Первомайка

- Миша! Может здесь устроишься работать? Ведь и здесь трактористы нужны, - уговаривала меня мама. - Мы с отцом уже старые, кто о нас заботиться будет?
- Но у меня же нет аттестата тракториста. Меня не примут без него на работу. Да и в совхозе я уже оформлен, отпускные получил. Поработаю хотя бы год и приеду к вам, - успокаивал я маму.
- Так тебя в армию тогда заберут, а здесь бы мы похлопотали,что ты у нас - единственный кормилец. И в армию бы не взяли, - доказывала свою правоту она.
- Нет, мама. Отпуск уже кончился, и я поеду в совхоз. Надо аттестат получить, а то зря, что ли, почти год учился, - твердо сказал я и на другой день выехал в Кизильский район.

  Добравшись до остановки «Уралец», я вышел из автобуса один. Был сильный буран, и дорога, по которой мы легко шли тогда, была местами передута снегом. Закрываясь, как мог, от ветра, я пробирался по сугробам до посёлка часа полтора.
-  Где у вас гостиница? – спросил я у встречного мужчины.
- Так здесь нет гостиницы. А ты кто будешь? Командированный? – удивлённо рассматривал он меня, залепленного снегом.
- После училища приехал работать трактористом на Первомайское отделение, - ответил я ему.
- Иди по этой улице до конца и увидишь справа длинный барак. Это общежитие для механизаторов, которые здесь ремонтируют трактора. Там есть и рабочие из Первомайки. У них  переночуешь, а утром, если метель утихнет, приедет молоковоз и с ним доберешься до места.
- Спасибо! – радостно поблагодарил я и пошел по указанному направлению.

 В барак был только один вход со стороны двора. Пройдя через тамбур, я вошел в длинный коридор и столкнулся с молодым, хорошо одетым парнем.
- Вы не подскажете, где здесь живут трактористы с Первомайского отделения? – спросил я его.
- А тебе зачем? Ну, я с Первомайки, - ответил он, рассматривая меня.
- Да меня туда направили после училища отрабатывать, - как школьник докладывал я.
- Хо! Еще один курсант приехал. Где только будешь спать, там вся общага забита, - насмешливо ответил он. Потом, еще раз посмотрев на меня, сказал:
- Я - Генка Земсков. Тоже курсант, но уже год, как на Первомайке работаю. Поехал домой в Магнитогорск, в отпуск. А наши трактористы вон в той комнате живут. Можешь на мою койку ложиться. Пока!

  Он еще что-то хотел добавить, но махнул рукой и вышел. Я вошел в указанную комнату и удивился грязной обстановке: кое-как заправленные постели, с выглядывавшими грязными простынями и подушками; на столе валялись карты, шашки, домино, окурки. Возле каждой кровати стояла тумбочка с наваленными газетами, журналами, книгами. На подоконнике стоял пустой графин и два стакана. Стульев не было вовсе, видимо, все сидели на кроватях. И никого из жильцов.
 
   Я поставил чемодан и сел на первую кровать, размышляя, где же трактористы. Потом взял журнал «Огонёк» и стал его читать, чтоб скоротать время. Вскоре в коридоре послышались голоса, и в комнату вошли два мужика в грязных, мазутных фуфайках и, не обращая на меня внимания, сели за стол, продолжая свой разговор.
- А где кровать Гены Земскова? – робко спросил я их.
 Они удивлённо уставились на меня, вероятно за разговором даже не заметив, что в комнате сидит посторонний.
- Ты кто? – чуть не в голос спросили они.
- Вот, добираюсь до Первомайского отделения, а на улице буран. Земсков сказал, что я могу переночевать на его кровати.
- На его кровати ты как раз и сидишь, и мы подумали, что это Генка не уехал. Тебе надо сходить в столовую, а то она скоро закроется. Прямо напротив нас, через улицу. А чемодан сунь под кровать, никто его не возьмёт.

  Я так и сделал, сразу почувствовав, как сильно проголодался. В столовой с удовольствием съел тарелку наваристого борща с мясом, котлету с гречкой и выпил стакан компота. Вернувшись в комнату, лёг не раздеваясь на кровать с приятным ощущением сытости и, под разговор тех же двух трактористов, незаметно уснул.
  Проснулся от гула голосов. В комнате находилось уже человек шесть. Они азартно, с громкими возгласами и спорами, играли в карты. Как пришли в мазутных фуфайках, так и сидели, не переодеваясь. На меня никто не обращал внимания, и я, раздевшись, залез под одеяло и снова заснул.

