Людоедские записки

            Все, что окружает: автомобили, компьютеры, здания, телефоны, электрические линии, беспроводные сети, асфальтовые дороги, все – новое. И ста лет нет. Даже противно.
В чем-то они правы, эти сумасшедшие луддиты, разрушители машин.
            За новым теряется чувство изначального. Вымывается, истончается память о далеком прошлом. Память, которая так сильна в детстве, и которая почти утрачена у тех дураков, что называют себя «взрослые».
            Когда тебе восемь, ты очень хорошо помнишь, как горит огонь. Как быстро заходит солнце. Как страшно ночью. Как вскакивать рывком, оттолкнувшись, что есть силы, от земли, просыпаться уже в воздухе, с растопыренными пальцами. И как холодно бывает утром.
            Все это забывается. Потому что взрослые думают, что все это никогда не понадобится. Они надеются, что не понадобится. И они почти всегда правы.
            Но именно в спорте ты вспоминаешь. Как ты загонял для нее... кого же ты для нее загонял?.. Кого-то, очень вкусного. Ты гнал его дооолго. Ты был таким молодцом – никто, кроме тебя, не смог бы его загнать! Но ты загнал его до смерти, и еле отдышался сам. И ты не стал его есть, ты унес его домой. Тащил по скале, тяжелого, теплого, к ней, прямо в пещеру. Чтобы она улыбнулась. И гордилась. Распустила волосы. И чтобы ты орал: смотрите, кого я загнал для нее. Самого большого!
            И ты смотришь на спину гонщика, что идет впереди тебя. На его натруженные, сверкающие от пота ноги. Чуть покачивающуюся от бешеного напряжения голову. Чувствуешь знакомый (ключевое слово здесь – знакомый) вкус спекшейся слюны.
            О, парень, да неужели ты думаешь, что я не загоню тебя ради нее? Ты просто не понимаешь. У тебя будет очень тяжелый день сегодня. У всех будет тяжелый день.
            И эта карбоновая штука у меня между ногами... Этот новый велосипед... Знаешь, он совершенно не делает меня более _чувствительным_.