павел, не выдержав такой продолжительной молчанки, но не очень при этом, надеясь, что коллега отреагирует на его слова.
И Тома действительно ничего не ответила, а только подхватила пальчиками керамический диск и стала рассматривать его, будто впервые видит.
- Очень похоже на трипольскую керамику, - продолжил Павел. - И по цвету. Вот только пентаграмма на нем вызывает удивление. Откуда он у вас?
Тома подняла на Павла глаза, прищурилась, о чем-то размышляя, и решив, что вопрос безобиден, ответила.
- Подарок бабушки. Но это не совсем кулон. Это пентакль. Или амулет, если хотите.
- Вы колдунья? - засмеялся Павел.
- Разрешите не согласиться с такой постановкой вопроса. Первоначально пентаграмма была оберегающим знаком. И лишь со средних веков, когда маги и колдуны начали использовать пентакли, как защиту от нападения демонов и духов стали считать, что этот символ - принадлежность колдовства. Это инквизиция, назвав пентаграмму «Нога ведьмы», превратила тысячелетний народный символ защиты во зло. А до этого ассоциации были у каждого свои.
- Например? - поинтересовался Павел, обрадованный, что на лице гостьи наконец-то появилась улыбка, тон стал более дружелюбным, а в глазах засветился огонь.
Видимо Тома любила рассказывать, особенно если дело касалось интересующих ее вещей.
Она снова покрутила пальцами диск.
- Ну, скажем, Пифагор считал пентаграмму математическим совершенством, так как она скрывает в себе золотое сечение. У евреев - это священное Пятикнижие, полученное Моисеем от Бога. У гностиков - символ интеллектуального всемогущества. В арабских манускриптах  она значится под именем «печать царя Соломона».
- А как насчет пяти стихий? Вода, огонь...
- Так считают китайцы. Но есть те, кто видит в звезде пять ран, нанесенных Христу на кресте. А может, вам понравится, что это пять человеческих чувств? Выбирайте на свой вкус и в зависимости от ваших потребностей составляйте свой личный пентакль-амулет, - улыбнулась Тома.
- Что значит, индивидуальный? Разве пентаграмму допустимо видоизменять?
- Не в этом дело. Сама пентаграмма неизменна, но в нее могут быть включены дополнительные символы. Например, знаки стихий и планет, знаки Зодиака, подписи Ангелов хранителей или символы Архангелов. И в зависимости от этого пентакль будет защищать то ли от болезней, то ли от напастей, то ли устранит кризисные ситуации.
- Значит, этот пентакль ваша бабушка составляла для себя?
- Нет, история этого оберега более древняя, но нужно много времени, чтобы ее рассказать.
Павел сощурил глаза.
- Очень загадочно выглядит это соединение трипольской керамики с пентаграммой. Очень загадочно. И если этому диску столько лет, сколько трипольской культуре, то этот талисман может быть интересен для науки.
- Нет, нет, - Тома энергично замотала головой. - Он не так стар.
И замолчала. Отодвинула от себя недоеденный салат - первая еда в Украине ей не понравилась.
Павел тоже отодвинул тарелку с оставшимся не съеденным и теперь сиротливо лежащим на ней квазивареником.
Подали кофе.
- А вас действительно зовут Тома? Или все-таки Тамара?
- Тамарой меня хотела назвать бабушка, но имя это как-то не по-американски звучит. Тогда решили Тома, чтобы не расстраивать бабушку.
- Бабушка у вас видимо была хорошей, раз так хотели ей угодить.
Тома улыбнулась.
- Моя бабушка в нашей семье была самой главной. Пока была.
- Соболезную.
- Уже почти два года прошло, ей было 85. Подайте, пожалуйста, сахар.
- Пожалуйста, - Павел подал фарфоровую сахарницу, хотя почему-то был уверен, что гостья будет пить кофе без сахара, и был крайне удивлен, когда она положила в чашку целых три ложки. - Я тут в Интернете порылся, почитал, что значит, ваше имя и думаю, оно вам подходит.
- И что именно мне подходит? - спросила Тома, тщательно размешивая сахар и не поднимая на Павла глаз.
- Ну, например то, что оно отличается редкой прямотой и достаточной твердостью.
Тома пожала плечами.
- И это все?
- Ну, это то, что я уже успел заметить в вас. Об остальном могу только спрашивать, - Павел замолчал, ожидая то ли разрешения то ли запрета на проведение опроса, но не дождавшись ни того, ни другого, продолжил. - Вот, скажем интуиция. Там было написано, что все Тамары придают интуиции чрезмерное значение.
- Ну, есть немного.
- Или вот, вспомнил,  Тамара относится к тем, кто открывает тайны жизни.
- Если честно, еще не приходилось.
- Да, еще вот. Любимый цвет Тамары - белый. С этим как?
Тома скривилась - она ненавидела белый цвет. Для нее подвижной и везде сующей свой нос белый был слишком сложным цветом, требующим постоянного внимания, чтобы нечаянно не наставить пятен.
- Нет, белый цвет не для меня. Это точно.
- Промашка, значит. А вот любовь и секс Тамары...
«Нахал» - подумала Тома.
 - О, нет, - остановила она Павла. - Хватит. Давайте лучше поговорим о нашем распорядке.
Павел поднял кейс и, вынимая из него файл с листком бумаги, снова задал вопрос.
- Но все-таки, почему ей нравилось это имя? Американской бабушке?
- Американской бабушкой моя бабушка стала поневоле.
- ?!
- Ее угнали в Германию. В сорок первом. Из Киева.
- Да что вы говорите? - Павел даже на миг замер, таким неожиданным для него оказался ответ женщины.
- Да, вот такая грустная история. Но если бы не это обстоятельство, я бы не появилась на свет. Бабушка в Германии встретила моего дедушку - американского лейтенанта.
- Значит, в Киеве вы не впервые?
- Впервые.
- Как? Ваша бабушка не привозила вас на родину своих предков? - удивился Павел.
- Ну, что вы. Ни меня не привозила, ни сама не приезжала.
- Почему?
- Она была так напугана рассказами о КГБ, что даже там, в Америке часто ничего не хотела говорить по телефону. Просила: «Приезжай дорогая - это не телефонный разговор». А потом оказывалось, что поговорить было нужно всего лишь о новых туфлях, - сказала Тома и неожиданно расхохоталась, и смех у нее оказался звонким, почти детским, что совершенно не вязалось с продольной морщиной на лбу.
- Так как насчет амулета, расскажите его историю? - воспользовался Павел тем, что у женщины поднялось настроение, но та, продолжая хохотать, лишь энергично замотала головой.
- Нет, нет, может быть в другой раз.
Но вдруг смех оборвался - Тома кого-то увидела за спиной Павла.
Он обернулся и тоже увидел высокую и эффектную блондинку, которая входила в зал ресторана и при этом любезно разговаривала с красивым молодым человеком.
- Ваша знакомая? - спросил Павел.
- Нет, я ее не знаю. Мы просто летели одним рейсом. Ну, что ж завтрак подошел к концу, читайте наш распорядок.
- Значит так. - Павел вынул листок из файла, не понимая, зачем он это делает - и адреса и сам распорядок на сегодняшний день были записаны на него только час назад и еще не успели выветриться из его головы. - Сейчас мы осматриваем квартиры. Они недалеко от лавры и с окон обеих виден Днепр… который чуден в любую погоду. Переехать сегодня мы, правда, не успеваем. Хотя, если подсуетиться.
- Не нужно суетиться. Возвратимся и я перееду.
- Ну, тогда по дороге посмотрите Киев - я выберу соответствующий маршрут. И сейчас и когда поедем в Борисполь. Вылет в Донецк в 17.00. А, кстати, зачем вам Донецк?
- Просто хочу посмотреть, - строго сказала Тома и снова замкнулась.
«Какого черта я спросил? - огорчился Павел, увидев на лице женщины старое выражение лица. - Какое мое собачье дело?»
Поднял кейс, бросил в него файл.
- Гостиницу я заказал. Ту, что вы просили. Правда, свободными были только два люкса.
- Ну и замечательно.
- Замечательно, - вздохнул Павел. - Ну, что, пошли?
- Вы же кофе не выпили.  Пейте. Я подожду.
Кофе был уже остывшим, но заказывать новый Павел не рискнул.
- А можно еще один вопрос? - спросил он, сделав первый глоток.
- Ну, если только один, - ответила Тома.
- Что вы хотите найти в лавре?
- Я хочу разыскать одну рукопись. Нет, не так. Я хочу убедиться в том, что эта рукопись существовала.
- Интересно, как вы в этом убедитесь, если ее не обнаружите?
- М-м-м. Действительно. Я, наверное, еще не совсем правильно формулирую мысли на русском языке. Вы когда-нибудь слышали о старце Филофее?
- Нет, не слышал.
- И тем не менее. В Санкт-Петербурге вышла книга. Называется: Пророчества старца Филофея о конце света.
- И что?
- Авторы считают, что Филофей был монахом Киево-Печерской лавры и что у него были видения, которые он записал. И в которых сегодня можно увидеть многие свершившиеся события.
- Какие, например?
- Ну, скажем Чернобыльская трагедия.
- Ага-ага, - хмыкнул Павел.
- Или гибель башен-близнецов, или скажем цунами в Таиланде и Индонезии.
Павел уже откровенно смеялся.
- И нечего смеяться, - возмутилась Тома. - Он, между прочим, видел конец света…
- …который произойдет, конечно же, в 2012 году. Ох, кто только не спекулировал на этом. Да! Бедные, бедные лаврские пещеры. Чего только им не приписывают.
- А что собственно такого в том, что здесь мог быть старец, который был провидцем?
Павел развел руками.
- Я вот, например, хочу найти библиотеку Ярослава Мудрого, хотя боюсь, что она давно либо сгнила, либо спокойно стоит на полках у какого-нибудь именитого коллекционера. Но все равно ищу, поэтому, вполне вас понимаю.
- Спасибо! А  что еще интересно, приписывают лаврским пещерам? - Тома не любила, когда ее слова подвергали сомнению, поэтому вопрос задала почти с вызовом.
- Что приписывают? А слабо, что здесь храниться забальзамированное тело Иуды, который отдал душу за нашего Иисуса Христа?
- В смысле? - Тома была ошарашена ответом, так как о Киевской лавре как ей казалось, прочитала и знала все, что только можно было о ней знать, но услышать ответ на свой последний вопрос не успела.
К столику подошел официант, который стал убирать посуду, показывая, что пора и честь знать - Тома и Павел уже давно не ели, а в дверях толпились постояльцы гостиницы, что ожидали освобождения столиков.
- А, ладно, - понял недовольный взгляд обслуги Павел. -  Об этом по дороге, если захотите, потому что нам уже пора.
Молодые люди поднялись и направились к выходу, по пути столкнувшись с блондинкой и ее спутником, которые тоже покидали ресторан. Тома даже собралась поздороваться, но блондинка на Тому не обратила никакого внимания - женщины, не ухоженные до такого уровня как она сама не входили в круг ее интересов. Да, скорее всего, Элен и не поняла кто это. Она щебетала с красавчиком на английском и звонко хохотала - Элен была в прекрасном настроении.
Дела, приведши ее в эту страну, были не простыми и требовавшими немедленного исполнения, но Элен не могла отказать себе в маленькой слабости, так как в своих рабочих командировках по миру любила совмещать полезное с приятным. С таким приятным, как этой высокий мачо.
Утром в ее номере зазвонил телефон, и мягкий мужской голос намекнул, что гостиница может предоставить даме так называемые экскорт-услуги. Выслушав предложение, Элен тут же согласилась позавтракать с молодым человеком.
Да, 35. Да, не совсем молода - как хотелось бы. Но ухожена. С приличными формами, не покрытыми целлюлитом.
Она надела платье, подчеркивающее все это, и спустилась в холл отеля, что, правда, слегка волнуясь, но, тем не менее, с уверенным выражением лица. И какого же было ее удивление, когда она увидела того, кого взяла себе на время пребывания в этой стране. Высокий, накачанный, с ухоженными волосами и телом - этот мальчик воистину станет ее вдохновением в такой непростой командировке.


 «Лесные» жители работали слаженно и на стол Ильяшенко ложились все новые и новые донесения по последнему делу.
Донесения радовали - открывались все новые и новые детали о прибывших на землю Великой Руси. Но, тем не менее, сделать какие-то окончательные выводы пока не получалось.
Пастор все еще спал в своем номере на реке, и выходить по всему не собирался - ему в номер занесли нехитрый завтрак и напитки.
Машина, которая встретила святого отца в аэропорту, вопреки ожиданию принадлежала не какой-нибудь протестантской церкви, а одному из коммерческих банков Украины, чей владелец до сего времени в особой тяге к религии замечен не был. Сам же банк работал без скандалов, не привлекая к своей деятельности ни прессу, ни прокуратуру. Но может это всего лишь уважение к VIP-клиенту, чей счет отличается большим количеством нулей.
Что касается Церкви Откровений Христа, то ее сайт недоступен, и взломать его умельцам СВР пока не удается. Но это дело времени.
Кадасти уже бывал в Украине. В течение десяти лет он приезжал сюда один-два раза в год. Но за последний год это был уже третий его визит и цели этих визитов были более чем расплывчаты. Приезжал, уезжал и какого черта - не понять.
Не выходил из номера и Анджело Трони. Позвонил с утра в редакцию журнала «Parubok», сказал, что плохо себя чувствует, и видимо отсыпается после трудного перелета. Еду в номер ему не заносили.
Но этот Трони все меньше интересовал генерала - какая-то пустота была в этом человеке, и даже веяло от него какой-то гнусностью. Ну, может и правда, гомик или любитель детской порнографии - обычно у них такие пустые глаза, - но это уже не дело его ведомства. Хотя со счетов не сбросишь, нужно все довести до логического завершения.
Трони был в стране впервые, и только богатая фантазия могла увидеть в этом человеке агента, способного расшатать устои страны.
- А вспомните Штейна, - оппонировал Погребицкий. - Разве он был похож на резидента? А сколько беды наделал! И тоже, между прочим, все считали его извращенцем, а оказался…
- Когда это было? - перебил полковника Ильяшенко. - За царя Гороха? Времена сейчас другие и… чувствую я. Ладно, дальше.
Синий чулок завтракает в гостиничном ресторане, после которого, скорее всего, отправиться на экскурсию по Киеву по накатанному маршруту с украинским сопровождающим, чья роль в этой истории пока весьма расплывчата. Работник музея и вдруг оказывает помощь лавре, но может это всего лишь дополнительный заработок?
- Приглядитесь к нему хорошенько, - говорит Ильяшенко, что-то помечая в своих бумагах.
Тома Крейцер тоже впервые посещает Украину. Историк по образованию, не замужем.
Мазур даже спать не ложился. С утра поел борща с пампушками и теперь шастает по Узвозу. Правда, вопреки ожиданию не скупает все подряд, а только смотрит и трогает. А когда бьет колокол на Андреевской церкви, то он останавливается, поворачивается лицом к творению Растрелли и неистово креститься. Жара в городе ужасная и наблюдатели просто из сил выбились, бродя за ним вверх-вниз по крутому спуску.
А Джон Браун наоборот. Вскочив с утра пораньше, встретился с местными бизнесменами средней руки, потом заглянул с ними в ресторанчик и теперь спит непробудно в своем номере.
В своем номере находится и Элен Томпсон, но в отличие от Брауна она не спит. 
Уже второй час прослушка слышит только стоны, вскрики и львиный рев. Прекрасная блондинка предается плотским утехам. Но ей можно. Элен женщина незамужняя, так что кто ее может в этом обвинить.
Что же до Рональда Гранта, 25 лет от роду, которого генерал занес в список по собственной неосторожности, то, как в известной книге о двенадцати стульях, он сначала вскочил в маршрутку, а потом и вовсе пропал в районе улицы Немировича-Данченка.
 Погребицкий только руками разводил, а Ильяшенко не знал, что ему предпринять. Оказаться в роли Бендера, что махнул рукой на десятый стул, ему не хотелось, но и зацепок, где искать этого Рональда не было.
Студент Вашингтонского университета города Сиэтла, отделение философии - вот и все, что было о нем известно. И цель визита - хрен поймешь.
И сразу новое донесение. В номере у пастора зазвонил мобильный.


Майкл открыл глаза и сразу понял, что звонит ОН. По мелодии, которой соответствовал звонок именно от этого человека.
- Доброе утро, - поздоровался густой баритон, и Майкл невольно вскочил с постели, не понимая комизма происходящего - Майкл спал голым и теперь его напряженный вид мог вызвать только смех. - Хорошо долетели?
Мужчина говорил уверенным, спокойным, но не достаточно громким голосом. Как раз таким, который заставлял собеседника напрячься до предела, чтобы не пропустить ни единого слова, каждое из которых может стать определяющим в разговоре.
Кадасти знал эту отличительную черту шефа, поэтому приложил трубку к правому уху, которое было особенно чутким.
- Все хорошо, - ответил громко и четко, но не до конца понимая причину звонка.
Все детали его визита в Украину были оговорены до мельчайших подробностей еще в штаб-квартире церкви. Да и вряд ли шеф стал бы говорить об этом по телефону.
Кадасти ухмыльнулся - получалось, что ОН позвонил только для того, чтобы узнать, не стошнило ли Кадасти в самолете.
Но в следующую секунду ухмылка слетела с его лица.
- Вам следует сегодня же уехать из Киева, - сказала трубка. - Ваша встреча переносится в Одессу.
Кадасти показалось, что он задыхается. Ведь именно этот город он и предлагал сделать стартовым в их святом деле, но никто даже не оговаривал с ним этот вариант.
Приезд Патриарха Всея Руси в страну, где такая мешанина конфессий, где нет взаимопонимания внутри самой православной церкви и где без каких либо запретов и ограничений развиваются религии, как запада, так и востока, не мог не ознаменоваться протестами и всевозможными акциями, которые, конечно же, в основном пройдут в столице. И власти осведомлены об этом не хуже, чем их организация, поэтому приплыв работников правоохранительных органов со всех регионов Украины будет максимальным. Следовательно, проведение акции уже изначально ставилось под угрозу.
Тогда почему все его замечания были столь решительно отвергнуты в Америке и приняты во внимание сейчас, когда он уже прибыл в страну?
Но, конечно же, все эти вопросы пронеслись в его голове - задавать их по телефону строго воспрещалось.
- Билет на поезд вам доставят в номер, - меж тем продолжила трубка. - Отправление в 16.00. В Одессе вас встретят. Да прибудет с вами воля всевышнего.
- Да прибудет, - ответил Майкл, и в следующую секунду в телефоне воцарилась мертвая тишина.


- Ну и что ты думаешь по этому поводу? - спросил Геннадий Александрович у Погребицкого, когда звонивший из Сан-Франциско отключился.
Он как-то незаметно для самого себя перешел с полковником на «ты» и поскольку Погребицкий на это не отреагировал, то Геннадий Александрович так и продолжал тыкать.
- А что тут думать? По-моему, вы этого Майкла записали в список совершенно напрасно. - Погребицкий поправил очки движением человека, который стал ими пользоваться только недавно. - И возраст неподходящий и вот, пожалуйста, какая-то там встреча перенесена в другой город. Вы же знаете, как с этими протестантами. Тут тебе и сэконд-хэнд и программки на телевидении, ну и прочая муть.
Ильяшенко откинулся на спинку кресла и с силой потер лоб - голова раскалывалась с самого утра.
- Почему в Одессу? - спросил устало.
- А почему бы и нет? - в тон ему спросил полковник. 
Генерал снова потер лоб. Поспать удалось только пару часов, и сейчас он чувствовал себя не совсем хорошо.
Получалось, что он сам создал себе дополнительные трудности. И с этим Майклом и с исчезнувшим философом. Но очень уж интересным показался первый, когда он увидел его, разглядывая пассажиров самолета. Человек будто бы сам просился, чтобы им заинтересовались поближе. Ну и интуиция, которой Ильяшенко, привык доверять (те проколы он не брал в расчет - был конец недели - усталость, недосыпание) - что-то чесалось внутри него, когда он смотрел на Майкла.
- Церковь Откровения Христа не зарегистрирована в Украине, - сказал он, размышляя, - и документы на ее регистрацию не подавались.
- Значит, у них другие цели, - сказал Погребицкий. - Скажем так - не совсем божественные.
Полковник замолчал и снова поправил очки. Он не верил в Бога и даже не пытался подыгрывать в этом вопросе, который стал очень модным в последнее время во всех общественных кругах. Атеизм, привитый в нем практически с молоком матери, был непобедим, и он цинично считал, что всюду правит, к великому сожалению, всего лишь золотой телец.
- Да, я могу представить, что под видом миссионерства может быть любой бизнес, приносящий хорошие деньги, - продолжил он после минутного раздумья. - Но чтобы политика, думаю - это исключено.
И все вроде правильно было в размышлениях и доводах полковника, но генералу не давали покоя глаза пастора. Вот мучили они его, и поделать с этим он ничего не мог.
Так что все-таки делать с этим Майклом? Выбросить из списка? Продолжать наблюдение?
Но голова раскалывалась, и Ильяшенко решил, что у него еще есть время, чтобы принять окончательное решение, а пока пусть все остается, как есть.


Билет доставили буквально через полчаса, и это тоже покоробило Майкла. Значит, его отъезд из Киева в Одессу планировался не сегодня - он усмотрел в этом недоверие и причину его не понимал.
Хотел пообедать, но передумал. Аппетит после невеселых мыслей испарился, как будто его и не было.
Глянул на часы - нужно еще заехать в посольство, так, что если пробки или что-то еще непредвиденное и незапланированное, то, как раз без спешки и суматохи он попадет на вокзал как раз вовремя.
Кадасти набрал телефон сопровождающего и попросил подать машину сейчас же.
Подошел к зеркалу - на него смотрел элегантно одетый, моложавый не по возрасту мужчина, которым он без ложной скромности очень гордился. Он вообще считал себя человеком, найти в котором недостаток было практически невозможно.
Хороший семьянин, прекрасный отец, целеустремленный борец за светлое будущее человечества - нет, причин для недоверия к своей особе он не понимал, поэтому возникшие было сомнения, отбросил и взбодрился.
То, чем он занимался, требовало не только больших затрат и материальных и человеческих, но и большой конспирации и дело именно в этом. ОН не мог рисковать, вот откуда эта дальновидная засекреченность.
Майкл вышел из гостиницы и увидел автомобиль, поданный почти к трапу.
Сопровождающий вежливо распахнул дверь и Кадасти юркнул в прохладу салона дорогой машины. Улыбка блуждала по его лицу - он был доволен собой, жизнью и даже мальчишка больше его не раздражал. Все шло так, как он хотел и даже более. Все складывалось так, как он предлагал в своей записке.
- В посольство, - сказал он, и автомобиль тронулся с места.
Проехав немного по набережной, водитель повернул направо. Перед фуникулером резкий поворот налево, а там наверх к Михайловскому златоверхому и, не доезжая квартал до Софии Киевской направо и прямо на Лукьяновку. То есть проехали кучу памятников, ради которых главным образом и приезжает турист в столицу Украины, но Кадасти всех этих достопримечательностей не видел.
Он улыбался, глаза его смотрели прямо в окно, но он уже был в другом месте, в другой ипостаси и вся окружающая мишура не могла его волновать.


- Ну, все. Больше не могу, - выдохнула Элен и скатилась с кровати. - В душ. Немедленно.
- Но я еще полон сил, милашка, - пропел мальчик, но женщина больше не смотрела на него.
Не оборачиваясь, она замахала руками, что могло означать только одно: все дорогой, пошел к черту. Элен была настолько удовлетворена, что теперь хотела, чтобы ее оставили в покое до того момента, пока она сама не захочет обратного.
Но парень на ее жесты только ухмыльнулся и блаженно растянулся на кровати. Он любил иметь дело с тетками именно такого возраста - ненасытными и необычайно щедрыми.
Но с Элен он прокололся.
Когда принявшая душ и приведшая себя в порядок женщина вошла в спальню, на лице уже не было того наполовину вменяемого взгляда, который блуждал по ее лицу еще совсем недавно. На местного альфонса смотрела деловая женщина, у которой совершенно не было времени на всякие глупости.
- Я за тебя рассчиталась. А вот чаевые, - сказала она и бросила на грудь мальчику 20 долларов. - Если будет нужно, я знаю куда звонить, а теперь тебе пора.
Парень чуть не выругался. И за двадцатку, которая была форменным издевательством и на это: тебе пора. Но сдержался. Улыбнулся.
- А может, я с тобой?
- Нет, - отрезала Элен. - Может вечером. Но, скорее всего завтра. Я позвоню.
И отвернулась. Разговор был закончен - на «Дарфарме» несмотря на выходной день, было все готово к очень важной встрече.
Из номера вышли вместе, но Элен ускорила шаг, как только они покинули лифт, и даже не поворковала на прощание.
- Сука, - бросил сквозь зубы жиголо ей в спину и вальяжной походкой направился в другую сторону.
- Сучонок, - ласково пропела она, чуть замедляя движение, которое вдруг показалось ей нервным. - Но, хорош!
Обычно в командировках Элен любила брать машину напрокат и ездить на ней без водителя, но не в этой стране. Здесь удручали не только пробки и отсутствие европейских развязок, но и отсутствие европейского уважения друг к другу всех участников дорожного движения. Она страшно нервничала, когда сзади идущая машина подъезжала к ней почти вплотную или когда нетерпеливо сигналила, стоило только на светофоре мигнуть желтому свету, предвещающему разрешительный зеленый.
Поэтому выйдя из гостиницы, она юркнула на заднее сидение вызванного такси и с удовольствием расслабилась.
Десять минут релакса, и она снова будет готова работать хоть сутки напролет. Так, закрыть глаза, теперь открыть. Повернуть голову направо, налево. Теперь расслабиться.
И так до самого «Дарфарма». А когда вышла из такси, то сразу увидела «Фольксваген», который заметила еще у гостиницы, когда выворачивала голову то вправо, то влево.
«Интересно, - подумала Элен. - Очень интересно».
И уже в кабинете директора завода, где ее знакомили с ведущими специалистами предприятия и потом на небольшом фуршете, организованном в ее честь, ее не отпускала мысль о преследуемой машине.
Ведь не могли они сработать так быстро, тем более что все делалось с большой тщательностью, не допускающей к главной документации ни одного случайного лица. Да и сама документация была составлена таким образом, что несведущему разобраться в ней с ходу тоже бы не получилось.
«Тогда что?» - мучительно думала она, раздавая милые улыбки налево и направо и отвечая на вопросы не задумавшись ни на секунду.


Тома чуть ошиблась - Павлу было 35 лет, и по американским меркам он мало, что успел в своей жизни.
Окончил Киевский университет. Хотел поступить в аспирантуру, но не поступил.
Женился. Но брак через три года распался, не оставив в душе ничего.
Своей квартиры он не имел - жил на съемной. Личным автомобилем тоже не обзавелся.
Хотел заниматься Трипольем, но мама устроила его в Верхнюю лавру, которая оставалась в ведении национального Киево-Печерского историко-культурного заповедника. С работой для историка в то время было не очень, и мама сказала: потерпи годик. Но он остался в лавре и работает в ней, по сей день. Увлекся поиском библиотеки Ярослава Мудрого, но в этом вопросе стоит еще в самом начале пути.
Последние годы по музею начали ходить упорные слухи, что Верхнюю лавру тоже отдадут в ведение Украинской Православной церкви Московского патриархата, поэтому Павел стал обзаводиться знакомыми среди братии.
Искать библиотеку и не иметь доступа к лавре - нонсенс, думал он, и со временем дорога привела его в приемную Архиепископа. И с этого времени в его руки стала течь пока еще тоненькая, но такая нужная струйка информации о лаврских библиотеках, что находились в ней в разное историческое время.
А потом его попросили оказать лавре услугу.
В страну должен был приехать американский ученый-историк для изучения старинных рукописей и Павла попросили его встретить и попатронировать, пока тот не устроится и не освоится.
Павел сначала хотел отказаться - денег за это не предложили. Но потом подумал, что по всегдашней традиции украинцев американцу позволят больше, чем позволяют ему и тогда он, может быть, сможет, наконец, увидеть и хранилище фолиантов, и закрытые для посещения посторонних пещеры.
Он взял в заповеднике отпуск и приготовился всего себя посвятить… И тут узнал, что историк - женщина. Ей 30 лет, она хорошо образована, говорит на русском и имеет лучшие рекомендации.
Чтобы получить наивысшую выгоду от миссии, которая на него свалилась, он должен с женщиной подружиться, решил Павел, стать незаменимым для нее человеком в этой чужой и непонятной стране, а может и еще кем-нибудь. Но заглядывать так далеко Павел не спешил, так как представлял Тому тощей, длиной и с лошадиными зубами.
Лавра предложила автомобиль представительского класса, и Павел встретил на нем Тому Крейцер в аэропорту и там его ждал сюрприз. Тома оказалась стройной и симпатичной, и прикус у нее был правильный и весьма приятный.
И хотя она заговорила с ним недовольным тоном и сморщила сердито лоб, она все равно не вызвала в Павле никаких отрицательных эмоций. Можно было даже сказать, что Тома ему сразу понравилась.
Ну, вот и хорошо, внутренне рассмеялся он, охмурять такую будет вдвойне приятно.
И сейчас, выходя из гостиницы, он за ней наблюдал, чтобы определить, как она отнесется к тому, что автомобиль за ней приехал уже не тот. Так как лавра предоставила лимузин лишь для встречи американского гостя, далее переложив эту проблему на самого Павла.
Сперва он решил не напрягаться - гостиница была в двух шагах от обители. Когда узнал, что нужна квартира и та нашлась недалеко от лавры. А вот когда Тома заговорила о полете в Донецк, он подумал, что без транспорта никак не обойтись, особенно если учесть его далеко идущие планы по соблазнению коллеги.
Хотел на месячишко взять машину у друга, но тот по причине лета укатил на ней в Крым. Аренда оказалась не по карману. И тогда запрятав свою гордость, куда подальше он позвонил маме и согласился на время взять у нее давно предлагаемый отчимом автомобиль отечественного производителя, к которому они сейчас и направлялись.
Павел услужливо распахнул дверь недорогого автомобиля, и Тома с улыбкой благодарно кивнула. Устроилась на переднем пассажирском сидении и достала из сумки потрепанную тетрадь. Лицо ее при этом не выражало ни удивления, ни недовольства, ни молчаливого вопроса.
Автомобиль тронулся, и гостья прильнула к окну, внимательно рассматривая все, мимо чего она ехала.
Она с интересом рассматривала улицы, по которым катился не очень комфортабельный автомобиль Павла, и сверяла маршрут с картой. Киев ей определенно нравился.
И даже отсутствие в машине кондиционера, которое в такую жару сначала раздражало, как-то ушло на второй план. В открытые настежь окна врывался ветерок, и жара досаждала лишь на светофорах, если он неприветливо включал свой красный сигнал.
Тома смотрела на карту, потом в свою тетрадь и радовалась как ребенок - она узнавала то, чего раньше никогда не видела.
Останавливаться у памятников сегодня, не было времени, поэтому Павел лишь притормаживал у них.
- Здесь природоведческий музей. Неплохой, между прочим. Будет желание, сходим... А это оперный театр, тоже можем сходить. Балет любите?
- Нет.
- А оперу?
- Тоже нет.
- Ну, нет, так нет... А это Золотые ворота...
- Ой, Софийский собор, - закричала Тома, когда машина вынырнула из тени каштанов недалеко от главного входа в храм. - А что там за памятник?
Ну, уж здесь не остановится, Павел не мог, потому что это была его тема, о которой он мог говорить часами. И раз Тома сама проявила интерес...
Павел припарковался и повел Тому к памятной стеле, вырубленной из серого гранита.
- Это напоминание о знаменательном событии в истории Киевской Руси, - сказал он.
С рельефного изображения на Тому строго смотрел сам великий князь Ярослав Мудрый.
- В лето 6545, - начала читать Тома начертанные под изображением слова. - Сей же Ярослав, сын Володимер, насея книжными словесы сердца верных людей. Велика бо польза бывает человеку от учения книжного.
Обернулась вопросительно к Павлу.
- Это от сотворения мира. А на самом деле в 1037 году Ярослав Мудрый основал первую на Руси библиотеку. Вот ее-то я и надеюсь отыскать.
- А почему в лавре, а не здесь?
- А вот это интересный вопрос, - Павел широко улыбнулся и включил гида. - В то время Ярослав Мудрый и его наследники создавали собственную церковную иерархию, для чего нужно было иметь отечественные монастыри. Поэтому на киевской земле появляются русские православные обители и главная среди них - Киево-Печерская. В ней вводится Студийский устав, который требует, чтобы монахи читали духовные книги. И чтение это не было развлечением. Это было делом наравне с молитвой и послушанием, что способствовало созданию большой библиотеки, у истоков которой стоял бывший митрополит Илларион.
Считается, что это он вместе с Ярославом был инициатором постройки Софийского собора и создания первого книжного собрания на Руси.
Этот Илларион был поставлен князем митрополитом. Но вскоре они повздорили,  Илларион оставил пост и ушел в Печерский монастырь простым монахом. Так вот предполагается, что он и вывез с собой, то ли всю библиотеку, то ли ее часть, что и положило начало Печерскому книжному собранию.
Известно, что собрание пережило татаро-монгольское нашествие. Что было с ним со второй половины XIII и до конца XVI веков неизвестно из-за отсутствия письменных источников. Практически никаких документов этого периода об истории пещер до наших дней не дошло. Но о библиотеке снова вспоминают в начале XVII века. А потом… Может, она в подземельях Успенского собора. Может, в пещерах. Ладно, поехали дальше.
А дальше машина пролетела Михайловскую площадь, спустилась к Майдану и от Европейской площади прямо к лавре.

      
Ильяшенко читал сводку, все больше закипая.
Ну, все как люди. Приехали в чужую страну, занимаются своими делами. Встречаются с кем-то, что-то смотрят, пьют, едят, трахаются, наконец. И только этот Анджело Трони - тьфу, что за имечко Бог дал - сидит сиднем в своем номере и ни гу-гу. Какого черта тогда приехал?
Ребята уже упарились сидеть в машине, а из номера ни звука. Пришлось даже изобразить: Простите, я перепутал номер. Но даже в этом случае Трони дверь не открыл, а только сказал, чтобы его не беспокоили. Чем он там занимается?


Джону и после сна не стало лучше. Он точно траванулся, но обращаться в украинскую больницу не спешил - наслышан. Позвонил жене и та спокойно, без намека на волнение в голосе посоветовала пить много зеленого чая. Вот он и пил.
В горле было горько, пить совсем не хотелось, а он все заказывал и заказывал зеленый чай, о чудодейственных свойствах которого с удовольствием рассказывал официант.
Виктор сидел напротив, лениво ковырялся зубочисткой в зубах и молчал. Его уже порядком закумарила эта ситуация, но нужно было держать лицо, хотя бы до подписания договора.
Вот так и сидели в чаевне, с окна которой Киев лежал как на ладони, думая каждый о своем.
Виктор, правда, не очень думал. Он просто смотрел на Джона и материл его так, что если бы мысли имели силу оружия, то от Джона уже не осталось бы и мокрого места.
Джон же страдал, но в то же время напряженно думал о том, что это отравление ему совсем не с руки и что дело стоит, а время наоборот неустанно бежит и что такое промедление ему вряд ли простят.


Мазур зашел в прохладу железнодорожного вокзала и с удовольствием вздохнул полной грудью. Жара измучила его, а с ней необходимость все время пить. А потом искать туалет. А потом снова пить.
Сначала он пил только кока-колу, но жажда не проходила. Тогда он купил воду с газом - какую-то местную и совсем невкусную. Потом его соблазнили холодным квасом и как апогей - холодным пивом.
Пить пиво было необычайно хорошо. Жажда отступала, легкий хмель кружил голову и вызывал приятное чувство голода. Но очарование прошло буквально через десять минут. Жажда вновь вернулась, разболелась голова, и пот стал струиться уже безостановочно.
Иван хотел пробыть в столице несколько дней - поклониться Святой Софии, к стенам которой прикасался сам Ярослав Мудрый, поклониться Успенскому собору, восстановленному к 950-летию лавры, поклониться памятнику жертвам голодомора. Но непривычная для него жара нарушила все планы, вот поэтому он вошел в здание железнодорожного вокзала с твердым намерением покинуть столицу если не немедленно, то в ближайшие часы. Как будто Украина - это Америка. И отъезд с центра на запад мог что-то кардинально изменить в погодных условиях.
Он купил билет в Черновцы и с удовольствием присел в прохладном зале ожидания.
С таким же удовольствием недалеко от него присели мужчина и женщина, что изнывали от жары, не менее чем Иван Мазур.


