V часть. Глава 11. Если по-человечески...

     ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
   
     ЧАСТЬ V. ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.

     ГЛАВА 11. ЕСЛИ ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ...

     Инара, конечно, уже могла со спокойной совестью бежать целоваться с Кохи, но она тоже очень устала. Едва опустившись на диван в гостевом домике, девушка заснула, а я подсунул ей под голову подушку и укрыл пледом. Сокровище мирно объедал клумбу, игнорируя нормальный лошадиный корм. Увести Петрикова коня в конюшню, так далеко от хозяина, лучше и не пробовать – поднимет такой шум, что разбудит всех. 
     Мы устроили Петрика в гостевом домике в саду моих родителей. Сами они недавно перебрались в новый дом. Он был просторнее, смотрелся богаче и красивее того, что сгорел, того, где я провёл детство. Жаль, конечно, но что поделаешь. Новый дом был уютным, удобным, и очень мне понравился. Я побродил по помещениям, ещё даже не до конца обставленным мебелью, отметил, что под окном комнаты, предназначенной для Рики, посадили молодую яблоньку, взамен старой, погибшей при пожаре. Чудом уцелел единственный предмет из прошлой жизни – старинный, массивный письменный стол из папиного кабинета. Он только что прибыл от реставратора – краснодеревщика. Тоже пострадал, хотя и был сделан из балька, а бальк плохо поддаётся огню.
     Я похлопал его по столешнице, как старого знакомца, и спустился к родителям в гостиную на первый этаж. Может, я поступил эгоистично, ведь они горевали о погибших друзьях, но я объявил им, что мне известны семейные тайны, что я теперь никогда, никому не позволю издеваться над Петриком, но больше ничто измениться не может: я по-прежнему считаю их своими родителями, люблю их и уважаю, как своих родителей, знаю, что они очень любят меня. А Рики – он просто мой очень младший брат – и это святое. Мама и папа выслушали меня, опустив глаза, но мало что успели сказать в ответ. Как я и предполагал, к Чудилке, со стуком и шумом, валом повалил всякий разный значительный народ, и разбираться с ним пришлось мне. Я объяснял, что Петрика сейчас тревожить нельзя, что ему нужно выспаться, что только хорошо отдохнувший человек способен хорошо трудиться на благо своей страны или чего бы то ни было. Я сразу проникался уважением к тем, кто сообщал:
     - Есть такое-то соображение, Миче. Что скажешь?
     Если это казалось разумным, я говорил, что конечно надо попробовать. Или:
     - Петрик вчера сказал, что надо то-то и то-то. Так я продолжу?
     Предложения соратников погибших государей были дельными и принесли хорошие плоды. Но кое-кто требовал самых чётких указаний. 
     - Миче, - приставали ко мне, - а как по-твоему мне разобраться с тем-то и тем-то? Нет, я, конечно, могу и сам, но мало ли? Я бы лучше перестраховался.
     Приходилось объяснять, как оно, по-моему. На самом деле, я же слышал, что по этому поводу говорил Чудилка.
     Трудность заключалась в том, что я мало кого знал из этих людей и плохо представлял, на что они способны, хотя, о некоторых слышал, конечно, от Петрика.
      Со мной делились впечатлениями страшной ночи и расспрашивали об экспедиции, и эти события сделали меня и тех, с кем я едва был знаком, почти приятелями.
      И тут ко мне явился дружок мой Тони, королевич из Тонки и начальник осрамившейся инспекции. Он уже был совершенно здоров и, вопреки предположению Чудилы, будто родители не отпустят его больше в Някку, приехал свататься к своей девушке. Я прямо поразился, заметив его во дворе моих родителей. Он пришёл узнать, чем может быть полезен.
     - Тони, - сказал я ему после радостных приветствий, - ты, оказывается, мой старший сводный двоюродный брат, да-да, я теперь знаю, не делай такие большие глаза. Ещё я знаком с Далимом, который тоже какой-то там родственник. Скажи мне, дружочек, сколько ещё вашей с Чудилкой родни ходит у меня в знакомых? Подозреваю, что человек примерно несколько.   
     - Ну да, - не стал отрицать Тони. - Кое-кого ты знаешь. Но что теперь делать, Миче? Что ТЫ собираешься делать?
     - Хочется мне, чтобы скорее всё стало, как прежде. У меня родня и так будь здоров, парой десятков родственников больше – разницы никакой. Познакомлюсь со всеми со временем, если они захотят.
     - Как прежде, Миче?
     - Ну да. В Пониже и Серёдке открою собственные лавочки, я давно этого хочу. Гадания я не брошу, конечно, как можно! Сейчас я планирую поговорить с Рики – это очень важно. Пора что-то решать с Лалой Паг, спросить у неё, где и с кем она хочет жить, что хочет иметь в своей комнате – я бы сделал ей хороший подарок. Надо взглянуть на свой собственный дом, посмотреть, какую мебель и утварь покупать в первую очередь. Хроту надо помочь разобрать добычу экспедиции, помочь устроиться Аарну – ты с ним ещё не знаком? Ну, а на самом деле, главное – это свадьба. Я бы уже прямо сейчас привёл Нату домой и никуда не отпустил. Если она не против, я так и сделаю. Думаешь, это сильно нарушит приличия? И ещё мне очень хочется девочку. Дочку. Но надо, чтобы уже всё как-то улеглось и успокоилось. Я бы жил себе очень мирно, а ты бы приходил ко мне в гости, ага?
