Батюшка Дон кн. 1 гл. 13

Недовольный скрипучий голос надзирателя прорвался сквозь железную дверь камеры раньше, чем она с натугой открылась.
- Шелехов, на выход! - он подгонял заключённого. - Слыхал?
- Слышу, - ответил сонный Григорий и шагнул из темноты камеры в показавшийся необыкновенно светлым, гулкий коридор. - Чего орать...
- Стой здесь! - приказал тот же голос. - Лицом к стене, руки за спину…
Шелехов занял позу, два месяца в изоляторе предварительного следствия сделали своё дело. Он привык подчиняться приказам работников тюрьмы без разговоров, без внутреннего сопротивления.
- Отставить, - распорядился другой голос. - Пускай повернётся лицом.
- Повернись!
Григорий медленно развернулся и в упор уставился на невзрачного человека, подошедшего тихо из-за угла бесконечного коридора. В белых, хилых руках он держал кипу бумаг и, перебирая их, искал нужную.
- Где же она? - бормотал он. - Только что видел… А вот - нашёл!
Он вскинул на арестанта серые, невыразительные глаза и сказал:
- Гражданин Шелехов! Решением «тройки» Вы проговариваетесь к десяти годам лагерей по статье 58, пункт 9, 11. Пункты статьи обозначают групповую диверсию, вот выписка из протокола заседания тройки. Хотите ознакомиться? Вам всё ясно?
- Предельно.
- Заводи обратно… В какой камере у нас Жиров?.. Давай двигайся быстрее, до утра будем возиться…
Надзиратель грубо впихнул узника в камеру, сзади хищно лязгнул замок. Всё произошло быстро и буднично. Только вернувшись обратно на голые нары, Григорий вдруг почувствовал мелкий озноб.
- Буду жить! - отвлечённо, словно о ком-то другом, подумал он. - Значит, не пришло моё время, лагеря - не расстрел…
Из их камеры каждую ночь вызывали арестантов, почти никто не возвращался. Старожилы изолятора рассказывали, что в подвале этого же здания расположена комната исполнения приговоров по первой категории.
- Всё сделано в лучшем виде! - восхищённо цокали знающие «зэки».
Оттуда никто не вернулся, но они утверждали, что комната представляет собой узкий пенал с дверью в торце и маленьким окошком.
- Запускают в комнату, из окошка раздаётся выстрел, и нет больше человека! - сказал старик в наколках на дряблом теле.
- А ты откель знаешь! - недоверчиво спросил его горняк.
- А ты посиди с моё - узнаешь… Довелось спать на нарах и при Советах, и при Временном правительстве, и при царе-батюшке.
У старика оказалась интересная кличка «Чижик». Оказалось, что произошла она от фамилии Чижиков. Родом он был из Ростова-на-Дону.
- Аль они не посылали запрос в Вёшенскую, аль не дошёл ответ! - гадал перепуганный Григорий. 
Запрос в районный отдел НКВД в станицу Вёшенскую следователь Лейфман послал. Пока ответ неспешно двигался по служебным каналам, старшего оперуполномоченного сняли с должности и взяли под стражу. Его расстреляли в день, когда Григорию объявили приговор. Новый следователь передал его на рассмотрение тройки без ответа из Вёшенской. 
- Повезло тебе, казак, - заметил старик, - что не увидел ты ту комнату…
- Тогда бы мне точно настал гаплык! - прикидывал он, постепенно отходя от внезапного разрешения многомесячного ожидания.
Они сдружились, как могут сдружиться на короткое время люди, каждую минуту ожидающие смерть.
- Ты в лагере прибивайся к какой-нибудь семейке, - посоветовал он своему земляку. - В мои времена из столовой можно было выносить сухпай. То есть ту же баланду, только в неприготовленном виде.
- Зачем? - удивился новичок.
- Допустим, вы живёте семейкой, - объяснил «Чижик», - человек десять. Человек, который занимается столовой, выдает вам суточную норму продуктов на десять человек. Приготовить можно вкуснее. А ежели все пробегутся по зоне и наустят чего-нибудь экзотического, ну там сала или колбаски, то можно вести речь о торжественном ужине.
Григорий догадывался, что в бараке нет оборудованных помещений для готовки, и готовить там запрещено. Поэтому он спросил об этом.