Водитель притормозил, оценивая ситуацию с парковкой, но Майкл решил не ждать, пока автомобиль припаркуется. Он вышел из машины, чтобы пройти оставшийся путь пешком.
Легким шагом он направился к калитке, не обратив внимания на «Фольксваген» с затемненными стеклами, что остановился в двух шагах от него, нарушая все правила слежки, что было вызвано большим скоплением автомобилей на узкой улочке, на которой разместилось посольство США. Сидящие в авто отвернулись, когда Кадасти беспечно прошел мимо них.
На лице Майкла блуждала полуулыбка, совсем недавно так насторожившая Ильяшенко, но сейчас в этой полуулыбке читались другие чувства.
Кадасти шел в родное посольство, над которым развевался родной полосатый стяг и в котором его сейчас встретит человек, принадлежащий к его Церкви. Он практически шел к себе домой. Бушевавшие с утра чувства в его душе улеглись, разместившись по предназначенным им полочкам, и он наслаждался чувством гордости, которое ощущал каждый раз, понимая свою принадлежность к такой великой стране.
Майкл сделал шаг в калитку и вдруг остановился, любезно пропуская юношу, который бойко выскочил ему навстречу. И этот жест тоже говорил о его хорошем расположении духа, в противном случае невежливого юношу могли ждать жесткий выговор и взгляд Майкла, после которого долго-долго сводит желудок.
Но сейчас пастор был в настроении, поэтому он остановился и сделал шаг назад.
- О-па! - воскликнул водитель «Фольксвагена», и все поняли, что он имеет в виду.
Все сразу узнали в бойком юноше Рональда Гранта, которого именно они и упустили несколько часов назад.
Новость застигла Ильяшенко, когда он пытался запихнуть в себя бутерброд с буфета, запивая его некрепким кофе.
Какого черта делал простой студент в посольстве? Что ему там нужно? А может это и есть зацепка, которая может повести в нужном направлении?
Генерал проглотил только что откушенный кусок колбасы и выкрикнул:
- Все внимание на философа. Пусть едут за ним, а пастора встретьте в Одессе.
«Фольксваген» тронулся с места и покатился за Грантом, который бодрым шагом стал удаляться от посольства.


Константин закрыл двери в погреб, подпер их старым поленом, и присев рядом на травку, вытер пот - он волновался.
Все было готово и ничего не могло помешать проведению мессы, но уж слишком высоким был гость, прибывший из самого Сан-Франциско. И слишком серьезными были требования при выборе молодой ведьмы.
Это должна быть молодая красивая девушка, которая даже не нюхала наркотиков и не знающая никакого греха. Быть девственницей - конкретно такое условие не выдвигалось, но вроде как предполагалось, что очень удивляло. То есть требовалось найти то, что найти в радиусе 500 километров не представлялось возможным. В лоно Церкви Сатаны удавалось заманить молодых людей как раз именно с плохими наклонностями - наркотики, алкоголь, неблагополучные семьи и сколько хочешь греха. А тут вдруг найди им чистую овечку, которая к тому же должна по доброй воле согласиться стать невестой самого Сатаны.
Задание прислали еще полгода назад, и Константин прямо с ног сбился, подыскивая нужную кандидатуру, пока не познакомился с невестой своего сына.
Мальчишка учился в Одессе и часто приезжая домой в село Нерубайское рассказывал отцу о девушке Олесе. Та приехала из Белоруссии, но влюбилась в Украину и может даже останется в ней после окончания университета и может даже в качестве его жены. 
Константин слушал сына в пол-уха - ну кто не идеализирует девушек в 18 лет? А потом они приехала в село на каникулы, и он понял, что это и есть то, что ему нужно.
Олеся и впрямь как никто другой подходила для этой роли. Чтобы выйти на другой уровень в мировой иерархии Церкви Сатаны, были нужны именно такие люди - умные, любознательные, разносторонне одаренные. Девушка знала языки, была начитанной и рисовала замечательные пейзажи.
Уже через неделю Константин смотрел на Олесю, как на собственное приобретение, с которым мог шагнуть может даже и в высший совет Церкви, но мешал сын.
И может убедить мальчишку стать членом Церкви и не составит труда, но, как объяснить ему, что совокупление его отца с его девушкой (которую тот боготворит) - это дело нормальное, приемлемое и даже освященное, если правильно трактовать «Библию Сатаны».
Но со временем он перестал об этом думать, направив все свое красноречие на Олесю, полагая, что та сама сумеет разобраться с этим, едва ему удастся убедить ее, что Сатана и есть самый главный бог, достойный поклонения.
Обычно сын жил с сестрой Константина - после смерти жены так стало проще, - но на этот раз отец стал настаивать, чтобы дети останавливались только у него, и стал вести с ними частые разговоры, помня условие о добровольном согласии на роль невесты. И незаметно для себя самого, стал воспринимать Олесю как женщину, которую ждал всю жизнь.
Казалось, что и она с интересом смотрит на Константина - куда его сыну до него. Константин собирался жить долго, поэтому был здоров, накачан и начитан сверх меры. И английский выучил самостоятельно, надеясь когда-нибудь уехать из Украины.
Но это только казалось. Ведя в течение дня разговоры с Константином, глядя при этом ему прямо в глаза и внимая каждому его слову, вечером она все равно целовалась с его сыном, и он наливался злостью и желанием убить молокососа. Но терпел, свято веруя, что всему свое время.
Константин просил их приезжать почаще, говоря, что скучает в одиночестве, и они стали бывать в Нерубайском почти каждые выходные, а он традиционно заводил разговоры.
Разговоры были философские, подводящие мысли Олеси к тому, что человек всегда живет в ограничениях и направленные на то, чтобы разбудить в девушке жажду полной свободы. Которую, по мнению Константина, как и каждого адепта Церкви Сатаны, может дать только сатанизм.
Но подводил он к этому постепенно, не форсируя событий. С Олесей нужно было быть очень осторожным - времени искать другую девушку, у него не было.
Она рисовала, а он подсаживался и начинал говорить. Сын, как правило, на это не реагировал, а Олеся парировала. Парировала неизменно легко и главное убедительно, что все больше и больше нравилось Константину, хотя  и не приближало его к цели ни на шаг.
- Свобода - это самое главное, что может быть у человека, - говорил он. - Значит, человек имеет право делать все, что захочет.
- Но другой человек тоже хочет свободы и он тоже властен делать все, что захочет, - смеялась Олеся. - А если понимание свободы не совпадает у этих двоих, тогда что?
- Ну, как не совпадает? Свобода, она и есть свобода, - настаивал на своем Константин.
- Ну, хорошо. Вы, к примеру, свободны спать. А я орать. Вам понравится выражение моей свободы? - Тут по двору пробежала кошка. Олеся взглянула на нее и прыснула от какой-то своей мысли. - Или вот, например человек захотел, извините, покакать. Он имеет право сделать это посередине площади, по которой гуляет много людей? Ведь это тоже свобода?
- Олесенька, это какие-то радикальные примеры, а я несколько о другом. Ведь всегда от человека требуются какие-либо ограничения. Скажем, в одежде, во взаимоотношениях и даже в еде.
- Ну, это когда-то было, во времена вашей молодости. Сейчас, по-моему, никто ничего не ограничивает.
И так каждый раз. И подойти к самому важному - к вопросу что Сатана и есть бог, провозглашающий принципы свободы силы, - никак у него не получалось.
Но однажды в особо жаркий день, когда от жары воздух казался густым и тяжелым, он осмелился сделать один маленький шажок. 
- Ну, хорошо, - сказал он, согласившись с очередным выпадом Олеси, которая в этот день все отрицала, и как казалось, отрицала не от убеждения, а от злости. -  А как на счет власти над другими людьми?
- А мне это не нужно, - заявила она и отошла от холста. - Зачем мне власть над людьми? - И прищурилась, разглядывая и так и эдак свой рисунок.
- А что тебе нужно? - спросил Константин, внимательно следя за ее глазами.
- А вот чтобы этот листочек правильно извернулся, как будто на него подул сильный ветер, - ответила она, снова подойдя к мольберту и делая кистью мазки, которые ни к чему не приводили. Листочек на полотне обвис, и изображать полет никак не собирался.
И вдруг Олеся сделала то, что внушило Константину надежду, что у него все получится.
Девушка макнула кисть в черную краску, и остервенело, со злостью закрасила только что нарисованную ветку дерева. Потом отшвырнула кисточку, отбросила палитру и ушла, больше не сказав ни слова.
Она уходила, за ней бежал сын, а Константин не мог налюбоваться ее стройными ногами, открытыми смелыми шортами до самых ягодиц, и гордо поднятой головой, волосы на которой были собраны в высокий хвост, отчего незагорелая шея была выставлена напоказ.
Константин сглотнул слюну.
А через несколько дней поехал в Одессу и «случайно» встретил Олесю около университета. И вот без сына он развернулся вовсю.
А потом стал ездить туда постоянно.
Узнав расписание занятий, и точно подгадывая, когда сына не будет рядом с девушкой, он применил все свои знания и навыки, доведенные многолетней практикой до лоска, чтобы расположить к себе Олесю. И действовал для этого поистине дьявольскими методами.
Он вроде симпатизировал ей, но близко не подпускал. Говорил о любви невероятно красивые вещи, но не брал даже за руку. И давил и давил на струны девичьей души с совершенно равнодушным видом и конечно не удивился, когда однажды Олеся приехала в село среди недели и без своего жениха.
Она так бросилась целовать Константина, что он еле удержался, чтобы не взять Олесю тут же, на траве у дома. Но, помня о мессе и об их счастливом будущем, он только позволил себе унести ее в дом и там целовал, целовал и уговаривал потерпеть совсем немного.
Девушка плакала, ничего не понимая - она ведь приехала, она решилась, а ее отвергают. И чтобы успокоить Олесю, да и себя тоже, Константин, наконец, рассказал ей и о Церкви Сатаны, и о Черной мессе и о невесте, роль которой она должна будет сыграть.
От услышанного Олеся рассмеялась, радуясь, что страхи ее оказались напрасными. Что дело совсем не в ней - не в красоте, не в фигуре, - что дело только в миссии, которую она должна выполнить для своего любимого, любимого, любимого. Конечно, она согласна. Да как хочет, да что хочет, да хоть на край света.

 
А вчера он получил очередное указание.
Перед мессой важный гость должен будет сам поговорить с невестой, и это известие насторожило Константина и очень ему не понравилось.


Тома осмотрела квартиры и выбрала ту, что была поменьше, но поуютнее - две комнатки, одна из которых соединена с кухней красивой аркой и лоджия, заботливо устроенная хозяевами для отдыха и чаепития.
С лоджии открывался чудесный вид и на лавру и на Днепр и очевидно на восход солнца, который Тома надеялась встречать каждое утро, делая зарядку.
Но времени предаваться мечтам, не было.
- Все, - подытожил Павел, - пора в аэропорт.


Рабочий день клонился к своему завершению и Ильяшенко с Погребицким подводили первые итоги.
Пастор, скорее всего, пьет чай в поезде или спит, ну и черт с ним - пока.
Джон в обществе друзей-украинцев парится в баньке. Этот парень совсем вывернутый наизнанку. Целый день чай пил, а теперь поехал париться, хотя логичнее было бы наоборот.
Элен провела день на «Дарфарме». Как он и предполагал, будет производить на украинском заводе новый препарат прошедший клинические испытания в Индии и грозящий спасти человечество от чего-то там.
Мазур дремлет в прохладном зале ожидания, на радость следящих за ним. Ожидает объявление посадки на поезд «Киев-Черновцы».
Грант недалеко от посольства встретился с девушкой и так и просидел с ней там до вечера. Заслюнявил бедную совсем, но той видимо это нравилось - хохотала, целуясь с пацаном почти беспрестанно.
Потом поехали к Институту легкой промышленности, в котором девушка учится на четвертом курсе, зашли в студенческое общежитие и скрылись в одной из комнат.
Крейцер полетела с историком в Донецк.
- Поселились в отеле «Джон Хьюз», - докладывал Погребицкий, - а расплатился, между прочим, наш историк. Два номера по тысяче за сутки.
- Ну, может лавра спонсирует. Это не тот момент, на котором мы должны концентрировать свое внимание. Что они там делают?
- Гуляют. По набережной вдоль Нижнекальмиусского водохранилища.
- Гуляют?
- Гуляют. Сначала, правда, прошлись до Театральной площади, потом развернулись и к водохранилищу.
- То есть они полетели в Донецк погулять. В Киеве негде.
Погребицкий пожал плечами.
- У них обратные билеты на 19.30 на завтра, так что может завтра станет понятен мотив поездки.
- Ну, подождем до завтра.
И, слава Богу, вылез, наконец, на свет Божий господин Трони. Он сейчас на Крещатике, тусуется с киевским молодняком на площади Независимости.
Ну, вроде все при деле и пока ничего подозрительного.


Но Трони не сразу оказался на Крещатике.
Выйдя из своего номера, он направился к портье, чтобы выяснить возможность найма автомобиля.
Портье - битый мужичонка - задумчиво осмотрел Трони, оценивая того на кредитоспособность, и поднял трубку телефона. И уже через сорок минут Анджело осматривал парк подержанных автомобилей в непонятном месте, на его взгляд совершенно не пригодном для такого вида бизнеса. Но он был не в Америке, поэтому все отнес на счет недоразвитости страны третьего мира. 
- Хотелось бы с навигатором, - сказал он крепкому парню в черной майке, который встретил его, то ли с улыбкой, то ли с ухмылкой на лице.
Просьба Трони парня насмешила. И хотя Анджело был уверен, что знает русский досконально, ответ парня он не понял. Слишком много странных, часто повторяющихся слов было в ответе, значения которых он не знал. 
«Значит, навигации в этой стране нет», - решил Трони и снова не удивился.
Выбрал Опелек голубого цвета, но не за технические показатели. Просто эта машина оказалась чище других автомобилей и салон посвежее. Да и стекла у нее были тонированными.
Подождал пару минут квитанцию, но парень, взявши деньги и сказав о дне и месте возврата авто, отошел в сторону и вскоре занялся другим клиентом, потеряв к Трони всякий интерес.
Анджело было решил позвать его, но потом посмотрел на играющие под майкой мышцы, на грозную татуировку, выходящую из выреза на спине и залезающую на шею, и передумал звать.
Разложил на сидении карту Киева, долго изучал ее, наметил маршрут и, наконец, тронулся с места.
Люди в «Фольксвагене» готовы были его убить, так как, намечая маршрут, Трони называл улицы, площади, повороты налево-направо и так раз сто. Казалось, он хочет заучить маршрут так, чтобы тот остался в его памяти до конца жизни. Но какого, же было удивление слежки, когда на первом, же перекрестке Трони все равно повернул в противоположную сторону.
- Дебил, - выругался водитель «Фольксвагена». - Теперь будем ехать, и ехать до поворота.
- А тебе-то что? - спросил напарник.
Анджело свою ошибку понял через три квартала, но развернуться, чтобы ее исправить возможности не было. Он выехал на дорогу, где роль разделительной полосы играл невысокий металлический заборчик, тянувшийся и тянувшийся без какого-либо просвета.
Но вот кажется разрыв. Но, нет - знак «поворот запрещен».
Машин было мало, и наш водила уже бы крутанул налево и через секунду благополучно бы ехал в нужную сторону, но не Трони. Нарушить запрет Трони не мог.
- Слизняк, - сплюнул водитель «Фольксвагена».
- А тебе-то что? - снова спросил напарник.
А тем временем Анджело замедлил движение, перестроился на первую полосу и вскоре повернул направо к скверику, в котором небольшое не первой свежести озерцо, аллейка с лавочками и мамаши с детьми.
Трони зашел в сквер, поозирался минуту, а потом устроился на скамейке, с которой хорошо просматривались и озерцо и детская площадка, и расчехлил видеокамеру.
Стал снимать все подряд, хотя, по мнению слежки, опустившейся на соседней с ним скамейке, снимать в сквере было нечего. Многодневная жара сделала свое гиблое дело, отчего листва на деревьях и кустах в нем была пожухлой и пыльной, цветы на клумбах вялыми, а вода в озерце зацвела, превратив последнее в болотце.
Но видимо Трони что-то находил и в этом природы увядании.
Но потом он вертеть камерой перестал - стал целенаправленно снимать детскую площадку.
Ах, видимо интурист любит малышей, ведь они такие милые, непосредственные и в отличие от своих иностранных сверстников не носят подгузники до восьми лет. Ну, да, не носят. Вон мамаша подхватила девчушку лет трех, стянула с нее трусики и стала держать девчушку на весу. И попочка и писенька на виду - такая невинность. Ну, что поделать? Туалетов не хватает или они дороги для населения, а ведь это всего лишь ребенок. Его моча - божья водичка. А Трони снимает.
- А какого хрена он это снимает? Это что, чтобы показать, что мы бескультурье? - спросил водитель «Фольксвагена».
- Да тут дело кажется в другом, - ответил напарник и сплюнул. - Гнида. - И было непонятно, то ли Трони обозвал, то ли дуру-мамашу.
Через полчаса Анджело из скверика уехал.
И снова вырулил на нескончаемую дорогу, но, слава Богу, вскоре обнаружился разрешенный поворот, а там уже и до центра рукой подать, но остановиться в самом центре у Трони не вышло.
Припаркованных машин было так много, что Анджело был вынужден, покружась, вернуться чуть ли не к Львовской площади, прежде чем смог припарковаться.
До майдана Независимости прошелся пешком и пока шел, разглядывая вполне европейские витрины, вспоминал все, что читал об этой площади.
Ну, во-первых, она стала известной в мире благодаря orange революции, в которой Анджело так и не понял, за кого было нужно болеть. До этого площадь часто переименовывалась, и Трони с интересом рассматривая дорожное покрытие Крещатика, стал эти названия перебирать в своей голове, тем еще раз проверяя способности своей идеальной памяти.
Итак, до X века здесь были лестные дебри, потом пустырь под названием Козье Болото. Потом, кажется, в первой половине XIX века, тут сформировалась площадь, получившая название Крещатицкая, далее переименованная в Думскую. Потом стала Советской, потом площадью Калинина, далее площадь Октябрьской революции и, наконец, good, площадь Независимости.
Трони засмеялся - в третьих станах, на каком континенте они не находятся, очень любят названия с этим словом, может как компенсацию того, что настоящей независимости в них как не было, так и нет.
А вот и сама площадь.
Анджело остановился у почтамта, заинтересованный непонятными лучами, что расположились прямо на тротуаре. Вправо, влево, вверх и вниз, а рядом названия городов и километры.
Да, это же практически карта Украины или, если быть точным, карта авиалиний страны. Странно, в таком месте.
Но не это было главной целью Трони. 
Он пересек Крещатик и вскоре рассматривал площадь, называемую местными майданом, на котором, по мнению Анджело, было много чего лишнего.
Казалось, что архитектор был при смерти, а задумок в голове оставалось много и вот он спешил, чтобы все задуманное успеть воплотить.
Тут тебе и памятники, и фонтаны и высокая белая колонна, которую венчает девушка с непонятным выражением лица и восстановленные Лядские ворота, на которых стоит покровитель города архангел Михаил - у этого тоже недовольное лицо, ему это тоже, наверное, не нравится.
Трони рассматривал площадь со слегка ошеломленным выражением лица, но камеру при этом так и не вынул из чехла - снимать достопримечательность на память не спешил.
Под площадью, знал Анджело, целый торговый центр и он спустился туда, но почти сразу, же поднялся наверх.
Прошел к фонтанам и тут задержался. Возле подростков, что стояли, сидели, лежали и полулежали на бордюрах и скамейках.
Молодежь шумела, что-то обсуждая, громко материлась. Каждый держал в руке бутылку с каким-то напитком и, хотя мэрия Киева запретила распивать алкогольные напитки в общественных местах, это совсем не смущало ни девушек, ни парней.
Анджело даже подсмотрел интересную зарисовку, которую обязательно расскажет маме, когда вернется в Америку.
 Недалеко от него двое парней и две девушки пили пиво из пластиковых бутылок. К ним направились двое полицейских и когда они почти поравнялись с компанией и девушки и парни поставили свои бутылки на асфальт.
- Добрый день, - поздоровались молоденькие полицейские, которые в отличие от американских полисменов были хилыми и бледными.
- Кому-то он может и не добрый, - ответил паренек, и вся компания захохотала.
- А вы разве не знаете, что здесь нельзя распивать спиртное? - спросил один из парней в форме, улыбаясь, хотя чувствовалось, что его обуревают совсем другие чувства.
- А мы и не пьем, - хохотнули девушки и для вящей убедительности показали пустые ладони.
- А это? - спросил полицейский, указывая на бутылки на асфальте.
- А это не наше, - сказали хором молодые люди.
- Да, бросьте, мы же все видели, - начал, было, полисмен, но его перебили:
- А вы докажите, что это наше.
Услышав шум, стали подтягиваться еще подростки. Все улыбаются, а в глазах ненависть к парням, что надели форму, и значит, стали по другую сторону баррикад. Значит, враги.
Это Трони было знакомо. В Америке так часто происходит в цветных кварталах, но здесь, же цвет кожи одинаковый.
- Ну, хорошо, - сдались полисмены, у которых не было ни полномочий, ни сил справиться с таким количеством несовершеннолетних. - На первый раз прощаем, но скоро будем за это штрафовать.
- Хорошо, хорошо, приходите еще, - ответили им.
Полицейские пошли дальше, чтобы повторить следующим нарушителям порядка все сказанное слово в слово, а победившие подростки закричали, засвистели и… подняли пиво и продолжили его пить.   
 Трони очень захотелось познакомиться с ребятами, но он не знал, как лучше подойти к этому вопросу.
Жаль, что Трони не застал то счастливое для интуриста время, когда молодежь сама бросалась в его объятия, в надежде заполучить жвачку, джинсы, какой-никакой диск с зарубежной эстрадой или заветный доллар, который в отличие от рублевой купюры вызывал трепет и заставлял руки потеть. И за это добро абориген тогда был готов платить непомерную цену и даже готов был рассчитаться своей бессмертной душой. Сейчас же этого добра и здесь хватает, поэтому даже американец не так интересен.
Но Анджело показалось, что он сумеет расположить к себе детей, что они станут с ним общаться.
- Good day! - браво сказал он небольшой компании, состоящей из пяти человек и стоящей обособленно от остальных подростков. - Я тоже люблю The Cure, HIM, Rammstein, Lachrymose. Меня зовут Анджело. - Подростки посмотрели на очкарика внимательнее, но представляться не спешили. - Средства массовой информации ошибочно ассоциируют вашу культуру с насилием и ненавистью, но я-то знаю, что это не так, - весело продолжил меж тем Анджело. - У меня в Америке сестра-гот.
- А ты чё не с ней? - спросил самый рослый из компании.
- У меня на работе строгий dress-код, нужно с этим считаться. Нужно зарабатывать на жизнь.
Компания молчала - две девушки, внешность которых за агрессивным черным макияжем не разберешь и три парня, один из которых очень похож на девчонку. Такой тонкокостный с невероятно синими глазами и красивыми чувственными губами.
Трони облизнулся - мальчишка отвернулся.
- Шел бы ты своей дорогой, - грустно сказал высокий и, наверное, главный в этой компании.
- А лучше мы пойдем, - сказала девушка. - Ведь собирались уже.
И хоть бы улыбка или полуулыбка хотя бы у одного на лице. Нет, такая всемирная скорбь о социальном и личном зле.
«И только мы об этом кричим, - говорили их мрачные лица. - Мы - готы. Другие же предпочитают об этом молчать».
Не сказав больше ни слова, компания развернулась и стала уходить, а Трони смотрел ей вслед. И вдруг синеглазый обернулся, но на одно мгновение.
Потерпев неудачу с готами, Анджело двинулся дальше.
- Чо, чокнутые не приняли в свою компанию? - спросил паренек, который сидел один на скамейке, мимо которой проходил Анджело.
- Не приняли, - остановился Трони.
Помедлил секунду, а потом присел рядом.
- Они здесь редко бывают - это не их место, - сказал паренек. - Чувиху ждали. А так они обычно на Контрактовой.
Анджело не стал уточнять, где это, чтобы не спугнуть так неожиданно завязавшееся знакомство.
- Анджело, - сказал Трони.
- Александр, - ответил паренек, - или Санек, как тебе больше нравится. А ты откуда?
- Из Нью-Йорка.
- И какого хрена к нам?
- Интересно.
- Какие мы мудаки?
Слово мудаки было не совсем определено в голове у Трони, поэтому он осторожно сказал.
- Я журналист. Пишу о молодежи разных стран. Как они отдыхают, как проводят свободное время.
- Тогда тебе нужно в клуб, где молодняк оттягивается. А здесь ты чо наскребешь? Тут же голь нищая - пивко и ром-кола и лексикон из трех букв. - Мимо прошествовали две девчонки в экстра-коротких юбках. - Ну и если чё тёлу снять, но это так, середнячок, настоящая фирма в клубах.
- Так может, пойдем? - предложил Трони. - Сделаешь экскурс.
- Не, я не по этим делам, - отказался Санек и вдруг весело расхохотался.
Анджело от этого смеха вздрогнул, вдруг подумав, что зря он принял этого человека за нормального. Но тут увидел девушку, подходящую к скамейке, к которой Санек и засмеялся.
- Все, мне пора, пока, - сказал Саша, вскакивая, и тут же закричал девушке. - Привет Зая, долго телишься.
Саша с девушкой ушли, и Трони стало скучно.
Он еще раз осмотрел площадь, а потом быстрым шагом направился к своей машине и вскоре был у гостиницы.
Ужин заказал в номер и снова закрылся в нем.

 
- …на седьмой платформе, - объявил посадку скрипучий женский голос и Иван Мазур с готовностью подхватил свой небольшой багаж и резво направился к вышеозначенной седьмой платформе, что было удивительно с его комплекцией - вместе с ним зал ожидания стали покидать и все остальные обладатели билетов на маршрут Киев - Черновцы.
Пройдя на седьмой путь и отметив по дороге, что, не взирая, на европейский вид вокзала все равно попахивает туалетом (об этой особенности в Украине он был наслышан), Иван зашел в свой вагон и сразу пожалел о такой спешке - в вагоне стояла невыносимая духота. Он попытался открыть окно, но это у него не получилось - окна в вагоне были закрыты наглухо.
Попыхтев минуту, Мазур чуть не побежал к выходу, чтобы сообщить об этом недоразумении проводнице, но женщина в униформе, стоящая у входа в вагон на его просьбу открыть окно отреагировала странно.
Она внимательно выслушала пассажира, а  потом спокойно отвернулась к другому, который только что подошел к вагону и протянул ей свой билет. Путешествие только начиналось, но женщина уже выглядела уставшей и недовольной и на окружающий мир смотрела только из-под бровей.
Но и об этой особенности Иван был наслышан. Его предупреждали, что в Украине люди неулыбчивы и хмуры и даже те, кому по долгу службы надо бы улыбаться.
Ну, ничего не поделаешь. Его срочный отъезд, из-за которого он сумел купить билет только в плацкартный вагон, предполагал некоторые неудобства.
Иван вернулся на свое место и сев у окна задумался. Украина, любовь к которой была привита его бабушкой, как и знание родного языка, встретила своего сына негостеприимно.
«Так, Україна вже не та, - подумал Иван, - Україну треба рятувати. Але де той рятівник? Порозбрідались по світу твої сини-патріоти і не зібрати їх, не об’єднати».
В груди защемило, и скупая мужская слеза приготовилась скатиться из глаз, но подошел молодой человек, бросил на Ивана безразличный взгляд и сквозь жвачку сказал:
- Это мое место, - поставил сумку на сидение и плюхнулся рядом с ней.
Иван знал, что у него верхняя полка и без напоминаний, но, увидев молодого и худого паренька, он наивно предположил, что сможет исправить это досадное недоразумение - поменять свою верхнюю, запрыг на которую с его излишним весом представлялся ему весьма проблематичным, на нижнюю, на которой он спокойно доедет до места назначения.
Поэтому, когда поезд тронулся, он улыбнулся и обратился к пареньку на чистейшем украинском языке:
- Любий друже! Чи не міг би я вас попрохати помінятися зі мною полицями.? Чи не будете ви так ласкаві? Бо ви молодий ще чоловік, а я вже людина в літах.
Но молодой человек на просьбу даже такую вежливую и произнесенную с улыбкой не отреагировал, только окинул дядьку со старомодными усами презрительным взглядом и пошел в туалет, чтобы сменить дорогие джинсы на подранные шорты. И более того, парень даже не подождал, пока несчастный интурист попьет внизу чая.
Он расстелил постель, как только вернулся и улегся спать, негостеприимно предоставив Ивану самому решать, где ему посидеть до наступления ночи.
И воспитанный Иван, который до этого момента еще как-то сомневался в том, на что дал согласие, после этого презрения разозлился и подумал: «То ви так зі мною? Тоді і я з вами також», - решил он и тем успокоил свою душу.
И пока залазил на верхнюю полку, мужчина и женщина, сидевшие за стенкой, посмеивались и переглядывались друг с другом - очень хотелось помочь несчастному, но, увы…

Спутник космической разведки США непрерывно фиксировал сигналы, природу которых экстренно организованная группа ученых никак не могла разгадать.
Сигналы были зафиксированы еще год назад, сначала слабые, не вызвавшие особого интереса. Удивило только место, откуда они исходили, но все было списано на неудержное развитие цивилизации.
Ради интереса, решили «заглянуть в гости», но сверхсекретная и мощная аппаратура так и не увидела сам источник излучения. Наземные строения, перекрытия, подземные переходы - вот и все, что удалось обнаружить.
Это было неожиданно, поэтому решили заняться сигналами вплотную, тем более что с определенного момента интенсивность излучения стала нарастать, причем это нарастание увеличивалось с каждым днем.
Для этого было решено послать агента под прикрытием, но агента-одиночку, о котором будет знать только узкий круг посвященных. Операция разрабатывалась экстренно, но тщательно и теперь все с нетерпением ждали первых сообщений, но агент молчал.
И в это же время на стол главы оперативного директората спецслужбы США, отвечающего за агентурную разведку, легло донесение.
Прочитав донесение, Стивен Ли Халк почувствовал, как струйка пота потекла по его виску - он ожидал чего угодно, но только не этого.
По последним расчетам ученых, сигнал от неизвестного излучателя был направлен к планете Нибиру, за которой вел наблюдение телескоп Хаббл и информация о которой, была строжайше засекречена.
NASA через свое официальное издание журнал «Астробиология», опровергала любые слухи касательно этой планеты, называя их фантазиями писак-неудачников, но Стивен Ли Халк был одним из немногих, кто знал, что планета действительно существует.
И не только существует, но и стремительно приближается к Земле, неся этим приближением тайфуны, землетрясения и цунами. И в зависимости от того, как близко она пройдет в этот раз, будет зависеть, продолжиться ли человеческая цивилизация или снова придется начинать все сначала.
Планета Нибиру движется по своей орбите вокруг Солнца и раз в 3600 лет пролетает в относительной близости от Земли и от этого происходит частичное или полное смещение земной оси. И именно это смещение когда-то привело к Всемирному потопу, так красочно описанному в Библии.
Если верить ученым и их хронологии, то потоп, уничтоживший все на Земле приблизительно 7200 лет назад, произошел в результате не прошлой встречи с Нибиру, а на цикл раньше. То есть при прошлой встрече с загадочной планетой жизнь на Земле не была уничтожена, следовательно, возможен как трагический финал, так и более оптимистичный. Стивен надеялся на второй вариант, но спать при этом стал хуже и сновидения о бедствиях на Земле просто замучили.
А еще это непонятное излучение, вдруг ни с того, ни с сего направленное к планете - вестнице всех земных бед.
У Халка росли внуки, и это было главной причиной его беспокойства.
 

День второй


- Геннадий Александрович, Геннадий Александрович! - Погребицкий тормошил генерала, но тот легший поспать всего два часа назад не понимал, что от него хотят. - Просыпайтесь, Геннадий Александрович, - то ли настаивал, то ли молил Погребицкий.
Наконец генерал почти вынырнул из забытья и сел. «Умылся».
- Ну, что? - спросил недовольно, уже предчувствуя какую-то гадость, но все еще надеясь, что это только на минутку, а потом снова сладкий сон. Но ошибся.
- Пастор до Одессы не доехал, - выдохнул полковник.
- А, ёб, - выругался генерал и проснулся окончательно.


Проведя расследование на месте, и напугав до смерти проводницу вагона, в котором ехал пастор, сотрудники СВР, наконец, узнали, что Майкл Кадасти вышел на станции Одесса-Раздельная. Что на станции его встречал «Мерседес» представительского класса и что автомобиль с прибывшим и еще две сопровождающие его машины проследовали в сторону села Нерубайское.
Но когда агенты прибыли на место от автомобилей, перечисленных выше, и след простыл. И только одна словоохотливая бабушка рассказала, что, да, видела, но уехали. Обратно в Одессу. Сказала:
- А шо им тута делать?
Покрутившись немного по селу, «Фольксваген» резко набрал скорость и помчался в Одессу - исполнять приказ, отданный страшным голосом. Пастора нужно было найти и найти немедленно.
Но не в ту сторону поехала машина немецкого производителя. Точнее, машине не нужно было уезжать из Нерубайского в принципе, потому что «Мерседес» в это время спокойно стоял в гараже у Константина, сам же пастор сидел в прохладном зале его дома и разговаривал с Олесей.
Майкл попросил хозяина оставить их наедине, и Константин вышел из дому и сейчас метался по двору от двойственности чувств.
С одной стороны с точки зрения высокой философии и свободы личности соитие было освящено тем, кому он служил, полностью уверенный в правильности выбранного пути, так как секс по определению является главной частью этого служения.
Приняв это положение еще, будучи юным, он навсегда усвоил, что сатанизм - это в первую очередь религия любви, наслаждений и радости. И это же он внушал Олесе, когда они вместе читали и «Книгу теней» и «Библию Сатаны», призывающие раскрепоститься и не стесняться нормальных человеческих инстинктов.
Но с другой стороны он, ставший на дорогу служения истинному богу много лет назад, прошедший путь от пятой ступени верующего до руководителя местного отделения Церкви, принесший в жертву собственную жену и неисчислимое множество младенцев, представить себе не мог, что его сердце еще может так болеть при одной мысли, что чьи-то руки прикоснуться к его женщине.
И эта двойственность настолько пугала и удивляла, что Константин никак не мог привести в нормальное состояние ни свою душу (если она еще находилась при нем), ни свое сердце, которое казалось, было готово разорваться на мелкие кусочки.
А главное, ему хотелось задушить так долго ожидаемого магистра своими собственными руками и предчувствие того, как они могут сомкнуться на этой холеной шее, приносило ему, чуть ли не физическое удовольствие.
И все-таки при этом Константин так и не решился, не только войти, чтобы возмутиться, но даже как-то посмотреть иначе, чем положено, когда его позвали обратно в дом.
Олеся стояла у окна, спиной к двери и Константин как не пытался, не увидел выражения ее глаз.
- Мы отдохнем здесь, - сказал Майкл, - но нужно, чтобы нас никто не видел, поэтому вам придется все подготовить самому. Девушка тоже будет находиться здесь до самой мессы.
- Хорошо, - безропотно согласился Константин и вышел из комнаты - гостей нужно было накормить и напоить.
Олеся же не только не обернулась, когда в комнату вошел Константин, она даже не обратила внимания на его приход. Олеся была вся в своих чувствах, которые она испытывала впервые, и которые были такой силы, что думать или замечать что-то другое она сейчас не могла.
Сначала Кадасти ничего не говорил.
Он посадил девушку на стул и сел на другой, поставив его напротив. Опустил голову, и казалось, рассматривает свои руки - ухоженные, с маникюром. Руки, которые никогда не знали физического труда, но тем нее менее крепкие, опасные. Потом он голову медленно поднял и стал смотреть девушке прямо в глаза, и тут с ней стало происходить что-то совсем непонятное.
Сначала ей стало стыдно. Отчего? Почему? Она опустила глаза, но мягкая рука Майкла взяла ее за подбородок и она глаза подняла и стала смотреть в глаза Кадасти. И тут ею овладело кардинально противоположное чувство. Ей захотелось греха - грязного, извращенного. Она даже представила его себе, но пока не с Кадасти - с Константином. Тихо застонала.
Взгляд мужчины изменился - он понял, что ее стон предназначен не ему.
От этого взгляда Олесе стало страшно, потому что он проник ей в самую душу, прочитав в ней все ее потаенные желания. Такие глубоко запрятанные, что она сама удивилась, что они у нее есть. И теперь гладя на Майкла, она думала только о нем и понимала, что думать так и мечтать так совсем не стыдно. Что на самом деле нет ничего более разумного, чем мечтать именно об этом. О том, что люди назвали странно-прекрасным словом любовь.
Да, она любила этого человека. Но ведь еще утром она любила Костю и мечтала только о Косте.
Олеся улыбнулась. Получалось, что она любила их обоих, и за это ей тоже не было стыдно. Ведь чем больше любви, тем…
Но Кадасти так посмотрел на нее, как будто и это понял и взгляд его стал проникать в нее все глубже и глубже, принося этим своим проникновением невыносимую боль. И где он побывал, Костя исчезал, выжженный ним, а вместе с ним исчезала и боль, уступая место невыразимому блаженству. И этот микс из боли и блаженства был необычайно приятен. Он закалял, делал ее сильнее.
А потом боль вовсе исчезла, и Олеся поняла, что такое счастье, но это чувство было неразрывно связано с человеком, сидящим напротив. И исчезни он, исчезнет и это чувство. И теперь уже от этого ей стало страшно, но одновременно появилась уверенность в том, что этот человек теперь с ней навсегда.
Девушка выпрямила спину и уже с другим выражением глаз посмотрела на Кадасти. Она тоже попыталась проникнуть в его естество, и Кадасти понял это и удивился силе этого взгляда. И отметил, что Константин выполнил все рекомендации - перед ним сидела именно та, которую он и хотел видеть для выполнения акции.
- Он есть всё, - сказал Майкл, едва шевеля губами, уверенный, что девушка его услышит.
- Он есть мы, - ответила Олеся, тоже почти не открывая рта.
- Мы есть он, - еще тише сказал Кадасти.
- Мы есть всё, - сказала она про себя, но мужчина услышал ее, и она это поняла - им больше не нужно было говорить, чтобы слышать.
- Ты моя, - кричал Майкл с закрытым ртом, чувствуя, как его плоть наливается силой.
- Ты мой, - так же безмолвно кричала Олеся, чувствуя проникающую в себя плоть мужчины, который сидел на расстоянии метра от нее.
И тут она взмолилась: «О, Господи! Спаси и сохрани меня, мой Бог», - и молясь так, она точно понимала, к кому обращается.
К сильному, могучему, одержавшему победу на Земле. Призвавшему ее к себе для исполнения особой миссии, которую она выполнит, не задумавшись ни на мгновение,  потому что именно для этого она и родилась на этот свет.