      - Ну да, ну да, конечно, - растерялся Тони, - это всё понятно. Но ты бы мог занять подобающее тебе место, ведь ты королевич, Миче. Мог бы жить во дворце и помогать Петрику. Вчера вечером он сказал, будто знает, как решить эту проблему – ты понимаешь, какую.
      - Я и так ему всегда помогу, если надо будет. Не хочу я никаких подобающих мест, Тони. Самое лучшее место – это мой собственный дом. Я сын ювелира Арика Аги – пусть это все помнят, не смотря ни на что. А насчёт проблемы… Ты же из тайной полиции!
      - Я уже там не работаю. Я затесался туда потому, что мне было стыдно балбесничать, когда эта малявка, Чудила, глядя на тебя, трудится, как бешеный, и пользу приносит.
      - Ничего. Ты будешь распускать слухи, - и я посвятил его в Чудилкин план. Мы собирались приступить к нему, когда мой дружок отдохнёт, но почему, собственно, не сейчас, если подворачивается такая возможность?
      Тони сильно смеялся и говорил, будто бы только в чуднУю голову его сводного двоюродного брата могла забраться такая чуднАя идея. Но он и сам хорош – авантюрист из тайной полиции.  Сказал, что переоденется пекарем, аптекарем или маляром и пойдёт в пивную сплетничать. А если «взрослые» из числа родни захотят вздуть Чудилу, то он, Тони, не при чём. Никакой Миче ему никакого поручения не давал, а слухи разносят именно маляры.
    - Если тебе это не по душе – не надо, - испугался я.
    - Мне по душе, - радовался Тони.
    Он, было, резво устремился к калитке, но вернулся и серьёзно произнёс:
     - Мне очень по душе, Миче. И поверь, не только мне, просто никто не имел столько смелости и решимости, как Петрик, чудик наш. Если бы ты знал, сколько несчастий случилось в семьях правителей Винэи! Всё из-за боязни обнаружить родство с анчу Нтоллы и Айкри. Хочешь, я скажу, почему мои приёмные родители, Чудилкина тётя и Чудилкин дядя, принесли обет взять на воспитание мальчика? Когда родился их собственный сын, они ещё не были королём и королевой. Ребёночек появился на свет очень слабым, ему нужна была помощь, и, если бы он её получил, наверное, мог бы жить. Но он родился с внешностью анчу.
     - Ты что такое говоришь?! – в ужасе прошептал я.
     - Это ещё не самое страшное из того, что могла бы тебе рассказать твоя кровная родня, Миче. Отец и мать будущей королевы запретили родителям подходить к сыну, заперли двери, отпустили врача, принимавшего роды, и не позвали другого. Объявили о смерти новорожденного королевича, когда он ещё был жив. Теперь я живу за двоих.
     Я молчал, не в силах поверить в это. Красивый жаркий день, в который перетекло красивое утро, делся неизвестно куда. Вот что натворила бабушка Петрика, купившая в свои покои солнце Миче и погибшая от него. И он ещё так её оплакивал! Как пережили это молодые родители? Как могли потом существовать под одной крышей со старой убийцей? Отправлять к ней в гости собственных внуков? Ах да, ведь всё это страшное делалось для их же пользы в свете семейных традиций. Они были полны понимания и жалости к «взрослым», которые умнее и вынуждены принимать кошмарные решения. Понятно, почему они защищали меня и хотели со мной общаться. Наверное, всё то же чувство вины, следствие ужасного потрясения.
     - Миче, эй Миче! – наверное, Тони заглядывал мне в глаза и пытался сообразить, вижу я что-нибудь или нет. – Миче, ты слышишь меня? Поэтому я восхищаюсь мудростью Чудилки, поэтому я сейчас пойду и буду распускать слухи, и делать всё, что он говорит. Пора с этим кончать, правда?
      И он тихонько ушёл переодеваться в маляра или столяра. Оставил меня в ужасе, в шоке. Неужели власть стоит таких жертв? И почему за триста с хвостиком лет, только Петрику достало ума и отваги что-то предпринять?
    - Миче! – это Тони, которого я не видел, вернулся опять. – Миче, твои настоящие родители были хорошими людьми, и Чудилка очень горюет. Я тоже. Но ты, кажется, совсем не расстроен.
    - А надо? – рявкнул я.
    - Ладно, ладно, - примирительно забормотал он. – Поболтаем потом.
    Хлоп! Закрылась калитка.
    Я повернул лицо к солнцу – его-то я должен видеть! – и немного покопался в своих чувствах. Переживал ли я? Трудно сказать. МОИ родители были живы, о судьбе короля с королевой я грустил, признавая разные их заслуги и испытывая благодарность – меня всё-таки, не уморили, а отдали хорошим людям. Только и всего. Мне даже не верилось, что они действительно погибли. Да, почему-то не верилось. Может, потому, что их тела никак не могли найти? Безобразие просто!
     А значительные личности тянулись и тянулись в папин и мамин двор по Петрикову душу. Но он спал, и, не желая его тревожить, я сам решал разные вопросы, так и дежурил у ворот, и только изредка мне удавалось присесть на маленькую скамеечку. Почему так вышло? Потому что вчера ночью погиб глава Някки, защищая Серёдку, самую уязвимую часть города. Когда государи и их сын бывали в отъезде, именно он руководил всеми делами в стране. И, как ни крути, как-то само собой вышло, что в эти сутки в Някке и её окрестностях распоряжался я.