  Утром меня разбудили уже знакомые два мужика:
- Иди в столовую, потом жди возле конторы  трактор с Первомайки. Он привезёт бидоны с молоком, разгрузится, и с ним поедешь. Другого транспорта не будет.
  На улице стояла тихая, солнечная погода. Даже не верилось, что вчера был такой буран. Я всё сделал, как сказали трактористы, и, дождавшись трактора ДТ-54 с большими деревянными санями, сел с еще несколькими мужиками и женщинами на пустые бидоны.

  Когда выехали за посёлок на бескрайний снежный простор, где дорогой был лишь след от наших тракторных саней, то меня охватило чувство, что я уже видел это в каком-то кинофильме о покорении крайнего севера. За два часа езды не встретился ни один  хутор, ни какой-нибудь встречный транспорт. Кругом простиралась снежная, залитая солнцем, степь.
  Когда въехали на очередной бугор, все попутчики сразу оживились. «Приехали» - раздались сразу несколько голосов. Я посмотрел вперёд и увидел только несколько домишек, заваленных снегом.
- Это посёлок Первомайский? – удивлённо спросил я у сидевшего рядом пожилого казаха.
- Да, да. Первомайка. Приехали. Тебе, наверно, надо к управляющему, так это, вон, в тот дом, - и он показал рукой на один из домиков.

  Но трактор и так остановился у того дома, на котором даже была вывеска: «Контора Первомайского отделения совхоза «Уралец». Из кабины трактора выпрыгнул молодой тракторист и подошел ко мне. «Здорово, курсант!» - подавая мне руку, поздоровался он. На вид ему было лет двадцать пять, одет в такую же замасленную фуфайку, как будто это была униформа всех трактористов. «Тебя Мишкой звать?» - как своего старого знакомого спросил он.
- А ты как узнал? – удивился я.
- Да Борька Плешков всё тебя ждет. А меня звать Колей, правда, почему-то все по фамилии называют - Васильев. Пошли к Букихану.
- К какому Букихану? Мне сказали, что управляющего зовут Борис Александрович.
- Ну, это по-русски, а по-казахски он - Букихан. Но ты обращайся к нему по-русски.

  Мы зашли в контору, откуда управляющий направил меня в общежитие, сказав:
- Устраивайся пока. Вот Васильев тебе всё покажет, расскажет. В столовой надо предупредить, что еще на одного надо больше готовить. Кроватей нет, будете с Плешковым пока на одной спать.
  В общежитии была такая же обстановка, как и в центральной усадьбе. Большая комната была в два ряда уставлена кроватями, около порога сложена печка, которая постоянно топилась, но в комнате всё равно было прохладно. Пол грязный, давно не мытый, а у порога, по шляпкам вбитых гвоздей, четко читалось слово «Букихан».

- Наверно, обижается управляющий? – спросил я Васильева, указывая на надпись.
- Нет. Смеётся. Говорит: значит, уважают, раз написали. Но на своё имя никогда не наступает.
- А где все ребята?
- Кто снег со складов сбрасывает, а кто в животноводстве скотниками работают. Тракторов мало, потому трактористов своих хватает, вот нас и посылают на разные работы до посевной. А летом будем работать в две смены.
- А ты давно здесь?
- В ноябре после Еманжелинского училища приехал.
- А Коля Шакиров приехал?
- Недели две назад. Вместе с женой, и им дали комнату в доме зоотехника. Райка стала поваром, и мы все там питаемся. Вот койка Плешкова. Она двуспальная, так что уместитесь. Располагайся, а я отвезу бидоны в молочный пункт, а то Нюрка Крысина будет ругаться.

  Васильев ушел, а я сел на кровать, оглядывая «романтическое» жильё целинников. «И надо же было почти год учиться, чтоб приехать на какой-то хутор, работать скотником и жить в общаге, которая не чище, чем коровник» - размышлял я, оглядывая помещение с двумя маленькими, покрытыми льдом, оконцами. В комнате горела одна большая электрическая лампа.
  Постепенно приходили замерзшие ребята и начинали раскочегаривать печь, подбрасывая туда дров. Ко мне они все обращались сразу с порога: «О! Мишка приехал». Видимо, Борька Плешков действительно всем обо мне рассказал. Зашел небольшого роста худощавый парень и сразу взялся за гармонь, как бы разогревая замерзшие руки. Но всё равно играл он хорошо, хотя Колька Сычёв из Аршинки играл намного лучше, душевнее. Как-то сразу вспомнилось детство, наш клуб.

- Володя! Мохнин! Дай немного отдохнуть от гула, - громко попросил его Васильев, и парень перестал играть, виновато улыбаясь.
 Наконец появился в общаге и Борька Плешков, сразу внеся своим громким голосом и неподдельной радостью встречи оживление. Он пришел с расчистки от снега сеновала и был запорошен снегом и сеном. Настроение сразу поднялось, как будто встретил родного человека.
  Наговорившись, стали собираться в столовую на ужин. Борька, идя рядом со мной, сказал:
- Шакирову сейчас сюрприз будет.
    