Проворонив пастора и так и не получив до полудня сообщений, что найден хотя бы его след генерал приказал усилить наблюдение за Мазуром.
А потом и за Грантом, который вышел с девушкой из студенческого общежития в 11.00 и вместе с ней направился в Борисполь, откуда счастливо вылетел в славный город Львов.
Об этой парочке поступали однообразные донесения - целуются, хохочут, шепчутся. Правда иногда Грант настороженно оглядывается, стреляет вокруг глазами, и эта его настороженность очень подозрительна.
Если бы ситуация была не столь серьезной, Ильяшенко процитировал бы своих любимых Ильфа и Петрова.
- Агенты расползаются, как тараканы, - тем более что покинуть Киев собирался еще и Джон Браун, запланировавший поездку на ликероводочные комбинаты в область соседнюю с Киевской. Так, во всяком случае, было подслушано, когда вышеозначенный выпроваживал из своего номера двух длинноногих киевлянок.
- Ну, котик, - канючила одна, - возьми нас с собой. А вдруг котику в дороге захочется минетик, и что он будет делать без нас лапушек?
Джон довольно улыбался, хлопал лапушек по подростковым задницам и сквозь котячью ухмылку цедил:
- Да, без вас никуда, мои дорогие. Но работа есть работа. Там сивушные масла, смрад, ну не должны это нюхать такие милые носики. Да я туда и обратно, еще ротики не остынут, а я уж тут как тут. А это вам, чтобы не скучали.
Видимо, отваливал немало, потому, что разносилось счастливое:
- О!!! Ты котик зэ бэст. Самый зэ бэст во всем мире.
И цем, цем, цем и еще какие-то непотребные звуки.
- Тьфу, - плевался Погребицкий, почти потерявший интерес к женщинам в виду сволочной безотдыхной работы. - И где эта мразь только берется?
Ильяшенко нахмурив брови, на это ничего не отвечал, потому что его -  сорокапятилетнего мужчину - эта мразь как раз и заводила… иногда. И он считал, что это происходит по той же причине - у него сволочная безотдыхная работа.
Но на лирику времени не было.
- Так, - хлопнул ладонью по столу Ильяшенко, - а пригласи-ка ты к нам этого чудо-банкира, который так любезно предоставляет лимузины заморским гостям. Пусть поведает, почему такая честь.


Тома так и не рассказала Павлу о причине своей такой заинтересованности городом Донецком.
- Хочу посмотреть, - и все.
Так что он расспросы прекратил и после поселения в гостиницу отправился с женщиной погулять, и прогулка по городу затянулась за полночь.
То есть времени было предостаточно, чтобы друг с другом познакомиться получше, но близкого знакомства так и не произошло.
Тома большую часть времени молчала, а если и говорила, то только о лунной дорожке, что пролегла по воде, о красоте архитектуры зданий и о молодых людях, что слонялись без дела то тут, то там. И при приближении которых Павел начинал нервничать, зная повадки украинской молодежи в такой поздний час, зная регион и зная о том, что иногда бывает с гуляющими в таких местах. Но Бог миловал.
В полночь Тома сказала, что устала и очень хочет спать - пришлось подчиниться. Они вернулись в отель и разошлись по номерам.
Павел как джентльмен решил сам заплатить за гостиницу и теперь думал о том, как бы подзанять деньжат у матушки. И зачем спрашивается, это было ему нужно? На западе уже давно никто не платит за женщину, пока не станет ее официальным мужем. А может и дальше не платит. Прямо мальчишество какое-то. И ведь жертва оказалась совершенно напрасной.
Тома стала отказываться, спорить и тогда он возьми и скажи, что деньги дала лавра. Что гостеприимство у них в стране такое.
- Да, рыцарство в наше время стоит недешево, - сказал он, пересчитав наличность в кошельке и боясь даже думать о том, где они завтра могут оказаться. - Хорошо же я буду выглядеть, если вдруг потребуется приличная сумма.
От этих мыслей долго не мог заснуть. Крутился, вертелся, потом вроде провалился в сон, но вскоре снова проснулся и так всю ночь. Но все, же ровно в девять вскочил с кровати, испугавшись, что Тома уже ждет и недовольна его задержкой. Поездка, запланированная на одни день, скорее всего, была расписана ею по минутам.
Но Томы, ни в фойе, ни в ресторане не оказалось. Неужели ушла без него?
Но портье успокоил, сказав, что дама еще не выходила из номера - Павел внутренне рассмеялся.
Гостиница, построенная в валлийском стиле и укомплектованная мебелью начала прошлого века видимо от персонала тоже требовала подобного обращения, в противном случае, откуда эта «дама» из уст такого молодого парнишки.
Павел поднялся на второй этаж, собираясь постучать в номер, но вдруг передумал это делать. Снова спустился вниз, попросил портье.
- Я буду в ресторане. Скажите об этом, пожалуйста, даме из двадцать второго, когда она соблаговолит спуститься вниз.
- Обязательно, - серьезно ответил портье, не поняв сарказма Павла.
Заказав завтрак, Павел задумался.
Удивительная женщина. И даже загадочная. После такого трудного перелета, снова поднялась в воздух и совершенно непонятно, зачем. Это будет смешно, если она проснется перед самым отлетом.
- Полетели обратно, скажет. Это у меня такой бзик в голове.
- Доброе утро, Павел, - услышал Павел за спиной и вздрогнул.
Стало неловко, вдруг Тома слышала его слова, хотя он говорил их, почти не раскрывая рта.
- Доброе утро Томочка. Как спалось? - заулыбался Павел.
- Very good! Матрас в этой гостинице гораздо удобнее, чем в Киеве.
- Да, провинция иногда удивляет. Что будете есть?
- Я закажу сама. И у нас буквально полчаса.
- А потом?
- А потом мы сядем с вами в такси и поедем, куда мне нужно.
- А куда вам нужно?
- Увидите.
Тома внимательно просмотрела меню, но заказала лишь кофе, булочку и мед и съела свой завтрак, по мнению Павла не по-американски быстро.
Так что отведенные полчаса не потребовались, и им пришлось подождать такси у входа, причем ждать пришлось в полном молчании, так как начатый разговор о Донецке Тома не поддержала. Только кивнула головой, и тогда Павел тоже замолчал, рассматривая то здание отеля, то газон возле него, то каркающую ворону, неожиданно прилетевшую и севшую на тополь, растущий у дороги.
Водитель такси, вызванного Томой из номера, был осведомлен, куда нужно ехать, поэтому ничего не спросил у пассажиров и Павел сев в машину так и не узнал, куда они направляются. И что ему оставалось делать? Смотрел в окно на пробегающие улицы, дома, площади. В Донецке ему до этого бывать не приходилось, поэтому стало даже интересно.
Промелькнула церковь. Весьма и весьма. Потом еще одна.
Как и в Киеве, здесь возрождались храмы. Восстанавливались или возводились новые? Павел не знал, как обстояли дела с религией в Донецке во времена строительства коммунизма, поэтому вопрос заданный самому себе остался открытым.
А вот и знаменитый донецкий стадион - детище украинского олигарха, - с высоты напоминающий тарелку инопланетян, случайно залетевших на чужую территорию. Особенно сфотографированный в ночное время - с иллюминацией, среди зловещей темноты.
 Павел чуть не попросил водителя остановиться, так как увидел большой футбольный мяч, установленный у стадиона и вызывающий в нем большой интерес. Как он там интересно крутиться на одном месте?
Но Тома в это время строго смотрела в противоположную сторону, и Павел, посчитав свое желание ребячеством, не стал этого делать. Снова стал смотреть в окно, отмечая, что зелени в Донецке после Киева явно маловато.
А это что?
На площади, которую они проезжали, стояла статная фигура шахтера. Мужчина с мужественным лицом держал в руке уголь.
- Визитная карточка Донбасса, - сказала Тома, в это время, повернувшись лицом к Павлу и заметив, что он внимательно рассматривает памятник.
- «Слава Шахтерскому труду» называется, - впервые подал голос таксист.
Павел обрадовался, что можно нарушить молчание, но Тома снова отвернулась от него, и в машине опять повисло скучное безмолвие.
Такси еще какое-то время ехало по центру города - чистенькому и ухоженному, - а потом стало от него удаляться. И по мере удаления красота и ухоженность города стали скисать. Окраина Донецка была такой же, как и везде - дороги в выбоинах, пыль, грязь.
Наконец, такси остановилось.
- Дальше я не проеду.
- Ничего, - сказала Тома, - мы пройдем. А вы нас подождите.
Она вышла из машины и без объяснений направилась к полуразрушенному зданию, которое виднелось вдали за высокими бурьянами. Павел пошел за ней.
Строение видимо не было местом паломничества местных жителей, не говоря уже о туристах, так как бурьяны, оказавшиеся у них на пути, были девственными, без намека на тропинку.
Павел обогнал женщину и стал расчищать ей дорогу, что было очень непросто. Очень хотелось знать, зачем ей это нужно. Но тут справа показался величественный репейник и Павел не успел от него увернуться. Колючие плоды растения вцепились в волосы, Павел завертелся, отчего нахватал колючек еще больше.
- Черт, - выругался он. - Не идите сюда.
Но Тома уже увидела, что случилось с Павлом, поэтому, смеясь, пробралась к нему и стала вызволять из неожиданного плена.
- Не вертитесь, - попросила она, стараясь вырывать репейник осторожно.
Но Павел все равно ойкал и айкал и с тоской думал о том, что теперь придется постричься совсем коротко.
- Это все, что я могу сделать, - засмеялась Тома, осматривая через время голову Павла, - на ежика похожи.
- Слушайте, - Павел был злой, поэтому не думал о последствиях, которые может вызвать его вопрос. - Какого черта вы сюда полезли?
- Не сердитесь, - не обидевшись на вопрос, вдруг очень по-женски мягко попросила Тома. - Мне очень нужно зайти в этот дом, только не спрашивайте зачем. Может, когда-нибудь потом.
И больше ничего не объясняя, она развернулась и пошла к дому, сама расчищая себе путь, и справлялась с этим очень умело.
Наконец, бурьяны закончились, и Тома остановилась перед полуразрушенной постройкой из темно-розового кирпича, выполненной в стиле ренессанс. Левая ее часть была двухэтажной, правая одноэтажной. Стекол в окнах конечно давно уже не было. Да и кирпичи казалось, вот-вот начнут рассыпаться.
- Это дом Джона Юза, - сказала Тома, не оборачиваясь к Павлу, отставшему от нее на пару метров. - Этот человек приехал в Россию и, купив тут землю начал строить металлургический завод, от которого собственно потом и вырос город Донецк. - Она прошла вперед, потрогала колонну и вошла через широкий проем, некогда бывший входом в здание. - Знаете, не каждый город может похвастаться домом своего основателя, - внутри здания голос Томы обзавелся эхом, - но видимо у вас этот факт никого не греет. Иначе, дом не имел бы такой жалкий вид.
 «У нас что, один этот дом имеет жалкий вид?» - подумал Павел со злостью, трогая свои волосы и пытаясь извлечь из них остатки репейника.
- А почему вам так интересен этот Юз? - спросил, кривясь от боли.
- Не сейчас, пожалуйста, - ответила Тома и дальше осматривала дом молча.
Павел тоже ничего не говорил. Стал протестовать только тогда, когда Тома решилась подняться на второй этаж - слишком ненадежным казался подъем. Но разве можно было что-то запретить этой женщине. Она стала подниматься, и Павлу не оставалось ничего другого, как полезть следом за ней.
Но второй этаж мало, чем отличался от первого.
Местные жители вынесли из дома все, что можно было вынести. Что же по каким-то причинам не вынесли, сожгли - остатки от костров то тут, то там свидетельствовали об этом. Так что на память, если бы это пришло в голову женщине, она могла взять только кусок битого кирпича.
Подумав так, Павел поднял один такой кусок и стал его осматривать - кирпич был непривычного цвета.
Видимо, какой-то местный сорт, решил Павел и вернул кирпич обратно. Вытер руки.
Потом облазили одноэтажную часть. В этой части помимо мусора были еще и экскременты и как понял Павел, не всегда собачьи.
Наконец, Тома удовлетворила свой интерес.
- Поехали, - сказала устало. - И извините, что не предупредила, куда едем, иначе вы могла бы надеть что-то другое.
Но Павел на ее слова только ухмыльнулся - в его сумке другой одежды не было, ехал ведь на один день. Так что предупреждать нужно было еще в Киеве.
- Правда, я не ожидала, что будет так.
- Мы же в люксе живем, - сказал он. - Сейчас постирают. До самолета будет все нормально.
«Не зря же столько заплатил, - посмеялся про себя. - Хотя стирочка выйдет не из дешевых».
В халате бродить по отелю было неудобно, поэтому решили заказать обед в номер Павла и теперь сидели у сервированного стола, наблюдая, как официант расставляет последние блюда.
От алкоголя Тома решительно отказалась, и Павел с тоской думал о том, что времени как раз бы хватило на то, чтобы после бокала хорошего вина попытаться Тому соблазнить.
Особенно уместными эти мысли были еще и оттого, что под халатом у Павла были только плавки, а Тома пришла на обед в шортиках и коротком топе и он, наконец, сумел оценить ножки гостьи из Америки. И ножки оказались то, что нужно, хотя Павел опасался, что может быть иначе. У него уже были примеры, когда женщины любили брюки только по одной причине - они таким образом скрывали свои не совсем удачно скроенные нижние конечности.
Тома постучала в дверь, Павел открыл и опешил.
В Донецке стояла жара еще большая, чем в Киеве и он все время удивлялся, как женщина в такой зной может носить костюмы, джинсы и закрытые блузки. Вот если бы он был женщиной, то снял бы с себя все, что только можно снять, ведь современная мораль это вполне допускает.
Видимо Крейцер из пуританской семьи, думал Павел, и не позволил себе даже шорты, хотя было самое время.
А тут она стояла не просто почти раздетая, но еще и с влажными после душа волосами и это возбуждало Павла даже больше, чем фривольные шортики.
- Жаль, что вы не захотели выпить. Стоило бы за знакомство.
- Я вообще очень плохо отношусь к алкоголю, а тем более, когда еще не завершены все дела.
- А у вас еще есть в Донецке дела?
- Нет, но еще в порт, потом полет. А я после выпитого хочу только спать.
- Жаль, - еще раз с огорчением повторил Павел. - У меня тогда было бы законное право перейти с вами на «ты», а так…
- Мы можем перейти на «ты» и без алкоголя, тем более что мы с вами ровесники.
- Ну,… ты моложе.
- Спасибо, - улыбнулась Тома.
Наступила неловкая пауза. И чтобы как-то ее нарушить, а вместе с тем отвлечься от ощущений в паху, Павел снова спросил о ее талисмане-обереге.
- Так как насчет пентакля? Расскажешь?
- Лучше вы… ты об Иуде. Мне очень интересно.
- Ну, это не исторический факт…
- Понимаю, - засмеялась Тома.
- Так, книженция одна попалась и вот там. Ну, если коротко и без пересказа сюжетной линии.
- Да, только об Иуде и о лавре.
- Одним словом, есть царство Божье, а есть преисподняя Сатаны. Ну, это понятно. И после смерти - кто куда. А вот чтобы воскрешение, то это тоже возможно, если тело твое цело и если найдется человек, способный отдать за тебя свою душу Дьяволу. То есть ты после смерти снова живой, а душа добряка на вечные муки и боль. Так вот Иуда - это как раз тот, который ради торжества новой религии, должной на земле провозгласить победу Добра и отдал свою душу ради воскрешения Иисуса.
- Ты в это веришь? - изумилась Тома, наблюдая, с каким вдохновением Павел рассказывает историю.
- Стоп. Я рассказываю суть книги. Мое личное мнение на этот счет несколько иное. Так вот. Иуда, по мнению автора, - подчеркнул Павел, - не предавал Христа - его якобы предательство было спланированным действом, потому что в противном случае, христианство не набрало бы такой силы. Необходимо было чудо. Чудо воскрешения. Итак, Иуда ушел в преисподнюю, ну а Иисус… Но были люди, что знали об этом и они решили сохранить тело Иуды, чтобы в положенное время его тоже воскресить. Если найдется желающий. И решили хранить тело до этого времени в Дальних пещерах Киево-Печерской лавры среди нетленных мощей угодников, по версии того же автора - забальзамированное.
- Где Иерусалим и где Киевская лавра. Смысл?
- Ну, не скажи. Во-первых, хочешь, не хочешь, а плоть действительно в пещерах сохраняется. Во-вторых, мощи в лавре никто не трогает. Ну, а в-третьих. Это тебе может не понравиться.
- Да, глупости. Почему?
- Потому что это некоторым образом касается твоей Америки.
- Интересно, интересно.
- Есть приверженцы того, что территория Украины никогда не подвергнется никаким природным катаклизмам. Ни потопам, ни землетрясениям, ни тем более извержениям вулканов. То есть эта земля незыблема, а значит, где еще как не здесь хранить тело.
- Ну, замечательно. А причем здесь Америка?
Павел хмыкнул.
- Ну, если почитать о том же конце света, что должен вот-вот случиться, то от твоей Америки, в отличие от моей Украины, только мокрое место и останется, извини.
- Ерунда. Никакого конца света не будет. Не верю я в это.
Павел развел руками.
- Я тоже не верю. Но ты просила ответить на твой вопрос.
Помолчали.
- Теперь твоя очередь, - напомнил Павел о талисмане.
- Уже нет времени, - спохватилась Тома. - Посмотри на часы.
И действительно. В беседе время пробежало незаметно и настенные часы безжалостно показывали, что пора на самолет.
В аэропорт приехали впритык, так что промчались по нему, ничего не разглядывая.
А посмотреть было на что, особенно если знать какие аэропорты в других областных центрах Украины.


Воскресный день Элен снова провела на заводе.
Осмотрела мощности, прочитала техническую документацию и осталась  недовольна проделанной работой. Запустить производство нужно было в кратчайшие сроки, поэтому безразличный взгляд менеджера завода выводил ее из себя.
Энергичная, обязательная в выполнении договоренностей она никак не могла понять этой апатии. И той медлительности, с которой всё на заводе настраивалось.
А ведь у нее были и свои планы, которые она не могла выполнить раньше, чем здесь на заводе все начнет работать без перебоев.
Вернулась Элен в гостиницу в плохом настроении. И только открыла дверь в номер, как стал звонить телефон.
- Да, - схватила она трубку, предчувствуя еще какую-нибудь неприятность, случившуюся после ее ухода на заводе, но услышала голос  вчерашнего мачо.
- Милашка, ты вчера сказала, что встретимся завтра.
И если даже Элен и подумывала о том, чтобы снять напряжение дня с помощью красавчика, то этот звонок, который не дал ей не только передохнуть после трудового дня, но и элементарно снять туфли, разозлил ее.
- Но завтра еще не наступило, - зло крикнула она и бросила трубку.
Через мгновение телефон зазвонил снова.
- Shit! - выругалась она, успев снять только правый туфель, но трубку подняла.
- Милашка, я соскучился, - пропела трубка.
- Я не сказала, что встретимся завтра, я сказала, что позвоню завтра. Я позвоню. Сама. Если у меня будет такое желание. Понятно?
Мачо молчал.
- Понятно? - снова спросила Элен.
- Понятно, но зачем так кричать?
Но Элен не стала отвечать, бросила трубку.
Телефон позволил ей спокойно снять левый туфель и снова зазвонил, но больше Элен трубку не подняла. Она выдернула шнур из розетки и бросила телефонный аппарат на кровать.
Дальше прослушка фиксировала только телевизор, причем включенный на одном и том же канале, так что предполагалось, что Элен его не смотрит.
 

Иван Мазур прибыл в Черновцы и сразу с вокзала направился в гостиницу, где лег спать, так как в дороге он не сомкнул глаз.
Во-первых, было невыносимо душно. Во-вторых, кто-то бесконечно ходил курить, отчего дверь в тамбур грохала и грохала. В-третьих, проводница с кем-то шепталась и хихикала. Кто-то сморкался. Какая-то баба за стенкой громко вздыхала. Заплакал ребенок, и мать никак не могла его успокоить. Кто-то испортил воздух. И тогда Иван слез с полки и потащился к проводнице, чтобы та, наконец, открыла окно.
- Они забиты, - сказала женщина, прекратив на мгновение свой громогласный шепот. - Так начальство решило, потому что было много жалоб на сквозняки. Так что обращайтесь к начальству, - посоветовала проводница с совершенно безразличным взглядом и снова что-то зашептала подруге, что разместилась на ее полке в отдельном купе.
Ивану хотелось призвать женщину к ответу и даже попытаться объяснить ей ее прямые обязанности, но это безразличие его обезоружило. Он будто понял, что при всей видимости своей правоты победить в этом споре ему не удастся никогда и тогда он сдался. 
Сходил уж заодно в туалет, чтобы потом снова не слезать с полки и это посещение клозета настроения, конечно же, не прибавило.
Ну и вдобавок, сопляк, не захотевший поменяться полками, храпел, как здоровый бугай.
Можно было снова повздыхать о несчастной нэньке, о комуняках, превративших такой гарный народ в такой скот, но Иван не стал этого делать. Он устал, у него болела спина, поэтому он сразу отправился спать.


Трони с утра забежал в редакцию журнала «Parubok», но пробыл там недолго.
Минут двадцать провел в кабинете главного редактора и снова вернулся в гостиницу. Заперся в номере и не выходил из него. Снова заказал еду в номер.
Прослушка скучала - звуков из номера почти не раздавалось. Только иногда скрипнет стул, звякнет ложка о чашку, сольется вода в унитазе или кашлянет сам Анджело. И снова тишина.


День третий

 
- Я тебе так скажу, - Виктор был в хорошем расположении духа, хотя договор так и лежал у него на коленях неподписанным, - к качеству не придерешься. И процесс производства на высшем уровне. Это у вас там считают нас третьей страной, в которой ни хрена не умеют делать, но это совсем не так. Наши ребята доки во всем. Хохлы, они только с виду свихнутые, а на самом деле они самые лучшие. Просто душа у нас нараспашку, чего у вас понять не могут. Вы всё с улыбками, с вежливыми словами, но человека подпускаете только на расстояние вытянутой руки. А мы хоть и матом пошлем, но отдадим последнюю рубашку.
- Зачем?
Виктор замолчал, сбитый с толку вопросом Джона.
- Что зачем?
- Зачем кому-то последняя рубашка?
- А?! Ты не понимаешь. У нас так говорят о людях, что могут поделиться последним, если в этом кто-то нуждается.
- А кто нуждается в последней рубашке? - спросил Джон, рассматривая поле с подсолнечником, которое растянулось, казалось до самого горизонта.
- Все, проехали, - улыбнулся Виктор, ругая себя за то, что снова говорит с иностранцем о вещах, понять которые тот не может априори. - Давай лучше о производстве. У нас знаешь, какая вода?
- Какая?
- Какая? Чистая у нас вода. Экологически чистая, если хочешь знать. Это у вас напряг с водой, а у нас ее, сколько хочешь и она - первый класс.
- Вода - первый класс? - удивился Джон.
- Твою мать! Как с инопланетянином. Ладно, все. Смотри в окно. Вон видишь, пшеница, из нее и делаем ту водку, которую ты будешь у нас покупать.
Джон повернул голову к окну, но увидел все тот, же подсолнечник, который, следя за солнцем, сейчас повернулся четко на Джона, проезжающего мимо.
- Нужно было девочек взять, - сказал Джон.
И было непонятно, как растущая за окном масленичная культура могла вызвать воспоминание о столичных проститутках.
- На хрен тебе девочки? Кто в Тулу со своим самоваром?
- What? - не понял Джон, находясь на своей волне и чувствуя насущную потребность в чей-то ласковой  руке. - Я им сказал, что там сивушные масла. Но ведь их там нет. То есть, есть, но их же не слышно.
«Нет, ты не инопланетянин, - подумал Виктор, грустно глядя на Джона. - Ты ископаемое».
- У нас по плану «Злата», «Колос», «Хосары» и «Щедрый». А это раскидано по всей области, так что будет не до девочек. - Джон ухмыльнулся. Ему? не до девочек? - А вот завтра к вечеру поедем к моему другу Толику и там девочек этих - завались. Мой друг в Черкассах держит публичный дом.
- А разве у вас это разрешено? - удивился Джон.
- Нет, но он держит.
- А как это можно?
- Можно, если осторожно, - сказал Виктор и расхохотался.
Нет, нужно с насмешкой относиться к ситуации или можно просто свихнуться.
Большая стела проинформировала о том, что машина въехала в другую область - Черкасскую, - и дорога тут же стала хуже. Как будто и у дорог была строгая иерархия. Если столичная, то лучше, ну а провинция перебьется и такой.
- Дороги у вас плохие, - сказал Джон таким тоном, как будто сам Виктор об этом знать никак не мог. - Нет европейского уровня. Это плохо.
«А я не знаю?» - подумал Виктор, а вслух сказал:
- Да. Плохие. С дорогами у нас постоянная война и в этой войне мы пока проигрываем.


- ****и, да что ж вы делаете? - кричал Ильяшенко во множественном числе, хотя в кабинете сидел один Погребицкий. - Вы смерти мой хотите?
Погребицкий молчал, потому что и сам был несколько озадачен. И главное, было совсем непонятно, как и почему, но там сейчас работает уголовный розыск и единственное что можно предпринять в этом случае - это ждать официального заключения.
- Я слушаю, - генерал перестал бегать по кабинету, плюхнулся в кресло и уставился на полковника. Вроде успокоился, но желваки бегают, бегают. - И подробно.
- Ну, прилетели они. Грант взял такси, поехали в Пустомытовский район село Чишки. Там мать у нее. Потом к вечеру пошли к Маруньке, а там собралось почти все молодое население села. Ну, место тусовки у них там. Так что подойти слишком близко для наблюдения не было возможности.
- Марунька - это кто? - поинтересовался Ильяшенко.
- Марунька - это ни кто, а что. Речка у них там так называется.
- А?!
- Какая-то музыка была. Пару машин, мотоциклы. А наши потом уединились. Опять поцелуи всякие. Потом молодняк стал разъезжаться. Ну и крик, гам. Прибежали, а он мертвый.
- Сердечный приступ?
- Нет, удар по голове, кровь везде.
- Кто ударил?
Полковник пожал плечами.
- Пока неизвестно.
- А девушка что говорит?
- Она в отключке. Ее скорая увезла, и поговорить с ней пока не получается.
- А молодняк что говорит? Слушай, я каждое слово из тебя тянуть должен?
- Так пока ничего конкретно не известно. Там уголовка, как закончат, все материалы будут у меня. Но пока девушка не даст показания, все равно, ни черта не понятно.
- То есть я должен сидеть и ждать?
- Ну… -  Погребицкий снова пожал плечами.
Помолчали. И тут полковник доложил о еще одной неприятности.
- Банкира нет, - сказал он обыденным голосом, чтобы смягчить известие. - То есть он есть, но отдыхает в Эмиратах. В банке сказали, в очередном отпуске. В.о. ничего о лимузине не знает. Или не хочет знать. По всем вопросам, говорит, к управляющему.


Распорядок следующего дня был строго выстроен в голове Томы, когда она возвращалась в гостиницу из Борисполя, но непредвиденный утренний звонок разрушил все ее планы.
Звонили из резиденции наместника лавры Архиепископа Вышгородского, с которым у нее была назначена встреча сразу же после переезда на квартиру, но густой бас сообщил, что планы его Высокопреосвященства изменились и что встреча с ней перенесена на девять утра. Причем длиться она будет ровно пять минут.
Часы безжалостно показывали 7.30, а это значило, что нужно срочно звонить Павлу, срочно приводить себя в порядок, ну и, конечно же, рассвет она снова пропустила, впрочем, как и утреннюю зарядку.
Тома очень не любила, когда кто-то нарушал ее планы, и стоя под душем, очень сердилась на лаврскую канцелярию, которая по ее мнению так плохо работала. Как может что-то измениться у такого человека, как Архиепископ? Да его жизнь должна быть расписана на месяцы вперед.
Вот так думала американская гражданка, даже не подозревая, как она права. И собственно жизнь Архиепископа так и была устроена, если бы не скорый приезд в Украину Патриарха Всея Руси. А с этим появление в столице людей, которые этому приезду всячески противились, что создавало форс-мажорные обстоятельства, а с этим и нарушение всех составленных графиков бытия.
И она даже представить себе не могла, как это известие расстроит Павла.
Ведь вчера он всячески избегал проезда по набережной и по знаменитому цельносварочному мосту Патона, чтобы сегодня провести Тому в Нижнюю Лавру именно с этой стороны. Чтобы женщина смогла по достоинству оценить этот удел Пресвятой Богородицы - колыбели монашества на Руси и твердыню православной веры.
Но пришлось скомкать величие момента и теперь они шли в Нижнюю Лавру через верх и быстрым шагом.
Тома хмурилась, и Павел видел сбоку и ее морщинку на лбу, и разбегающиеся лучики возле глаз. И чтобы как-то скрасить их экскурсию, он стал рассказывать. Ну, пусть все рассказать, что запланировал, он не успеет, но…
- Киево-Печерская лавра начала свое существование в 1051 году, - начал он, но Тома не слушала его.
Она шла и очень волновалась, и понять природу этого волнения никак не могла.
То ли изменение времени встречи, то ли отведенные пять минут вместо запланированных ранее пятнадцати - что-то очень расстраивало и одновременно озадачивало Тому.
А на что собственно она надеялась? Что человек, имеющий такой сан, станет вести с ней светские беседы? И за пять минут спасибо.
Она вручит письмо, попросит о содействии, а на это как раз пяти минут и хватит.
Павел что-то рядом вдохновенно рассказывал, но она не вникала в его слова, хотя почти все из того, что он говорил, было читано-перечитано еще в университете.
-…а в конце XVI века монастырь получил статус ставропигии Константинопольского Патриарха. В условиях экспансии лавра стала оплотом православия в Малороссии.
Павел имел, по мнению Томы очень плохую привычку. Когда он увлекался рассказом, он наклонялся к собеседнику, и это посягательство на личную территорию действовало ей на нервы. Вот и сейчас он сказал последнюю фразу прямо на ухо. Но пожаловаться на это в Украине было некому - Тома была об этом осведомлена. И она ума не могла приложить, как выживают украинские женщины в таких ужасных условиях.
Тома вздохнула и снова отвлеклась от рассказа коллеги, обратившись мыслями к бабушке.
- Православие, моя девочка, самая мирная и самая умиротворенная религия, - часто повторяла та, особенно в последние годы жизни. - По крайней мере, за ней не течет столько крови, как за другими. Хотя дураков, как и везде, хватает и там. Очень жаль, что мне суждено было понять это, уже находясь далеко от святынь, а ведь ходила в юности рядом с ними. Ходила и не хотела их видеть. Советская пропаганда, знаешь ли, делала свое дело. Я стеснялась своего верующего отца и ненавидела любые разговоры о вере…
- … так решила советская власть…
Слово советская, только что прозвучавшая в воспоминаниях, а теперь произнесенная Павлом с особым нажимом снова вернула Тому на брусчатую дорогу.
- …и с 26 года лавра становится историко-культурным государственным заповедником, превращаясь во Всеукраинский музейный городок. Но окончательно вытеснили монахов только к началу тридцатого года, полностью ликвидировав монастырь. Часть братии была вывезена и расстреляна, остальные были заключены в тюрьмы или сосланы. Лавра подверглась разорению…
- Ты себе даже представить не можешь, сколько храмов, церквушек и молелен было взорвано и уничтожено, моя девочка. И вот мой завет - ты должна посетить Киев, поклониться святыням и попросить у них от моего имени прощение. Так как и ты носишь из-за меня эту вину.
В этом месте бабушка обычно замолкала, выпрямляла спину, и было видно, как она старается сдержать слезы, хотя за них ее бы никто не осудил. Но бабушка никогда не плакала, во всяком случае, при Томе…
- …а в Успенском соборе хранилось много старинных рукописей и книг, и теперь ветер разносил их горящие листы и разодранные фолианты с медными застежками - огненным дождем они сыпались на землю. И загорелось все - Трапезная церковь, Архиерейский дом в стиле барокко, древняя типография, все музеи, библиотеки, архивы, даже колокольня. С Подола было видно, как все ее пролеты светятся ярким оранжевым светом, словно она иллюминирована.
Теперь Павел рассказывал о взрыве главного собора лавры во время Второй мировой войны, о котором до сих пор ведутся нескончаемые споры - кто собственно устроил этот подрыв - наши? немцы?
«Нет, - Тома снова отвернулась от Павла, пытаясь вернуть себе воспоминания, которые должны были ее успокоить и настроить на нужный лад. - Бабушка никогда не плакала…»
И даже на похоронах деда, которого она любила до конца жизни с самоотверженностью шестнадцатилетней девочки.
Военный оркестр играл марш, молодые военные залпом стреляли в голубое небо, а она гордо смотрела на засыпаемый гроб с видом человека, который  точно знает, что это вовсе не конец…
- Но, слава Богу, это был не конец обители…
«Он что читает мои мысли?» - ужаснулась Тома. 
- … в июне 1988 года в связи с празднованием 1000-летия крещения Руси новосозданной Печерской монашеской общине была передана территория Дальних пещер, - гордо сказал Павел, вроде в этом была и его заслуга, - а в 1989 - и Ближних. С тех пор резиденции высших чинов Украинской Православной церкви Московского патриархата располагаются на территории монастыря. А кстати, мы уже пришли.
Последние слова Павел снова сказал Томе почти на ухо, что было неожиданно и неприятно.
Она сделала шаг в сторону, но Павел через мгновение снова был с ней почти вплотную.
- Архиепископ - человек немногословный, так что пяти минут нам хватит с головой, - сказал он и снова на самое ухо.
«Нам? - удивилась Тома. - Да этот парень совсем обнаглел».
И так захотелось ему об этом сказать. Напомнить правила цивилизованного человеческого общения. И вообще наконец-то четко определить how is how среди них двоих.
Она резко повернулась к Павлу, но ее решительность была скомкана вышедшим из резиденции священнослужителем - дверь открылась, и пришлось сделать шаг в сторону, пропуская священника.
Павел же в это время бросился дверь придерживать и момент для выяснения отношений был упущен. Но не отменен, а всего лишь отложен на время, решила Тома и шагнула в прохладную приемную резиденции.
Приемная неприятно поразила женщину. Она совсем не надеялась увидеть помещение, в котором диван и стулья у стен, и компьютер на столе. Обычная офисная приемная и только икона… Хотя, нет. Иконы на стенах иногда висят и в светских офисах.
В помещении в это время кроме секретаря находился еще один священнослужитель. Он сидел на стуле у стены и к удивлению Томы читал газету. На вошедших взглянул лишь мельком и снова погрузился в обзор новостей.
Секретарь же - молодой, меньше тридцати, но, тем не менее, уже викарный епископ,  - увидев Тому и Павла, поднялся из-за стола и, пригласив их присесть, тут же скрылся в кабинете Архиепископа.
Тома узнала его голос. Именно этот человек говорил с ней утром по телефону, но он совершенно не был похож на тот образ, какой она представила себе, слушая его бас. Уж во всяком случае, не такой молодой и не такой стройный человек должен был обладать таким тембром.
И еще она почему-то отметила, что у него очень хорошая обувь.
Компьютер, газета, обувь и еще едва уловимый запах качественного одеколона в помещении - все это почему-то разочаровало ее. Но одновременно вдруг успокоило - такие, же люди. А собственно, почему бы и нет.
- Проходите, - епископ распахнул дверь в кабинет и молодые люди поднялись. Но секретарь остановил Павла. -  Его Высокопреосвященство примет только Тому Крейцер, - сказал он, пропуская женщину в кабинет.
Павел остановился, а Тома продолжила движение и, проходя мимо секретаря, еще раз отметила и его рост, и осанку и приятную и ухоженную внешность. И он действительно хорошо пах и отнюдь не елеем.
Павел надеялся, что Тома возмутится, поспорит, отстоит его право пойти вместе с ней, но она даже не обернулась к нему. Тома шагнула в кабинет, дверь за ней тихо закрылась.
Кабинет Архиепископа тоже не обрадовал Тому. Был он, правда побольше и посветлее приемной - с тюлью и шторами на широких окнах, - и иконы было две - слева от окна - Иисуса Христа, а справа Пресвятой Богородицы. Но все равно веяло от всего этого какой-то светскостью, чего, по мнению Томы, не должно было быть.
К столу, за которым сидел Архиепископ буквой «Т» был приставлен еще один длинный стол. И пол в кабинете в отличие от приемной был паркетным, но не новым, так как заскрипел под ногами женщины, едва она стала по нему продвигаться.
- Добрый день, - сказала Тома, и Архиепископ поднялся из-за стола, чего она уж точно не ожидала, поэтому сразу перестала думать об убранстве помещения.
- Добрый день, - ответил хозяин кабинета и жестом пригласил Тому сесть и опустился на свой стул - не кресло - только после того, как села она.
Архиепископ, как и монахи обители, был в простой черной рясе. Но в отличие от монахов, с панагией на груди, и на клобуке у него красовался серебряный крест. Был он немолодым, но еще и не старым - во всяком случае, меньше пятидесяти. И в окладистой бороде и усах почти не было седины.
Тома помнила о пяти минутах, но, тем не менее, никак не могла начать говорить.
Присев за стол она увидела в углу ранее прикрытое спиной Архиепископа растущее в кадке фикусовое дерево, и оно ужасно отвлекало ее, будто было каким-то лишним свидетелем предстоящего разговора. Совершенно инородным предметом в этом кабинете.
Архиепископ тоже молчал. Он просто сидел и смотрел на женщину.
Тома, наконец, оторвала взгляд от злополучного растения и подала Архиепископу письмо.
- Это от Святейшего Архиепископа Константинополя - Нового Рима и Вселенского Патриарха.
Архиепископ взял письмо, но читать не стал, будто знал его содержание.
- И что вас интересует в святой лавре? - спросил, прищурив глаза, в которых Тома прочитала знание ее ответа на этот вопрос, поэтому, не вдаваясь в подробности и надеясь, что разговор сразу пойдет о ее доступе в святая святых, ответила:
- Там собственно все написано.
И хотя Архиепископ действительно знал и цель приезда американского историка и содержание письма, которое получил еще накануне по электронной почте, он все-таки хотел услышать об этом от самой соискательницы разрешения на посещение лаврского хранилища древних рукописей. И услышать не просто просьбу о самом посещении, а узнать, зачем ей так нужны бесценные манускрипты.
Тома все время думала о пяти минутах, поэтому считала излишним такие пояснения, но Архиепископ ждал, и она поняла, что от ответа ей не уйти.
Она глубоко вздохнула, потом медленно выдохнула и, успокоившись, таким образом, начала объяснение.
- Есть сведения, что в хранилище древних рукописей библиотеки Университета Стамбула был некогда найден текст, датируемый 40-ми годами XVI века. Этот текст был найден в составе рукописного сборника-конволюта и представлял собой пророческую книгу старца Варлаама-Филофея, который, скорее всего, был монахом Киево-Печерской лавры в XII веке. - Вымолвила она на одном дыхании и на мгновение смолкла, переводя дух, и тут снова взглянула на фикус - как же он ее отвлекает, - почувствовала внутри себя нарастающее раздражение, понимая, что раздражаться сейчас ну никак нельзя. Хотела вскочить - ходьба при разговоре всегда ее успокаивала - и уже даже развернулась, чтобы это сделать, но поняла неуместность такого порыва. Чуть сместила тело не стуле, чтобы фикус больше не маячил перед глазами и продолжила. - Но, к сожалению, рукопись была без окончания, а оно-то может оказаться ключевым в книге пророчеств. - Снова замолчала. Ей показалось, что Архиепископ хочет что-то сказать, но священник молчал, и она стала говорить дальше. - Из заглавия рукописи ясно, что он был переписан с ветхого документа XII века по указанию игумена монастыря, в библиотеке которого, очевидно и хранился. Вы же знаете, что по практике того времени после получения исправной копии ветхий документ обычно уничтожался, а с копии могли сделать неограниченное количество копий, причем в разное время. Значит, копия может быть и здесь в лавре, при условии, конечно, что Филофей действительно был лаврским монахом. Вот это я и хочу проверить.
- Я не видел этой рукописи и даже не слышал о ней. И старца под именем Филофей в лавре никогда не было. Это фальсификация.
- Но мне хотелось бы самой в этом убедиться. Ведь если рукопись все, же была - это, же настоящая сенсация. Ведь в книге рассказано о событиях, многие из которых уже произошли, они узнаваемы. Значит, мы имеем дело с православным Нострадамусом. Вы же прославитесь на весь мир.
- Это самообольщение, - строго сказал Архиепископ. - И соблазн.
- Соблазн чего? - не поняла Тома.
- Монастырь не место, в котором думают о прославлении. Здесь стремятся к Богу. Трудолюбие, добросовестность и скромность - вот добродетели обители. А прославление…
- Но он, же писал и о конце света, - почти выкрикнула Тома,  невежливо перебив Архиепископа, - который, между прочим, может состояться в 2012 году.
- А вы способны не допустить конец света? - глаза Архиепископа стали острыми, колючими. - Судный день, День жатвы Господней - не в людской власти, а в промысле Божьем.
- Да, да, - согласилась Тома и все-таки не удержалась, вскочила. - Но есть мнение, что в конце рукописи содержится ответ на вопрос, что делать, чтобы не допустить гибели нашей цивилизации. Старец Филофей видел конец света, но он также видел, что его можно отстрочить, если люди…
Архиепископ осуждающе замотал головой.
- Все будет по воле Божьей, ибо все в мире происходило, происходит, и будет происходить только по ней. И единственное, что мы можем избрать - это погрязать в грехе или каяться; жить сегодняшним днем или со страхом смертным, устремясь всеми помыслами к Царству Небесному, в котором спасутся и обретутся души праведников по свершению Страшного суда, день которого неотвратно приближается.
Тон Архиепископа был таким суровым, что Тома решила с ним не спорить.
- Вы правы, - она опустилась на стул, но при этом уставилась в стол, чтобы не выдать себя недовольным взглядом. - Мне просто интересно это как ученому. И Святейший Архиепископ Константинополя…
- Но я, же не отказал вам, - сказал Архиепископ уже более спокойным голосом, - а вы так разволновались. Но конечно, под присмотром монаха, несущего послушание в хранилище. И только в определенные часы.
- Спасибо, - Тома от негодования резко перешла к умилению. - Большое спасибо.
- Оформите в канцелярии допуск и работайте… если вам интересно как ученому. Мы всегда сотрудничали с учеными.
Архиепископ поднялся,  что могло означать только одно - аудиенция закончена.
- Еще раз большое спасибо, - сказала Тома, поднимаясь со стула.
Она простилась и вышла из кабинета.
Павел, пометавшись по приемной и не встретив сочувствующего взгляда у секретаря-епископа, уселся на диван и стал смотреть на часы, что висели над дверью в кабинет владыки. Интересно, сколько продлиться аудиенция.
И когда минутная стрелка часов продвинулась ровно на пять минут и дверь открылась, он вскочил, удивленный и точностью отпущенного времени и выражением лица Томы, которая вышла из кабинета окрыленная и счастливая.
- Ну, что? - спросил он, подлетев к ней, и Тома не вздрогнула от его вопроса и не ужаснулась его назойливости. И даже то, что вопрос был задан практически ей в нос, почему-то не возмутил ее. Павел был тем, от кого никак не отделаешься, и она вдруг приняла этот факт спокойно и даже насмешливо.
Ну, что ж, решила она, значит так нужно.
Павел же расценил ее улыбку по-своему.
- Ты получила доступ! - сказал он и тоже засмеялся и то, что он порадовался за нее, вдруг показалось Томе значимым.
«Нет, что-то в этом парне все-таки есть, - решила она, - нужно только разобраться что именно».
Тома поспешила в канцелярию, чтобы уже сегодня же попасть в хранилище, но все оказалось не так просто - бюрократия наблюдалась и в доме Господнем.
Допуск обещали оформить только к завтрашнему утру, поэтому не оставалось ничего другого, как вернуться в гостиницу и перевезти вещи в новую квартиру.
Павел не ожидая приглашения, поехал помогать и это тоже ей понравилось. Американские мужчины в этом вопросе куда скромнее - не позвала, ну и не нужно.
Переезд в квартиру прошел благополучно и Тома с Павлом даже отметили его в небольшом кафе, которое разместилось недалеко от лавры. И то ли она была сильно голодна, то ли действительно повар кафе был отличным специалистом, только блюда, которые выбрал Павел, ей очень понравились. И она даже попыталась узнать их рецепт.
Тома выпила немного красного вина и от этого расслабилась и порозовела. И стала приятнее в общении, и смех ее звучал почти беспрерывно.
Павел пытался шутить
- …и тогда Бог сотворил женщину красивой, чтобы ее любили мужчины и… глупой, чтобы она могла любить мужчин.
Тома расхохоталась, да так, что немногочисленные посетители кафе оглянулись и заулыбались.
«Да, тут умеют улыбаться, - весело отметила Тома, - и это здорово у них получается».
А потом еще бокал вина.
И когда молодые люди стали прощаться у дома Томы, Павел чуть не напросился на чашечку кофе, но вспомнив, что в квартире пока никакого кофе нет, не стал этого делать, чтобы не поставить Тому в затруднительное положение.
А Тома подумала:
«И на чай не пригласишь из-за отсутствия такового».
- До завтра, - сказала она.
- Спокойной ночи, - сказал он и галантно открыл перед дамой дверь.