     Сначала ко мне обращались, как к Чудилкиному другу, которому он, возможно, оставил какие-то указания, перед тем, как лечь спать, а так оно и было на самом деле. Во второй половине дня те же люди или другие люди, которых я ещё не видел на нашем дворе, приближаясь, делали круглые глаза, нервно облизывали губы и запинались при разговоре. Потом ко мне подошёл невысокий кругленький человечек. Лицо его было добродушно, словно у школьного учителя, и одет он был соответственно, но глаза его были настороженными и колючими, и, если бы он вздумал что-то кому-то приказать, вряд ли можно было ослушаться.
    - Миче, - сказал он мне безо всяких церемоний и предисловий, - моё имя Браз, слышал, наверное?
    Я даже поперхнулся, потому что, конечно же, слышал. Лод Браз – это тот самый Петриков начальник, самый главный в тайной полиции. Я никогда его не видел.
    - Вижу, что слышал, - во весь рот улыбнулся гость. При этом глаза его не изменили выражения. – Скажи мне, Миче, это Чудилка уполномочил тебя командовать тут?
    - Ну да, - осторожно подтвердил я. – Он не спал всю ночь, даже, прямо скажем, двое суток. Я привёз его сюда, чтобы он спокойно отдохнул. Ну и выслушал по дороге его указания по поводу… ну… всего этого.
    - Ладно, - кивнул человечек. – Предположим, ты имеешь полномочия. Вроде, никаких ужасных дел ты ещё не наворотил. Но что ты скажешь о таком вот происшествии. В городе шепчутся о том, будто вы с Петриком братья. Даже больше того – близнецы. Даже больше того – будто Охти и Корки когда-то имели общего предка. Будто бы это была женщина, будто была она владычицей Нтоллы, и это о ней написано при входе в Айкри. Так ли это, Миче?
    - Это правда, - кивнул я. - Всё так и есть. Я даже знаю, что существуют документы, подтверждающие это.
    - Значит, правда, - залучился улыбкой грозный начальник. – Но дело в том, Миче, что Нтолла – это подземная страна, а королева Унагда Агди – никто иная, как анчу. Скажи мне, Миче, не ты ли воспользовался тем, что Петрик, мой любимчик, доверяет тебе? Не ты ли выдал его, лишь бы насолить Коркам? Не ты ли затеваешь бунт… Извини, конечно, но как иначе скажешь? Не ты ли затеваешь бунт в корыстных целях? Ты ранил его в доме Корков! Да жив ли он ещё в этот момент?
     Ну вот, дождался. Допрыгался. В чём только меня не обвиняли в этом году, но чтобы так! Чёрт его знает, как оправдаться. Работа Лода Браза – не доверять никому. И я очень хорошо понимал, что он просто пришибёт меня на месте, если уверится в моём злом умысле. По крайней мере, попытается пришибить.
      - Я не затеваю бунта! – возмутился я. – И вообще, Петрик говорит, никакого бунта не будет, потому что людям сейчас не до того, а Корки и сами такие.
      Пришлось вкратце рассказать ему всё о семейном ужасе Охти и Корков, и о том, что Чудик собрался покончить с ним таким вот интересным способом. Подобным людям врать нельзя, у них чутьё на ложь. Единственное, что я утаил, это имя того, кто распускает слухи, которые мы с Петриком потом официально подтвердим. Это Петрик сам принял какие-то меры, сказал я. 
      - Сроду не слышал подобного вздора, - обозлился Браз, и даже забыл улыбаться. – Ты, конечно, волшебник, Миче, но сам знаешь, у нас большой арсенал, и у меня с собой кое-что есть против волшебников и против сумасшедших ювелиров. Немедленно веди меня к королевичу, или я прямо сейчас займусь арестами, а начну с тебя.
     Пришлось вести. Сокровище начальник тайной полиции обошёл по широкой дуге, очевидно, был хорошо с ним знаком. Конь же оторвался от общипывания крыжовника, насмешливо фыркнул и сделал вид, будто гонится за Бразом. Тот ускорился и пулей влетел в дверь гостевого домика, приговаривая что-то про чокнутое зверьё.
    - Тише, - зашипел я, - у меня тут все спят.
    Но Инара уже не спала, она привела себя в порядок и, сидя босиком у столика, пила чай с вареньем. И очень неодобрительно отнеслась к тому, что какой-то человек, пыхтя, полез в комнату к Чудилке.
     Я легонько потряс моего дружка за плечо, он приоткрыл один глаз и заворчал:
     - Кыш, Миче, кыш. 
     - Твой начальник меня арестовать хочет, - пожаловался я. – Скажи ему, что те слухи, которые про Охти и Корков, и про их предков – это правда, и ты сам велел для пользы дела. И что я бунта не затеваю.
      - Правда, - подтвердил Петрик, закрыв оба глаза. – Для пользы. Не затевает. Не арестовывай его, дядя Лод. Миче – мой брат.
      - То есть, совсем никого не арестовывать? – поразился блюститель порядка. - Как же так? Зачем? Наоборот, надо пресечь!
      - Миче, объясни, - пробормотал Чудилка, повернулся на живот и засопел.
     - Вот так, - развёл я руками, и Браз удалился в большом недоумении и огорчении, бормоча что-то про то, что не только кони, но и вообще, весь мир спятил. И в расстройстве чувств потрепал растерявшегося Сокровище по шее. 
