Любовь во времена палеолита

Экспедиция в тупике, дрейф относит льдину на Север, а провианта хватит, только если повернуть обратно прямо сейчас и то, придется съесть собак. К холоду не возможно привыкнуть, а к сосулькам на бороде – можно. Хочется греться, прижимаясь каждой клеткой к телу женщины, чьё имя нельзя написать в дневнике, даже достигнув этой широты, где кроме, тюленей, медведей и обреченных собак нет ни одного теплокровного животного.
В сердце своем я смотрю на нее с вожделением, и соблазняет меня мысль оказаться рядом, не только в её лучах, но и под халатом. И гонимый этим грехом я медленно дрейфую в сторону Севера, а желание целоваться быстрее пуль летит к её губам и разбивается в свинцовые лепешки.

Нельзя!

Шизофрения и отсутствие собеседника, невыраженные приступы нежности, и вот я уже разговариваю сам с собой:

– Когда это случилось с нами? Когда появилось это «нельзя»?
– В верхнем палеолите!
– Бездоказательно.
– Напротив, это очевидно. Если есть в распоряжении свободное время, могу доказать.
– Очнись, в полярной экспедиции на дрейфующей льдине уйма времени.
– Как естествоиспытатель, попробую проанализировать…

 «Любовь во времена палеолита, половое поведение и эволюцию человека».

– В процессе эволюции, у наших животных предков притупилось обоняние. Самцы перестали по запаху ощущать настроение подруг, а тут еще прямохождение спрятало половую систему самок глубоко внутрь организма. В результате спаривание всегда проходило по инициативе самца. Чем физически сильнее самец – тем насыщенней его половая жизнь и богаче рацион питания. Для сравнения, у оленей ритуал спаривания изощренней: пока, сцепившись витиеватыми рогами, физически развитые мужи выясняют, кто из них альфа-самец, самку покрывает проворный, дерзкий авантюрист, не заявленный в атлетических соревнованиях из-за щуплого телосложения и маленьких рожек. Предполагаю, что отсюда и пошёл термин «рогоносец», применяемый к обманутым мужам. Что же касается гигантских оленей с большими рогами, то они вымерли, когда хищник обмельчал и сбился в стаи. Эволюция отбирала маленьких не амбициозных оленей, способных таиться, подгадывать удобный момент, наслаждаться дерзко и бдительно, чтобы выживать, следственно они и должны перебрасывать свой ген на следующий уровень, другими словами, оставлять потомство.

Вернемся к высшим приматам. А именно к тем из них, кому не доставалось ни самок, ни еды, ни перезрелых забродивших плодов с их алкогольным забвением. Вынужденные коротать вечера вдали от пиров и оргий, они рисовали, смотрели на звезды, не хотели взрослеть, возились с молодняком, сочиняли колыбельные, мастерили бусы из ракушек, изобретали рыболовные снасти, а стихи, рукоделие и пойманную рыбу тайно обменивали самкам на нежность. Впрочем, иногда самки силой забирали у них улов и сувениры, разбивая надежды и сердца.
 В поисках социальной защищенности, «обделенные» искали справедливости у «сильных». Но находили только равнодушие и ярость. Пока не случилась катастрофа…

Колючий снег заметает льдину. Силы оставляют меня. Провиант кончился, от голода тошнит и кружится голова. Мне плохо. Как это произошло, что вместо привычной плодородной земли под ногами оказался твердый лёд? Еще совсем недавно кругом цвели сады и слепило солнце. Небо в дыму и холод повсюду. Вечная мерзлота – от одного этого словосочетания в голове возникает паника.

Земля, как и сейчас, была полностью заселена, когда случилась эта катастрофа – вюрмское оледенение. Для добычи пищи понадобилась мобилизация всего мужского населения. Охрану человеческих стоянок вели самки. Самцы покидали их надолго и охотились кооперативно. Группа самцов работает слаженно, когда их дух сплочен. И если есть среди них тот, кто умеет в долгом походе, греясь у костра, интересно рассказывать о великих воинах и охотниках, о мудрых вожаках и поверженных подлецах, тот, кто скажет нужные слова над телом погибшего, тот, кто научит синхронно вскидывать копье под удар в бубен, тот, кто справедлив становится выше тех, кто силён. С ним охота успешнее, а неудачи переносятся легче. Именно он и сказал: «Нельзя! Это наши общие самки. Это наши общие дети. Мы должны заботиться о них.  Чтобы не было раздора межу нами, пусть каждый получает нежность. Для этого закрепим за каждым из нас равное количество самок. Кто позарится на чужую нежность, поступит против стаи. Потому что посеет раздор и умножит несправедливость».
Тогда и появились жрецы. Тогда и появилось это «нельзя!». В верхнем палеолите.

– И что это доказывает? Та, из-за которой съедены все собаки и исписан дневник, сейчас греется на другом полушарии, ее ноги шлифует теплое море, она сушит косу на плоском камне. Кругом апельсиновые деревья и райские птицы. Язык не поворачивается называть ее самкой и, вжимаясь в вечную мерзлоту, ты обнимаешь снежный бархан как будто это ее плечи, и закрываешь собой от колючей вьюги. И если бы слезы не замерзали, едва выступив на глазах, ты бы плакал и тряс плечами.

Какая польза в твоем доказательстве? Выстраивая длинные логические цепочки, прибегая к помощи разума, понимаешь только одно, что никакая выуженная доказательством истина не сделает тебя счастливым. Для этого больше подходят чувства, а не разум. И теплые  заблуждения, пропитанные стихами, алкоголем и запахом ее волос, в тысячу раз лучше фундаментальных истин, утверждающих очевидную пользу трезвости и нравственности.

Полярный исследователь лежал в снегу и смотрел, как чернеют от гангрены его руки.
Оставалось недолго. Его погубила предпринятая экспедиция, а ему было жаль, что он не может ускорить исхода. Он понимал, как это произошло, когда и почему это случилось, однако не знал – зачем. Наверное, все это неспроста.

Может в прошлом люди слишком доверяли свои знания жрецам, которые превращали гениальные открытия в отвратительные орудия удовлетворения своих ущербных фантазий. Все это уродство: моногамные браки, право первой ночи, обеты безбрачия и пояса целомудрия могли придумать только полоумные жрецы, сделав их символами прекрасных изобретений человечества: верности, благородства, чести и праведности. Разве может фата быть символом целомудрия? Разве должно целомудрие зависеть от ханжества?
И почему жрецы, торгуя индульгенциями, изуродовали и обесценили его нежные чувства.

А снег в это время залеплял его глаза и губы.