Элен была не в духе - мысли о слежке не давали ей покоя. «Фольксваген» по-прежнему ехал за ней следом, и она подозревала, что ее и прослушивают.
«Кто же это такие?» - все время думала она, но найти логический ответ так и не смогла.
Элен отправила запрос в центральный офис, описав и машину и людей, что сидели в ней, и сегодня ждала на него ответ, а пока пыталась заниматься текущими делами. Она снова и снова просматривала документацию оборудования и снова и снова тормозилась на пятом листе.
Технологическое и вспомогательное оборудование «Дарфарма» было произведено ведущими мировыми производителями оборудования для фармацевтической промышленности. Это она знала и раньше, и это было одним из условий размещения заказа на заводе.
А значит, обеспечивалась возможность проведения таких процессов как сушка в псевдосжиженном слое, влажная грануляция с использованием увлажнителей разных видов, плёночное покрытие таблеток с использованием, как водной основы, так и органорастворителей, прямое прессование, производство таблеток различных видов (от плоскоцилиндрических до облогов и паллет) с расфасовкой таблеток и капсул в индивидуальные и групповые упаковки. Управление большинством технологических установок осуществлялось с центрального операторского пульта. Вся оперативная информация о состоянии оборудования и ходе технологического процесса непрерывно контролировалась и регистрировалась с возможностью распечатки данных мониторинга.
Ну, все замечательно. И все-таки было одно «но».
Владельцы «Дарфарма», закупая оборудование, не заглядывали так далеко, чтобы предусмотреть будущие заказы на производство лекарств для других фирм. Поэтому на таблеточке могли выдавливать только логотип компании - а это стилизированная буква «Д», совмещенная с «Ф». В данном же случае нужно было выдавить элегантную букву «F».
Элен позвонила заказчикам, английской  «Farmasia», но те уперлись в этот пункт договора, и сдвинуть их с места Элен не смогла. Значит, все остановится, пока будет решаться вопрос о дополнительном оборудовании, потому что поставить его в Киев теперь уже дешевле, чем искать новое место для размещения заказа.
И какого черта? Какая разница больному, как выглядит таблетка, тем более что ее содержимое банально и известно в мире под сотней других названий. А все эта леди Фрист. То упаковка должна быть с теснением, то еле уговорили, чтобы таблетка осталась круглой, а не вытянутой с одной стороны. И вот теперь эта «F».
А с главным технологом «Дарфарма» не просто работать. И не только, потому, что он туго соображает и чудовищно говорит на английском - это еще можно пережить. А вот перхоть на воротнике и дурной запах изо рта - это практически невыносимо.
Нет, сегодня голова никак не хочет работать. Пока не ответили с конторы, она ни чем не может заниматься.
Элен ушла с завода раньше времени, и ей показалось, что технолог от этого даже вздохнул с облегчением. Ну, пусть отдохнет, решила Элен, и заставила думать свою голову на другие темы.
Пообедала в ресторане вне гостиницы. Немного погуляла по городу.
Когда возвратилась в номер, настроение вернулось практически в прежнее состояние. Тем более что пришел ответ на ее запрос.
Элен приняла ванну и подошла к телефону.
Спустя полчаса прослушка снова могла слышать охи, ахи и львиный рык.


Когда жара спала, и повеяло свежестью, Трони вышел из номера.
Спустился на лифте в фойе, и было направился к выходу из гостиницы, но передумал - резко развернувшись, пошел к портье.
Мужичонка напрягся, думая, что сейчас будет скандал из-за нанятой машины, но Трони попросил телефон - лень было снова подниматься в номер.
Портье любезно подал аппарат. Трони набрал номер редакции, надеясь, что редактор еще усердно работает, но телефон не ответил.
- Спасибо, - поблагодарил Анджело и портье удивился резкому изменению, которое произошло в облике постояльца.
Вчера застенчивый, пугливый, даже забитый какой-то - сегодня уверенный мужчина, знающий себе цену, несмотря на невзрачную внешность.
Анджело отошел от стойки и портье увидел, что походка у пацана тоже изменилась.
«Никак вчера бабу снял, - ухмыльнулся мужчина - Только хороший трах может так трансформировать чувака».
И портье был недалек от истины, с одной лишь разницей. Трони только направлялся в элитный молодежный клуб, в котором надеялся хорошо развлечься.
Анджело долго выбирал место, куда пойти. Искал в Интернете, листал путеводитель, читал оставленные в номере буклеты. И, наконец, выбрал клуб «Мистика», что находился не так далеко от гостиницы.
В последний момент, уже спустившись в холл, решил посоветоваться в этом вопросе с главредом журнала, но того уже не было в редакции. И тогда он решил, что так тому и быть. «Мистика», так мистика.
И вот что он вычитал об этом клубе.
Элитный, закрытого типа. В нем собираются дети известных политиков, бизнесменов и просто богатых людей. (Да, в этой стране есть такая социальная прослойка, невиданная нигде больше в мире - просто богатые люди). Для культурного времяпрепровождения, взаимообогащения и для встречи с интересными людьми со всего мира.
Эта последняя строчка особенно воодушевила Трони, так как он был человеком со всего мира.
Он надел свой лучший костюм английского производства, сбрызнулся шикарным одеколоном и в сумасшедшепрекрасном настроении поехал в клуб. Он жаждал интеллектуального общения, а еще он знал, как много испорченных детей бывает у именитых родителей.
Международное журналистское удостоверение и пара чудесных бумажек, обеспечили ему прохождение внутрь, и он окрыленный пошел по ярко освещенному коридору в направлении, куда ему показали и откуда раздавались ритмичные звуки. Настолько ритмичные, что пол под ногами Анджело слегка вибрировал.
Анджело зашел в зал и тут же ослеп и оглох.
В зале царил полумрак, отчего танцующие посередине него казались зловещими тенями, что двигались в такт молодежной музыки, которую микшировали два странного вида ди-джея, работающие на небольшом возвышении. Вот только они и были освещены, и можно было видеть, как рядом с ними извивается в невиданной агонии гламурная девица. То ли для примера остальным, то ли просто гостья, залезшая на подиум в кураже, но, так или иначе, на девицу никто не обращал внимания, и она танцевала сама с собой и сама для себя.
Трони согласно поданной в буклете информации, ожидал увидеть нечто другое, но впрочем, это тоже его устраивало.
 Глаза привыкли к полумраку, и Анджело стал различать детали.
Вдоль стен стояли низкие столики с такими же низкими диванчиками, рассчитанными  на двоих, и Трони пробежал их глазами, выискивая для себя свободное местечко. И таковое нашлось возле двух девушек, сидящих рядом голова к голове и тянувших ядовито-зеленую жидкость из высоких стаканов.
На вопрос Анджело о свободном месте они только кивнули головами и больше не обращали на него никакого внимания. Через время заказали еще коктейли, и все время шушукались и хохотали, потягивая через соломинки.
Официанты сновали с подносиками между столиками, и Анджело тоже заказал себе напиток, хотя напиваться не входило в его планы - но не сидеть, же белой вороной.
Обзор с его места открывался замечательный и он стал рассматривать танцующих, в надежде увидеть то, что ему нужно, а посмотреть было на что.
 Среди детей элиты в этой стране был моден гламур - почти все молодые люди были одеты согласно этике этой молодежной субкультуры. Но особенно привлекательными Анджело казались представители мужского пола. Узкие почти женские брюки на их тощих мальчишеских задницах вызывали у него буквально слюновыделение. Как и пиджаки на голых плохо накачанных плечах. Как прически, закрывающие пол-лица, как наманикюренные тонкие пальцы, никогда не знавшие физического труда.
Нет, Трони здесь решительно нравилось, но возникло одно «но» - на него никто не обращал внимания, никто не хотел знакомства с ним.
Да и все остальные как-то тусовались в своих маленьких компанийках, особенно не перетасовываясь и не соприкасаясь.
Как в высших домах всего мира, здесь требовалось представление нового гостя, а поскольку Трони никто не представил, то он оставался изгоем, чего, к сожалению, не предусмотрел, полагая, что в такой стране как Украина все должно быть более демократично. Даже более демократично, чем у них в Америке. Он не знал, что с нуворишами номер с демократией не проходит.
Анджело попытался даже потанцевать, но и здесь в общем дергании он по-прежнему остался один - это было разочарование. Придется идти в другое место - украинский элитный гламур оказался ему не по плечу.
Трони расплатился и направился к выходу, но тут в зал вошли новые посетители, среди которых Трони увидел так запомнившиеся ему голубые глаза гота с площади Независимости.
И глаза, кажется, тоже узнали Анджело, потому что опустились и попытались исчезнуть из вида, но не тут-то был - Трони уже взял след. Мальчишка был с двойным дном, а в молодежных кругах такое не прощается.
- Добрый вечер, - ласково сказал Трони, догнав паренька почти у туалета. - Я Анджело. А как зовут тебя?
Мальчишка остановился и презрительно посмотрел на Анджело, совершенно не собираясь отвечать на вопрос. Но идущий по коридору еще один подросток воскликнул:
- Тим, привет. Наконец-то вспомнил о нас. Что так долго не показывался?
- Та были дела, в универе, - неохотно ответил паренек, не спуская глаз с Анджело.
- Тим? - удивился Трони. - Красивое имя.
Но и тут разобраться помог все тот, же случайный подросток.
- Это сокращенно от Тимофея, - сказал он, похлопал Тима по плечу и скрылся в туалете.
- Значит, Тим? А в той компании тебя так же называют? И они знают, что ты бываешь здесь?
- Что ты хочешь? - разозлился Тимофей. - Дать бабок? Сколько? Завтра принесу, куда скажешь.
«Значит, бабок у тебя дружище нет. Это хорошо».
- Да не нужны мне твои деньги. Я просто хочу нормально провести время. А здесь меня никто не знает. Вот и все.
Тимофей ничего не отвечал. Он размышлял о том, откуда может возникнуть  большая опасность, если этот Анджело, черт бы его побрал, откроет рот. От готов, которые еще те отморозки и с которыми он и встречается-то только, чтобы прикольнуться.  Или от отца, если он узнает о готах.
- Что ты имеешь в виду, говоря о хорошо проводимом времени? - спросил Тимофей. - Что тебе для этого нужно?
- Ну, я не знаю. А что нужно тебе?
И тут из туалета вышел уже знакомый паренек.
Он увидел все еще стоящими рядом Тима и Анджело, решил, что они друзья, поэтому предложил:
- А не испить ли нам по спичке снега, дорогие мои? Сегодня у Нэта чистейший, но, правда, дороже. И это вам не sky vanilla.
У Тимофея дернулось веко, и Анджело улыбнулся. Кажется, еще не все потеряно.
- Я угощаю, - сказал Трони. - Если хотите, конечно.
- Да кто же откажется? - почти закричал новый друг. - Я кстати Стас.
Анджело предполагал, что придется либо куда-то ехать, либо долго ждать, но ошибся и в одном и в другом. Нэт находился в помещении рядом с клубом и даже не прятался от незнакомого человека.
«Видно хорошее прикрытие у этого Нэта», - подумал Трони, удивляясь такой открытости продажи наркотиков, но, в конце концов, какое ему до этого дело?


Где-то завыла собака - надрывно, тоскливо, - и Майкл подошел к окну.
На небе висела полная луна каких-то невероятно больших размеров, и это показалось магистру хорошим предзнаменованием.
- Пора, - сказал он, и Олеся подняла на Майкла полные слез глаза. - Все будет хорошо, девочка.
А тут в дом зашел, и Константин, чтобы сообщить, что все собрались и что уже полночь.
Он зашел и, разговаривая с Майклом, все боялся посмотреть на Олесю.
А вдруг в ее взгляде страх и мольба, тогда как поступить?
Но он обманывал себя. Больше всего он боялся не этого - он боялся увидеть в них полное к себе равнодушие, поэтому все отводил и отводил от нее взгляд. Опустил голову, когда они с Кадасти прошли мимо него, да так и не поднял ее.
Через двор пролегла лунная дорожка, обозначив дорогу от крыльца дома до самого погреба, и Майкл повел по ней Олесю, которая дрожала не то от страха, не то от возбуждения.
Тень в черном балахоне с капюшоном  и с факелом в руке предупредительно открыла низкую дверь в погреб, и перед идущими открылся вход, круто уходящий вниз, словно в саму преисподнюю.
Помещение для проведения черных месс находилось в Нерубайских выработках. Окончательно обустроилось оно только несколько лет назад, а до этого были годы большого труда и Константина и его паствы.
Еще мальчишкой Костя облазил все катакомбы в районе музея Партизанской Славы, искусственно отгороженного от основной системы и благоустроенного района выработок. Дальше ходить боялся, напуганный рассказами соседей о заблудившихся туристах, которым никогда не суждено было выбраться наверх, а суждено было блуждать по ярусам катакомб, как в лабиринте, пока смерть не настигнет их.
Но, подписав договор с самим дьяволом, и получив от него охрану и покровительство, он избавился от этого страха. И однажды один из найденных им ходов привел его почти к родительскому дому. Соединив ход со своим погребом, он начал строительство своей личной церкви.
Молодежь, заброшенная вечно занятыми родителями и ненужная государству, легко шла на отношения с Константином, в церкви которого царила полная свобода нравов, вседозволенность и отсутствие старомодных предрассудков.
- Тот, кто подставляет другую щеку - трусливый пес, - внушал он своим слушателям. - Да будут прокляты кроткие - ибо наследуют угнетение. - И слова его падали на благодатную почву сдобренную алкоголем, безденежьем и повальным хамством.
А как было весело докладывать жрецу о проделанной за неделю работе - как и в чем, был нарушен Десятисловный Божий Закон. Сколько украли, сколько убили, сколько возжелали, и игра эта затягивала больше, чем нудные училки со своими назиданием, криками и приглашением родителей прийти в школу.
А если сюда добавить еще и оргии, которыми заканчивались черные мессы, то станет понятным, почему сейчас возле дома Константина собралось столько людей, лица которых были прикрыты капюшонами.
Шли молча. Хоть в сговоре с Сатаной, но пусть об этом слышит меньше ушей. Впереди юноша, освещающий путь. Потом важный гость с молодой ведьмой. За ними Константин. А далее все остальные, среди которых пьяная девушка, которая временами всхлипывает и тянет руки к Константину, но дотянуться до него ей не позволяют, а только вливают ей в рот по глотку водки каждый раз, отчего она становится все пьянее и пьянее.
Коридор, по которому они идут, не узок и не низок - это особая гордость Константина, но думать сейчас об этом не хочется. Как не хочется вспоминать о годах, пока велось строительство, а это был непростой и нелегкий труд.
Ведь ход должен был быть недоступным как для истинных подземников, так и для праздношатающихся под землей местных жителей. И нужно было обойти колодцы. И переходя из яруса в ярус не попасть на заводненный участок.
Константин с нетерпением ожидал приезда представителя из центра. Часто представлял себе эту встречу, в которой будут оценены по заслугам его старания, потому что далеко не у всех было все так организованно. И вот когда, наконец, посланец посетил его, все, о чем ранее думалось, стало ненужным и не важным.
Он шел за Майклом и Олесей и молил - теперь уже даже непонятно кого, - чтобы девушка оглянулась, улыбнулась ему, подбодрив таким образом. И внушив, что его опасение напрасно и что ритуал брака Сатаны и молодой ведьмы все-таки поручат ему.
Но Олеся не оглядывалась. Она держала Кадасти за согнутую в локте руку, прикоснувшись плечом к его плечу, и уверенно продвигалась вперед.
Коридор закончился, и люди вошли в большое помещение, потолок которого поддерживался многочисленными колоннами.
Церковь была ярко освещена сотнями зажженных свечей, а все это приготовившие люди стояли вдоль стен, как тени - в черных мантиях и масках, - опустив головы и не смея взглянуть на вошедших. Это всё были представители пятого уровня верующих, так называемое быдло, которое не имело ни права голоса, ни права взгляда.
В глубине зала на стене вниз головой висело большое распятие Иисуса Христа, и по нему стекала не то кровь, не то какая-то окрашенная жидкость, отчего сын Господень выглядел так, будто распятие произошло только минуту назад, и что он все еще страдает за не иссякающие грехи рода человеческого.
Жидкость стекала в большой чан, что стоял на полу прямо под головой Христа и входящие черпали из него большими кружками и с наслаждением пили.
Над страдающим Иисусом весел сигил Бафомета - пятиконечная звезда с тремя вершинами, указывающими вниз и с вписанной в нее головой козла - официальный символ Церкви Сатаны.
Посередине же зала стояло каменное возвышение, края которого были приподняты, отчего казалось, что это большущий гроб, способный поместить и троих и даже четверых желающих в него улечься.
Кадасти подвел Олесю к возвышению и, взяв ее за руки, стал внимательно смотреть ей в лицо.
Константину надлежало подойти к ним, чтобы молчаливо руководить мессой и только теперь он смог увидеть глаза Олеси, и они его потрясли.
Девушка смотрела прямо перед собой и смотрела только на Майкла. И взгляд у нее был такой, как будто в нем поместилась вся любовь мира, и Константину от этого взгляда стало страшно.
Нет, он уже видел такие взгляды, такую всепоглощающую любовь, за которой следует только безумие, но вызвана она была наркотиками, а здесь - он точно знал - влияние было другого рода. Это Кадасти - старый пособник дьявола - так повлиял на его чистую девочку, и он тоже в этом виноват.
Раздался колокольный звон - низкий, глухой, как весть из ада, - и в помещение вошла выбранная на сегодня жрица. Обнаженная, она несла на руках кричащего ребенка.
Девушка, которой всю дорогу вливали водку, рванулась навстречу малышу, которого она родила только два дня назад и которого по глупости отдала для жертвоприношения, но крепкие мужские руки схватили ее и оттеснили к стене, чтобы не мешала благой миссии.
Жрица подняла мальчика на вытянутых руках и протянула его Кадасти.
Но прежде чем он прикоснулся к ребенку, он сдернул с Олеси мантию, и та упала к ее ногам.
Олеся предстала перед Константином и паствой обнаженной, но наготы не испугалась и не застеснялась. Она по-прежнему не отвела взгляда от мужчины.
Майкл помог ей подняться на возвышение, и она легла на него. А сам он взял мальчика и, держа его над Олесей, сказал:
- Прими Спаситель, который есть Жизнь, Любовь и Свет. Нареченный великим лжецом и опороченный врагами, которые есть христианство, только ты можешь осчастливить человека, сделав его жизнь поистине осмысленной. Потому что, что может быть прекраснее, чем жизнь без страха? - Майклу приходилось кричать, так как нужно было перекричать и ребенка, и усиливающийся звон колокола, от низкого звучания, которого закладывало уши и начинало тошнить. - Ты вечен, как и вечен грех человеческий, как вечна душа, принадлежащая только тебе! Да прибудешь во веки с нами!
Константин подал ему нож и в следующее мгновение крик ребенка прервался, а в чашу, поставленную жрицей у ног Олеси, потекла алая кровь еще не согрешившего существа. Она текла с перерезанного горла малыша и брызгала на девушку, но та не видела этого.
Кадасти подождал, пока стечет вся кровь, а потом отдал бездыханное тельце жрице, сам же сбросил мантию. Омыл кровью руки и лицо и тоже поднялся на возвышение.
Он стал на колени перед Олесей и Константин с ужасом увидел, что и пенис у магистра тоже поистине дьявольский и сейчас он набухший торчал вверх как отдельное живое существо.
Дальше Константин смотреть не хотел. Он закрыл глаза, из которых вдруг хлынули безудержные слезы.
А магистр на животе Олеси нарисовал кровью магический знак, отчего девушка изогнулась, протянула руки к его члену, но Майкл не дал ей к нему прикоснуться.
- Живи вечно Отец Силы, - услышал Константин, а в следующее мгновение Кадасти зарычал как большое раненое животное.
И не хотел видеть Константин, как магистр войдет в его девочку, и глаза для этого закрыл, но услышал рычание и глаза сами собой открылись, но мужчина так и не притронулся к Олесе.
Он поднял голову к своду и еще раз страшно зарычал - багровая головка пениса вырвалась на свободу, и на упругий живот девушки хлынул поток семени.
Сама же Олеся лежала изогнутая с закрытыми глазами, содрогаясь в собственном всепоглощающем оргазме.
И теперь Константин плакал, сам не понимая почему. То ли от радости, что Олеся так и не досталась Кадасти. То ли от страха, что она получала такое удовольствие от мужчины, который даже не тронул ее.
Константин подал знак, и за его спиной началась оргия, в которой пьяные и одурманенные люди предавались всем видам порока, не стесняясь и не боясь, так как сам Сатана освятил и разрешил им это делать.
 

- Вот и хорошо, вот и хорошо - ласково говорил Трони, пытаясь снять с Тимофея узкие джинсы. Такие узкие по последней моде, что казалось, их можно стянуть только вместе с кожей. - Хороший мальчик. Тебе будет хорошо.
И Тимофею действительно было хорошо. Он парил в небесах, и небеса были такие чистые, такие солнечные, что даже глазам было больно. И крыльев при этом у него никаких не было - все делали руки. Тонкие, ненакачанные - совсем мальчишеские руки.
Тимофей оказался упертым, и Анджело не удалось увести его в гостиницу, чтобы с удобством и душем. И теперь на заднем сидении взятого напрокат автомобиля его разрывало между желанием и брезгливостью. Но этот папин сынок был такой миловидный, что упустить так хорошо складывающиеся события Трони никак не мог.
Трони ворочал мальчишку, стягивая с него штаны, а тот улыбался, смеялся и этим разжигал желание любителя молоденьких мальчиков еще больше.
Анджело не просто жилось на свете. Любить юношей и при этом быть самому похожим на крысенка - что может быть хуже. И даже деньги, которые непросто зарабатывались и которые почти все тут же тратились на удовлетворение дурных наклонностей, часто не спасали его от презрения их бравших.
Повернувшись к нанимателю задом, мальчишки из бедных кварталов Нью-Йорка часто смеялись над ним, и он это знал, но снова шел на эти улицы, в надежде получить желаемое.
Окончив Гарвардский Принстонский университет, причем престижный юридический факультет, да и еще и со стипендией имени академика Сахарова он подавал большие надежды на будущее. И мама гордилась единственным сыном, способным обеспечить ей красивую безбедную старость. Но сын вдруг все бросил и ушел работать в журнал для мужчин определенных наклонностей и имел на это свои причины. Одна, из которых состояла в том, что в журнале проходили частые фотосессии смазливых женоподобных мальчиков, смотреть на которые Трони мог совершенно бесплатно. Но только смотреть, так как завязать роман с высокооплачиваемой моделью у него вряд ли бы получилось. Но это возбуждало и делало соития, как правило, с «цветными» мальчишками, более эстетичными.
А еще потому, что журнал расширял свои границы, и можно было надеяться, что и Трони выпадет удача поездить по миру.
И удача улыбнулась ему. Он уже посетил Францию, Германию, Польшу. Но, ни в одной из этих стран так и не сумел найти себе успокоение. Поэтому командировке в неизвестную страну Украина, которая пугала словами Чернобыль и мафия, он очень обрадовался.
По рассказам в этой «третьей» стране полностью отсутствуем мораль, и нет никаких нравственных устоев. Правда, разгуливает СПИД, и венерические заболевания бьют все мировые рекорды, но это не страшило Анджело. Он устал прятаться и бояться, бояться и прятаться.
Тем более что Тимофей оказался не изгоем, а сыном народного депутата, что в этой непонятной стране приравнивалось к элите. И ягодицы у мальчишки были такой невероятной красоты, что Трони без жалости отдал все деньги за дозы отборного кокаина для него.
Джинсы, наконец, наполовину снялись, но и этого было достаточно для распаленного Анджело. Он раздвинул ягодицы Тимофея и через мгновение понял, что получил еще один подарок - анус мальчишки был как у младенца.
И хотя Анджело был нежен как никогда ранее, Тимофей вдруг открыл глаза и заерзался под ним, мешая завершению действа. Но вскоре затих, и обрадованный Трони стал повторять и повторять с ним акты любви, удивляясь своей неутомимости.
Стало светать, и Анджело с огорчением понял, что пора расставаться. Он стал тормошить Тимофея, но тот никак не реагировал на это. Трони перевернул его, и ужас пробежал по его телу - Тимофей был мертв и мертв давно.
- Fuck, fuck, fuck, - закричал Анджело и выскочил из машины, как был - без штанов, в расстегнутой рубашке, но увидела это только пожилая дворничиха, которая возилась у мусорных баков недалеко от машины. Но женщина прожила долгую жизнь, поэтому отвернулась, не удивившись увиденному.
Трони заметил женщину, вернулся в машину и вскоре покинул чужой двор, который приютил его и для наслаждения и для преступления. Выехал с противоположной от гостиницы стороны и погнал машину по еще пустынным улицам.
Трони гнал машину по просыпающемуся Киеву и не мог понять, что же произошло. И как это могло произойти. Но, так или иначе, нужно было избавиться от трупа и сделать это немедленно. И все на что он оказался способным - это выехать за черту города и оставить труп в небольшом лесочке, прибросав его немного листвой, сухоломом и камнями.
Руки дрожали, машина виляла, а глаза предательски слипались от бессонной ночи, поэтому, когда Трони подошел к своему номеру он даже сразу не сообразил, почему он не вошел в него, а влетел. А, влетевши, распластался на мягком ковре.
Но уже в следующую минуту он дико закричал, потому что большой детина с равнодушным взглядом наступил ему своим большим ботинком на локоть и теперь раздавливал его, что было невероятно больно.
За детиной стоял мужчина поменьше ростом, в котором Анджело угадал главного в этой компании.
- Где мой сын? - спросил мужчина.
И Анджело лежащий на полу отметил, что у украинской элиты тяжелый взгляд.
- Не з-з-знаю, - выдавил из себя Трони.
- Я повторяю свой вопрос педрила, - мрачно глядя на Анджело, сказал мужчина. - И если я тут же не получу на него ответ, у тебя не будет не только локтя, но и яиц.
Трони понимал, что он попал в очень нехорошую историю, и как из нее выпутаться было большим вопросом, но не признаваться, же представителю элиты в том, что он затрахал его сына до смерти или трахал уже мертвого. А умер тот, между прочим, от передоза, к которому Трони приложил свою руку.   
- Я не знаю, о ком вы говорите, - наконец сказал он. - Я американский подданный и говорить с вами буду только в присутствии посла.
- А когда ты его из клуба увозил, посол не требовался? - спросил детина.
На что Анджело повторил с твердым упорством.
- Я не знаю, о ком вы говорите. Я американский подданный…
- Сделай его, - сказал мужчина и стал выходить из номера. - Пока не скажет. Но без крови.
Трони продержался ровно минут пять. И хотя крови не было, ему казалось, что все его кости превращены в труху и эта труха теперь перекатывалась под кожей, принося своему хозяину невыносимую боль.
Когда детина ударил первый раз, Трони закричал, но крик его был оборван крепкой ладонью парня.
- Кричать не надо, - сказал тот почти ласково, - иначе вырву язык.
И Анджело перестал кричать. Он только плакал и шептал:
- Не надо, не надо, не надо.
А через пять минут.
- Я все скажу…
А еще через час он лежал в том недалеком лесочке, присыпанный так же небрежно листвой, сухоломом и камнями. И сквозь эту насыпь удивленно смотрел на небо над еще одной страной, которая не поняла его и не приняла. Но думать об этом он уже не мог - ведущий интимной странички мужского журнала «Parubok» Анджело Трони, любящий пикантные подробности из личной жизни мужчин, был мертв.