    И тут, после его ухода, некоторые люди, в основном, знакомые, обращались ко мне с теми же самыми вопросами. Самые хорошие знакомые врывались ко мне, как буря, и, заикаясь, шептали, схватив меня за рубашку:
    - Миче, Миче, ты знаешь, какие слухи ходят по городу? Миче, вот ужас-то! Что-то делать надо! А то мало ли что!!!
    И только потом здоровались и вспоминали, что я только что прибыл из долгого и интересного путешествия.
    Кое-кто считал, что слухи распускают Корки, и я велел усилить охрану их дома.
    Приходилось объясняться.
    Поток важных лиц иссяк, государственные мужи пребывали в смятении и не знали, как реагировать на всё это. Я уже боялся, что начнётся штурм дома моих родителей. Капитан «Северянина», очень сильно веселясь, прислал кое-кого из своих матросов для охраны лично меня, и сам оставался в центре событий. Кажется, его просто невероятно забавляла интересная ситуация. Мои приятели теперь собрались со всего города и окрестностей и выражали очень разные мнения на этот счёт. Особенно, если учесть, что мои приятели – это и Чудилкины тоже. Подтянулась родня Лёки Мале – та, что обитает за городом, а та, что в городе, уже давно была здесь вместе с моей роднёй и роднёй Наты. Я пытался выставить своих товарищей за ворота, объясняя, что, во-первых, нечего создавать шум, а во-вторых, надо иметь уважение к горю моих родителей, но они всё равно каким-то образом просачивались во двор и громко галдели на улице.
    Мои двоюродные и троюродные сёстры были в восторге от присутствия на нашем дворе такого количества интересных и значительных мужчин, и с самого утра крутились поблизости.
    Кое-кто из друзей предлагал мне пойти посидеть «где-нибудь». Но, во-первых, я боялся оставить свой пост, во-вторых, ни в какое «где-нибудь» такая толпа не влезет, а ехать на пикник,  туда, где большие просторы, не входило в мои сегодняшние планы.
    К тому же, поскольку друзья моих родителей тоже собрались в их доме в полном составе, время от времени кто-либо из них подскакивал ко мне, качал головой и принимался упрекать в том, что я ОПЯТЬ взбаламутил весь город. Что я до невероятной степени расстроил людей, растивших и любивших меня, как сына. Называли меня неблагодарным. Может, оно и так. Я почти не спорил. Очевидно, под таким большим нажимом моим родителям и родителям Лёки пришлось сознаться в том, кто такой на самом деле Миче Аги. Я страшно переживал, что не смог с ними до конца объясниться. Признаюсь, что не предупредил их о наших с Чудилкой планах. Наверное, это жестоко и нечестно, но я понимал, что мама начнёт плакать, папа подожмёт губы и скажет что-то такое, что убьет на корню мою решимость помогать Петрику. Это были бы прекрасные, справедливые слова, и мне не хватило бы мужества самому, прямо сегодня начать эту кампанию. Благоприятный момент мог бы быть упущен. Я не предупредил, думая о моих будущих маленьких племянниках. Сплетни ударили по маме и папе и по родителям Лёки, как хлыст. Я был в ужасе от своего поступка, сознавал свою вину и радовался, что в этом столпотворении почти не видел ни тех, ни других. Я дежурил у ворот, родня и друзья родителей собрались в доме.
    От Корков ко мне делегацией пришли Кохи и Хрот: только они из всего семейства и могли нынче свободно передвигаться по городу. Да и то, приехали в закрытом наёмном экипаже.
     - Миче, - сказали они, - как представители своего клана, мы высказываем тебе порицание. Как ты мог?! В смысле, вы с Чудилкой. Теперь Корков станут осуждать ещё и за лицемерие, и скажут, будто они рвались к власти незаконно. Конечно, может утешить то, что Охти – то же самое. Ещё то, что не будь наши два рода  анчу и потомками Унагды, они бы рвались к власти законно. Так что разницы, как видишь, никакой, а народ успокоится со временем. Закрой-ка рот и не расстраивайся: дома мы уже всё объяснили.
    - А… - я хотел было поставить братцам на вид, что был ли смысл вообще высказывать мне порицание, но Хрот подпрыгнул в полном восторге, взмахнул руками и заявил, будто Кохи проиграл ему в споре. Будто бы они поспорили, хватит ли Петрику смелости когда-либо объявить официально о нашем с ним родстве, и Хрот утверждал, что обязательно, а Кохи говорил, что вряд ли. Хорошо если мне вообще сообщат об этом. Теперь Хрот просто обязан дать Кохи щелбан, но для этого священнодействия им нужны Рики и Лала, свидетели спора. Поэтому они немедленно садятся обратно в экипаж, забирают с собой Инару и Лёку и отправляются туда, где «Комарик». А я должен ждать наших девчат и всех прочих не сходя с этого места, поскольку их сей же час доставят прямо сюда.