  Но встреча с Колей прошла как-то буднично, он выглядел усталым, наверно, только что пришел с работы или был не в настроении. Зато Рая вся светилась улыбкой, как будто мы были давно знакомы, стараясь побыстрее накормить нас.
  Столовая располагалась в доме, где жили три семьи. Вместо прихожей был большой зал, где были расставлены три стола и стулья, стоял и большой стол с электроплитками, с посудой. Из зала вели три двери: в комнату Коли Шакирова, в комнату учительницы Зои Николаевны и в комнату, где жил ветврач Василий Григорьевич с женой Марией Ивановной, которая работала зоотехником. Но никто из них не выходил во время ужина.

  Когда пришли в общежитие и развалились на кроватях, то кто-то вспомнил, что сегодня в клубе торжественное собрание в честь женского дня 8 марта.
- Так он же завтра, - удивился я.
- Кто празднику рад, тот накануне пьян, - смеясь ответил Борька. - Пойдем, после собрания будут танцы. Так ведь Мохнин?
- Да, да. Обязательно, - подтвердил Володя.
- Во! С девчатами познакомишься, - продолжал весело Борис.
- Откуда здесь девчата - пять домов в посёлке?
- Да это их просто снегом занесло, в «шанхае» почти все - полуземлянки, их и вовсе незаметно. А так - домов сорок будет. Правда, Васильев?
- Не считал, но, наверно, будет, - уклончиво ответил Николай.
- Есть красивые девки. Вон, Мохнин даже собрался жениться, -всё также смеясь, продолжал Плешков.
- Пойдем пораньше, штангу потолкаем, - предложил Витя Каретников, высокий, крепкий парень, и все стали собираться.

 Клубом оказался похожий на сарай, длинный дом с маленькими окнами, с тамбуром. Внутри помещение было чуть больше нашего общежития, потому что много места занимала сцена, на которой стоял стол, покрытый красным сукном. В зале стояло несколько деревянных скамеек, возле сцены на свободном пространстве лежали две двухпудовые гири и штанга. Стены давно не белены и без единого плаката, что было странно видеть. Но пол был помыт, и это придавало помещению жилой вид.

  Пока мы, хвастаясь силой, поднимали штангу, зал постепенно наполнялся народом, и вскоре мы были вынуждены прекратить соревнование. Сели на свободные места вместе с Плешковым, и я стал оглядывать жителей  Первомайки. В основном тут были пожилые люди, больше женщины. Одеты, правда, не очень нарядно, по-деревенски, да и мы были в бушлатах из училища, с еще  не отпоротыми синими петлицами.

  На сцену поднялись управляющий и три женщины. Борис Александрович открыл собрание и предоставил слово пожилой казашке, которая на хорошем русском языке прочитала свой доклад об огромном вкладе женщин в развитие социалистического общества.
- А кто это справа сидит? – тихо спросил я у Борьки, показывая глазами на стол президиума.
- Это фельдшер, Таисия Павловна.
- Она не замужем?
- Замужем за Лёнькой Степановым. Вон он сидит, - кивнул в зал Плешков.
- А слева?
- Учительница. Зоя Николаевна.
- А доклад кто делает?
- Это жена Букихана.
 
  После доклада управляющий открыл папку и наградил нескольких доярок почётными грамотами. Все дружно хлопали.
- Ну, а теперь танцы, - закончил собрание Борис Александрович.
  Пожилые люди стали расходится по домам, и в клубе осталось довольно много молодёжи. Я вспомнил, что мне надо познакомиться с комсоргом и спросил у Борьки, а он указал мне на учительницу. Пока расставляли скамейки по стенкам, я направился к рыженькой, худенькой, стройной девушке и хотел представиться, но она, неожиданно, сказала:
- Обождите, обождите! Сейчас вспомню, как ваша фамилия.
- Откуда Вы знаете мою фамилию? – удивился я.
- Я анкету Вашу видела, и мне сказали, что Вы у нас числитесь, а Вы только что появились.
- Решин, моя фамилия.
- Точно, - покраснев сказала она, - очень похожа на фамилию художника Репина.
- А здесь много комсомольцев?
- Да десять человек всего, но мы активно участвуем во всех делах. Так что и Вам придется заняться общественной работой. А комсоргом у нас – Анвар Бикчурин, сейчас его здесь нет.

  Тут Володя Мохнин заиграл на гармошке, начались танцы, и мою собеседницу пригласили танцевать. Я вернулся к Борьке и стал рассматривать местных девчат. «Да! Это не Златоуст и даже не Верхнеуральск», - мысленно констатировал я.