День четвертый


На стол Ильяшенко легли докладные сразу по двум эпизодам.
Во-первых, о смерти Рональда Гранта.
Философ был убит соседом Анны Сушко - девушки, к которой студент приехал. И не просто приехал, а с целью увести ее в родную Америку в качестве жены, о чем и хлопотал в посольстве.
А познакомился он с ней в Вашингтоне, когда она по программе Work & Travel работала в Америке, зарабатывая, таким образом, на жизнь и обучение в родной Украине.
Они познакомились, полюбили друг друга и поняли, что тысячи километров не преграда для их необычайной любви. И даже более того, она носила под сердцем интернациональное дитя, которое обещало быть счастливым, но против этого оказался сосед Ани, который до недавнего времени считал себя ее потенциальным мужем.
Сама Аня, имевшая неосторожность пару раз поцеловаться с Андреем еще до его отсидки, ни о чем подобном не думала. Окончив школу, она уехала учиться в Киев, так как считала, что только в столице, в которой живет элита страны, и в которой крутятся большие деньги, можно сделать карьеру дизайнера одежды и устроить свою личную жизнь.
Мама дочь поддержала, но денег на обучение не было. И тогда целеустремленная девочка, желающая жить лучше, решила рассчитывать только на себя, поэтому после поступления в Киевский институт легкой промышленности работала, где только могла. И вот повезло, поехала на лето в Америку, а это уже совсем другой заработок.
И так ей не хотелось привозить свого жениха в Чишки, но для эмиграции нужно было зарегистрировать брак, а это по месту прописки, то есть в совете села. Ну и оформить разрешение мамы на ее выезд за рубеж на ПМЖ.
Аня очень боялась сглазить свое счастье. Поэтому никому ничего не рассказывала. Даже лучшей подруге, которая к счастью по причине лета находилась далеко от Киева.
«Вот все произойдет, тогда и расскажу», - думала девушка.
Но могла ли молчать мама, в одиночку вырастившая дочь? Конечно же, вскоре все соседи знали о том, что Анька - и надо же, а с виду ничего особенного - выходит замуж за иностранца из хорошей семьи. И что тот забирает ее в Америку, где она будет жить не хуже, чем другие. И все с нетерпением ждали приезда молодых.
Ждал и Андрей, живший в соседнем доме, который за час до их приезда обсуждал это событие с другом в летней кухне. За бутылкой водки.
- Да кто он такой? - кричал друг, распаляя в Андрее чувства национальной гордости и собственного достоинства. - Да так они скоро всех увезут в свою обосранную Америку.
- Я думал, она меня любит. Вон деньги на свадьбу копил.
- А я о чем? Может братву позвать?
- Нет, - твердо говорил Андрей, еще помня о своей первой судимости.
Проехало такси, остановилось у соседнего дома - Андрей бросился к окну.
Мальчишка, подавший руку его Аньке, был высоким, худым и издали не производил впечатления достойного конкурента крепкому Андрею.
- Да мы же его одним пальцем, - сказал друг. - Хиляк.
- Нет, - снова возразил Андрей, на глазах которого заблестели слезы. 
Но оковитая делала свое дело, и после второй бутылки Андрей созрел для решительных действий.
Когда Аня, счастливо смеясь, вышла из дому и направилась с женихом к речке, друзья потянулись следом, прихватив с собой еще немного горячительного. Пошли, чтобы поговорить. И убедить иностранца оставить их девушку в покое.
На берегу речки Маруньки уже собиралась сельская молодежь.
На машинах приехали дети местных фермеров, и теперь из одной машины звучала музыка - молодежь отдыхала. Как умела. И никому не было дела ни до Аньки, ни до ее жениха. Так, познакомились и снова занялись каждым своим делом.
Кто полез освежиться в речку, кто удалился подальше в кусты, кто выпивал, закусывал. Девчонки танцевали.
Аня и Рональд тоже удалились подальше. Покупаться, поговорить, поцеловаться. И вот тут к ним подошли Андрей с другом.
- Привет Анечка, - сказал Андрей. - С приездом. А ко мне чего не зашла?
- Добрый вечер. Я Рон, - улыбнулся Гранд, протянув к подошедшим руку, которую никто не поспешил пожать.
- Я не с тобой разговариваю, а со своей девушкой, - не поворачивая головы к иностранцу, сказал Андрей.
- В каком смысле со своей? - ничего не понимая и относя это к несовершенству знания русского языка, спросил Рональд.
- Андрей, давай не будем, - попросила Аня. - Я выхожу замуж и…
- Наслышаны. А как же я?
- Я никогда тебе ничего не обещала.
- Нет, подожди. Ты целовалась со мной? Ты на танцы ходила?
- Андрей, когда это было? Мы еще в школе учились.
- Ну, может, я не так все понял, но ты не объяснила.
- Я бы все-таки хотел, - снова вмешался  Грант.
- Заглохни, - сказал Андрей.
- Не понял.
- Отвали, тебе сказали, - отозвался друг. - Не мешай людям разговаривать.
- Но, подождите. Я все-таки жених.
- Заглохни, жених, - снова крикнул друг и толкнул Рональда в грудь. Думал, что хилый жених от толчка свалится, но Грант устоял.
- Ребята, прекратите, - закричала девушка. - Пожалуйста, Андрей.
Она уже жалела, что не осталась с компанией, что так опрометчиво увела Рона. Но ей так не хотелось, чтобы тот слышал бранные слова, сальные анекдоты и пьянеющих односельчан.
Да в прочем, нужно было вообще не выходить из дома. Но было очень жарко, а в доме ее мамы удобств нет и чтобы как-то компенсировать отсутствие душа, она и пошла на речку.
 Друг все толкал Гранта, а Андрей схватил Аню за руку.
- Я все для тебя сделаю. Там же чужие люди. Что ты там будешь делать? Кому ты там нужна?
Зная нрав Андрея и то, что его первый срок был именно за драку, Аня стала просить его, надеясь, что он еще не так сильно пьян.
- Андрюша, так сложилось. Я люблю его, - видевшая не раз пьяные драки в селе, девушка старалась говорить мягко, чтобы не разъярить еще больше и так достаточно агрессивного соседа, но ее слова произвели на Андрея действие обратное желаемому.
- Ах, любишь? А мы сейчас посмотрим, как он любит тебя, - и после этих слов стал стаскивать с нее купальник.
Рональд, отбиваясь от друга, зорко следил за Аней и при виде этого рванулся вперед и, сбив друга с ног, побежал к девушке.
- Не смейте ее трогать? - закричал он, налетел на Андрея, и они оба упали на землю.
- Сука, - закричал Андрей.
А тут и поднявшийся друг подоспел.
Стало темнеть, и Аня плохо понимала, кто кого бьет. Она только смотрела на это и продолжала просить.
- Андрюша, не нужно. Ну, пожалуйста. Я прошу тебя.
Но Андрей не обращал на ее крики внимания и тогда Аня закричала:
- Помогите!
Грант оказался не таким беспомощным, как могло показаться на первый взгляд. Он владел какими-то приемами, и это позволило, отбиваясь от парней наносить им болезненные удары.
В какой-то момент он нанес удар по носу Андрея, и это разозлило парня еще больше, тем более что пьяный Андрей не рассчитывал возиться с ублюдком так долго. Поэтому когда он увидел блеснувшую в лунном свете на песке непочатую бутылку водки, он, не медля, схватил ее и, размахнувшись, ударил по голове Рона.
Раздался неприятный хруст, но он не остановил Андрея, потому что дальше действовал уже не он, а закипающие в крови градусы, которые за свою бытность искалечили не одну жизнь.
Рука с бутылкой снова резко взлетела вверх и снова резко опустилась на голову студента, который только и хотел, что любить, быть любимым и верил, что он имеет на это право.
А Аня глубоко вздохнула, потом дико закричала, потом потеряла сознание.
И уже в больнице потеряла ребенка.


И по второму эпизоду.
Анджело Трони, насидевшись в номере и вдосталь позлив двух бравых СВР-щиков, наконец, вышел из гостиницы и пошел в элитный молодежный клуб «Мистика». Прошел в него по удостоверению иностранного журналиста и засел там почти до часа ночи.
Что он делал в самом клубе, наблюдающие не знали, так как их в элитный клуб не пустили, а поднимать шум, размахивая удостоверениями, они не захотели, чтобы не рассекречивать операцию.
Около часа ночи Анджело вышел из клуба в обнимку с молодым парнем, которого, усадив на заднее сидение автомобиля, повез к гостинице. Но к самой гостинице не подъехал, остановился во дворе соседнего дома.
Из-за большого скопления автомобилей во дворе, машину со слежкой припарковать там же не вышло, поэтому было принято решение подождать Трони возле гостиницы. Полагая, что он непременно вернется туда, что и произошло в семь утра.
До этого наблюдающие несколько раз проходили по двору, чтобы удостовериться, что машина Трони на месте.
Что происходило в самой машине точно неизвестно, так как в ней тонированные стекла. Через лобовое же стекло ничего рассмотреть было нельзя из-за отсутствия какого-либо освещения во дворе.
Но предполагается, что Трони в машине занимался с парнем гомосексуальной любовью. Во всяком случае, Тимофей (как стало известно позже - сын народного депутата, наркоман) имел типичную для сексменьшинства внешность.
Когда Анджело подъехал к гостинице, Тимофея в машине уже не было.
Припарковавшись, Трони поднялся в свой номер.
Когда наблюдающие вслед за ним поднялись на этаж, возле номера Трони прохаживался известный народный депутат. Сделав вид, что ошиблись этажом, наблюдатели ретировались и далее продолжали наблюдение, спустившись на пол-этажа ниже и в фойе гостиницы.
Вскоре депутат, его охрана и Трони спустились вниз, и автомобиль депутата направился в сторону Святошино и далее за черту города.
В связи с тем, что автомобиль депутата был большей мощности, чем автомобиль слежения, догнать его по трассе не удалось. Автомобиль был встречен, когда уже возвращался в город.
Прикинув скорость автомобиля депутата и время, потраченное на езду, была приблизительно вычислена местность, куда мог направляться вышеуказанный автомобиль.
После небольшого поиска в лесопосадке недалеко от трассы был найден труп Трони, о чем была уведомлена милиция Святошинского района. Что же касается самого депутата, то решение по нему предлагалось вынести руководству СВР.
И еще. После обыска номера Трони и работы с его компьютером было установлено, что в сети он имел свой сайт, через который распространялась детская порнография и, судя по всему, съемки последних выкладок были сделаны в Польше, где Трони провел предыдущие полгода. Сайт существовал уже более пяти лет.
Ильяшенко ударил ладонью по столу.
- Я так и знал, - улыбнулся, поставив своей интуиции еще одну пятерку.
- Что будем делать с депутатом? - спросил Погребицкий, проигнорировав последнее замечание генерала - Трони для него был уже вычеркнут из списка насущных проблем - практически по Сталину.
- Нам для полного счастья только депутата и не хватает. Его же попробуй, тронь.
- А зачем нам его трогать? - зевнул Погребицкий и потер покрасневшие от бессонной ночи глаза. - Пусть милиция сама его ищет.
- Да? - задумался Ильяшенко, а потом махнул рукой. - Ну, пусть ищет.


И в это же время на стол министра иностранных дел Украины легло письмо посла США, в котором выражалось беспокойство о том, что в течение суток в Украине было убито сразу два гражданина Америки. И выражалась надежда на то, что преступления будут раскрыты в ближайшее время и виновные понесут за это заслуженные наказания.


И в это же время агент расшифровал сообщение, пришедшее на его электронный адрес.
«За последние сутки были убиты два человека, приблизительно одного с вами возраста летевшие с вами в одном самолете. Есть мнение, что информация уже просочилась в определенные круги, но она, скорее всего неполная и приблизительная. И, может, принято решение на физическое устранение всех, кто попал под какое-либо подозрение. В связи с этим, предлагаем вам быть более осторожным и приложить все усилия, чтобы выполнить задание как можно быстрее».



Хранилище фолиантов находилось в глубине лаврской библиотеки, от которой его отделяла закрытая железная дверь, и куда Павла и Тому привел приставленный к ним монах. Молоденький - безбородый - и звали монаха Венедиктом.
- Странное имя, - шепнула Павлу Тома, когда высокий чуть сутуловатый инок направился из канцелярии в сторону библиотеки, опередив их на несколько шагов. - Какое-то не славянское. - Сказала и даже не заметила, что приблизилась к Павлу слишком близко.
- Я не знаю системы наречения монахов другими именами при постриге. Нужно будет почитать об этом, - ответил Павел.
- Что значит другими? - снова спросила Тома.
- Ну, их же переименовывают, - зашептал в ответ Павел. - Это же имя не от мамы и папы.
- А зачем их переименовывают?
- Это служит монаху напоминанием об иной жизни, которую он принял.
Венедикт оглянулся, и молодые люди перестали шептаться. И Тома стала осматриваться вокруг, потому, что вчера она ничего не заметила. А вокруг был чудесный солнечный день, освещающий церкви, иконные лавки и колодцы со святой водой.
Дошедши до здания, в котором разместилась монастырская библиотека, монах остановился. Подождал Тому и Павла и открыл перед ними дверь.
И Тома почувствовала трепет в душе, когда ступила на паркетный пол большого зала, заполненного высокими стеллажами с книгами.
Венедикт закрыл дверь, замок защелкнулся.
- Просторное помещение, - только и сказала женщина, подняв руку, но, так и не посмев прикоснуться к книгам, что стояли на стеллаже, возле которого она остановилась.
- Просторное, - согласился Венедикт, - но с недавнего времени. Раньше библиотека находилась в другом здании, где было теснее.
В помещении никого не было и это удивило Тому. Но спросить об отсутствии монахов в библиотеке, которые по ее мнению должны были сидеть здесь и часами изучать и изучать, не решилась. Тем более что Венедикт не остановился, а прошел вглубь зала и подошел к двери - металлической и закрытой.
Постучал в нее. Через время дверь приоткрылась и Тома увидела в дверном проеме седовласого сгорбленного монаха. Тот мельком взглянул на стучавшего и отступил от двери.
Тома только диву давалась - в помещении, где хранились такие ценные книги, а здесь еще и бесценные рукописи она не заметила никаких охранных технических средств или даже простого охранника с пистолетом на ремне. В свете почерпанных ею сведений о преступности на родине ее предков это казалось форменным безобразием.
Прошли в хранилище. Седовласый монах молча закрыл дверь.
И вот тут Тома поняла, как она недооценила лаврских хранителей.
В хранилище не было окон, а стены его были до потолка оббиты натуральным деревом.
Изолированное от внешнего мира помещение имело свой микроклимат и свое особенное освещение, и оно было практически пустым. В нем не было ни шкафов, ни ниш. В хранилище вообще ничего не было, кроме длинного стола, что располагался посередине помещения.
Венедикт подошел к стене, сделал пас, подобный пасу фокусника и стены раскрылись, а под ними оказалось стекло. За которым отдельно друг от друга стояли деревянные ящички, в которых каждая в своем лежала бесценная рукопись. Прикоснуться к которой было настоящим счастьем. В том же месте, где стоял Венедикт, находился встроенный в стену пульт управления, кнопки которого он и нажимал.
Монах по имени Илия, недовольный посещением хранилища посторонними, да еще и светскими людьми был молчалив и угрюм. Не поднимая глаз, он подал всем эластичные перчатки и маски, а Венедикт подошел к молодым людям.
- Это все, что сумели сохранить от варварства. Но и это - бесценно.
- Да, да, - только и смогла произнести завороженная Тома и сняла с плеча тяжелый кофр с фотоаппаратом и поставила его на пол.
- Я могу подавать для осмотра только одну рукопись зараз. Так что выбирайте с чего начать, - сказал Венедикт.
- А вы слышали о старце Варлааме?
 - А как же. Еще в 1057 году преподобный Антоний, стремящийся к уединению, старшим среди братии поставил преподобного Варлаама, который стал первым киевопечерским игуменом. Но он не был старцем.
- А о старце Филофее слышали?
- Нет, ничего не слышал. Вы что-то путаете.
- Ну, хорошо. Давайте начнет с рукописей XII века.
Венедикт поверх рясы надел белый медицинский халат, поданный Илией, и открыл стеклянную дверь, наличие которой никто не заметил и зашел за стекло. Дверь за собой закрыл. 
То есть там находилось еще одно помещение, и только так можно было достать рукопись.
Вернулся монах с деревянным ящичком. Бережно открыл его и извлек пергамент, размером 20 на 25 сантиметров - ветхий листок коричневого цвета.
- Это из жития Святого Нифонта, - сказал Венедикт и перекрестился. - Приобретено лаврой только недавно.
Тома и Павел ничего на это не сказали - они замерли, боясь даже вздохнуть.
Павел опомнился первым и внутренне обиделся, потому что никакие его просьбы на этот счет не увенчались успехом. А тут какая-то американка и разрешение было сразу получено. Но, взглянув на лицо Томы, устыдился своих мыслей.
К своему великому разочарованию такого выражения лица он никогда не видел у отечественных историков - у Томы дрожали губы, на глазах блестели слезы.
Тома подняла руки, пошевелила пальцам в перчатках, что очень напомнило киношного хирурга, и прикоснулась к пергаменту. Наклонилась.
- Этот лист можно прочитать в сборнике-конволюте, но Его Высокопреосвященство разрешил показывать вам все, что вы захотите, - дрогнувшим голосом сказал Венедикт. - Может, посмотрите сборник? Очень уж ветхая рукопись. С таким трудом сохраненная.
- Хорошо, - согласилась Тома, услышав в голосе монаха мольбу. - Вот только сфотографирую ее. - И потянулась к кофру, из которого извлекла профессиональную цифровую зеркальную камеру Nikon D3s.
Павел с завистью посмотрел на фотоаппарат, который позволить себе за свою зарплату не мог.
«Там же сумасшедшее разрешение», - подумал с тоской, но додумать мысль не успел.
Размышления прервали Илия и Венедикт, бросившиеся к Томе почти одновременно.
- Фотографировать нельзя, - закричали они. - Вспышка может испортить рукопись.
- Не буду, не буду, - сказала Тома и поставила фотоаппарат на стол.
Илия нес послушание в хранилище, и молиться рядом с рукописями ему было так сладостно, что полюбил он эти свидетельства великого служения Богу больше, чем людей. И если бы его воля он бы никого не подпускал к ним. Особенно мирских, погрязших в материальных и плотских желаниях.
И он завидовал тем, кто жил сотни лет до него. Кто сидел в пещерах и с утра до ночи переписывал древние письмена, пришедшие до человеков, может от самих святых апостолов.
Венедикт вынес сборник рукописей, и Илия нахмурил брови, наблюдая, как Тома изучает его. О нем забыли, и он использовал это для очередной молитвы.
А Венедикту женщина понравилась. Без косметики, волосы некрашеные. И смотрит хорошо, по-доброму. И всегда с улыбкой.
- А где сохранялись рукописи во время войн и нашествий? - спросила она у Венедикта.
- Самыми надежными тайниками старинных книг всегда были лабиринты Ближних и Дальних пещер. Там же прятались от иноверцев и реликвии. Там же были и кельи монахов, что переписывали книги. Как писано: «…книги, иноками в пещерах сбереженные»! Но тяжкий это был труд. Ведь иногда убивали всех, кто знал о месте, где прятались сокровища, и от этого не всё возвращалось на свое место.
- В пещерах? - не отрываясь от рукописи, спросила Тома. - А в эти пещеры можно попасть?
- Конечно можно. Паломников пускают к святым мощам.
- Всех и везде?
- Нет, не во все места можно проходить, да и нужно ли? Ведь приходят помолиться святым старцам, приложиться к их мощам, чтобы попросить у преподобных исцеления и заступничества перед Богом, а дальше что им делать? Там же ничего нет, - улыбнулся Венедикт. - Это для паломников пещеры сделали шире и выше. Оштукатурили и побелили. А остальное непригодно для продвижения. Там дальше пещеры становятся низкими, похожими на лазы, кельи в них не больше метра и в каждой покоятся братья, что вели праведную жизнь.
- Праведную… - не то спросила, не то подтвердила Тома, разглядывая через лупу строку в манускрипте. Хотя, скорее всего, она просто повторила последнее услышанное слово, думая при этом о чем-то своем.
- Об этом свидетельствуют почерневшие частички плоти, что сохранились на костях, - приняв за вопрос, стал объяснять Венедикт. - Нетленной плоть может быть только у праведников. Да и как их иначе назвать, если они жили в таких условиях и не теряли веры в Бога.
- Нужно обязательно попасть в пещеры, - резюмировала Тома, осторожно переворачивая лист рукописи.
- Можно и в пещеры, - согласился Венедикт. - Когда захотите.
Изучать медленно и кропотливо, не было времени, поэтому, Тома и Павел просматривали листы, выискивая слова Варлаам или Филофей. И не находили их.
Не успели просмотреть до конца первый сборник, как Илия отозвал Венедикта и стал что-то ему нашептывать.
Павел оглянулся, чтобы понять что случилось, но монах говорил тихо.
Венедикт, будучи выше брата почти на полторы головы, наклонился к нему и, слушая, согласно закивал головой. А потом подошел к столу и громко сказал:
-  Пора, сегодня время вышло. А завтра снова придем, если на то будет воля Господа.
- Как быстро прошло время, - заметила Тома.
Но Павел и сам был удивлен, когда взглянул на монитор мобилки.
Наручных часов он не носил, распрощавшись с ними, как только было изобретено это чудо цивилизации, так как с часами дружбы у него не получилось. Он их, как правило, либо терял, либо ронял, либо забывал снять перед приемом ванны. Так что для него часы были лишним и часто мешающим атрибутом.
«Все дело в отсутствии окон и в увлеченности делом», - подумал он, ощутив вдруг и голод и усталость.
- А рукопись? - спросила Тома. - Мы не досмотрели ее до конца.
- Ничего, завтра начнете с этого же листа.
Тома хотела закрыть сборник, но Венедикт остановил ее.
- Брат все сделает сам, - сказал он и стал стаскивать перчатки и халат.
- А в Дальние пещеры? - напомнила Тома, тоже снимая средства защиты.
- Пойдемте, - легко согласился Венедикт, а Павел поскучнел, еще туда тащиться, но спорить с Томой не решился. Она была ведомой, и с этим нужно было считаться.
Не простившись с Илией, которого им никто не представил и на которого они по большому счету не обращали никакого внимания, они вышли из хранилища, а вскоре покинули и здание библиотеки. В зале, по которому они проходили, по-прежнему никого не было.
А еще через некоторое время всех троих можно было видеть по дороге к Аннозачатьевской церкви, откуда через галерею можно попасть в Дальние пещеры.
В пещерах стоял сумрак, так как освещались они только догорающими свечами. Пахло воском.
Когда Тома, Павел и Венедикт попали туда из пещер как раз выпроваживали последних посетителей. И когда пещеры покинул последний из них, как-то мгновенно наступила благостная тишина, а от нее покой и умиротворение.
Но насладиться столь прекрасным состоянием не вышло - в пещерах вспыхнул электрический свет и сразу все разрушил.
Пещеры наполнились многочисленной братией, которая тут же принялась за работу. Одни подметали полы, другие подбеливали стены. Запахло прозаическим Тройным одеколоном.
- Почему пахнет одеколоном? - спросил Павел у Венедикта, но тот, по-видимому, не услышал вопрос - он продвигался по пещере, о чем-то беседуя с Томой.
Но это было и не важно - ответ Павел получил тут же, когда увидел, как один из иноков стал вытирать стекло, которым были закрыты святые мощи, удаляя с него следы от губной помады. Что оставили набожные дамы, не заботясь о последствиях.
Павел догнал монаха и женщину.
- И это происходит каждый день? - услышал он вопрос Томы, пока не понимая, о чем она спрашивает.
- Конечно, - ответил Венедикт. - Послушники делают уборку и мелкий ремонт. А ухаживать за мощами разрешается только монахам. - Монах остановился. - Ну а дальше никому кроме братии проходить нельзя.
За очередным гробом с мощами продолжался проход, перекрытый низкой перегородкой, и Тома остановилась перед препятствием. И посмотрела вглубь пещеры тоскливым и одновременно заинтересованным взглядом.
- Совсем никому нельзя?
- Можно, если будет на то благословение Его Высокопреосвященства.
Тома закусила губу - беспокоить Архиепископа ей совсем не хотелось, и она решила с утра снова зайти в канцелярию.
И пока она размышляла об этом, в пещере за ограждением показался силуэт человека, очертание которого при приближении становилось все четче и четче. Пока Тома не увидела пожилого монаха со сгорбленной спиной.
Петр, возвращающийся из послушания, отодвинул перегородку и вошел в освещенную часть пещеры. Поднял глаза и встретился ими с глазами женщины, которой в это время тут никак не должно было быть.
«Опять шастают, - тяжело подумал. - Спаси и сохрани мя, Господи».
И этот взгляд не ускользнул от Томы. Она тоже внимательно посмотрела на монаха, но тот уже опустил глаза. Еще больше сгорбился и прошел мимо женщины.
Тома оглянулась, почему-то ожидая, что оглянется и он, но Петр не оглянулся и тут, же услышала.
- Надо уходить, - сказал Венедикт. - Мне к вечерне пора.
Простились у пещер и дальше пошли с Павлом вдвоем - уставшие, голодные. Разговаривать не хотелось.
Тома решила поужинать в том же кафе, что и вчера. По крайней мере, было вкусно, и желудок не взбунтовался, но взбунтовался Павел.
- В Киеве столько прекрасных мест для ужина, что не нужно останавливаться на чем-то одном. Пошли, пройдем дальше. Там есть неплохая кафешка с украинской кухней, - он все-таки не терял надежды приучить Тому к своим любимым с детства блюдам.
Тома не стала спорить. Ей в эту минуту хотелось просто спокойно думать и просто спокойно идти, а уж куда - все равно.
Заходило солнце. Жара уступала место вечерней прохладе и улицы Киева заполнялись уставшими от дневной духоты людьми.
Из ресторанов лилась музыка, понемногу зажигались уличные фонари.
- Красивый город, - сказала Тома.
- Очень красивый, - согласился Павел.
- А ты коренной киевлянин? - спросила она.
- Почти коренной, - засмеялся он. - Родился я, правда, в Тюмени, но уже через три месяца поселился здесь и вот живу в нем, практически не выезжая.
Кафе было небольшим, но уютным и сейчас в нем было мало посетителей, поэтому девушка с алой ленточкой на голове подошла к ним почти сразу.
- Закажи, что считаешь нужным, - сказала Тома и оглянулась на большой цифровой телевизор, по которому шли вечерние новости. - Смотри, - воскликнула через минуту - В Украину приехал Патриарх всея Руси. Это он, в каком городе?
Павел оторвался от меню и взглянул на экран.
- В Одессе. И он еще вчера прибыл в страну.
Тома стала с интересом слушать репортаж, а Павел сделал заказ.
- Ты пальчики оближешь, - стал он уверять Тому, но та спросила о другом.
- А что это за храм?
- Это кафедральный Спасо-Преображенский собор. Кстати, тоже взорванный в 1936 году - любили у нас это дело. А там, между прочим, был захоронен князь Воронцов, сделавший для города кучу всего хорошего. Но как видишь, храм восстановили. Правда, лет десять на это ушло. Деньги собирали всем миром. А, что еще интересно - там самый большой в Украине колокол, больше 14 тонн весом. Ну, вот. Собор восстановили и теперь его освячивают.
Один из посетителей кафе усилил звук, и поставленный голос диктора сообщил:
- …Святейший Патриарх Московский и всея Руси, Предстоятель Русской православной церкви в сослужении Блаженнейшего Митрополита Киевского и всея Украины, Высокопреосвященного Митрополита Одесского и Измаильского освятил Верхний храм Одесского кафедрального Спасо-Преображенского собора.
Павел засмеялся. Такая история всегда была с его мамой. Не дождавшись буквально нескольких секунд, она выспрашивала у сына о происходящем на экране.


Производство поразило Джона.
Нет, нельзя сказать, что оно было каким-то особенным или эксклюзивным. Просто, он был уверен, что в Украине такого производства быть не может, но оно было.
Сюрпризы началась прямо у входа первого завода.
Директором такого большого производства оказалась женщина. Небольшого роста, хрупкого телосложения с мягким негромким голосом. Она даже не приказывала, а вроде просила исполнить то, то, то это. И мужчины - большие, сильные - слушались ее без единого пререкания. Значит, западный стиль руководства стал проникать и сюда, что не могло не радовать.
В помещении, куда их сразу повели было чисто и уютно. На стенах висели кашпо с цветами и туалетом в админздании не пахло.
В кабинете директора тоже было по-западному неброско, в отличие от офисного кабинета Виктора, в котором каждая вещь кричала - я богатый, я самый богатый, я предельно богатый. В Америке уже давно отказались от такой показухи, поэтому Джону очень понравился и кабинет директора завода и сама директор.
Она пригласила гостей присесть и сама присела рядом, а не развалилась в кресле за столом, как любил делать Виктор. И беседу повела по-деловому, уважая и свое, и чужое время.
- Производством и очисткой спиртов мы не занимаемся, мы их закупаем. Причем закупаем спирты только класса «люкс». Но могу вас уверить, что наши поставщики этого продукта работают на новейшем оборудовании с автоматической системой управления технологическими процессами. Если вы хотите в этом убедиться, то я могу позвонить туда, и они вам с удовольствием покажут свое производство. Это недалеко. В соседнем районе.
- Я подумаю об этом, - сказал Джон, который не очень-то и хотел добавлять километры в таком не очень удобном путешествии по украинским дорогам. - А может, мы поверим вам на слово, - улыбнулся он женщине.
- И не ошибетесь, - серьезно отреагировала на улыбку директор. - Мы планируем долгосрочное сотрудничество с вами, поэтому заинтересованы в качестве выпускаемого продукта.
Я пробовала алкогольные напитки многих стран, и считаю, что лучше нашей водки вы не найдете. И вы сейчас в этом убедитесь.
После этих слов двери кабинета распахнулись, и девушки с изумительными ногами и фигурами внесли в него подносы с многочисленными бутылками и рюмками - водочными и коньячными.
- Я помню, что договор составлен только на поставку водки, - женщина поняла удивление на лице Джона. - Коньяк - это, так сказать проба пера. Но я прошу вас продегустировать наш продукт, который я уверена, вам понравится. И может, мы продолжим разговор и о нем.
Виктор недовольно скривился. Эта бабенка отбирает у него хлеб. Кто ее просит говорить о договорах? Вари себе свою бормотуху и молчи в тряпочку. Если Джон поймет, что можно работать напрямую с заводами, Виктор потеряет свой кусок пирога.
- Джон, у нас еще несколько заводов впереди и если мы начнем дегустацию прямо с первого, то…
- Да, Виктор прав. Дегустацию мы проведем потом. Всех заводов сразу. А сейчас я бы хотел посмотреть производство.
Теперь настало время директору состроить гримасу. Эти перекупщики - просто кость в горле. Тут и так конкуренция, дорогие кредиты, невозможность найти высококвалифицированных рабочих. А они как шакалы, причем во всех сферах.
Давно придуманная народная поговорка живет и процветает в стране, и по сей день - один с сошкой и десять с ложкой.
«Как надоело кормить всех этих бездельников», - подумала женщина, вздохнула и поднялась с места.
В цехах, где производилась и разливалась водка, все блестело и сияло чистотой.
Немногочисленные операторы, одетые в фирменную спецодежду, сосредоточенно работали, не обращая внимания на вошедших. Причем у оборудования, где водка производилась, работали только мужчины.
Оборудование было современным, новым и импортным.
- Мы полностью переоснастили производство, - стала пояснять директор Джону, - в прошлом году - идем в ногу с мировым прогрессом. Система управления процессом разработана на базе цифровых микропроцессоров и комплексных измерительных и управляющих компьютерных систем, что позволило добиться резкого повышения качества и стабильности показателей выпускаемой продукции. А также уменьшило количество операторов, одновременно облегчив их работу.
Джон слушал и кивал головой. Да, все на должном уровне.
В цехе разлива и упаковки было царство женщин. Правда, не очень молодых. Таких молодых и длинноногих, как в кабинете директора, на конвейере не было.
- Укупорку бутылок и графинов с напитками осуществляем в зависимости от типа ободков шеек. Колпачками и пробками разных видов из материалов, разрешенных для использования Министерством здравоохранения Украины, - сказала директор Джону, который с интересом рассматривал женщин, а те, заметив, что на них смотрит коренастый гость, стали похихикивать, бросая друг другу реплики от которых сами же и смеялись.
- Весело у вас тут, - сказал Джон.
Директор не поняла - похвалил или укорил, но на всякий случай стрельнула в сторону женщин строгим взглядом и те притихли.
Виктор не отходил от Джона ни на шаг, поэтому, как ни старалась директор начать с потенциальным покупателем интересующий ее разговор, у нее ничего не получилось.
Распрощались и поехали дальше - в следующий район. На следующий завод.
Снова потянулись поля, перемежеванные украинскими селами, заезжая в которые водитель почти не сбавлял скорости. На въезде в каждое село стоял деревянный крест, перевязанный вышитым рушником.
- Я заметил у вас тут везде такие кресты стоят. Что это? Зачем? - спросил Джон.
- А это такие обереги. Придумали пару лет назад. При бывшем. Очень набожный президент был, - захохотал Виктор.
- Ну, почему же? Вера в Бога - это очень хорошо, - сказал Джон. - Это дисциплинирует. Народу это очень нужно.
- А ты верующий? - поинтересовался Виктор.
- А ты нет?
- Ну, как тебе сказать? В церковь иногда захожу. Ну, там Пасха, Рождество. Но если честно, то это на всякий случай, а вдруг там что-то есть.
- Где?
- Ну, там, - Виктор поднял глаза кверху. - После смерти.
Джон тоже поднял глаза и посмотрел на крышу автомобиля, будто там в этот момент можно было увидеть нечто большее, чем синтетическая обивка салона.
- Об этом с сарказмом говорить не нужно. Грех, - сказал Джон, и тон при этом у него был такой нравоучительный, что Виктор стал злиться.
- Ты вот водкой занимаешься, а спаивать людей не грех? - зло спросил.
- Нужно прививать культуру распития алкогольных напитков, небольшое количество алкоголя полезно. - Джона уже не мутило, и он был готов пофилософствовать на подобные темы. - И ограничить возраст. У вас это не соблюдается. То есть закон, я знаю, есть, но сам видел, как детям продавали спиртное. В этом проблема и церковь в этом вопросе может помочь, - сказал и, замолчав, отвернулся к окну, и это его молчание еще больше распалило Виктора.
- А между прочим первой производительницей водки на Руси была твоя церковь. Еще в XV веке.
- Почему моя?
- Ну, не твоя. Просто церковь. И с этой ее привилегией пришлось долго бороться. То есть одной рукой…
- Девушки у вас красивые, - сказал Джон и тем сбил Виктора с начатой фразы. - Необыкновенно красивые. И при этом такие доступные. У нас уже этого нет.
Виктор расхохотался.
- Опять за рыбу гроши, - сказал сквозь смех.
- What?
- Ничего, ничего, не обращай внимания. Это так - мысли вслух. - Бритый водитель сделал крутой вираж, объезжая глубокую яму, и мужчины в машине чуть не стукнулись лбами. - Э, потише! - закричал Виктор, уже однажды попадавший в аварию. - Сбавь обороты.
Машина стала ехать медленнее. За окном мелькал все тот же подсолнечник, теперь повернувшись к дороге своим левым боком - солнце начинало свой закат.
 

- Ну, ё маё! - Ильяшенко схватился за голову, да так и застыл, сидя за столом. - Это они специально?
Погребицкий доложил, что столицу покинула Элен Томпсон. Наняла такси и укатила в сторону Харькова. Причем у наблюдающих создалось впечатление, что она их заметила и перед тем, как выехать к Борисполю и на Харьковскую трассу покружила по Киеву, будто, издеваясь.
Пришлось поотстать, и теперь наблюдение велось издалека.
Сама Элен в машине то заигрывала с водителем, то говорила с кем-то по телефону, причем, только на любовные темы. А иногда оглядывалась, будто выискивала знакомый «Фольксваген», чтобы убедиться, что ее «охрана» на месте.