    Инару братцы Корки заполучили легко, она как раз допила чай и вышла из домика посмотреть, как там я. С Лёкой произошла заминка. С самого раннего утра он разбирался с толпой родственников и друзей семьи в недрах дома моих родителей. Не позавидуешь бедняге. Он объяснял нашу точку зрения, выслушивал претензии и жалобы и рассказывал о путешествии. И отбивался от дяди Тумы, который то и дело порывался отругать племянника за то, что тот всю поездку махал кисточкой и измазюкал кучу полотен. Теперь, как вы уже догадались, Лёка, по мнению дяди Тумы должен был срочно нестись в таможню и доказывать, даже без выходных, что он мужик, а не какая-то клякса. Иногда Лёка тоже вырывался проведать меня и сообщить о настроениях родственников. Выносил мне что-нибудь из еды и попить. Но в тот момент, когда юные Корки на свою беду заглянули в дом, чтобы взять его с собой, Малёчек как раз доказывал любящему дядюшке, что он, скорей всего, клякса, потому что настаивает на выходных, и даже на отпуске для решения личных дел после трудной экспедиции. За неимением под рукой кисточки или баночки с краской, дядя Тума в сердцах сломал первое, что подвернулось – мамину босоножку, которую в этом бедламе кто-то почему-то поставил на подоконник. Выкинул каблук в окно и попал в лоб Сокровищу, слишком близко подобравшемуся к месту интересных событий. Конь моментально озверел, сунул голову в комнату и укусил дядю Туму. Вот это он молодец! Начальник таможни обиделся и ушёл, скрежеща зубами и жалея, что Сокровище слишком велик для того, чтобы в отместку покусать его. После этого наши с Лёкой собственные «взрослые» почувствовали невероятное облегчение, послали горничную угостить умного коня разными вкусностями, и даже решили немного перекусить и выпить чаю, а, может, и винца для успокоения нервов, предварительно выслушав, что им скажут Кохи и Хрот. Так что эти двое застряли в доме на полчаса к негодованию Инары и радости извозчика. Ну, а потом они укатили за членами экспедиции, ожидающими их на «Комарике», который уже успели, оказывается, привести в порт. Если бы я мог отойти от ворот, я бы увидел его с того места, откуда видно море.
     Весь город ходил смотреть на наше судно, все были потрясены тем, что мы явились по Някке в момент половодья и сплава. 
     Прямо не сходя с места, я встретил Нату, Рики, Лалу, Аню, Терезку, Мадинку, Мирона, трёх наших пиратцев, маленького сынка Хрота, которого отец, сияя, как солнце, нёс на руках, а Аарн и Сая подошли чуть позже. В смысле, ко мне подошли позже. Так-то я их видел: они целовались за кустом смородины прямо у калитки. Я предположил, что для пользы дела. И точно! Сая, кивнув на новорожденного Корка, посюсюкать над которым выбежали и прибежали абсолютно все, сказала, опустив глазки:
     - Миче, а мы следующие.
     Ну и очень славно. Тут-то я сразу понял, какая польза от всех этих дел.
     Теперь абсолютно все решили, что надо отметить возвращение экспедиции. Да, просто необходимо. Надо, сказали они, отметить тихонько, деликатно, как бы на ходу. Ну там чуть-чуть выпить за нас. Хоть мы и не заслуживаем своим поведением, но всё-таки дети, вернувшиеся издалека, целый год занимавшиеся чем-то важным в чужих краях. За успех, за прибытие, за Хрота и его наследника, за Терезку – это святое. За Нату и удивительное возвращение по рекам, за то, что никто не пострадал. За знакомство с теми, с кем ещё не знакомы, за прошедшую свадьбу Саи и Аарна, за то, что картины Лёки по пути осели в хороших галереях и богатых домах, за то, что Кохи оказался драматургом, так здорово и анонимно веселившим Някку. За Мадинку, в лице которой Корки, наконец-то, доберутся до престола. За наши будущие свадьбы, за все – по очереди. Ну и за королевича Петрика, который конечно, станет нашим королём. Но сперва надо помянуть его родителей, как же иначе.
     Короче, я понял, что у нас тут сейчас пойдёт гулянье, неуместное при таком трагическом состоянии моих мамы и папы, и родителей Лёки, и трауре в стране. Что это на всех нашло в такой момент - я недоумевал просто. А среди сбежавшихся знакомых, я заметил трёх кузенов Корков из числа их молодёжи. В смысле, это помимо Кохи, Хрота и Мадинки. Они бродили среди наших, улыбались, угощались, а их доброжелательно похлопывали по плечам или провожали недовольным бурчанием. И ещё ведь ко мне время от времени снова стали наведываться значительные лица, и говорили они со мной как-то не так, как утром, и даже не так, как днём. Не как с парнем из Повыше, товарищем нашего королевича, а как с послом страны, стягивающей к границе нашего государства войска и военную технику. И всё это мне ужасно не нравилось.
       Надо было заканчивать столпотворение, запереть ворота, сообразить, где кто будет ночевать, устроить тех, кто останется у нас, в первую очередь, Терезку с малышом, проведать Чудилку… Нет, лучше его разбудить и отправить разбираться с сильными мира сего, а то я уже не в состоянии. Да ещё вон и Мадинка бродит, как неприкаянная, без своего суженного. Петрик всё быстренько бы уладил.
     Одна радость – это то, что запланированный разговор с Рики был уже позади. Я думал, он выйдет трудным, а оказалось – одно удовольствие. Налетевший на меня, как буря, мой ребёнок тут же спросил:
     - Ну что, он тебе всё рассказал? Я слышал! Да-да, слышал, что говорят в городе. Вот так Чудилка!
     Я молчал, поскольку думал, что надо как-то настроиться, и подготовить Рики, а он закричал:      
     - Ура!!! Теперь у меня два старших брата, а Миче лучше всех! – и унёсся к маме и папе. Вот и весь разговор. Чего я боялся?