- Готовят при помощи спиралей, - ответил старый «уркаган». - Кастрюля тоже не проблема. Её можно спереть в столовой. Для того чтобы спираль нагрелась, её надо подсоединить к розетке с помощью проводов. Очень многие «зэки», которые пытались энто сделать, получали заряд бодрости.
«Чижик» вводил земляка в курс лагерной жизни.
- Вообще, «зэки» народ хитрый, каждый хочет жрать и каждый хочет откосить от приготовления пищи. Кроме того, в барак заходят «мусора», поэтому приходится бегать с горячей кастрюлей, как с писаной торбой.
«Чижик» рассказал все аспекты взаимоотношений с «блатными». Но это волновало Шелехова меньше всего. 
- Неужель пронесло? - надежда на будущее заполнили его душу.
Сжатая неизвестностью радость, наконец, распрямилась и освободилась, как прибывающая вешняя вода прорывает речную дамбу и, вырвавшись, затопляет низинные луга. Ему казалось, что самое страшное позади, грубая работа в лагерях не пугала совершенно.
- Главное вырваться из проклятой тюрьмы! - рассуждал повеселевший Григорий. - Сил моих больше нет терпеть энтот спёртый воздух, воняющий человеческими испражнениями и страхом...
 - Я всю жизнь провёл в тюрьме, - закашлялся старый «зэк», - на каторгу больше не хочу!
- Хужее не будет, - махнул рукой Шелехов, - кругом люди живут.
- Завтра идём на этап! - предупредил «Чижик».
Едва на проснувшемся Востоке стало светать, надзиратели начали громко выкрикивать фамилии осуждённых:
- Шелехов, с вещами на выход!
Со всех концов огромной пересыльной тюрьмы медленно потекли людские ручейки, сливавшиеся в гулком тюремном дворе в плотную арестантскую массу. Старый «Чижик», выходя из решетчатых дверей блока, упал на снег, как срезанный косой. Он не хотел отправляться в северные лагеря и талантливо симулировал полнейшее бессилие.
- В больничку мне надо, - хрипел вор, сухой, как щепка, - не имеешь права, начальник!
Старший конвоя за десять лет службы насмотрелся всякого. Ни слова не говоря, капитан кивнул дебелому сержанту и скучающе отвернулся. Тот подскочил сзади к упавшему и рывком поднял его на ноги, цыкнув при этом:
- Вставай тварь!
Только вор стал мешком валиться на правый бок, к нему шагнул конвойный, держащий наперевес винтовку с примкнутым штыком. Острие, тускло блеснувшей стали, упёрлось в правое плечо «зэка», заставив валиться налево. С той стороны стоял солдат, приставивший штык к левому боку.
- Куда, ****ь?! - назидательно засмеялся он.
Спереди и сзади тоже встали конвойные с острой сталью в руках. Вор, подталкиваемый уколами, неуверенно двинулся к шевелящейся массе осуждённых. С каждым шагом темп передвижения нарастал. Зажатый в стальной плен опытный «зэк» понял, что проиграл.
- Твоя взяла, начальник! - выдохнул он и переместил руки за спину. - Отзови своих псов, сам дойду.
- А ты говорил в больничку нужно…
Капитан махнул рукой, и солдаты отступили, а вор бодро влился в колышущий строй. Перекличка отправляемых на этап заняла час, затем обыск, посадка в грузовые автомашины.
- Слаженно работают черти! - с долей одобрения сказал сосед Григория.
Всё происходило строго по инструкции, у охраны чувствовался опыт. В кузов «полуторки» забрались двое конвоиров, встали по углам. Они повернулись спиной к кабине, на боку в кожаной кобуре, по нагану.
- Залазь целыми рядами! - этапируемых построили по шесть человек.
В кузове они подошли вплотную к кабине и встали спиной к конвоирам. Следующую шестёрку поставили сразу за ними. Кузов набили до отказа, крайние в рядах крепко прижались к бортам.
- Садись! - грозная команда заставила вздрогнуть. - Разом, мать вашу!
Люди с трудом опустились на дощатый пол одновременно и с грязными матами. Теперь встать точно никто не сможет, - стиснуты все накрепко. Чья-то умная голова додумалась до технологии создания живого монолита, о прыжке из машины на ходу, нечего и думать...