В это утро Элен не оставила сучонку даже двадцатки.
Обидевшись за прошлый раз, мачо доставляя женщине поистине огромное удовольствие, норовил в самый неподходящий момент причинить хоть какую-то, но боль, зная, что в такие моменты на это не обращают особого внимания. И Элен, действительно не ощущающая этого ночью, обнаружила утром на своем теле незапланированные синяки.
- Сучонок, - улыбнулась она, - ах, сучонок.
Парень еще спал, ударно потрудившись ночью, и Элен не стала его будить. Послала спящему воздушный поцелуй и вышла из номера.
Слежку она заметила еще в холле. Только ненормальные и что-то долго ожидающие могли в такую рань читать газеты. На ненормальных два высоких хорошо сложенных парня были не похожи, значит, слежка, решила Элен.
Она выпила в ресторане только кофе - есть не хотелось - и покинула отель.
В столице намечалась все та же уже набившая оскомину жара.
«Фольксваген» стоял на гостиничной парковке, и Элен улыбнулась. В общем, все было, как положено.
Из центрального офиса ей сообщали, что слежка, скорее всего, связана с ее деятельностью на «Дарфарме», кому-то из местных они перешли дорогу своими таблетками. Но ничего не поделаешь, бизнес есть бизнес. Но это уже не ее дело. Недокомплектация оборудования на заводе давала ей возможность покинуть столицу, что она и собиралась сделать этим днем.
Вот выполнит свою основную задачу и покинет страну, а вы гоняйтесь, сколько вам влезет, но уже за другим человеком.
Но это будет потом, а сегодня она поиграет, как кошка с мышами. И будьте уверены, что кошка как всегда будет в выигрыше.
Элен не стала заказывать такси из гостиницы, пошла на стоянку таксомоторов, которую еще раньше заметила на соседней улице. Долго выбирала саму машину, учитывая дальность поездки и, наконец, остановила свой выбор на новеньком «Шевроле» темно-коричневого цвета. Пошла к автомобилю и сразу же столкнулась с непонятными правилами, которые царили на стоянке.
Оказывается, взять машину, что стояла не первой в очереди она не имела права.
- Так положено, - прогнусавил загорелый брюнет, чья машина была первой. - Чем тебе мой фольц не подходит?
Но садится в «Фольксваген» Элен не хотела из принципа. А еще из-за того, что эта машина была гораздо старше той, что ее преследовала.
- А я хочу эту, - сказала Элен. - Она мне под туфли подходит.
- А я хочу Помелу Андерсон, и кого это колышет? - попытался пошутить таксист, но у него это плохо получилось, слишком уж свирепого вида были его черные глаза.
Водитель «Шевроле» в перепалке участия не принял. Он сидел в машине и смотрел на женщину, ожидая, чем все закончится.
По мнению Элен ситуация была полностью алогичной, но она решила не спорить. Брюнет закурил вонючую сигарету без фильтра, а она отошла в сторонку и стала ждать.
Пассажиров в этот знойный день в середине лета было немного, так что ей пришлось простоять целый час, пока «Шевроле» оказался в очереди первым. И когда она, наконец, села в салон и автомобиль тронулся с места, то поняла, что напрасно устроила эту демонстрацию протеста - водитель был нелюбезным и неулыбчивым. Утешало только то, что парни в «Фольксвагене» тоже потомились в ожидании.
Машина тронулась и Элен оглянулась и улыбнулась ребятам в следующем за ней автомобиле.
- А покатайте-ка меня по Киеву, - ответила она таксисту на его немой вопрос. - По центру, по набережной. Я турист из Америки. А потом мы с вами поедем в Харьков. Вы согласны?
За то время, пока она находилась в стране она уже поняла, что ситуация может быть и до такой степени абсурдной - таксист может сказать, что ему в другую сторону. Но этот так не сказал. Кивнул согласно головой и нажал на педаль газа.
- Это будет стоить 400 баксов, - сказал, не поворачиваясь к пассажирке.
- Хорошо, - сразу согласилась Элен и игра началась.
Она намеревалась поводить слежку по городу, потом вырваться на трассу, а уж там заставить таксиста оторваться от преследования, потому что в Харькове соглядатаи ей были не нужны. Она помнила дорогу от Бориспольского аэропорта в Киев и думала, что такой будет дорога и до Харькова.
Элен хохотала, что-то рассказывала водителю, потом кому-то звонила по телефону и снова приставала к таксисту с вопросами, на которые тот совсем не хотел отвечать.
- Давай, жми на педаль, - кричала Элен водителю время от времени, и тот уже был не рад, что согласился везти эту взбалмошную иностранку.
- А кто будет штраф платить? Тут знак, - канючил по привычке киевский таксист.
- Я заплачу, - уверяла его Элен, но таксист осторожничал.
Черт их знает этих иностранцев. Обычно, они очень щепетильны в выполнении правил дорожного движения, а эта вроде решила свести счеты с жизнью - быстрее и быстрее. Может высадить на фиг? Но 400 баксов на дороге не валяются.
Харьковская трасса хоть и оказалась сравнительно ровной, после Борисполя стала однополосной, что при интенсивном движении совершенно не позволяло маневрировать и перегонять.
«Нет, по трассе от «Фольксвагена» не уйти», - подумала Элен, а вслух спросила. – Нам сколько еще ехать?
- Часа четыре, - буркнул водитель, обеспокоенный тем, что пассажирка придумала еще что-то. - Гнать не буду, - предупредил на всякий случай. - Дорога, не видите? - узкая.
Но Элен ничего ему на это не ответила. Устроилась поудобнее и закрыла глаза.
- Что это с ней? - спросил водитель «Фольксвагена» после нескольких минут тишины.
- А хрен ее знает. Видимо поняла тщетность, значит, будет фокусничать в самом Харькове, так что настройся на это. Ты Харьков хорошо знаешь?
- Не-а, - мотнул головой водитель, - но куда она денется? - засмеялся. - Это все-таки наша страна.
Почти до самого Харькова в преследуемой машине стояла тишина. Таксист не рискнул даже музыку включить, увидев, что женщина уснула. Но Элен не спала - она думала. А через три часа глаза отрыла и достала ноутбук и что-то долго в нем смотрела и кому-то писала.
Въехали в Харьков. Через три квартала таксист припарковался.
- Я города не знаю. Мы договаривались только до Харькова.
Элен бросила на переднее сидение 400 долларов и вышла из машины, не поблагодарив водителя за поездку и не попрощавшись с ним, презрительно хлопнула дверцей.
Прошла чуть вперед и остановила уже харьковское такси.
- Добрый день. К парку имени Горького на улицу Сумскую. - Элен улыбалась и говорила любезным тоном, но и на этого водителя это не произвело никакого впечатления.
- Двести, - сказал мужчина сквозь зубы и отвернулся.
«Удивительно нелюбезные таксисты в этой стране», - подумала Элен с грустью, устраиваясь сзади, и до самого места назначения больше не сказала ни слова.
Вышла у парка и уверенно направилась по его аллее.
- Она приехала из Киева погулять по парку? - поинтересовался водитель «Фольксвагена».
- Посмотрим, - ответил напарник.
В парке в это время было немного людей. В Харькове тоже стоял непривычный зной, заставивший горожан изменить привычный ход жизни - погулять выходили только вечером.
Элен гуляющим шагом шла по аллее, а мужчины все не могли решить, идти за ней или стоит подождать. Потом она повернула направо и стала исчезать за высокими деревьями.
- Сиди в машине и будь готов, - крикнул напарник и выскочил из машины, но когда он добежал до поворота от Элен уже и след простыл.
- Черт, - выругался мужчина и побежал по аллее.
Вскоре аллею пересекла тропинка, по левую сторону от которой можно было увидеть теннисные корты, а справа… А справа парк заканчивался - за невысоким заборчиком шумела улица. Куда бежать дальше? Вот он, куда бы побежал?
И пока он осматривался и крутился на все боки, решая, куда направиться, со стороны улицы в парк зашла девушка, ведущая на поводке скучного от жары французского бульдога.
- Добрый день, - поздоровался мужчина, когда девушка поравнялась с ним. - Я тут невесту потерял, поссорились немного. Вы не видели случайно? Блондинка такая эффектная в черных джинсах и белой блузке с таким… кажется, жабо называется.
- Бегите скорее к канатной дороге, а то она сейчас от вас убежит, - участливо посоветовала девушка.
- К канатной?
- А, вы не местный? Не знаете? Вон там, на Сумской канатная дорога и я видела, как она покупала билет. Ну, бегите же, а то не успеете. Хотя думаю, уже не успели.
- А куда ведет эта канатная дорога?
- К Источнику. А, вы же не местный. На улицу Отакара Яроша.
Дальше мужчина девушку не слушал. Он вытащил рацию и закричал:
- Гони на улицу какого-то Яроша. К источнику. Там канатная дорога. Она там.
А сам развернулся и побежал в сторону, куда указала девушка, которая сейчас стояла в замешательстве. Несчастная собака с высунутым из пасти языком составляла ей достойную пару.
Канатная дорога была «проложена» над высокими деревьями, листва на верхушках которых от жары уже стала желтеть. И вот это желтое море сейчас простиралось под ногами майора, но он на него не смотрел. Он цепко держал взглядом белую блузку, что покачивалась в кабинке далеко впереди.
- Ну, быстрее, быстрее, - шептал он, как будто это могло что-то решить. - Ну, что? Ты на месте? - это он уже закричал в рацию, но ему никто не ответил, потому что водителя «Фольксвагена» в эту минуту в машине не было.
Водитель стоял в метре от автомобиля и уже в третий раз задавал один и тот же вопрос третьему прохожему:
- Как быстрее проехать к улице Яроша, к источнику?
И третий прохожий ему ответил так же, как и два предыдущих:
- Я не местный.
Наконец, парень увидел остановившееся такси, бросился к нему и через минуту стартанул с места как на пожар.
Но когда он подъехал к Источнику, то застал там только одного злого майора и понял, что опоздал.


В Черновцах с утра моросил дождик - центр Буковины решил порадовать своего блудного сына. Иван принял это с благодарностью - жара его порядком измучила.
- Це місце навіть старіше за Київ, - успокоил себя Иван, не успевший из-за жары посмотреть в столице все, что хотел и браво начал экскурсию по древнему городу.
- Так, тут є на що подивитися, - восхищенно качал головой Мазур возле памятников деревянного зодчества - Николаевской, Троицкой и Успенской деревянных церквей.
А возле украинской греко-католической церкви XIX века, перестроенной из ампира в украинское барокко, даже всплакнул, вспомнив о запрете на эту веру его предков в советское время.
Мужчина и женщина, что прогуливались следом за Иваном, не могли не нарадоваться на своего подопечного, который в отличие от Киевской прогулки здесь гулял не спеша. И после каждой достопримечательности обязательно присаживался в каком-нибудь кафе, чтобы что-то перекусить. А после посещения иезуитского костела в неоготическом стиле и вовсе устроил обеденный перерыв, засев в ресторане на Театральной площади.
Вышел из него разморенным, довольным, что даже показалось, что он сейчас устроит тихий час, но, нет. Снова последовали экскурсии с традиционными перекусами.
И так целый день. До самого вечера. А потом бай-бай в гостиницу.


День пятый


Исчезновение Элен из поля зрения СВР было воспринято Ильяшенко почти спокойно. Его больше волновал пастор. Он даже приснился ему этой ночью.
Во сне Кадасти на чем-то настаивал, а Ильяшенко категорически отказывался это слушать. Даже уши затыкал, чтобы не слышать.
Но теперь ему казалось, что говорил пастор что-то важное, что следовало бы запомнить, но что, конечно же, он не запомнил. Помнил только выражение глаз Кадасти, и выражение это мучило Ильяшенко целое утро.
Поэтому когда Погребицкий сообщил об очередной неприятности, Ильяшенко на это только выругался. Но так, без злобы.


В канцелярии Томе отказали.
- Проходить в Дальние пещеры за ограждение могут только братья, да и то не все. Нет, нельзя, - негромко, но твердо сказал монах.
Тома просила, приводила, как ей казалось неоспоримые доводы в пользу того, что ей ну просто необходимо получить это разрешение, но никакие увещевания на монаха не подействовали.
Она вышла растроенная из канцелярии и тут же встретила Венедикта, который спешил к библиотеке, чтобы встретится с ней у ее входа.
Венедикт улыбался женщине, и она решила, что исполнить задуманное можно с помощью этого мальчика. Монах был молодым неискушенным, и она надеялась повлиять на его душу.
- Мой прадед был священником, - сказала она, будто бы, между прочим, разглядывая лаврские строения, когда они вместе направились в сторону библиотеки.
- Правда? - это известие очень обрадовало Венедикта.
- И священником он был в те трудные годы, когда верить в Бога в этой стране было опасно для жизни. А лавра была музеем, так что побывать в самих кельях, закрытых для посещения у него так и не вышло. А он об этом мечтал.
- Да, жаль, - с грустью в голосе согласился монах. - Тогда многое здесь было неправильно. И удивительно. Ведь что может быть более естественным, чем верить в творца. Но, слава Богу, - Венедикт наложил на себя троекратное знамение, - времена изменились. И я надеюсь, что ваш прадед нашел успокоение в царствии Божьем и радуется сейчас, глядя, как вы ходите по этим древним камням.
- Я тоже на это надеюсь, - улыбнулась Тома, - но думаю, что он радовался бы еще больше, если бы я попала в пещеры. И сама увидела, в каких условиях жили люди, сумевшие сохранить слово Божье для своих потомков, - сказала и остановилась, Венедикт был вынужден остановиться вместе с ней. - Я очень хочу туда попасть, - Тома медленно подняла глаза и пристально посмотрела на монаха - Венедикт от взгляда женщины залился румянцем, опустил глаза, - но так не хочется беспокоить Архиепископа. Он человек занятой, а это всего лишь посещение пещер. Может можно что-то сделать, чтобы лишний раз не отвлекать владыку от его важных дел? - в ее голосе послышалась мольба, смешанная со слезами.
Венедикт задумался, но через мгновение его лицо прояснилось, и он воскликнул.
- Я поговорю со своим духовником. Может он поможет.
- Спасибо Венедикт, - чуть не закричала радостно Тома, пытаясь пожать монаху руки, отчего тот смутился еще больше.
- Нет, не благодарите, - лицо инока просто пылало. - Я же еще ничего не сделал.
- Ну, как же. Вы проявили участие, поняли меня.
- Так должно поступать каждому, - вдруг засуетился Венедикт, - мы же люди.
Тома решила больше не смущать юношу - убрала руки за спину.
- Только поговорите, пожалуйста, сейчас, - попросила она, и Венедикт согласно закивал головой.
- Хорошо. Пойдемте, я отведу вас в хранилище, а потом пойду.
Тома сделала еще несколько шагов в направлении библиотеки, но вдруг передумала туда идти.
- Павла еще нет. Давайте я подожду здесь. И его и вас.
Венедикт скрылся, а через несколько минут появился Павел.
- Привет, - мужчина был в хорошем настроении. - Почему ты не у библиотеки?
- Скорее всего, в библиотеку мы сегодня не попадем, - отмахнулась от него женщина. - В моих планах сегодня Дальние пещеры. То их место, куда не пускают паломников.
- Но там действительно будет становиться все ниже и все уже. И дышать трудно. И некоторые говорят, что там бродят души монахов, загубленных татарами. Не боишься?
- Не боюсь.
Духовник Венедикта, слышавший об американском ученом, и не посвященный во все дела лавры не усмотрел в посещении отдаленных мест пещер ничего дурного. Поэтому спустя час улыбающийся Венедикт принес хорошее известие и все сразу направились в пещеры. И сегодня они отодвинули препятствие и прошли дальше - посетители с интересом посмотрели на входящих за ограждение.
Первым пошел Венедикт, потом Тома, завершил процессию Павел. Каждый с зажженной свечой, от которой слабый мерцающий свет, дающий возможность видеть, куда ступает нога, но совершенно недостаточный, чтобы все рассмотреть.
И тут Павел с тоской подумал о своих фонариках, которые сейчас очень бы пригодились.
«Тома такая непрогнозируемая, что очевидно с завтрашнего дня придется носить с собой сумку, а в ней разную всячину, могущую пригодиться вот на такой случай».
Коридор сузился и стал ниже - дальше пошли пригнувшись. Потом стало совсем низко, но Тома продвигалась вперед, и ее упорство было вознаграждено. Пройдя еще  несколько метров почти вдвое согнувшись, они снова вышли в более просторную пещеру.
По сторонам коридора размещались кельи, действительно небольшие - в длину чуть больше метра, а в ширину и того меньше. Тома светила в них, но кроме черепов и костей давно почивших монахов в них ничего не было.
- Вот в таких тяжелых условиях жила братия, служа нашему Господу Богу, - грустно сказал Венедикт, - умерщвляя плоть, но возвеличивая душу до необыкновенной высоты.
Павел наклонился и взял в руки кусок почерневшей кости. Приблизил ее к глазам, чтобы лучше рассмотреть и может быть увидеть на ней не истлевшую плоть, но Венедикт остановил его:
- Кости почивших монахов не нужно трогать - сказал, будто обиделся за братьев. - Они заслужили покой.
- Конечно, извини, - не стал спорить Павел, кладя кость на место.
Двинулись дальше. Павел стал замерзать.
Венедикт шел в рясе, под которую успел что-то поддеть, зная как холодно под землей. У Томы в сумке случайно оказался свитерок - запасливая девочка. А он был в одной футболке и хоть тело, и было тренированным, но холод стал пробирать до костей.
Подошли к развилке.
- Куда дальше? - спросил Венедикт. - Прямо пещера становится все ниже и ниже, пока не придется становиться на колени, а потом и вовсе ползти. Налево пещера станет ниже уже через метров 70, потом тупик. Направо - дорога в сторону Днепра. Так куда?
Тома задумалась, вынула фотоаппарат.
- А здесь фотографировать можно?
- Фотографируйте, - разрешил Венедикт.
Тома нажала на кнопку, вспыхнула вспышка, и на мгновение можно было увидеть неровные стены, следы от лопат на них. Потом Тома развернулась и сделала пару снимков коридора уходящего вправо. Потом сняла пещеру, продолжающую прямо. А в следующее мгновение Павел увидел левый коридор.
Щелк, щелк - не совсем ровная пещера, уходящая вдаль. Совершенно пустая. Еще щелк - в пещере возник монах, как черт из табакерки. Павел мог поклясться, что монах возник из ниоткуда, так что сразу показалось, что это фантом, о котором он предупреждал женщину.
Тома щелкнула еще раз и теперь все увидели, что это человек из плоти и крови, а не какой-то призрак и фигура его напоминала хромого монаха, с которым они вчера уже встречались.
- Идем налево, - предложила Тома Венедикту, но все, же спросила мнение и у Павла, задумчиво смотрящего в это время на дисплей своего мобильного телефона. - Или направо, Павел?
Павлу не хотелось никуда - Павла пробивала дрожь. Но внезапно появившийся в пещере монах вызвал у него удивление.
«Это стоило бы обсудить, - подумал он, - но не в присутствии Венедикта».
И пока он размышлял, Тома уронила кофр - сумка упала на утрамбованный грунт с глухим стуком. Мужчины бросились ей помогать, но в тесноте коридора это создало дополнительное неудобство и толкотню. Так что когда сумка водрузилась на плечо Крейцер, к развилке вышел выходящий из левого коридора монах, действительно оказавшийся вчерашним стариком.
Петр продвигался, тяжело переставляя ноги, опустив глаза к полу. Но тут он поднял голову и тяжело посмотрел на Венедикта, потом скользнул взглядом по Павлу, Томе и снова опустил голову.
Троим, стоящим на его пути пришлось прижаться к стене, чтобы он смог пройти.
- Тебе, Матерь Божию, хвалим; Тя, Марие, Деву Богородицу исповедуем; Тя, превечнаго Отца Дщерь, вся земля величает… - услышала Тома молитву старика, когда он проходил мимо нее.
Петр пошел дальше, зашаркав тяжелыми не по сезону ботинками, а Тома оглянулась и долго смотрела ему в спину, пока ее не окликнул Павел.
- Тебе не кажется, что на сегодня хватит? Ужасно хочется выпить чего-нибудь горяченького. Холодно.
- Пожалуй, хватит, - согласилась Тома. - Я тоже начинаю замерзать.
Возвращались в молчании и когда вышли из Аннозачатьевской церкви, день уже перевалил за полдень. В библиотеку решили сегодня не ходить. Простились с Венедиктом и медленно двинулись наверх, наслаждаясь жарой, которая после зябких пещер показалась благодатью.
Приютились у столика первой попавшейся кафешки, где Павел заказал не только кофе, но и по пятьдесят коньячку и как только божественная жидкость растеклась по его жилам, согревая и томно расслабляя, Павел стал размышлять.
- Если исходить из официального плана пещер, то никаких поворотов в том левом ответвлении быть не должно. И вот вопрос: откуда появился монах? - Тома потягивала золотую жидкость и ничего не отвечала. - Вывода может быть два. То ли план врет, то ли он что-то скрывает. И я более склонен думать, что мы имеем дело со вторым вариантом. Томочка, там что-то есть и мы должны туда попасть.
- У тебя есть конкретный план?
- Я думаю нам нужно пройти туда без Венедикта. Повнимательнее изучить тот пещерный коридор, тем более что по его словам он не такой уж длинный. Только бы с хромым монахом не столкнуться, а для этого нужно изучить график его передвижений, чем я завтра же и займусь. Так что в библиотеку ты сама.
- Странно, - сказала Тома, прижмурив глаза, в которых заиграла хитринка, - никогда бы не подумала, что ты способен на подобную авантюру.
- Да, какой из меня авантюрист? - засмеялся Павел. - Просто я ищу библиотеку Ярослава Мудрого, а монахи явно что-то скрывают.
- Но вряд ли их можно в этом винить. Ведь много лет - нет, столетий - у них все отбирали, уничтожали. Я думаю, пора бы и научиться прятать что-то особенно ценное.
- Например, библиотеку Ярослава, - мечтательно сказал Павел.
- Например, библиотеку, - согласилась Тома.


Элен праздновала победу - еще не родился тот мужик, который смог бы ее победить.
Вскочив у Источника в вызванное еще с дороги такси, она поехала к больнице и уже вместе с Аллой Николаевной направилась к месту своего временного пристанища.
Но это была не гостиница, в которой как полагала Элен, ее обязательно будут искать, а двухкомнатная квартира ее харьковской знакомой, в которой та сразу согласилась приютить Элен, едва она ей позвонила. Тем более что было нужно многое обсудить.
Послезавтра предстоял трудный день, подготовить который надлежало сегодня-завтра. И первое, что нужно было сделать - это нанять машину. Обратно нужно будет ехать осторожно, но быстро, чтобы вовремя привезти контейнеры в Борисполь и отдать людям, которые переправят груз в нужное место. И это Элен могла доверить лишь самой себе.
Но Алла Николаевна отговорила ее брать машину в наем. Предложила свою, на которой Элен сможет вернуться в Харьков через несколько дней.
- Так будет лучше, - сказала она и Элен не стала спорить.
В конце концов, Алла Николаевна гражданка этой страны и ей лучше знать, что здесь лучше.
Алла Николаевна поселила нежданную гостью в комнате дочери и та теперь ходила по квартире, недовольно хмурясь. И даже на кухне попыталась поспорить с матерью, но та шикнула на нее и дочь обиженно замолчала.
Но Элен это мало трогало, хотя жилье, в котором ей предстояло провести два дня, угнетало.
Комнатка девочки была маленькой и неуютной и, по мнению Элен, требовала немедленной генеральной уборки и полной смены дизайна. И эти многочисленные мягкие игрушки она бы выбросила, не задумавшись не на минуту.
Элен двумя пальцами подхватила пыльного зайца, что в неудобной позе сидел на стуле у компьютера, и брезгливо бросила его на пол - на стул положила свою сумку.
«Гарлем», - с отвращением подумала она.
Остальная часть квартиры была такой же убогой и Элен отказалась принимать ванну, хотя Алла Николаевна любезно набрала ей воды, полагая, что после такой дороги в жаркий день гостья обязательно захочет освежиться. Но Элен лишь взглянула на помещение и приняла душ и, то быстрый и в носках.
От ужина отказалась. Устроилась на узком диванчике с ноутбуком и больше в этот день с хозяевами квартиры не общалась.
Проснулась Элен, когда и мать и дочь уже ушли из дому.
Да, бедненько живут, подумала снова женщина, уже при свете дня осмотрев всю квартиру. Она даже не могла вспомнить, видела ли она в Америке такие маленькие комнатки. Может так живут в бедных кварталах - она там никогда не бывала, - но в ее среде квартиры у всех были погабаритнее. И даже еще, будучи студенткой, она жила на большей площади.
И все такое ветхое, требующее немедленного ремонта.
Холодильник в кухне тоже не обрадовал не своим видом, не своим содержанием. Но сложившиеся обстоятельства требовали забыть о брезгливости, и Элен смирилась и с чаем в пакетиках и с растворимым кофе и с не идеально почищенными чашками.
Снова включила ноутбук, надлежало написать несколько писем.


Посмотреть все, что запланировали за два дня, не вышло.
Во-первых, ненасытный Джон не обращая внимания на уговоры Виктора, все равно умудрился найти девчонок в гостинице, где они остановились на ночлег, поэтому на следующий день проснулся, чуть ли, не в полдень.
А во-вторых, по дороге на последний завод колесо подхватило гвоздь и водитель, пыхтя и матерясь, долго его снимал, потом долго ставил запаску.
Вовчик был крупным и неуклюжим и смотреть на то, как он наклоняется, приседает, или поднимается с корточек, было смешно, но Виктор, глядя на это, не смеялся. Он злился и готов был убить увальня.
Джон же незапланированной остановкой был доволен.
Внизу за насыпью протекала неширокая речушка, и он пошел в ней искупнуться. И хотя водоем не блистал чистотой, Джон был рад свежести, которую дала ему эта речка.
- Как ее зовут? - спросил он у Виктора, поднимаясь к машине и вытирая волосы.
- Кого? - не понял Виктор.
- Речку.
- А хрен ее знает. Тебе зачем?
- Просто хотел узнать.
Когда сели в машину от вспотевшего Вовчика потянуло потом.
- Пойди, искупнись, - предложил Джон.
- Некогда, - ответил Вовчик и крутанул ключ зажигания.
- Самозванка, - сказал Виктор через мгновение. Джон удивленно посмотрел на компаньона. - Речка называется Самозванка, ты же спрашивал, - объяснил Виктор и махнул рукой в заднее окно.
Джон оглянулся, но указатель с названием речки уже исчезал за поворотом.
Ехали быстро, но все равно, когда машина въехала в районный центр, рабочий день уже закончился. И хотя на заводе существовала третья смена, менеджмент уже покинул его территорию.
- А, может, ну его? - спросил Виктор. - На этом заводе все то, же самое. Как и на предыдущих.
- Так нельзя, - сказал Джон. - Порядок есть порядок. Я не один стою за этим договором и я знаю, как у вас бывает.
- Много ты знаешь, - недовольно буркнул Виктор и стал звонить директору завода, которому с дороги позвонить не удосужился, думая, что ждать будут и без предупреждения.
Но директор уже был далеко от районного центра. Не получив никаких известий от Виктора, он посчитал, что тот передумал приезжать, поэтому уехал в Киев по делам завода.
- Завтра меня не будет, - сказал он, - вы не предупредили. Но я позвоню заму по коммерции, и он вам все покажет. Но завтра.
- А может все-таки сегодня?
- Нет, сегодня уже поздно. Вы же знаете, у нас мало развлечений. Всего доброго.
Директор отключился и только сейчас до Виктора дошел смысл сказанного. В районном центре мало развлечений, значит, после работы все развлекаются со стаканом в руке.
- Черт, - выругался Виктор. - Чертова провинция. Давай в машину. Будем искать гостиницу.


Мазур тоже повалялся в постели больше дозволенного, хотя обычно вставал очень рано. Но вчера он много ходил, много ел, поэтому решил себя побаловать. И даже заказал еду в номер и с удовольствием наблюдал, как его обслуживают.
Вытащил купюру из небольшого дипломата и дал официанту на чай. Мальчишка весь засветился, увидев сотенную долларов.
- Спасибо, спасибо… - казалось, он будет говорить спасибо еще тысячу раз, поэтому Иван даже подтолкнул его слегка к выходу.
Закрыл за ним дверь. Прежде чем сесть к столу включил телевизор.
На всех каналах говорили о Патриархе Всея Руси, который сейчас посещал города Украины с официальным визитом. Где-то он заседал, с кем-то встречался, что-то освячивал - очень напряженным был график у Предстоятеля. И все время в рясе до пят - в такую-то жару.
- У, москаль, - не зло выругался Иван и приступил к еде.
А после завтрака снова пошел гулять по городу. Но в отличие от вчера смотреть меньше, сидеть больше.


День шестой


Павел с самого утра пошел в Дальние пещеры, снарядившись сумкой, в которую не забыл положить кроме всякого прочего лупу и общую тетрадь. И теперь он усиленно рассматривал в увеличительное стекло длань преподобного Пимана, и что-то записывал в тетрадь. Мешал посетителям, и те бросали на него косые взгляды, но Павел стойко переносил недовольство паломников.
К нему подошел монах, чтобы попросить покинуть пещеру, но Павел показал ему разрешение на посещение таких мест и заголовок в тетради.
Заглавие гласило: «Нетление лаврских мощей - прославление Господом Богом Своих угодников».
- Пишу научный труд, - сказал Павел. - По заказу Архиепископа Вышгородского.
Монах покивал согласно головой и отошел от ученого и даже изменил путь продвижения паломников. Правда, приложиться теперь к мощам преподобного для них стало затруднительно, но что не сделаешь ради торжества справедливости.
Ведь во времена, когда братия была изгнана властями, а лавра превращена ими в музей, экскурсоводы упрямо рассказывали экскурсантам, что нетленные останки угодников - это всего лишь высыхание трупов и особые природные условия лаврских пещер, способствующих этому, как они говорили, естественному и распространенному явлению. Но, Слава Богу, прошли времена атеистического мракобесия, и пусть весь мир узнает, что здесь в лавре Господь прославил Своих угодников нетлением мощей, что, несомненно, является чудом.
Монах перекрестился от своих мыслей и поклонился. А тут как раз и Петр навстречу. Он и ему поклонился, на что Петр ответил кивком головы, а Павел вынул мобильный телефон.
Петр зашел за заграждение, а монах подошел к Павлу.
- Тут мобильные телефоны не работают, - сказал и отошел.
- Спасибо, - улыбнулся Павел, - а то набираю, набираю.
«Интересно, когда он вернется? - подумал Павел, записав в тетрадь время и переходя к следующему гробу под стеклом. - Нужно менять объект изучения. Где-то у меня была рулетка».
Монах появился через два часа, значит, он пойдет туда еще. Но ближе к вечеру, как они его встретили позавчера? Или к обеду, как было вчера?
Ужасно захотелось кофе. Ну, прямо полцарства за глоток.
Павел оглянулся, как будто кто-то ему в этом мог помочь и обнаружил, что в пещере он совершенно один.
Слева раздавались голоса - паломники прошли в подземную церковь, а здесь он один.
Павел секунду посомневался, а потом отодвинул заграждение, и быстрым шагом направился вглубь нужного ему коридора.
«Что зря время терять? Ну не вернется же он прямо сейчас», - подумал Павел, направив под ноги самый слабый луч от фонарика. При этом как Орфей заставлял себя не оборачиваться и так же как Орфей обернулся - за спиной было пусто, и только слышался удаляющийся гул от молящихся людей.
Дошел до развилки, повернул налево и сразу почувствовал, что замерз.
«Черт, - выругался про себя и почему-то испугался такого богохульства, которого старался не позволять себе со времени начала работы в таком месте. - Барахла всякого набрал, а чтобы курточку захватить, так.… Осел. Прости Господи».
Стал передвигаться почти бегом, пока не дошел до места, откуда предположительно и показался монах.
Келья, стена, келья. И с этой стороны и с той. Правда, кельи не такие маленькие, как были до этого. Как будто кельи, вырытые для нескольких человек.
«Хотя, нет, - вспомнил Павел. - Это не кельи. Это специально вырытые ниши, в которых монахи не жили. В этих нишах складывали останки многочисленной братии, не причисленной к угодникам».
В нишах кости и черепа. Стены - сплошные, глиняные, но кое-где каменная кладка
- Но монах ходит сюда каждый день, в одно и, то, же время. Ну, не просто же так. И появился он сразу, во весь рост. Вроде просто шагнул из стены. Значит, есть какая-то хитрость, - стал бубнить себе под нос Павел. - Должна быть. И нужно ее найти. А сколько на это есть время - черт… одному Богу известно.
Сказать, что он часто бродил под землей, было нельзя, хотя облазил за это время все, куда пускали и в Ближних и в Дальних пещерах. Но еще никогда он не был в таких вылазках один и Павел пожалел, что спорол горячку.
- Тома узнает, что пошел без нее, обидеться, - сказал себе, решив тут же вернуться обратно, но этими словами только напугал себя.
Показалось, что у него начинается приступ клаустрофобии. А бывают обвалы, мелькнула мысль, и ни одна душа не знает, где его искать.
- Так, спокойно, - стал успокаивать себя Павел и включил фонарик на полную мощность.
И тут стало еще страшнее - он один стоял среди открытого кладбища с тысячью и тысячью человеческих костей, и было непонятно, упокоены души почивших или всё еще пребывают возле своих останков.
Павел закрутился на все боки - луч фонарика стал выхватывать фрагменты костей, пустые глазницы черепов и челюсти, у которых почти не было зубов, - захотелось убежать, но тут фонарик замигал.
Павел стал переключать его, выбирая оптимальный режим работы, и эта возня с фонариком вдруг успокоила его. Стало стыдно - взрослый же мужик.
Взяв себя в руки, он начал медленно прощупывать лучом нишу за нишей, пролеты глухой стены между ними и ничего не мог понять. Потратил на это много времени, но так ничего и не нашел. Стал злиться. Снова прикинул расстояние, на котором тогда показался монах. Ну, вот здесь. Или здесь.
И тут ему пришла в голову мысль, простоя как все гениальное в этом мире.
Он достал из сумки свечу, зажег ее. Выключил фонарик и стал обследовать стены и ниши свечкой, надеясь, что если есть проход, то дуновение ветра об этом скажет.
Пламя затрепетало возле стены, следующей за первой же нишей и вырубленной в виде арки, как и все остальные пролеты между нишами. Внизу каменная кладка, а дальше глина, но именно эту стену нужно было исследовать более внимательно.
Снова включил фонарик. Все, как и везде, не за что зацепиться взгляду. Может рисунок какой-нибудь, но нет. Углубление, утолщение? - ничего. Отступил назад, но и общий обзор ничего дал.
Подошел вплотную и ударил стену обеими руками - со злостью, смешанной с бессилием, потом еще и еще.
Боль в ладонях привела в чувство.
- Ни черта, - резюмировал Павел и удары прекратил.
Постоял минуту, а потом толкнул стену в последний раз - с отчаянием, - пора было уходить.
Но от этого движения стена вдруг чуть утопилась и мягко ушла в сторону, открыв взгляду Павла пещерный коридор шире и выше, чем ранее виденные коридоры.
Пока он пришибленно разглядывал вход, стена бесшумно стала на свое место и это напомнило легкое помешательство. Павлу даже показалось, что ничего такого он только что не видел. Что это простая галлюцинация от недавно пережитого страха.
Переждав мгновение, он снова надавил на стену, и она снова мягко утопилась и отошла в сторону, но в этот раз Павел не стал ждать - сразу шагнул в проем и не ощутил, а почувствовал, как стена стала на свое место.
С внутренней стороны стена полностью состояла из кладки, и открывать ее нужно было простым железным рычагом.
Это удивляло, так как во времена музейного прошлого лавры пещеры много раз обследовали, обстукивали, составляли схемы.
Правда, ходили слухи, что археологов пещеры не пускали - то искры из стены вдруг посыпятся, то раздастся мучительный стон, а то и обвал случится. Но разве можно было эти слухи брать всерьез. Тем более археологам-атеистам?
И тут впервые Павел подумал о том, что отчеты этих самых изысканий могли быть насквозь лживыми. Боясь начальства, но все, же не решаясь заходить глубоко в пещеры, археологи могли делать их на глазок.
- Здесь библиотека, - чувствуя озноб и нетерпение, решил Павел. - Она точно здесь.
Пещера была не такой широкой, как ему вначале показалось, но двое по ней пройдут без труда. И в высоту она была достаточной, чтобы не сгибаться. И коридор этот в отличие от других пещер, в которых успел побывать Павел, был укреплен бревнами, которые поддерживали потолочный накат. Пол же был земляной, но хорошо утрамбованный - шаги Павла в кроссовках были беззвучны. И здесь монахи кельи не выкапывали. Был только коридор - не очень прямой, но без ниш и без костей.
На расстоянии ста метров коридор пересекался еще одним коридором и Павел не знал, куда идти дальше. Решил исследовать коридор, по которому шел изначально, поэтому пошел прямо, но вскоре уткнулся в массивные металлические двери. Двери были закрыты на прозаический навесной замок. Не современный, но чтобы открыть его потребуется немало времени.
Возвратился к развилке.
И правая и левая пещеры были будто только начатыми, но через метров десять-пятнадцать заброшенными. И даже справа лежал заступ, кем-то забытый.
Ну, вот, пожалуй, и все - пора уходить.
Он вернулся к стене, потянул за рычаг. Стена пошла на него и отошла в сторону, не издав ни единого звука. Потом стала на свое место.
Снова дернул за рычаг - механизм работал безукоризненно.
Но Павел передумал выходить из пещеры. Он развернулся и быстрым шагом направился снова к запертой двери, решив более внимательно посмотреть на замок, чтобы знать какие инструменты нужно будет захватить с собой в следующий раз. Но успел подойти только к развилке. По коридору зашаркали тяжелые ботинки монаха.
Павел зашел в правую недостроенную пещеру и замер, «распластавшись» по холодной стене.
Петр преодолевал сто метров медленнее, чем Павел, да и куда ему было спешить. Он нес в руке зажженную свечу и по обыкновению чуть слышно молился. А вон уже и развился.
Павел затаил дыхание - монах был совсем близко. Сначала по стенам замерцал свет от его свечи, а потом в проеме показался и он сам - сгорбленный, медлительный.
И тут монах остановился.
«Неужели почувствовал?» - пронеслось в голове у Павла, который стал придумывать причину, по которой он мог оказаться здесь, если монах все-таки увидит его и спросит об этом.
Но Петр медленно повернул голову в другую сторону и поднял свечу чуть выше. И тут Павел увидел промелькнувшую тень не то мыши, не то крысы, которая откинула на стене свое удесятеренное изображение, и тут же исчезла.
Монах по-стариковски покряхтел и двинулся дальше, а на Павла нашел ступор, потому что крыс Павел не любил еще больше, чем закрытых пространств.
Монах дошел до металлической двери, побряцал ключами. Дверь, чуть поскрипывая, открылась, а потом снова закрылась.
Павел постоял еще минутку, прислушиваясь к звукам подземелья, а потом вышел из укрытия и поспешил к выходу.
Как он замерз, Павел понял, только поднявшись наверх.
Внизу казалось, что дрожь пробирает от открытия, которое он сделал и еще собирался сделать, но на солнце стала понятна истинная причина озноба. Несмотря на жаркий день, Павел никак не мог нагреться, отчего возникли мысли о водке.
Он вытащил мобильный, чтобы немедленно позвонить Томе и удовлетворить насущную потребность, совместив ее с рассказом о находке, но обратив внимание на свою одежду, понял, что таким грязным, ни к Томе, ни в ресторан никак нельзя.
И уже в машине подумал о том, что может и не нужно ей ничего рассказывать, - а какого рожна американке это знать? - но потом устыдился своих мыслей. В конце концов, Тому интересует только предсказание, когда он говорил о библиотеке Ярослава Мудрого, глаз у нее не загорелся. А одному все равно не справиться.
- Итак, монах уходит… - Павел посмотрел в свою тетрадь и понял, что с заданием справился на слабую троечку - график, ради которого он столько времени простоял у преподобного Пимана получился очень приблизительным. - Черт, - выругался он, только сейчас вспомнив, что нужно было там, в пещере посмотреть на часы. - Ладно, пойдем утром, когда он вернется из пещеры первый раз. - И тут Павел ударил себя по лбу. - Нет, мы пойдем сразу за ним, переждем в недостроенной пещере и тогда времени посмотреть, что там вполне хватит, - этот план удовлетворил его и Павел, наконец, завел машину.
Дома принял ванну, напился горячего чая и только потом позвонил Томе, и они встретились в кафе недалеко от ее дома.
Тома слушала Павла с немигающими глазами, напрочь забыв о том, что у нее в хранилище день снова оказался пустым - имя Филофей в манускриптах так и не повстречалось.
- Кладка точно древняя? - спрашивала она и, выслушивая внимательно ответ, готовила кучу новых вопросов.
- Рычаг? А замок? А заступ? Действительно накат? А породу дерева не понял? - вопросы так и сыпались на него и ни слова о библиотеке.
Павел отвечал на ее вопросы и сомнения в правильности его решения все-таки ничего не утаивать от Томы, иногда возникающие, рассеивались, и в конце он даже рассказал ей о своем страхе. Правда, теперь уже со смехом, издеваясь над самим собой.
- …как в фильмах ужаса. Вдруг показалось, что они сейчас поднимутся, сложатся в скелеты и как зомби двинуться на меня. Обступят и станут сжирать, - закончил Павел, ожидая, что Тома не упустит момент поиздеваться над ним, но женщина не стала смеяться над страхами Павла.
- Бр-р-р, - только и сказала на это. - Я бы точно одна туда не полезла. А ты молодец.
Услышав эти слова, Павел расцвел, ожидая, что для уточнения графика на завтрашний день они переместятся в квартиру Томы.
Но Тома не поспешила его пригласить к себе, и он постеснялся напроситься на чашку чая, поэтому план разработали на скамейке у дома и распрощались до завтрашнего утра.