     Лала, прильнув ко мне и вцепившись ручонками, поделилась радостью:
     - Буду жить с Петриком, потому что он мой опекун, и с Мадинкой. Это хорошо, потому, что они оба мне родня. Буду в «Прибежище» в гости ездить. Поедешь со мной? Я спросила у Мадинки, если я стану жить во дворце, могу ли я бегать в гости и работать у тебя в магазине, и чтобы ко мне друзья приходили, а она говорит, что конечно, всё можно. И она покажет мне тайную дырочку в ограде. На всякий случай.
     - Ты так хочешь у меня работать? – улыбнулся я.
     - Очень – очень! – захлебнулся восторгом ребёнок. – Ох, я люблю это дело! И не за бесплатно же! И смотри, что у меня есть.
     Лала сняла с шеи золотую цепочку с кулоном в форме длинного золотого пшеничного колоска, который всегда был при ней, и раскрыла его, как книжицу.
     - Ещё одно! – ахнул я, увидев на её ладошке Отрицание имени.
     - Ха! А ты что думал! – тряхнула она пшеничными косами. – Это прямо от пра-пра-пра-пра-пра-прабабушки Еонны. Так-то. Только меня никто не учил им пользоваться. Петрик научит!
     И непоседа убежала осматривать новый дом и сад. Правда, потом прибежала обратно и подняла на меня заплаканные глазки:
     - Миче, так жалко их, да? Тётю королеву и дяденьку короля. Вон и Рики тоже очень расстроен. Очень маму жалеет.
      А я не знал, насколько расстроен я.
     Столпотворение на папином и мамином дворе продолжалось до очень позднего вечера. Я так устал, что уже и перестал обращать внимание. Кто где бродил, кто что говорил, кто чего ел или пил и где это брал, кто смеялся, кто плакал, мне уже было, как говорит наш садовник, по барабану.
     Примерно в это время, чуть выше по улице вспыхнула драка, я вскочил на Сокровище и полетел разбираться. Оказалось, ничего страшного. Трое молодых Корков из числа родни Кохи и Хрота, что прибились к нашей родне, подрались с пятью матросами «Северянина». Тот кузен, который на костылях, как раз очень лихо дубасил костылём одного из них. Я даже не огорчился. Всё как всегда, всё замечательно. Корки дерутся, моряки тоже, как и положено морякам – значит всё хорошо, жизнь налаживается, завтра должно быть лучше. Пережить бы сегодня.
      Вернувшись на свой пост, я обнаружил там Кохи, Лёку и Аню, мило выпроваживающих гостей. Гостей было много, и выпроваживать кое-кого приходилось чрезвычайно настойчиво. Ната и Мадинка уже устроили на ночлег Терезку и ребёночка и прочих наших, кому пока некуда было податься или кому не стоило ночевать в другом месте. Труднее всего оказалось справиться с родственниками. Они всё порывались продолжать выражать сочувствие и высказывать своё мнение обо мне. Хорошо, что к вечеру оно всё-таки изменилось к лучшему. Наконец всё угомонилось, и я обрадовался тишине, словно великому счастью. Кажется, я совсем отвык от неё. Ни идти выяснять отношения с родителями, ни проведывать Петрика, ни проверять, кто, как и где устроен, спят ли дети и куда вообще все подевались, у меня совсем не было сил.
     - Всё хорошо, Миче, - твердила мне Ната, пресекая мои слабые попытки суетиться и разбираться. – Мы сами всё сделали. Ступай спать.
     - Да-да, - говорил я, - рухнув на скамеечку у ворот. – А где…
     - Все на месте, всё на месте. Мы всё решили, всех разогнали.
     - А как…
     - Всё также! Миче, бегом спать! Давай, я тебя провожу.
     - Ох, нет. Это тебя проводить надо. Может, останешься?
     - Миче, я с мамой и папой.
     - Да, - сказал я, вспомнив самое главное и взяв её за руку. – Сегодня, конечно, с мамой. Надо побыть с родными. Но завтра, Ната, ты должна ночевать дома.
     - Где это? – поразилась она.
     - Как где? У нас же есть наш дом? Там, повыше. На Верхнезадвиженской улице. Он уже достроен, мне сказали. Где-то тут я видел нашего Филимона, архитектора доморощенного. Почему-то он от меня прятался. Так что...
     - Ах, ну если достроен, то конечно. Прямо-таки всенепременно, - засмеялась Ната и побежала к своим родителям.
    Сокровище занял пост под окном Чудилки. С «Северянина» прибыла смена караула. Кто-то помог мне добраться до гостевого домика, уложил на диван, где давеча спала Инара, и всё. Больше ничего не помню.

     *   *   *
    А ещё кто-то опустил на окне специальную тёмную войлочную штору – чтобы солнце не разбудило меня слишком рано. Потому я и проснулся тогда, когда нормальные граждане уже помышляют об обеде. Есть хотелось зверски – я даже не помнил, перекусил ли я вчера нормально. На столе в кухне я обнаружил блюдо с пирожками и булочками, и мигом построил логическую цепочку: Сокровища нет в саду, его увели, потому и уцелел мой завтрак, стоящий прямо у окна. Увести Сокровище могла либо Лидия, Чудилкина квартирная хозяйка, либо он сам. Вероятней второе: зачем бы хозяйке забирать коня сегодня ни свет, ни заря, если она не забрала его вчера? Значит, Петрик уже умчался по делам. Осторожно прокрался мимо меня, не желая тревожить. Позавтракал потихоньку, причём, не один, а вместе с Мадинкой, и сам вымыл две чашки. Потому что всех на «Комарике» Красавчик приучил ставить на сушилку чашки вверх донышком, и только Чудилка никак не приучался, через два раза на третий ставил донышком вниз – и всё тут. Интересно, как он себя чувствует? Хоть бы записку оставил. Оказалось, что оставил. Я нашёл её на полу – ветер сдул.