- Везут, как скотину на бойню, - вяло размышлял Шелехов, покачиваясь вместе со всеми на ухабистой дороге.
Он многоэтажно выругался, невольные соседи подумали, что он ругает тряскую езду. На самом деле вспомнил, как всё начиналось.
- Чёрт меня дёрнул пойти тогда на футбол! 
***
Через полгода после таинственного исчезновения мужа Антонина Шелехова окончательно смирилась с потерей Григория. Повседневные заботы вытеснили чувство тревожности.
- Опять Петька в школе отличился! - мучилась она. - Вроде умный парень, но учиться не хочет! 
Накануне случился скандал. Учительница истории задала на дом изучить раздел Великая французская революция. На уроке она спросила Петю:
- Кто взял Бастилию!
Он урок не выучил и начал выкручиваться. Учительница разозлилась на него и побежала к директору школы в истерике:
- Ученик Шелехов не хочет отвечать на простой вопрос, кто взял Бастилию!
Директору кажется, что это есть непорядок, он вызвал Петю, и потребовал у него ответ на вопрос, кто взял Бастилию. Петя решил пошутить:
- Я лично не брал...
Директор заверил учительницу:
- Не бойтесь, наши дети честные, если взяли - отдадут.
Петя вернулся домой и смеясь рассказал матери о глупости директора. Антонина не засмеялась, а выдала с глубокомысленным видом:
- Кто взял-кто взял? Сам и взял!
На следующий день она вдруг получила от супруга долгожданное письмо.
- Гриша жив! - она поняла из вымаранного цензурой послания только то, что муж находится на Севере.
Шелехова сложила в небольшой фанерный ящик домашнего сала, папирос, добротные валенки и торопливо побежала на почту. В маленьком отделении связи работала её родственница, двоюродная сестра Мария Котова.
- Машка должна помочь! - думала женщина на бегу.
Сестра была известной любительницей мужчин. Бог не дал ей красивой внешности, но наделил недюжинным темпераментом. Буквально накануне она рассказала Тоне историю, которая с ней приключилась:
- Иду я как-то со второй смены, и останавливают меня три молокососа, лет по пятнадцать. Мол, давай, тётка, раздевайся да ложись, а не то... Ну, думаю, терять мне нечего, по морде получать неохота, перетерплю как-нибудь. Они так культурненько ещё пиджачок постелили. Ну, первый прошёл так, ничего. А вот под вторым мне так захорошело! Как я его обняла, милого! В чувство меня привёл его крик: «Тётенька!.. Пустите! Я больше никогда не буду!»
- Врёт поди… - засмеялась Шелехова.
- Третий насильник категорически отказался выполнять угрозу... - вздохнула Котова. - А мне мужика не хватило, я за ними долго бежала с раскрытыми объятиями…
Антонина не рассчитала одного, на почте был обеденный перерыв. Обитая листовым железом, дверь оказалась наглухо закрытой.
- Открой! - она начала барабанить в неё кулаком и не чувствовала боли от частого соприкосновения с шершавым препятствием.
Некрасивая и незамужняя сестра открыла дверь и замерла, увидав растрёпанную Тоню.
- Чего тарабанишь?
- Впусти…
- Что случилось? - живо спросила почтальонша.
- От Григория весточка!
- Слава Богу!
- Помоги, - попросила Антонина и протянула письмо и передачу. - Нужно послать посылку мужу.
Мария сначала испугалась - начальство предупреждало, что не положено работникам почты раскрывать оберегаемые профессиональные тайны, но потом решилась.
- Настоящее горе равняет всех людей... - тайком подумала она. - Что из того, если у меня нет мужа, и я иногда завидовала красивой и счастливой сестре?
Глядя на плачущую Тоню, сестра застыдилась своих недавних мыслей и уверенно сказала:
- Сделаю.
- Век буду помнить.
- Тут главное правильно написать адрес! - суетилась Мария, вытаскивая из-под деревянного барьера огромную, взлохмаченную книгу почтовых отделений великой страны. - Сейчас по цифрам и буквам, обозначающим номер поселения, найдём почтовый адрес и отправим…
- Нашла?