Алла Николаевна вернулась домой поздно вместе с дочерью и Элен подозревала, что девчонка где-то пережидала, пока вернется мать, чтобы не встречаться с ней наедине.
Хозяйка выглядела очень уставшей, но, тем не менее, не позволила себе никакого раздражения, разговаривая с дочерью, которая и сегодня была дерзкой и капризной, и вид которой ужасно нервировал Элен. Поэтому она не стала ужинать с хозяевами - попросила еду в комнату и съела все, стараясь не думать ни о калориях, ни о качестве продуктов - завтра ей будут нужны силы, а обстоятельства не позволяли быть капризной.
После ужина в комнату зашла Алла Николаевна, чтобы уточнить последние детали завтрашнего дня и Элен обратила внимание на бледность женщины, ее подрагивающее веко и чуть нервные движения. Алла Николаевна явно страшилась будущего, но Элен не нашла нужным успокаивать ее, хотя чувствовала, что та на это надеется. Каждому свое, решила Элен и сделала вид, что ничего не замечает.
Не дождавшись утешения хозяйка ушла, а Элен приготовилась ко сну.
Звуки, доносящиеся в комнату со всех сторон - и с улицы, и из-за стенки -  понемногу стихли, и Элен уснула. И нужно заметить спокойным сном, чего нельзя было сказать об Алле Николаевне.
Главный врач десятого городского роддома заснуть никак не могла. И лишь под утро - напомнив себе в который раз, что иначе она никогда не отселит свою дочь в отдельное жилье, а значит, никогда не сделает ее счастливой, равно как и себя, так как годы уходят, а она не становится моложе, - она уснула неглубоким и неспокойным сном.
А уже к обеду контейнеры с эмбрионами, которые только что были взяты у абортируемых стояли в машине. Правда, женщины, у которых были сделаны операции по прерыванию беременности на самом позднем сроке так и не узнали, что показания к этому были вымышленными. То есть несчастные отдали своих совершенно здоровых жизнеспособных детей для исследований, проводимых в западных странах со стволовыми клетками...
- Через неделю, - подтвердила Алла Николаевна забор следующей партии эмбрионов и помахала на прощание рукой. Машина выехала за больничные ворота. - Фу, кажется, пронесло, - вздохнула уставшая главврач.
Беременные, у которых она решила сделать искусственные роды, отбирались тщательно и осторожно. Только одинокие, только молоденькие, не имеющие жизненного опыта и желательно образования. И главное, казалось, что девушки даже обрадовались, что сама природа избавляет их от не всегда желаемого плода, когда слышали от врача, что иначе никак.
Только одна уперлась - рожу и все. Алла Николаевна оставила женщину в покое, и тут как будто кто-то сверху помог - у той родился недоношенный и очень больной мальчик. Так что по городу пошли слухи, что Алла Николаевна - диагност от Бога.
Конечно, клятва Гиппократа, совесть, Бог - все это напоминало, что взялась Алла Николаевна за страшное дело. Но она как никто, наблюдая рождение детей Украины целых 25 лет, видела, как становятся младенцы все менее здоровыми и как мало порой они нужны своим матерям. И так постепенно уговорила себя, что так сложилась ее жизнь. В конце концов, не она зло в последней инстанции, вон, что творится вокруг. Каждый выживает, как может.
Жара уже стала спадать и Элен, не любившая автомобильные кондиционеры опустила стекла передних окон. Свежий ветер ворвался в салон и растрепал идеально уложенные волосы, пришлось левое стекло приподнять.
- Ну, вот и все, - сказала она, улыбнувшись Харькову, который, к сожалению, не успела рассмотреть.
Поэтому сейчас старалась хоть что-то отметить в голове, надеясь, что еще погуляет по этому красивому городу.
Проехала какую-то площадь и сразу за ней увидела церковь. Но в отличие от храмов Киева, купола на ней были не золотые, а выкрашенные в зеленый цвет, что, по мнению Элен, было менее красиво. К тому же не наблюдалось храмовой округлости здания - купола стояли на прямоугольном строении, что тоже не обрадовало ее глаз.
- Нет, это не то, - сказала Элен о Покровском соборе XVII века - самом старом из сохранившихся в городе зданий.
Алла Николаевна нарисовала ей план выезда за город и трижды объяснила его, но Элен все равно где-то запуталась, потому, что эту большущую площадь, кажется, проезжает уже второй раз.
Пришлось останавливаться и Элен начала нервничать. А потом снова останавливаться.
И только после третьего объяснения она, наконец, покинула  родину легендарного танка Т-34, трехмерного радиолокатора и открытия механизма работы иммунитета. Впрочем, так и не узнав об этом.
Вырвавшись на трассу, Элен нажала на акселератор - нужно было наверстывать упущенное время. Но при этом нельзя было ничего нарушать, так как встреча с дорожной милицией была нежелательной. И хотя Алла Николаевна снабдила ее нужными на такой случай бумагами, но Элен была наслышана о неадекватности поведения украинской автоинспекции, поэтому внимательно следила за знаками.
Выехала за Пирятин - до Киева оставалось всего ничего.
Проехала еще километров пятьдесят, и вдруг потянулись навстречу фуры нескончаемым потоком. Но это не очень беспокоило Элен - на ее полосе было свободно. Впереди шла машина с нормальной скоростью, значит, не было нужды ее обгонять.
И только нетерпеливый джипик все наседал и наседал на нее, в надежде обогнать, втиснувшись между фурами.
- Да обгоняй уже, - молила Элен, не любившая, когда к ней сзади подъезжали так близко, но просвета между фурами все не было и не было.
И вот когда этот просвет, наконец, появился, джипик вдруг передумал маневрировать. Сначала было непонятно почему, но, взглянув в левое зеркало обзора, Элен поняла, что Джип пропускает машину, идущую сзади, которая уже начала обгон. И какого было удивление женщины, когда она увидела, что это черный «Фольксваген», который в лучах заходящего солнца показался ей старым знакомым.
- Нет, - выдохнула Элен. - Не может быть.
И тут она запаниковала. И то ли устала, то ли от неожиданности, но тоже вдруг пошла на обгон.
Расстояние до встречной фуры было небольшим, но как посчитала Элен достаточным, чтобы успеть проскочить и тем уйти от преследователей - дальше снова виднелся поток больших машин. Она с силой утопила педаль газа и стала набирать скорость, неотрывно наблюдая за «Фольксвагеном» в левое зеркало.
Водитель идущей по встречной полосе фуры нажал на клаксон, но красная машина так и не изменила свою траекторию. Машина летела прямо на него, все, увеличивая скорость, и тогда он стал уходить на обочину.
«Фольксваген» замигал фарами, и Элен посчитала, что он требует остановиться. Но не в ее характере сдаваться, подумала она и только сейчас вернула взгляд к лобовому стеклу - прямо перед ней переворачивалась фура, которую одновременно разворачивало на встречную полосу.
Элен резко крутанула руль вправо, но это не спасло положения - ее машина на полной скорости врезалась в лежащую на правом боку фуру, да так и застыла вмятая в нее всей левой стороной.
Элен не успела даже испугаться.


- Фу, хорошо! - Виктор расстегнул пуговицу пиджака и оттянул к низу галстук. - И придумал же кто-то эту удавку. В жару - это просто издевательство. Ну, все, заводы посмотрели, пора подписывать договор.
Мужчины вышли за заводские ворота и направились к машине, припаркованной на стоянке. Водитель, увидев их, выбросил недоеденный беляш, вытер губы и руки. Услужливо распахнул двери автомобиля.
- Договор - это очень серьезно, - сказал Джон. - Не будем же мы подписывать его на коленях.
- Ну, для этого дела я готов предоставить свою спину. Или спину Вовчика, чем не стол?
- Шо? - не понял Вовчик.
- Нет, нет, - возразил Джон. - Меня мои юристы предупреждали на этот счет. Это у вас в стране главное - печать, а у нас подпись. И ставить ее нужно только на ровной поверхности и в нормальных условиях. Вот сядем за стол и все подпишем.
Щепетильность Джона уже давно раздражала Виктора и вообще эта бодяга ему прилично поднадоела, но не брать, же иностранца за горло, тем более что туннель почти закончился и свет в его конце практически слепит глаза.
- Ладно! - махнул он благодушно рукой. - Подождем до стола. Вовчик, едем в Черкассы к Костину.
- Есть! - радостно ответил Вовчик, знавший, что там и ему перепадет с барского плеча.
Заведение Костина, которое Виктор назвал публичным домом, находилось почти на окраине города, которая представляла собой неухоженные кварталы с каким-то заводом и массой мелких мастерских. И пока до него добирались, Джон усиленно пытался угадать название заведения.
В голову приходили красные фонари, белые лилии и другая дребедень, но Джон вдруг решил, что публичный дом будет называться «У Толика». Почему именно так он объяснить не мог, но слишком часто в этой стране он встречал подобные названия: «У Петровича», «У Митяя», «У Людмилы» и теперь решил, что именно так здесь маскируются публичные дома.
Но какого, же было его удивление, когда вывеска у большого двухэтажного здания возле которого они остановились, оповестила: «ООО «Автосервис»».
И действительно на первом этаже здания располагалась СТО со всеми вытекающими из этого прелестями: запахом бензина, масляными пятнами и небритыми мужиками в засаленных комбинезонах. В данный же момент к этому добавлялись еще и выхлопные газы, которые вырывались из ремонтируемого автомобиля, который тщетно пытались завести.
Джон наморщил нос. Наверное, Виктор остановился здесь по каким-то своим делам. Он сейчас их решит, и они поедут дальше. Но Джон ошибся.
Через мгновение после того, как Вовчик притормозил у обочины, из гаража вышел худощавый коротко постриженный мужчина. Улыбаясь и слегка прихрамывая, он направился к ним.
- Толик, дружище! - широко раскинув руки, Виктор пошел навстречу мужчине. - Как я рад тебя видеть.
Толик и Виктор обнялись.
- И я рад, что заехали, здравствуйте, - ответил Толик, который вблизи оказался почти стариком. - Проходите.
- Это Джон, наш американский друг, я рассказывал.
- Анатолий, - представился Толик, но руки американцу не подал, только кивнул головой. - Проходите. - И повел гостей к двери рядом с гаражными воротами, за которой оказалась широкая лестница, ведущая на второй этаж.
- Все, как ты просил, - сказал хозяин, указывая рукой на лестницу.
На ступеньках, как ноты на нотном листе стояли семь прекрасных девушек, одежда которых прямо указывала на род их деятельности.
- Вика, - представил Толик девушку, стоявшую на нижней ступеньке. - Она здесь старшая. С остальными она вас и познакомит. А пока проходите. Наверх, - пригласил Костин и первым стал подниматься по лестнице.
- Это все замечательно, - сказал Виктор, - но сначала у нас серьезный разговор.
- Не проблема, - не поворачивая головы, сказал Толик.
Подъем по лестнице окончательно подтвердил возраст хозяина. Костин поднимался медленно с отдышкой, чуть подтягивая больную правую ногу.
- Я вам накрыл в VIP-зале - это моя гордость, - сказал он, и Виктор на это похлопал хозяина по плечу. - Сам проектировал, сам подбирал декор.
Джон замешкался внизу, рассматривая фойе и пожилую женщину, что в это время его мыла и две девушки подхватили его под руки, чтобы напомнить истинную причину, по какой он оказался в этом заведении.
Джон отвлекся от интерьера, улыбнулся аппетитным малышкам и стал подниматься наверх вместе с ними.
- Вам у нас понравится, - заворковала блондинка слева, которой казалось лет четырнадцать.
- Это будет не-за-бы-ваемо! - согласилась с ней шатенка справа.
Поднялись на второй этаж - гардероб, туалет, вход в зал ресторана.
Прошли в зал.  Джон оторопел.
По периметру зала почти на уровне пола были вмонтированы металлические решетки, из-за которых на Джона смотрели десятки тоскливых глаз заключенных, одетых в робу смертников.
- My god! - воскликнул Джон, приняв кукол за живых людей.
Костин довольный эффектом, произведенным на гостя, громко расхохотался.
- Объясни своему другу, - обратился он к Виктору сквозь смех, - что у меня тут часто бывают разные авторитеты. Так пусть помнят о том, что может их ожидать, если они будут слишком борзыми. Да, он по-русски понимает? - запоздало поинтересовался Толик.
- Понимает, - хохотнул Виктор. - Ты моего водилу покорми.
- Обижаешь, - пожал плечами хозяин заведения.
Прошли в конец зала, где находилась красивая красного дерева дверь.
- Вам туда, - указал рукой Толик.
При приближении к VIP-залу жрицы любви, шедшие рядом, испарились. Видимо в заведении царила жесткая дисциплина, согласно которой ночные мотыльки не мешали клиентам решать свои дела.
«Не знаю, как насчет девочек, - подумал Джон, - но чем восхищался Виктор, говоря об этом притоне, непонятно».
Красная дверь распахнулась и в зал шагнула изумительной красоты девчушка. Небольшого роста с чудесными каштановыми волосами, достающими до самой талии. По ее наряду было понятно, что к исчезнувшему контингенту она не имеет никакого отношения.
«Внучка», - подумал Джон.
- Жена, - шепнул ему на ухо Виктор.
- Добро пожаловать, - сказала девушка и любезно пригласила гостей проходить.
VIP-зал, как и недавние куклы заключенных, огорошил Джона. Ничего подобного он ранее никогда не видел.
Здесь была такая мешанина стилей, такое нагромождение безделушек, что при первом рассмотрении казалось, что ты попал в помещение умалишенного дизайнера. Но это только на первый взгляд.
Уже при втором взгляде ставало понятно, что вокруг не безвкусица. Что в этом зале модерн, арт-деко, минимализм, хай-тек и китч смикшировались в удивительно гремучую смесь, которая со временем начинала казаться гениальной. Да, Толику было чем гордиться.
Стол был накрыт на двоих и Виктор удивился:
- Не понял, - сказал он с обидой в голосе, указывая на стол.
- Я на диете, - ответил Толик. - Да и не люблю я, когда в зале посетители. Может позже.
- А девушка? - спросил Виктор.
- Девушка тоже на диете. - Толик подхватил девушку под локоток. - Кушайте, отдыхайте.
- Как ее зовут? - спросил Джон, когда дверь за супругами закрылась.
- А черт ее знает. Это у него уже десятая или двадцатая. Он мне как-то сказал, что бабы старше восемнадцати его не заводят. Что это уже старухи по его собственной шкале ценностей.
- А как же дети? Наследники всего этого?
- А вот об этом ничего не знаю, - ответил Виктор и стал расчищать место на столе, чтобы положить договора.
Но пока он этим занимался, Джон налил себе рюмку водки, а Виктор этого не заметил, что было большой ошибкой.
Когда Виктор положил на стол договор и поднял голову, Джон делал последний глоток.
- Твою мать! - воскликнул Виктор, понимая, что подписание снова откладывается.
И понимая, что ничего уже изменить нельзя стал целенаправленно напиваться.
Толик то заходил к ним, чтобы удостовериться, что все хорошо и всего хватает, то снова исчезал. Потом появились девочки, и Джон стал уходить из зала то с одной, то с другой, то с третьей.
Виктор сначала пытался вести статистику этих исчезновений, но потом запутался в цифрах и бросил это дело.
Спать легли почти в четыре утра. А в девять уже садились в машину.
- Заезжай, не забывай, - сказал Толик на прощание, и машина тронулась.
- Не гони, - прикрикнул Виктор на Вовчика, который стартанул слишком резво. – Голова раскалывается.
Водитель сбавил скорость и дома, которые было, рванули навстречу, тоже замедлили свое движение.
Проехали Черкассы и выехали на дамбу, по обе стороны, от которой, раскинулось Кременчугское водохранилище - рукотворное человеческое чудо. Над водой парили чайки, как живое подтверждение наличия рыбы в водоеме.
Проскочили дамбу, поехали по Киевской трассе, по одну сторону дороги наблюдая высокие сосны, а по другую стройные березки.
- Не понял, - сказал Вовчик. Виктор, задремавший рядом, на реплику Вовчика не отреагировал. - Я говорю, не понял, - чуть громче сказал Вовчик.
- Чего ты не понял? - недовольно спросил проснувшийся Виктор.
- А вы посмотрите.
Мужчины оглянулись. Сзади них мчалась машина, беспрерывно мигающая фарами.
- Это же машина Толика, - удивился Виктор. - А ну тормози.
Остановились у обочины, Виктор вышел. Из следующей машины вышел Толик, что-то сказал Виктору.
- Что-то случилось? - спросил Джон, когда Виктор вернулся в машину.
- Нет, не случилось, просто разговор есть, - лениво ответил Виктор и распорядился. - Езжай, Вовчик и сверни вон туда на грунтовку.
Машина свернула. Сначала боксонула, поэтому водитель стал вести ее аккуратнее и медленнее. Через метров двести последовала команда:
- Тормози.
На поляне, где остановились машины, было относительно тихо. Плотный ряд берез закрыл от мужчин автостраду и приглушил шум, исходящий от нее. Где-то прямо над головами заохала сойка.
Все вышли из машин. И теперь вместе с Толиком вышли два очень крепких парня в черных футболках. Один бритый, а другой с хвостиком, схваченным серой женской резинкой. И не говоря ни слова, они подошли к Джону.
Первым ударил бритоголовый и этим отправил Джона в нокдаун.
- Вы чего? - заорал Виктор. - Толик. Он же мой компаньон.
- Хрен он компаньон, - спокойно сказал Толик, внимательно рассматривая голубое небо. - Моя Витка его узнала. Оказался старым знакомым, который продал ее три года назад в турецкий бордель. Правда не сразу узнала, он за это время слегка раздобрел, иначе, укатал бы я его в асфальт прямо у своего заведения.
У Виктора от этих слов глаза буквально стали вылезать из орбит.
- Нет, Толик.
- Он что думаешь, вчера моих девок трахал?
- А что он с ними делал? Песни пел? - плаксиво спросил Виктор, стараясь не смотреть в сторону, откуда раздавались глухие удары и стоны.
- Он их переманивал, - растягивая слова и все, также наблюдая за движением облаков, стал рассказывать Толик. - Посылал на Черниговскую таможню, откуда через Россию их должны были переправить, хрен знает куда. Обещал по десять штук баксов в месяц и те дуры стали собирать манатки. А я их, между прочим, на улице подобрал. Отмыл, отчистил от дерьма, научил пользоваться вилкой и зубной щеткой. Ну, они свое еще получат. Но и твоего Джона без наказания оставлять нельзя.
- Толик, ты что-то путаешь, - дрожащим голосом взмолился Виктор, испугавшись, что Джона сейчас прикончат, а все свалят на него. - Он бизнесмен.
- Он сутенер, - сказал Толик. - Да еще и сука.  Переманивал только тех, кто помоложе, да покрасивее. Лишь бы, каких не брал.
- Всем стоять! Руки вверх! - неожиданно прозвучала команда, и все увидели черный «Фольксваген», из которого выскочили два вооруженных человека.
Третий ствол был направлен из машины от водительской двери.
Лицо Толика стало удивленным. Зубы скрежетнули. Но он с парнями был безоружным, поэтому подчинился команде и поднял руки.
Через минуту четверо, включая Вовчика, стояли на коленях с поднятыми руками далеко от своих машин.
Виктора со всеми не поставили. Его заставили тащить избитого Джона к «Фольксвагену».
Еще через несколько минут «Фольксваген» развернулся и поехал к трассе, увозя то ли живого, то ли мертвого американца.


Группе слежения уже осточертело разъезжать по ликероводочным заводам и слушать в машине лекцию о производстве и модернизации.
Парням даже начало тошнить, как будто вместе с терминами в машину стал просачиваться и сам продукт производства.
И так два дня. И ничего конкретного по их заданию.
Поэтому, когда Виктор высадился у «Автосервиса» было принято решение машину с водителем оставить за углом, а самим пройти в ресторан.
Двое высоких, хорошо одетых молодых человека подошли к ресторану, и их увидел Толик, который с улыбкой сразу к ним направился.
Костин начинал свой запрещенный бизнес, когда в стране по утверждению некоторых особ секса не было, вот он и решил заполнить эту пустующую брешь в деле развлечения и досуга населения. Так что даже если в стране секса и не было, то у Толика в заведении он всегда был и этим диковинным товаром пользовались все кому не лень.
То есть в заведении, которое из маленького и неприметного за двадцать лет превратилось в большой ресторан с гостевыми номерами официально, или в большой бордель с кабинетами подпольно, побывали пожарники, милиционеры, прокуроры, судьи, налоговики… Да что там перечислять! У Толика перебывали все, кто носит в этом городе штаны с гульфиком, и кого задрало пуританство жены или отсутствие таковой.
Особо нужных людей Толик обслуживал бесплатно. Иных со скидкой. Остальные платили полную цену и нужно сказать, немалую. И так он держался на плаву, носом чуя кого из посетителей определить в первую группу, кого во вторую, а кого и в третью.
В данное же время после прихода нового Президента, меняющего почти всех чиновников на местах, Толик еще не успел узнать всех в лицо, поэтому ошибочно принял подошедших  СВР-щиков за приверженцев новой власти.
Он пригласил их в зал, что было воспринято ими как гостеприимство хозяина ведущего бизнес по-новому. Усадил за понравившийся столик - и это не вызвало удивления. А вот когда трое официантов за мгновение накрыли «поляну», да еще и на сумму, которой парни не располагали,  на лицах последних появилось беспокойство.
- За счет заведения, - шепнул Толик, приняв растерянность мужчин за остатки совести.
И очень удивился когда после обеда парни ушли не оставив ему ни визиток, ни своих имен, ни хотя бы названия структуры, которую представляли.
И вот теперь он смотрел вслед удаляющегося «Фольксвагена» с саркастической улыбкой, думая о том, что и на старуху бывает проруха.


Когда Погребицкий со скорбным лицом зашел в кабинет Ильяшенко, тому даже не нужно было давать никаких объяснений.
- Кто на этот раз? - спросил генерал обыденным голосом.
- Томпсон и Браун.
- И как?
- Ну, Томпсон погибла в автомобильной катастрофе. Врезалась на полном ходу в перевернувшуюся фуру. Всмятку. В салоне она везла замороженные человеческие эмбрионы. По предварительным данным - 7-8-месячные. Откуда, что  - выясняют. Что же касается Брауна…
Когда полковник закончил рассказ у Ильяшенко возник только один вопрос:
- Зачем они везли его в Киев? Там же по дороге Золотоноша, Переяслав, Борисполь - крупные районные центры с нормальными больницами. А можно было вернуться в Черкассы, там вообще больница областного подчинения. Зачем они везли его в Киев?
- Хотели как лучше.
- Хотели как лучше, а получилось как всегда. Я бы Черномырдину Нобелевскую премию дал за то, что он так лаконично и главное точно определил основную черту целого народа. - Генерал замолчал, что-то обдумывая. - А что с остальными?
- Мазур все по экскурсиям. Крейцер безвылазно в лавре. То в библиотеке, то в пещерах. Обедает, ужинает в близлежащих кафе и ресторанах. Даже по городу больше не ездила. Ни с кем кроме историка не встречалась.
- Наши что и по пещерам за ней ходят?
- Нет, ни в пещеры, ни в хранилище они не идут, ждут снаружи.
- Ну, будем надеяться, что в подземелье нет никакого вражеского центра. Ведь так?
- Ну…
- А Кадасти?
- Ну а Кадасти, - Погребицкий развел руками, - прячется где-то. Потому что границу нигде не пересекал. Граница для него закрыта.
- Значит так, - резюмировал генерал. - С Мазура наблюдение снимаем. За Крейцер пусть еще походят. Но основные силы на поиски Кадасти. И даю вам… три дня. Хоть перепись населения по стране проводите. Все. Выполнять.


Но Кадасти не прятался.
Именно в эту минуту он сидел на открытой террасе ресторана на Морском вокзале в Одессе и расправлялся с нежным антрекотом. На гарнир он взял рис - жареный картофель с некоторых пор был запрещенным для Майкла продуктом.
Напротив него сидела Олеся. Даже не притронувшись к заказанному блюду, она наблюдала за кораблями стоящими на рейде.
- Ты хочешь в морское путешествие? - спросил Кадасти, проследив за ее взглядом.
Олеся пожала плечами. Ей было все равно где быть, как существовать. Для счастья должно было выполняться только одно условие - присутствие в ее жизни этого человека.
- Ты обязательно отправишься в круиз и посмотришь на мир. Уже скоро, - пообещал Кадасти, на что Олеся улыбнулась, но одними уголками губ.
Девушка выглядела уставшей, немного похудевшей, но умиротворенной и спокойной.
Они уехали из Нерубайского сразу же после мессы, и все это время жили в гостинице «Красная» - творении Александра Бернардацци и Адольфа Минкуса - под чужими именами.
Гостиница, только недавно после реконструкции открывшая двери для посетителей, которой к тому же был присвоен статус памятника архитектуры, была безумно дорогая, но Майкл не пожелал искать другую. Он снял апартаменты в «Красной» и поселился в них с Олесей, но в разных комнатах. И не только за все это время не попытался притронуться к девушке, но даже не смотрел на нее своим всепроникающим взглядом, но этого более и не требовалось. Он знал, что довольно слова, чтобы Олеся выполнила любое его приказание.
Они много гуляли, но только по старой части города. В безликие районы времен СССР Кадасти не хотел заглядывать даже ради расширения кругозора.
Потемкинская лестница, дворец Воронцова со львами, Дерибасовская и, конечно же, знаменитый оперный театр тешили его глаз и как-то примиряли с не ухоженностью и дикостью этой страны.
Много разговаривали. Вернее, в основном говорил Майкл, а Олеся слушала его и впитывала как губка открываемые ей знания.
- Основателем современной церкви, единственно истиной в нашем мире, является уроженец Ворквикшира. И заметь, родился он в христианской семье. Семья была протестантской и отличалась крайним религиозным фанатизмом, а это ограничения во всем. К тому же религия вечно говорит о муках, грядущих бедствиях и суровых испытаниях в жизни. Провозглашая в своей Библии, что Бог есть любовь, они, тем не менее, призывают бояться его суровой кары, трястись всю жизнь в страхе, в ожидании этого гнева божьего, отказывая себе в любых желаниях, которые заложены в человеке самой природой. Желаниях истинной свободы. Свободы духа, мыслей и тела.
 Но он основал Церковь Сатаны не просто из одного желания отомстить за свое безрадостное детство.
Он путешествовал по Гималаям, учился в Кембридже. И на основании полученных знаний, - а это йога, тантрический буддизм и алхимия - основал орден Argentum Astrum, в основе которого высокая жизненная философия и свобода личности. «Сатана не враг человека. Он Жизнь, Любовь, Свет», - писал он.
Олеся согласно кивала головой. Этот основной тезис учения она уже слышала, но очень давно и от другого человека, имя которого даже не вспоминалось.
- Молодым и сильным нужна новая религия. И мы с тобой являемся ее носителями.
Запомни, девочка. Основная масса людей - это тупая толпа, не достоянная самой жизни, поэтому жалеть ее мы с тобой не будем, Земля и так слишком перенаселена. Жить и быть поистине свободными должны только избранные.
Олеся улыбалась. Она всем своим естеством чувствовала свою избранность и была готова на все.
- Уже скоро, - говорил Кадасти, - а потом мы уедем отсюда.


День седьмой


Тот, кто в этот день имел несчастье ехать в Киев по Бориспольской трассе, потратил немало времени, чтобы попасть в столицу так как дорога от аэропорта на долгое время была перекрыта, в ожидании приезда Патриарха Всея Руси. И милиции на ней было столько, что казалось, в других местах страны ее вовсе нет.
И так на всем протяжении пути следования Владыки вплоть до самой Киево-Печерской лавры.
Тома едва дождалась, когда часы покажут восемь утра, чтобы встретиться с Павлом, но напрасно они вчера нервничали, фантазировали и строили планы на сегодняшний день - лавра была оцеплена милицией и в нее никого не пускали.
Павлу даже пришлось припарковаться за несколько кварталов от дома коллеги, и теперь он стоял возле ее подъезда и ругал себя за то, что забыл об этом намечающемся событии.
Тома радостно выпорхнула из дома и остановилась, наблюдая нескончаемый поток людей, занявший всю проезжую часть дороги.
- Что это? - спросила она Павла, позабыв от неожиданности происходящего поздороваться.
- Ждут его Святейшество - Патриарха Всея Руси. Доброе утро.
- Это всё верующие?
- Верующие, сочувствующие и те, кому нечего делать в этот солнечный день, но так или иначе давка здесь будет несусветная. Так что…
- Нет, я должна на это посмотреть, - сказала Тома и решительно сошла с крыльца - Павлу не оставалось ничего другого, как направиться вслед за женщиной.
- Только иди вот здесь, - схватил он ее за руку, не позволяя сойти на дорогу, чтобы их ненароком не втянули в общий поток людей.
Но подойти прямо к лавре у молодых людей не получилось, так как милиция установила возле нее плотный кордон, отчего поток людей сначала затормозился, а после и вовсе замер - стал уплотняться вновь прибывающими.
И вдруг в толпу сзади стали вклиниваться непонятные люди - агрессивно настроенные, шумные, что-то выкрикивающие. Что - не разобрать в общем гуле тысячи людей.
- Кто это? - спросила Тома.
- Это купленные добровольцы. Для возмущения.
- Возмущения? Чем?
- Приездом Патриарха.
- А почему собственно этим нужно возмущаться? - удивилась Тома. - Ну, приехал и приехал. Верующие должны радоваться, остальным должно быть безразлично.
- Ой, не скажи. Это же Украина. Тут всё никак не могут поделить имущество.
- Значит, есть, что делить, - заметила Тома, с ужасом наблюдая, как в толпе начинается потасовка. - Дикость какая-то. Это же всего лишь вера в Бога.
- Это с точки зрения нормального человека.
- А ненормального?
- Здесь в Украине многие обвиняют Патриарха в политической цели визита, но это долгий разговор.
Меж тем пикетирующие, среди которых Тома с ужасом увидела не только молодых и бравых, но и старушек, которых по ее мнению могут просто раздавить, оттесняя мирных верующих, все глубже проникали в толпу, производя в ней все больше неразберихи. Навстречу им стала продвигаться милиция. В толпе показалась люди с видеокамерами и микрофонами.
Шум и хаос усиливались, и Павел понял, что если они здесь задержатся еще хоть на минуту, то уйти отсюда уже не смогут. Поэтому он жестко схватил Тому за локоть и стал уводить ее обратно, несмотря на протесты женщины.
- Ну, все равно же ни черта там не видно, Тома, - уговаривал он ее, но она перестала возмущаться лишь, когда кто-то сильно толкнул ее и при этом не сказал «sorry». И даже посмотрел на нее таким взглядом, будто бы это она во всем виновата.
- Пойдем на другую улицу, по ней я точно знаю, и проедет кортеж Патриарха -  тебе же это главное увидеть.
Они стали уходить, а Тома все оглядывалась - от милицейского кордона раздавались гул, визги, кто-то что-то выкрикивал в мегафон.
Кортеж Патриарха промчался мимо них на бешеной скорости, так что увидеть удалось собственно только сам кортеж - дорогой лимузин Предстоятеля и вереницу машин его охраны - все черные, с затемненными стеклами. 
Павел хмыкнул:
- Да, прошло то время, когда на ослике, либо пешком. Теперь только на мерсах. Ну, всё. Как будем проводить неожиданно свалившиеся на голову выходные? Он здесь пробудет три дня и эти три дня нам туда не попасть.
Но Тома не ответила. Она смотрела на дорогу, по которой все ехала и ехала свита Патриарха.
- Как их много, - заметила она.
Но Павел, который когда-то имел честь попасть на встречу с Папой Римским, уже и сам отметил, что Патриарха охраняют круче, чем понтифика.
- И в этом не уподобились своему учителю, - сказал Павел. - А тот ведь знал, что схватят и на крест, но, тем не менее, охранников не нанимал.


Геннадий Александрович потянулся и взглянул на настенные часы. Скоро будет ровно неделя, как они гоняются за призраком.
А может, тогда они ошиблись с выбором подозреваемых и нужно было установить слежку за всеми, кто летел в том самолете. Или послушать полковника и передать бумагу в СБУ, да и всех делов. Но прошлого не вернешь.
Генерал взял листок бумаги и стал на нем писать и рисовать рожицы, отдаленно похожие на перечисляемых особ.
Грант - добрачная связь с молодой девушкой - убит бутылкой по голове.
Трони - педофилия, гомосексуализм - задушен.
Томпсон - человеческие эмбрионы для стволовых клеток - автомобильная катастрофа.
Браун - торговля людьми, проституция - избит до смерти.
Четверо из семи выбранных неделю назад среди пассажиров Боинга оказались людьми насквозь прогнившими. По логике, оставшиеся трое должны быть белыми и пушистыми - для равновесия зла и добра.
Внизу листа генерал дорисовал Тому, Мазура и Кадасти. Улыбающимися и с крылышками за спиной. Присмотрелся.
«Нет, фифти-фифти не получится»,  - подумал он и пририсовал Кадасти два рога, крылышки же замарал.
В кабинет вошел Погребицкий, и генерал сунул листок в ящик. Еще не хватало, чтобы полковник увидел его художество.
- Есть новости? - спросил слегка хмурясь.
- Ничего, - ответил Погребицкий и чуть помявшись, добавил. - Я домой. Уже неделю там не был. Если что, я на связи.
- Езжай, отдохни.
Погребицкий ушел, а Ильяшенко и сам, вспомнив о семье, набрал номер.
- Привет… Ну, не кричи… Ну, я… Да, подожди… Ведь сама хотела жить только в Киеве...  Ну, погоди… Ладно. Пока.
Положил трубку, вздохнул. И набрал еще один номер.
- Галчонок - это я… Да, могу приехать… Спасибо котик… И я соскучился… И я люблю… И я целую.
Осмотрел кабинет, спрятал в сейф папку.
- Если что, я на связи, - сказал неизвестно кому, и вышел из кабинета.