    «Миче, - писал этот чудик, - я чувствую себя хорошо, выспался, спасибо тебе. Ребята рассказали, как ты вчера держал оборону. Я никогда этого не забуду. Пожалуйста, приходи сегодня во дворец, когда сможешь».
     Я сразу засуетился и засобирался. Наверное, Петрику плохо, тоскливо, неуютно, даже страшно в его разбитом, растерзанном доме. Горе с новой силой вцепилось в его сердце, а к нему лезут и лезут с государственными делами и даже с личными проблемами. Ну и, разумеется, уже нашли тела его родителей. Бедный. Как же он без меня?!
     На стуле я обнаружил чистую одежду, умылся и выскочил в сад. Странно. Дом моих родителей был тих, словно затёртый в северных льдах и пустой корабль. Я стоял и смотрел.
      Что?
      Что такое смущает меня до такой степени, что я не могу и шагу сделать вперёд?
      Нет, я не собирался втихаря улизнуть, не поговорив с мамой и папой. Я как раз и шёл к ним, потому что вчера меня и их всё отвлекали и не давали объясниться по-человечески. Ох, как замучила меня совесть! Эя, что я сделал?!! Поздно было сожалеть, я должен был сказать себе, что, в заботе о Чудилкиных сыновьях и дочках, мы с ним, возможно, избавили наших «взрослых» от постоянного страха разоблачения и осуждения – сейчас их никто не осудит. Но мне так тяжело было, когда я стоял тогда в саду: словно прямо в душу положили булыжник, и теперь мне всегда его нести. Ну что ж, значит, буду нести, я ведь предполагал, что так будет.
     Несколько шагов к дому – и я снова остановился.
     Ну в чём же дело?
     Может, в том, что я собрался во дворец, к Петрику, потерявшему родителей, но это и мои родители тоже, и он, может, ждёт от меня какого-то особенного поведения, а я совсем, ни капельки не ощущаю, что это и мои родители тоже? Не испытываю никаких положенных чувств. Что же я буду делать, что говорить?
    Снова шаг – и я остановился, глядя в небо. Словно оно мне должно было подсказать что-то важное. Беспокойство стало нестерпимым настолько, что на глаза навернулись слёзы. Как в детстве, когда не мог справиться с загадками отвратительно заумной игры королей, в которую вечно проигрывал. Но эту загадку я должен был решить. Что за чувство мешает мне просто заняться своими делами: поговорить с родителями, бежать к Петрику, забрать Нату в свой дом?..
     Шаг…
     Стоп.
     Я не видел траурных флагов нигде на нашей улице. Значит, тела государей ещё не нашли.
     Я всё смотрел в голубое небо, а оно будто бы смотрело мне в глаза и смеялось. И мне почему-то вспомнился стремительный бег «Комарика» мимо города Катиты, стаи птиц, взвившиеся далеко – далеко над лесом, след от взрыва в небе, тихое «бум», прикатившееся по воде…
     По левому берегу, через Катиту, идёт прекрасная, удобная дорога из Някки в Ануку.
     И ещё одна, которой хотели воспользоваться мы с Петриком, кружная, по горам Нтоллы.
     И если…
     Чёрт возьми! Надо погадать.
     Я не заметил, как сзади подошла ко мне мама, а она положила мне руки на плечи и поцеловала, встав на цыпочки. Она, наверное, плакала всю ночь по своим ушедшим друзьям, а я не мог разделить её скорби. Смотрел и испытывал стыд. А в голове крутилась недодуманная мысль. Что-то про дорогу в Ануку через Катиту. С заездом в Катиту.
     Кто, кроме самого короля, мог приказать взорвать древнее имение Пагов?
     Ах да. Мы думали, кто-то из Корков пробрался, чтобы скрыть следы преступления.
     - Сынок, - сказала мама, - что ты стоишь? Я думала, ты уже в пути. Все наши там, и Рики, и Лала. Ты не идёшь во дворец только потому, что твой брат оказался королевичем?
     - Что? – ахнул я. Такого оскорбления я не ожидал из уст своей мамы. – Славно, мама! А я ещё огорчился вчера, что меня подозревают в попытке захватить власть! Я только что проснулся. И не стою, а иду к вам с папой, чтобы извиниться и поговорить перед тем, как бежать к Петрику.
     - Ну прости, Миче. Просто уже поздно, а ты ещё здесь и ведёшь себя странно.
     Я простил, конечно, потому что вспомнил, что мне не сообщали, кто такой Петрик, именно из-за того, что боялись моей неправильной реакции на это известие. Естественно, вчера я не рассказал родителям о том, до чего додумался мой родной дружок: что невольная выдумка о моей неполноценности спасла отношения друзей детства.
      - Это ты меня прости, - потупился я. – Поступил, не предупредив.
      - Всё к лучшему, - слабо улыбнулась мама. – Значит, пришло время всем обо всём узнать. Когда-нибудь это случилось бы. Удивительно, что Радо действовал через вас. Ведь, если подумать, кто вы такие, Миче? Просто мальчишки. Но Радо выбрал вас с Петриком. Потому что Эя показала ему на вас.