- Только никому не говори…
- Конечно, конечно! - шептала Антонина, с надеждой глядя на быстрые пальцы сестры, которые ловко перебирали замусоленные страницы справочника.
- Не знаешь - молчи! Знаешь - помалкивай! - остановившись на мгновение, сказала Мария: - Так у нас сейчас говорят…
- Не отвлекайся!
- Подожди… Вот! Нашла.
- Говори, где же он?
- Его посёлок находится где-то в Архангельской области… - ответила она и сочувствующе посмотрела на застывшую, словно примороженную сестру.


***
В первых числах холодного февраля 1938 года четырнадцатилетний Пётр Шелехов быстро шёл по родному городу, боясь опоздать на занятия.
- Полгорода пройти надо! - старшие классы школы, куда он недавно поступил, располагались в центральной части Сталино.
Снег лёг рано и упорно не таял от самих ноябрьских праздников. Белым и пушистым он оставался всего несколько дней, потом мигом почернел от прилипчивой угольной пыли. Даже когда выпадал новый снежок, он сразу казался серым, словно боялся выделяться на фоне запуганной природы.
- Куда делись краски? - недоумевал широко шагавший Петька, враз повзрослевший от свалившегося на семью горя. - Дома, улицы и лица людей стали безрадостными, как будто кто-то невидимый стёр властной рукой все цвета жизни.
Переходя трамвайные пути, Петька внезапно увидел идущего навстречу Ваську Дмитриева. Пухлый одноклассник отличался флегматичным характером и проявлял энергию только в двух случаях: когда речь шла о девушках и о деньгах.
- Здорово, Петька! - издалека крикнул он.
- Привет! - буркнул в ответ Шелехов.
По горящим глазам Васьки он понял, что тот в очередной раз влюбился. 
- Вчера в параллельный класс перевели новую девочку! - Вася жарко зашептал в Петино ухо. - Я с ней познакомился, зовут Нина. 
Следующие сто метров шло подробное описание симпатичного небесного создания. Петя почти не слушал его, мысли крутились вокруг таинственного исчезновения отца.
- Мать сильно переживает! - думал он, косясь на Дмитриева. 
Петя задумался, зацепился ногой за корни тополя и чуть не упал.
- Береги ноги! - засмеялся Вася.
- Иди к чёрту! - буркнул Петя и снова нырнул в толщу воспоминаний.
В октябре неожиданно арестовали директора педучилища Дубасова, хорошего знакомого семьи Шелеховых. Он отличался редким чувством юмора и однажды неудачно пошутил на вопрос невзрачного прохожего:
- Как мне найти площадь Ленина?
- Очень просто! - невозмутимо ответил педагог. - Надо длину Ленина умножить на ширину Ленина!
Мужичок дико вытаращил глаза на шутника, а потом куда-то рванул. Он сообщил о шутнике правоохранительным органам и за ним пришли. За компанию арестовали друга их семьи, агронома Олега Александровича Матусевича.
- Святой простоты человек, - сказала Антонина сыну. - О таких людях говорят, мухи не обидит…
У Шелеховых заливалась слезами на кухне его жена Мария.
- Олежка не мог сделать ничего плохого!
- Они с Дубасовым всегда шутили и смеялись… - успокоила Шелехова.
- Вот и дошутились!
Люди начали по ночам исчезать, словно не жили… Подвалы здания НКВД были полны арестованных, которые вскоре бесследно «испарялись». Жёнам, добивавшимся свидания с мужьями, объявляли:
- Органы разберутся!
- Можно встретиться с мужем?
Не положено! - сурово отвечали невозмутимые следователи. - Если будет позволено, разрешат…
Город опустел и одичал. Как омерзительные змеи, по улицам ползли настойчивые пугающие слухи. Люди панически боялись друг друга, даже просто разговаривать и общаться.
- Вчера Шевченко забрали! - по секрету шептали бабы на базаре.
Репрессировали всех подряд, не щадили интеллигенцию, рабочих, колхозников и мещан. Действовала настоящая машина смерти. Пускали «в распыл» целыми семьями, мужа, жену и сыновей. В ноябре, когда не вернулся со смены отец, Петька всё понял.
- Не плачь, мамка! - успокаивал он родительницу. - Отец не сломается, не признается в том, чего не совершал…
- Дай-то, Бог!