Последующие дни


В выходные генерала так никто и не побеспокоил, так что отдых удался на славу. Поэтому отдохнувший и помолодевший он браво зашел в свою приемную.
 - Доброе утро, - поздоровался. - Кофе и газеты, пожалуйста, - и проследовал в свой кабинет.
Тут же снял пиджак, потому что недавно включенный секретарем кондиционер еще не успел охладить помещение до нужной температуры. И вешая его в шкаф, мельком взглянул на свое отражение в зеркале, улыбнулся - отражение ему понравилось.
«Вот умеет Галка, ни дать, ни взять», - похвалил он в мыслях любовницу и все так же улыбаясь, направился к столу.
 Но не успел опуститься в кресло, как в кабинет вошел Погребицкий. Опять с таким знакомым и ставшим почти родным за последние дни скорбным лицом.
Ильяшенко еще под впечатлением отдыха, сострил:
- Только не говори, что Крейцер погибла под завалом.
- Не скажу, - ответил полковник. - Крейцер жива и невредима, сидит в своей квартире уже третий день и что-то неустанно строчит на компьютере.
- Историк с ней?
- На даче. Помогает матушке поливать помидоры.
- Тоже хорошее занятие. Тогда что? - Погребицкий скривившись, сморщил лоб, но на вопрос не ответил. - Ну, не томи, а, то ужимки, как при беседе благородных девиц. Что случилось?
- Американский посол посетил нашего министра иностранных дел. Предъявил ноту. За несколько дней в стране убито пять американских граждан. Они требуют немедленного объяснения.
- Четверо наших, а кто пятый?
- Не знаю.
- Н-да, - Ильяшенко потер переносицу, чувствуя как розовый шлейф выходных уплывает, а на плечи снова наваливаются нерешенные проблемы, о которых в эти дни он старался не думать. - Значит, пришло время доложить обо всем Президенту. Ну, садись поближе. Будем писать докладную, - сказал Геннадий Александрович, моментально погрустнев.
Понимая, что доклад нужно составить очень грамотно. И главное безошибочно найти правильный его тон и это вдруг показалось генералу даже более важным, чем сама тема донесения со всеми ее смертями, материальными затратами и… черт, Кадасти. Вот, главная загвоздка.
- Что с Кадасти? - спросил у Погребицкого.
- Ищем, - ответил тот.


Тома решила посвятить неожиданные выходные текущим делам, которые забросила в последние дни. А это и личный дневник, записи в котором велись наспех. И йога, на которую не было, не только времени, но и сил. Да и тело свое пришло время попестовать - ванной, кремами, бальзамами.
Поэтому она отказалась ехать с Павлом на дачу. И даже не звонила ему. Да и он ни разу за два дня не позвонил. То ли боялся отвлечь ее, то ли был занят.
Но в начале третьего дня, когда все было сделано, Тома заскучала.
Она взяла мобильный и долго размышляла на тему - удобно или неудобно звонить Павлу, если он помогает маме. Прилично ли отвлечь его в такой ситуации? Но додумать мысль не успела - телефон зазвонил сам.
- Привет, - улыбнулась Тома, ответив на вызов, но, не взглянув на дисплей.
- Добрый день, - ответил телефон, но не голосом Павла. И, как будто понимая, что его могут не узнать, представился. - Это Венедикт.
- О! Венедикт, - засмеялась Тома. - Будете богатым.
- Нам не положено думать о богатстве, - сказал монах, не поняв шутки. - Я звоню вам, потому что к нам приехал Патриарх.
- Я знаю, - уже серьезно ответила Тома, переживая, что нечаянной фразой обидела инока. - Мы с Павлом встречали его кортеж.
- Да, милостию Божией, он посетил нас. И сегодня Его Святейшество совершит торжественный молебен на Владимирской горке, а потом Божественную литургию в нашей Успенской Киево-Печерской лавре. Я подумал, что вам это будет интересно. И полезно.
- Вы приглашаете меня?
- Да. Будет много паломников, но я проведу вас ближе. Это такое счастье быть рядом с Владыкой, когда он молится за нас грешных.
- Я вам очень благодарна, Венедикт. Когда собираться?
- А уже и собираться.
- Я только Павлу позвоню. Ведь ему тоже можно?
- Хорошо, - промолвил монах. - Через час будьте у Владимирского спуска. Я буду вас там ждать.
Тома отключилась и сразу же набрала Павла, но тот не ответил. Она набрала еще раз и еще, но результат был тот же.
И тогда Тома решила, что будет названивать ему с дороги. Хотя понимала, что вряд ли Павел успеет приехать, ведь дача находится где-то за городом. Но, тем не менее, позвонила  еще несколько раз из такси и только после этого оставила это бесплодное занятие.
Попросила таксиста довести ее до Владимирского спуска, но пришлось выйти возле Украинского дома - дальше все было перекрыто, так как там проходил митинг.
Томе стало интересно и она подошла поближе, рассматривая плакаты, что держали в руках митингующие.
«Украине - поместную православную церковь!», «Прочь, московский поп-колонизатор», «Украине - независимую церковь!» - прочитала она и поняла, что это митинг протеста против приезда Патриарха Всея Руси, о чем ей рассказывал Павел.
На импровизированной трибуне мужчина что-то стал кричать в мегафон, но разобрать его слова в общем шуме было очень трудно. Да и нужно ли, подумала Тома и стала отходить от толпы, чтобы направиться к месту встречи с Венедиктом.
Но именно в это время люди, подчиняясь призывам оратора, двинулись в ту же сторону, что и она по направлению к Владимирскому спуску и Тома оказалась внутри толпы, что ее слегка напугало.
Она снова стала набирать Павла, и он, наконец, ответил, но что-то сказать или услышать в общем шуме было невозможно.
- Я у Владимирской горки, - закричала Тома. - Здесь что-то невероятное твориться. - Кто-то толкнул ее под руку. - Ой, - вскрикнула Тома, - осторожнее.
- Алло, алло, Тома, - закричал в ответ Павел. - Что там за шум? Ты где? Черт, я тебя совсем не слышу.
- Мы видим, что власть встала перед Патриархом на колени, как перед российским царем! - услышал он вместо Томы мужской голос, который в мегафон перекричал все остальные звуки.
- Я на молебен, - сквозь шум пробился ее слабый голос.
- Позор властям… - снова голос мужчины.
И снова Тома:
- Венедикт… - но, ни черта не понять. Потом появились какие-то новые звуки, и телефон отключился.
Сзади напирали, и Тома решила отключить телефон, тем более что она так ничего в него и не услышала.
Она сунула мобильник в карман и стала осматриваться, выискивая возможность выйти из толпы, но пока это не представлялось возможным. И тогда она послушно пошла со всеми, понимая, что против течения не попрешь.
И вдруг слева от нее закричал мужчина, призывая всех к бунту злыми и матерными словами. Закричал так неожиданно и громко, что Тома отшатнулась от него и тут же ударила локтем мужчину справа, на что тот послал ее еще более грубыми словами.
Тома опешила от хамства и остановилась, что было большой ошибкой, потому что идущие следом толкнули ее, и она чуть не упала. Но удержалась, с ужасом понимая как небезопасно упасть в такой толпе, но паниковать было не время, так как толпа притесненная милицией колыхнулась вправо, потянув за собой и Тому.
Потом ее потянуло влево и снова кинуло вправо - она уже совсем не понимала что происходит. Казалось, что она попала в самое пекло - вокруг так кричали, что у нее заложило уши.
- Господи, - только и могла она произносить, все более зажимаемая негодующими людьми, уже триста раз пожалев, что пришла сюда без Павла.
И тут она налетела на бордюр, споткнулась и стала падать - истерично завизжала.
Кто-то схватил ее за руки и сильно рванул на себя.
- О, Боже! - закричала Тома, решив, что ее убивают, и тут же уткнулась носом в черную рясу.
- Пойдемте, - услышала сверху голос Венедикта. - Скорее.
Не задавая никаких вопросов, Тома бросилась за монахом и вскоре они оставили толпу позади.
И уже поднимаясь по Владимирскому спуску, она оглянулась и увидела, как митингующих людей обратно к Украинскому дому оттесняют полицейские в черной униформе.
- Ганьба, - послышалось оттуда и еще какие-то крики, разобрать которые уже не удалось, да и не очень-то хотелось.
На пути следования к памятнику Владимиру Тома увидела еще немало таких же полицейских, которые перегородили возможные подходы к месту молебна щитами и тогда она, наконец, успокоилась. С благодарностью посмотрела на парней.
- «Беркут», - шепнул Венедикт.
Тома не поняла, что он имеет в виду, но переспрашивать не стала.
У подножия памятника уже все было готово к молебну.
Было установлено возвышение, оттеснены и упорядочены ряды паломников. Стояла милиция, за ней строго в ряд выстроились монахи.
Венедикт провел Тому за оцепление и оставил одну.
- По вере нашей Господь подает свою помощь весьма скоро после молебна, - сказал ей, уходя, монах и поспешил к братьям.
А вскоре появился и сам Патриарх, который со свитой подъехал к горке со стороны Михайловской площади.
Среди священнослужителей Тома увидела сосредоточенное лицо Архиепископа и подумала о том, что протокол ведения церковных служб, который не допускает улыбок на лицах, в современном мире устарел.
Его Святейшество и митрополит Киевский взошли на возвышение, Священнослужители окружили их. За священнослужителями по периметру расположились высокие стройные молодые мужчины в одинаковых черных костюмах. И теперь Тома за их спинами перестала что-либо видеть. Так что пришлось просто слушать и представлять, что там происходит на самом деле.
Начался молебен святому равноапостольному Владимиру, Крестителю Руси, что совершил ее крещение 1021 год назад. Его Святейшеству сослужили Блаженнейший митрополит Киевский и всея Украины, члены Священного Синода Русской Православной Церкви, сонм иерархов и пастырей.
В разгар молебна Тома заметила среди молодых парней в черном непонятную суету, как будто волна прошла по охране Патриарха. Они стали оглядываться, переглядываться и создалось такое впечатление, что если бы они могли, то прервали бы молебен в ту же минуту.
Томе было очень интересно узнать, понимает ли Патриарх это волнение, но это ей не удалось, как она не пыталась выглянуть из-за спин секьюрити. И тогда она закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на последних словах, произносимых Владыкой.
- Прибегая к небесному предстательству просиявших на этой земле святых, мы будем вместе молиться о благе и процветании Украины, о мире и согласии ее граждан, о дружбе и братстве родственных народов, вышедших из днепровской купели, о нашем нерасторжимом духовном и церковном единстве, - услышала она сквозь шелест окружающих ее звуков хорошо поставленный голос Патриарха с идеальной дикцией.
Потом Предстоятелю подали цветы, и он возложил их к памятнику князю Владимиру.
Затем священнослужители удалились. И вскоре на Владимирской горке остались только немногие верующие, что тоже хотели поклониться Владимиру.
Телефон, поставленный на режим без звука, вибрировал в руке Томы весь молебен, и теперь она увидела, что Павел пытался к ней дозвониться целых 32 раза. Она нажала на кнопку вызова.
- Ты жива? - закричал взволнованный Павел. - Что случилось?
- Ничего не случилось. Я пыталась дозвониться к тебе…
- Да тут метушня, я поздно увидел…
- Я на Владимирской горке. Был молебен. Венедикт пригласил и я пошла. Теперь хочу в лавру на литургию.
- Я сейчас приеду. Подожди меня там.
Но у лавры наблюдалось, то же, что и возле Украинского дома, хотя количество людей и было меньшим, чем в день приезда Патриарха. Но все равно без помощи Венедикта пройти за оцепление не было никакой возможности, а Венедикт на звонки не отвечал и за оцеплением не проходил.
Они потолкались, пока хватило терпения, а потом решили уйти.
- Ты радио в машине слушал, пока ехал? - спросила Тома, как только они отошли от лавры.
- Слушал, - удивился Павел. - Ретро FM.  А что?
- А новости слушал?
- Не слушал.
- Что-то произошло, пока шел молебен. Там суета началась непонятная.
- Где произошло?
- А я не знаю. Но произошло.
Зашли  в кафе.
Стояние на молебне, толкотня у лавры утомили Тому, и она с аппетитом ела все, что заказал Павел. Но при этом была вся в своих мыслях.
Кто-то включил телевизор и по одному из каналов начали передавать  Божественную литургию из лавры. Молодежь запротестовала, но большинство посетителей кафе решили посмотреть, и канал переключать не стали.
Стала смотреть и Тома. Прищуривалась, вглядываясь в лицо Патриарха, когда показывали его крупный план, но прочесть на нем объяснение своей тревоги не смогла - лицо Святейшего было спокойным и сосредоточенным.
Богослужение совершалось на престоле, установленном под сенью на площади перед Успенским собором обители, которая до отказа была переполнена людьми. И священнослужители за время после молебна уже успели переодеться, так что теперь на них вместо белых куколя и клобуков были золотые мирты, и омофоры были надеты на золотые сикосы.
После чтения Евангелия Предстоятель Русской Православной Церкви обратился к молящимся с проповедью. И говорил он ее, слегка улыбаясь, что было непривычно, но приятно.
В проповеди Патриарх уверял паству, что не только верующие получают от пастыря благословение, но и пастырь получает силу от любящих и благочестивых сердец. Он желал, чтобы Господь их хранил в мире, любви и единомыслии. Желал процветания Украине и призывал укреплять братские отношения между народами святой Руси. Просил укреплять веру, преобразовывать жизнь мира сего по закону Христову.
«Но ведь хорошие слова говорит, - удивлялась Тома тому, что в городе проходят против этого человека какие-то протесты, - или врет? Так это грех! Трудно в этом разобраться».
Затем сослужившие Святейшему Патриарху и Блаженнейшему митрополиту иерархи и духовенство в преднесении ковчега с мощами святого равноапостольного князя Владимира проследовали крестным ходом к Ближним, а потом и к Дальним пещерам.
У Дальних пещер Владыка совершил молебен, после чего с балкона митрополичьей резиденции окропил собравшихся святой водой и поздравил их с праздником.
На этом трансляция из лавры закончилась.
 

Решили сделать перерыв, и Погребицкий из кабинета исчез.
Президент примет генерала в среду, значит, есть еще время, чтобы найти пастора, черт бы побрал его загадочную улыбку.
- Тоже мне чеширский кот нашелся, бля, - выругался Геннадий Александрович.
Вынул из ящика лист с рисунками и пририсовал Кадасти кошачьи уши и усы. А потом еще и копыта, прямо к голове и хвост с характерным окончанием.
Полковник задерживался, и Ильяшенко взглянув на часы, решил включить телевизор.
Скоро начнется парад новостей, а пока ведущая прогноза погоды в одежде, подобающей установившейся жаре рассказывала о погоде в регионах. И рассказ этот не радовал - на всей территории страны установилась тропическая жара.
Спонсором прогноза погоды на этом канале была какая-то гадость, способная уничтожить колорадского жука на корню и это было показательно. В стране, где полуголая девица с длинными ногами в прайм-тайм рекламирует такое средство, а не французские духи,  граждане явно не жируют, и вырастить картофель и не дать сожрать его заморскому насекомому для пересичного украинца оказывается гораздо важнее, чем хорошо пахнуть. И незачем тратиться на анализ. Посмотри рекламу перед новостями, и ты узнаешь уровень жизни граждан в этой стране.
Пошел анонс новостей. И вдруг:
- Взрыв в кафедральном соборе Одессы. Террористическая акция или акт мщения религиозного фанатика? Мнения сторон разделились.
Ильяшенко занервничал. Но, слава Богу, долго ждать не пришлось - репортаж о взрыве пошел первым.
- В то время, когда Патриарх Всея Руси совершал молебен на Владимирской горке в Киеве, в Одессе в кафедральном Спасо-Преображенском соборе, освященном Патриархом несколько дней назад, прогремел взрыв, - подвела к сюжету ведущая новостей.
В кабинет вернулся Погребицкий.
- А ну тихо, - закричал генерал, хотя Погребицкий и так молчал.
Репортаж о происшедшем в Одессе еще готовился к эфиру - обещали показать в ночных новостях, - а пока пошло сообщение репортера по телефону.
- В Спасо-Преображенском соборе города Одессы прозвучал взрыв. По предварительным данным погибло семь человек. Среди погибших два священнослужителя, остальные прихожане церкви - мужчина, три женщины и ребенок. Взрывом также травмировано двадцать пять человек. Все пострадавшие помещены в больницы города, где им оказывается медицинская помощь.
В самом же соборе разрушен ценный иконостас, повреждены стены. Взрыв был такой силы, что сами по себе зазвучали колокола. Но разрушения были бы еще существеннее, если бы одна из прихожанок не покрыла сверток с взрывчаткой своим телом.
По факту взрыва заведено уголовное дело.
Выводы по происшедшему делать еще рано - следствие только начато. Но уже сейчас некоторые считают, что это акт мщения религиозного фанатика, таким образом, протестующего против экспансии русской православной церкви. Но также звучит мнение, что это может быть и террористический акт, направленный в целом на подрыв православия.
- Ты думаешь, это совпадение? - спросил генерал.
Погребицкий пожал плечами.
- Я не делал бы поспешных выводов.
Не слушая продолжения новостей, Ильяшенко стал лихорадочно переключать каналы, выискивая новости, где информация о взрыве могла бы быть более развернутой. И не ошибся, на одном из каналов диктор как раз делала подводку к интересующему генерала материалу.
- Момент сразу после взрыва был случайно заснят на видеокамеру отдыхающим возле собора туристом. И он любезно передал нам эту запись.
На экране появилась Соборная площадь Одессы. Та ее часть, что возле памятника графу Воронцову. А на его фоне красивая девушка, которую и снимал турист.
Он то «наезжал» на девушку и тогда крупное лицо улыбалось и показывало язык на весь экран, то «отъезжал» и тогда на экране появлялись ножки девушки, что дурачились, делая книксен.
И вдруг прозвучал взрыв, отчего камера вздрогнула в руках оператора, а в следующее мгновение резко пошла влево. Мужчина разворачивался, чтобы снять место, откуда прозвучал страшный звук. И вот тут на одно мгновение, полуприкрытый постаментом памятника Воронцову промелькнул мужчина. И сразу же возник собор, из которого в панике выбегали люди. Зазвонили колокола.
Оператор побежал - изображение задергалось.
Но генерал дальше не смотрел.
- Верни обратно, - закричал он Погребицкому, - быстрее.
- Геннадий Александрович, - недоуменно пожал плечами полковник. - Это же в телевизоре. Я не могу вернуть.
Ильяшенко понял свою оплошность.
- Тогда срочно на студию. Привези мне этот сюжет.
Погребицкий ушел, а генерал вернулся к телевизору. Но не для того, чтобы слушать. Он снова стал переключать каналы, надеясь, что запись туриста попала еще куда-нибудь, но нет.
И тогда он стал нетерпеливо вышагивать по кабинету, в мыслях ругая Погребицкого за медлительность.


Надышавшись воздухом на родине пращуров, наевшись досыта борщей и вареников, Мазур понял, что делу - время.
Ранним утром он сел на электричку и направился на север - к Мамаештам. Почему именно туда? Так его сориентировали. Но, в конце концов, какая разница, откуда начинать.
Сёла вокруг Мамаеш - типичное место Черновицкой области, из которого на заработки уехали почти все женщины, оставив осиротелыми дома, мужчин и своих детей. И хотя из Италии, Польши, Португалии и других заморских стран текут неистощимые ручейки евровалюты, мужчинам все равно не хватает на жизнь, потому что на каждом углу стоят шинки, переименованные в генделыки, но суть от этого не меняется. Оставленные на хозяйстве мужчины спиваются, дети практически беспризорные. И деньги нужны постоянно.
Иван смотрел в окно и любовался видами, мелькающими за ним. Покрытая лесами Буковина не могла не радовать и даже установившаяся непривычная для этих мест жара не сумела убить всю ее красу.
Возле железнодорожного вокзала, где вышел Мазур, и у дороги листва припала пылью и пожухла от длительного безводья, но стоило Ивану отойти чуть дальше и войти вглубь леса, как его обдало необыкновенной свежестью. Птичий щебет буквально оглушил, а лестные цветочки под ногами зарябили в глазах.
В лесу была проложена тропинка, и Мазур пошел по ней, надеясь выйти к селу, намеченному на карте. К селу вела и шоссейная дорога, но Иван решил пройтись лесом.
«Эх, жаль, что сейчас не осень, - с грустью подумал он. - Грибов здесь видимо, невидимо», - бабушка некогда рассказывала ему, как собирали грибы во времена ее молодости.
Сначала поспевали лестные шампиньоны. Потом маслята. Потом наступала пора белых и подберезовиков. И как апогей - опята. Сыроежки там, дождевики и иже с ними собирали только приезжие любители тихой охоты, местные же жители проходили мимо таких грибов, оставляя нетронутыми наравне с мухоморами.
Потом грибы солили, мариновали, сушили. А зимой под стопочку, что может быть лучше?
В Америке собирать дикие грибы уже много лет никто не решается, поэтому мысли Ивана были скорее гипотетическими, как мечта, сотканная из детских фантазий, но он от этих мыслей расчувствовался и чуть не расплакался.
Остановился - прямо перед ним рос могучий дуб. С большим дуплом у основания и отломленной бурей веткой, но еще крепкий, сплошь увешанный молодыми желудями.
Иван подошел к дереву вплотную и попытался его обхватить, но его рук для этого не хватило.
Выросший на 53-ей улице в Нью-Йорке и не избалованный не только такими великанами, но и деревьями вообще Мазур все-таки пустил слезу и плача прошептал:
- Як можна не бути щасливими серед такої краси? Бідна ненька.
Но время поджимало и он смахнул слезу. Высморкался в голубой батистовый платок и пошел дальше.
Вскоре деревья стали редеть, а вот уже лес и вовсе закончился. Иван вынырнул из-за деревьев и оказался на разбитой давно не ремонтируемой асфальтной дороге, по которой сейчас прямо навстречу ему гнали коров на пастбище. Коровы неровным строем шли по асфальту, оставляя то тут, то там большие лепешки, от которых поднимался пар.
- Доброго ранку, - поздоровался Иван с пастухами, помня рассказы бабушки о том, что в украинских селах все со всеми должны здороваться.
- Доброго ранку, - ответила женщина.
Мужчина же в ответ только хмыкнул и Иван к своему огорчению понял, что мужик, невзирая на такую рань, уже крепко выпивший.
- Боже, Боже, бідна Україна, - застонал Мазур, но услышал звук бьющей струи.
Оглянулся.
Корова, высоко подняв хвост, мочилась и моча, разбрызгиваясь, летела на его ботинки.
«250$», - мелькнуло в голове Ивана, поспешившего отойти в сторону.
- Му-у-у, - удовлетворенно промычала буренка и прошествовала дальше за пастухами.
Стадо скрылось, и дорога снова опустела.
Пройдя еще метров двести, Иван вышел к домам, что расположились по обе стороны от дороги, больше никого не встретив на своем пути.
За третьим домом справа он увидел большое строение с плоской крышей, мало напоминающее жилой дом. Деревянное, огороженное стальной сеткой - оно резко отличалось от домов селян. Но, пройдя мимо него и заглянув за угол, Иван увидел пару белых пластмассовых столиков с такими, же стульями и понял, что это и есть знаменитый генделык, вызывающий у Ивана такой интерес.
Генделык названия не имел и дверь его, обитая металлом, на гостеприимность не намекала. Когда Мазур открыл ее, зазвонил колокольчик.
Внутри тесного и темного - с одним окошком - помещения он увидел длинный прилавок, за которым был разложен разнообразный товар.
«Маркет, сільський маркет - не генделик», - разочарованно вздохнул.
- Доброго ранку! Є тут хтось?
Из не примеченной сразу двери вышел мужчина.
- Чо надо? - сонно спросил.
- Я, думав, це у вас кафе. Думав випити кави.
Увидев, что посетитель не односельчанин, но одет чисто и с дипломатом в руке, хозяин криво улыбнулся.
- Можно и кавы. Катька, - крикнул в дверной проем, - сделай кофе.
Потом снова внимательно посмотрел на посетителя в вышиванке с удивительными усами. Скривился, размышляя.
- Снідати будете?
- З радістю. Якщо домашні яйця та домашнє сальце.
- Добре, - согласился хозяин и наконец принял решение.
Откинул часть прилавка и поманил посетителя пальцем. В дверь, из которой сам только что вышел.
Попали в какую-то подсобку, заставленную ящиками с продуктами и пустой тарой из-под пива и водки. Юркнули куда-то в бок. И через еще двое дверей очутились в помещении, которое точно говорило о своем главном предназначении.
С барной стойкой, за которой стояла женщина средних лет и с десятком столиков, за одним из которых сидела мужская компания. Что выпивала и закусывала, и которая дружно обернулась, рассматривая входящего.
Иван кивнул им головой и стал дальше рассматривать помещение.
На стене телевизор, посередине небольшое возвышение то ли для музыкантов, то ли для танцев.
«Яка дивна таємничість», - удивился он, пока ничего не понимая.
Но когда глаза привыкли к плохому освещению, Мазур увидел вдоль дальней стены зала ряд одноруких бандитов, за одним из которых сейчас сидел худенький паренек.
«Підпільне казіно», - ужаснулся Мазур решив, что нужно отсюда уходить.
Он крепче зажал ручку дипломата, но тут к нему подошла женщина с дымящей чашкой кофе в руках.
- Сідайте, будь ласка, - предложила она и поставила чашку на столик, возле которого стоял Иван. - Яєчня буде готова через хвилину, - добавила и отошла от столика - Мазур загляделся на привлекательные формы истинной украинки.
Вопреки модным тенденциям он любил женщин в теле, чтобы и грудь и ягодицы и лодыжки. Такие крупные, но одновременно упругие, которые приятно гладить и за которые приятно ухватиться.
В Америке так полнеть не умеют, мелькнуло в голове. В Америке от фастфудов полнота женщин похожа на опару, что колышется от ходьбы многочисленными складками, а уж это никак не может вызвать в мужчине желание. Во всяком случае в  Иване это не вызывало никаких чувств, а здесь… Иван присел на стул и с удовольствием понюхал кофе.
Игровой автомат издал характерный звук и парень, что за ним играл, ударил по автомату кулаком.
- Не бешкетуй! - закричал невидимый с места Ивана хозяин. - А то більше не пущу.
- Поставь в долг, - попросил парень.
- Ні, - жестко ответил мужчина.
Иван оглянулся, стал с интересом рассматривать парня.
- Ну, завтра деньги придут, - заканючил парень.
- Тоді і приходь, - сказал хозяин.
Парень поднялся, собравшись уходить, но увидел чисто одетого чужого дядьку.
- О, доброе утро, - поздоровался с Иваном. - Вы к кому приехали? - спросил и без приглашения уселся за столик Мазура.
- Каву будете? - предложил Иван, увидев небритое бледное лицо излишне худого молодого человека
- Если угостите.
- Ще будь ласка, кави, - закричал Иван в сторону стойки, а потом протянул парню руку. - Іван, - представился.
- Юрко, - парень тоже протянул руку.
- Я бачу вам не пощастило?
- Та не в этом дело. Я чувствую, что он готов уже отдавать, но деньги кончились.
- А де ви працюєте?
- Да нигде я не работаю, - махнул рукой Юра. - Какая у нас тут работа?
- А як же живете?
- Та мамка в Италии. Обслуживает сеньоров, - противно хихикнул. - Присылает. – Спохватился. - А может, вы мне одолжите? Выигрыш пополам.
Иван осуждающе покачал головой.
- Як сумно. Ви такий здоровий, такий розумний хлопець, а чекаєте, коли вам надішле гроші мати. А може вже самому треба заробляти, щоб і їй допомогти?
- Это вопрос не ко мне. Вы это нашу власть спросите. Это они всё по карманам разложили, а на народ положили.
Иван опять покачал головой.
- Але завжди є вихід.
- Интересно, какой?
- Я можу вам підказати, якщо хочете. Ви такий молодий, такий здоровий…
- Я это уже слышал.
- Завжди є люди, які допомагають один одному. Таке життя. Щось продають, щось дарують.
- Чото я вас не пойму.
К столику подошла Катерина. Поставила перед Мазуром дымящуюся яичницу, от которой шел замечательный запах свежей шкварки и поджаренного лука. На отдельной тарелке она принесла крупно порезанный черный украинский хлеб. Поправила скатерку и от этого привлекательно колыхнулся ее крупный бюст.
- Смачного, - пожелала она гостю и улыбнулась, заметив, как он заглянул в вырез ее платья.
- Спасибі, - поблагодарил Иван тоже с улыбкой и снова засмотрелся на крупные бедра, которые зная что на них смотрит мужчина призывно задвигались из стороны в сторону.
Иван вздохнул - не время сейчас. Отвернулся от Катерины и сразу увидел голодный взгляд Юрия.
- А може і ви зі мною за компанію? Та й по чарці можна.
- Хорошо бы, - ответил парень, заставив себя отвернуться от тарелки с едой.
Через десять минут после выпитой рюмки и неоригинального тоста:  Будьмо, гей! - мужчины с аппетитом уминали яичницу, заказав еще и мясо на радость хозяину.
Мазур старался не пить, подливая и подливая Юрию, и скоро бутылка была пустой, а Юрий готов к серьезному разговору.
Мужчины из генделыка давно ушли, да и хозяин то появлялся, то исчезал из зала, но все равно разговаривать здесь о деле Иван не решился.
- А підемо побалакаємо на двір, - предложил, когда принесенная еда была съедена.
Убеждать парня пришлось недолго. Забрав у того паспорт и выдав деньги на билет до Киева, Мазур пошел на автобусную остановку, чтобы ехать к другому населенному пункту. Его инструктировали, что одной сделки в одном селе вполне достаточно.
Настроение было приподнятое. Начало бизнесу положено и на это ушло не так много времени.
Автобус пришлось подождать, но зато Иван снова подышал лесом, послушал птиц.
Автобус был полупустым и старым и до следующего села, переваливаясь по ухабам, как пьяница со стажем, ехал почти час.
Иван вышел и снова увидел невдалеке лесок - Буковина продолжала радовать. Но, некогда гулять, нужно идти к людям.
Но не успел он сделать и десяти шагов, как услышал за спиной нарастающий гул мотора. Оглянулся - к нему приближался старый «Москвич», дребезжащий и взвизгивающий и летел он прямо на него.
Мазур отошел на обочину, уступая дорогу машине, но автомобиль не проехал мимо. Он резко затормозил и остановился почти возле его ног.
Все еще не понимая, что происходит, Иван отступил еще дальше, но выскочившие из машины два хлопца схватили его под руки, и через мгновение он уже был на заднем сидении газующей машины.
В машине кроме этих двух были еще двое - водитель и пассажир на переднем сидении, который сейчас перегнулся и сверкал глазами, рассматривая чужака.
- Хлопці, у чому справа? -  спросил Иван, все еще надеясь, что произошла досадная ошибка, но ему не ответили.
Все безразлично отвернулись от него, а водитель гнал машину и гнал к лесу, в котором так хотел погулять Мазур.
Проехав немного по грунтовке, остановились.
Ивана буквально выбросили из машины. Тот, что был на переднем пассажирском, жестко схватил его за шею.
- Ты говорят, скупаешь человеческие органы?
- Це добровільна справа, - захрипел Мазур. - Людина спасає людину.
- Та шо ты кажешь? И где должна была пройти операция? В Киеве?
- Ні. У Лодзі, в Польщі. Там досвідчені фахівці.
- Я так и думал. Тот тоже говорил в Польше.
- Про що ви балакаєте? - взмолился Иван, вдруг резко почувствовав опасность.
-  А в том году тут тоже один ездил. Соблазнял спасать человечество. Так мой брат, дурак малолетний, повелся. Чтобы девчонке понравиться, хотел машину купить. Уехал и сгинул. Как небывало. Так что думаю, нет моего братишки уже на свете. И ни одну почку у него забрали, а всё, что там было внутри.
Рука на шее сжалась еще сильнее, и Иван задергался, задыхаясь.
- То не до мене питання. Я працюю чесно, - еле выговорил.
- Гнида, - крикнул парень и отбросил Ивана. Пнул его сильно ногой и это движение было как сигнал.
Все подошли к лежащему Мазуру и стали бить его ногами.
- Вот тебе наши почки.
- Вот тебе наше сердце.
- И глаза… И печень…
Били долго, пока не превратили в месиво, но водитель решил, что и этого мало.
Он поднял камень и ударил мертвого чужака по лицу.
- Шоб никто не узнал эту падаль, - стал наносить удары, уродуя.
Сначала бил по лицу, потом в кураже по всему телу.
Бзынь - камень пришелся по часам.
- Стой, - крикнул зачинщик, но, подняв руку Ивана, увидел разбитый дорогой Rolex. - На хрена?  - цыкнул слюной с досады. - Могли хорошо продать. - Но поделать уже ничего было нельзя, и он откинул руку.
Забрали дипломат, в котором были доллары, какие-то бумаги, документы самого Мазура. Обыскали одежду - забрали кошелек,  - сняли с шеи цепочку, с пальца кольцо.
- Ну, все, погнали.
Даже присыпать не стали. Оставили изуродованного Мазура прямо так, не опасаясь, что кто-то опознает труп.


- Вот видишь, - сказала Тома, когда они с Павлом тоже узнали о взрыве. - Им передали информацию сразу же. На литургии об этом уже знали все, но никто даже виду не подал.
- Они привыкли быть сдержанными.
- Интересно, кому это нужно? И для чего?
- Мы все узнаем, когда придет время. Разберутся без нас. А мы давай подумаем о том, что будем делать завтра. Утром Патриарх отбывает в Москву.
- Хорошо бы увидеться с Венедиктом. Не будет ли это подозрительно, если мы после такого перерыва не побежим сразу в хранилище.
- Может, ты и права.
- Ну, до завтра. День был длинным и утомительным - пора на отдых.
Павел провел Тому. Но когда она скрылась в подъезде, он не побежал к машине, а присел на лавочку - прямо перед ним, задевая чуть-чуть крону каштана, горела большая полная луна.


Ильяшенко набросал полную урну скомканных листов бумаги, на которых нервно пытался что-то нарисовать. Но рисовать он никогда не умел, поэтому кривые домики и перекошенные рожицы летели и летели в мусор, а полковник все не возвращался.
И генерал стал злиться, что тот сам поехал на студию, а не послал кого-нибудь из подчиненных - вдвоем, казалось Ильяшенко, время пробежало бы быстрее.
Он перестал рисовать и стал перечитывать доклад Президенту, но в свете последних событий, доклад, на который было потрачено несколько часов, казался пресным и даже ненужным.
По телевизору начались ночные новости. И теперь по «УкрТВ» показали репортаж с места событий.
Показали место взрыва. Издали разрушения в соборе, кареты скорой помощи, что увозят пострадавших, заплаканные лица свидетелей происшествия.
Показали и саму Соборную площадь, но Ильяшенко больше не увидел на ней то, что хотел увидеть.
- Мы не исключаем возможности террористического акта, но делать какие-либо выводы преждевременно. Следствие работает, - скучным голосом говорил следователь в десяток микрофонов, что подсунули ему ко рту. - Больше я ничего не могу вам сказать. - И повторился. - Следствие работает.
И снова в кадре разрушения от взрыва, но уже ближе, подробнее. Осыпавшаяся штукатурка, искореженные Царские Врата. Иконостас, в котором слева от Врат целым остался только местный ярус икон. Куски отколотого мрамора на полу. Кровь.
И следующий сюжет, как продолжение к только что увиденному.
На экране появился кабинет, из которого в последнее время по российской моде транслировались рабочие беседы Президента с высшими чиновниками страны. О делах текущих - о проблемах государства, о радостях его же и прочее.
Обычно сюжеты выглядели дружелюбными, где-то даже дружественными, но не сегодня. Сегодня Президент мрачен и недоволен и с главами МВД, СБУ и прокуратуры строг как никогда.
- В Одессу будут посланы лучшие следователи из центра, чтобы усилить возможности местной милиции, - докладывает главный милиционер.
- Я сам выезжаю в Одессу, сразу же после нашей встречи, - говорит прокурор.
- Служба безопасности уже рассматривает варианты террористического акта, для чего в Одессу отправлены лучшие агенты СБУ, - рапортует глава службы безопасности страны.
- Я хочу в ближайшее время знать природу этого происшествия, - говорит Президент, недовольно сощурив глаза, отчего взгляд его становится презрительным и опасным для собеседников.
«Да, вряд ли меня в среду погладят по голове, - думает Ильяшенко хорошо знающий последствия такого состояния руководителя страны. - А если окажется, что это дело рук пастора, тогда можно и вовсе лишиться места работы».
- Следствие должно быть проведено качественно и в кратчайшие сроки, - слегка шепелявя, заканчивает Президент. - Я буду лично ждать отчета от вас.
Генерал не стал больше на это смотреть, переключил на другой канал и тут же услышал фразу, которую слышал секунду назад.
- Я хочу в ближайшее время знать природу этого акта, - говорит Президент сквозь прищуренные и недовольные глаза и теперь он говорит это уже самому Ильяшенко.
Клац. Следующий канал. А там опять:
- Я хочу в ближайшее время знать природу этого акта.
И глаза.
- Черт, - ругается Геннадий Александрович.
А тут и Погребицкий вернулся.
- Ну, наконец-то, - кричит нетерпеливо Ильяшенко. - Давай, показывай.
Девушка, книксен. Ага, вот.
- Стоп! - Погребицкий жмет на паузу.
На экране полуприкрытый постаментом памятника графу Воронцову стоит Кадасти. Смотрит в сторону собора и улыбается. Той же улыбкой, что и тогда в аэропорту.
- К черту наблюдение за Крейцер, - рычит Ильяшенко. - Все силы, понимаешь - все, - направить на поиски этой сволочи.