- Он обязательно вернётся!
Петя Шелехов и Вася Дмитриев без умолку болтали на ходу, и длинная дорога становилась короче. Уже подходя к зданию школы, Петька кое-что вспомнил и спросил:
- Ты, когда мне долг отдашь?
- Ничего такого не помню!
- Хочешь довести человека до склероза, - остановившись на мгновение, сказал Петя, - дай ему в долг.
- Зачем тебе деньги?.. Ты же с девушками на свидания не ходишь…
- Если у человека есть совесть, это не значит, что ему ничего не нужно.
В середине улицы Артёма, где поворот налево на Смолянку, у моста через городские ставки, в новеньких бараках, квартировал кавалерийский дивизион милиции.
- Глянь, какая красивая форма! - восторженно протянул Вася.
- Ничего красивого…
Три человека курили и мельком взглянули на проходящих пацанов. К ним с гиком подлетели открытые сани, на которых сидели весёлые офицеры. Все приезжие милиционеры были обычно нелюдимы с местными и носили шинели с тёмно-синими петлицами.
- Были бы у меня деньги, такую бы пошил! - помечтал Дмитриев.
- Ты, когда десятку отдашь? - спросил его Петя.
- Да, отдам… Надоел, хуже горькой редьки.
На самом деле младшего Шелехова в этот момент не сильно волновал Васин долг. Расстреливать узников могли только эти нелюди, и он очень надеялся, что отец не попал к ним в руки…
- Убийцы! - буркнул он. 
- А ты почём знаешь?
- Знаю… - Петька пошёл быстрей, до школы остался всего несколько десятков метров. - Все нормальные люди пешком ходят, а эти на санях ездят.
Первым уроком была лекция по истории ВКП (б) для нескольких классов в актовом зале школы. Он имел два входа через десять метров. Учитель истории решил стереть с доски, а тряпки нет. Он обратился к сидящей на первой парте Нине, на которую указал другу Вася:
- Сходи в соседний класс, принеси.
Школьница вышла в дверь, через некоторое время раздался стук в другую дверь и появилась голова Нины. Она спросила:
- У вас тряпка есть?
- Нет! - ответил учитель.
Светлая голова исчезла. Открылась первая дверь, вошла Нина и заверила:
- А у них тряпки нет!
- Привлекательные девушки, отвлекают... - невпопад брякнул Шелехов.
- Тебе легко говорить, ты никого не любил…
- Зато ты всех любишь, - уколол он товарища, - это патология.
- А для чего ещё жить?
- Лучше бы старался учиться!.. А то одни «двойки» в табеле.
- Допустим, я знаю, откуда черпать знания. Вопрос куда?
После учёбы они зашли домой к Дмитриевым. Отец Василия работал главным инженером угольного объединения.
- Оставайся у нас ночевать! - предложил Вася после ужина. - Зачем тебе топать ночью несколько километров.
- А, удобно?
- Отец уехал в командировку, - пояснил друг, - а мать будет возиться с моим младшим братишкой…
В два часа ночи постучали в дверь. Фрося вышла в сени и спросила:
- Кто там?
- Мы из НКВД! - ответили из темноты.
- Позовите кого-либо из наших соседей, тогда я открою, я не знаю вас.
Они взяли из кучи лежавших во дворе дров сырое берёзовое полено и стали им разбивать дверь. Когда эта дверь была разбита, они вошли в сени с бревном и стали таранить вторую дверь в комнату.
- Открываю! - крикнула Фрося, поняв, что они и вторую дверь так же разломают в щепки, и тогда они с маленьким замёрзнут.
Вошли несколько вооружённых пьяных людей. Их первый вопрос был:
- Где Михаил Дмитриев? 
 Они сразу же стали кричать, выражаться нецензурными словами, полезли в подполье и стали обыскивать квартиру. Мать Васи ответила:
- Я только про себя знаю, а про других людей я ничего не знаю! - и больше не стала отвечать на их вопросы.
Они ушли только под утро. Фрося, Василий и Петя долго сидели бледные и молчащие. Двухлетний сын Дмитриевых спал на коленях у своей мамы, прижавшись к ней испуганным заплаканным личиком.   
 
 
 
Продолжение http://proza.ru/2011/12/14/8