      Я нахмурился.
      - Как это?
      - Девочкой, лет в тринадцать, я слышала легенду, передающуюся из поколение в поколение в семьях Охти и Корков. Только среди родственников.
      - Что за легенда?
      - Радо очень разгневался, когда первых двух детей отдали из семей ради власти. И Коркам, и Охти одновременно пришла в головы эта идея. Радо показал свой гнев страшной бурей, принёсшей много разрушений. Такой бури никто не видывал много лет, даже в Мрачные времена. Он считал род Унагды достойнейшим, но ещё до этого её дети запятнали себя страшной враждой и смертоубийствами. А говорили, будто бы они прямые потомки покровителей Винэи. Радо бы бесновался и дальше, но разумная Эя сумела его успокоить. Радо, тем не менее, наложил на род Унагды проклятие: если с кем-то из детей ещё раз поступят подобным образом, множество бед случиться в двух враждующих семействах, и, если они и дальше позволят себе подобное, род владычицы Нтоллы прервётся ещё до наступления нового века. Они не угомонились.
     - Каких конкретно бед? – пожелал знать я.
     - Ах, Миче, наверное, ты знаешь, видел, догадывался или слышал от Петрика, Далима или Тони. Или от детей Кар-Кара. Эя, однако, попыталась смягчить супруга, она просила его, чтобы проклятие не было таким суровым. Она верила в то, что род Унагды даст Винэе, нашей планете, её защитника или защитников. Не хотела, чтобы он прервался – ведь кто-то должен был исправить эти ошибки и искупить вину. А говорят, что Радо отходчив, что он не может отказать в просьбе любимой супруге. Тогда он сказал: «Хорошо, пусть род не прервётся, пусть живут, как хотят, и, если призовут в свою жизнь несчастья – это их дело. Но только разлучённые дети, объединившие два семейства и искренне желающие покоя и мира, вернут солнце в мою душу, вернут моё доверие и покровительство роду Унагды. Давай поспорим, что этого не будет никогда». Но Эя ответила: «Это будет. Я сама покажу тебе этих детей. Они же избавят тебя и меня от страха за наших потомков и за наш светлый дом. Помогут нам одержать победу на чёрной нечистью, затаившейся в тайной дыре Вселенной. Я готова поспорить». «Так не бывает, - усомнился Радо. – Те люди должны быть величайшими из героев». «Просто хорошими людьми, - улыбнулась мать предсказаний. – Просто людьми, возвратившими солнце после мрачных времён». И, кажется, Миче, Радо проиграл своей супруге.
    - Значит, она должна ему дать щелбан, - не сдержав смешка проговорил я. – Значит, я не должен чувствовать себя виноватым перед вами?
    - Нет, родной. Беги к Петрику, не стой тут, как кочерыжка, когда бедному ребёнку нужно сочувствие.
    Я, было, дёрнулся бежать, но притормозил и спросил:
    - Мама, откуда ты знаешь эту легенду? Если она передаётся среди родственников только? Слышала её в тринадцать лет…
    - Я-то?
    - Ты-то.
    - Рассказали мне. Петриков отец рассказал. Знал, что я не буду мотать языком. Мы очень дружили, - всхлипнула она, и я больше не посмел приставать с этим вопросом.
    Очень тяжёлый камень свалился с моей души. Я же говорил: мне надо было точно знать, что мама и папа осуждают меня не так сильно, как я об этом думал. Получается, они даже одобряют меня, может, даже немного гордятся. Без камня в душе стало двигаться значительно легче, и я медленно добрёл до ворот. Почему медленно? Неразгаданная загадка мешала мне. Я всё думал и думал, и не мог покинуть двор, не узнав всего того, что мог бы узнать для правильного решения. Медленно – медленно я открыл калитку и остановился. Наши слуги, что самозабвенно сплетничали с чужими слугами, с официантками из кафе, с рабочими со стройки, с матросами «Северянина», с учителями из школы, со старшеклассниками оттуда же, с курьером и продавцами из кондитерской на углу, повернулись в мою сторону и замолчали. Речь у них, как я понял, шла как раз об отсутствии траурных флагов. Когда я открывал калитку, уборщица из магазина Мале как раз громогласно высказала своё мнение:
     - Раз люди умерли, должен быть траур. Так положено. Нехорошо тянуть с таким делом. А то не по-человечески получается.
     - Всё путём… - начал было басом наш садовник, и осёкся, увидев меня.
     - Путём, - нахмурившись так, что лоб заболел, пробормотал я. – И не по-человечески.
     И как можно тише закрыл калитку, чтобы те, кто на улице, не видели, как я понёсся к дому. А то лишний раз уверятся, что я не в себе.
     - Мама! – завопил я, как смерч врываясь в гостиную, где мои родители переговаривались вполголоса. Мама с грохотом уронила серебряное блюдо, папа подавился компотом и закашлялся. Я принялся стучать его по спине.
     - Миче, что за привычка так орать? – возмутился он.
     - Я не нарочно. Спросить хочу. Что же, король с королевой так и не собирались простить Петрика? Сколько продолжались бы дурацкие воспитательные меры? Сколько они продолжали бы выдерживать характер? Ладно, пусть не простить. Пусть поговорить. Пусть определить меру наказания. Неужели им не хотелось самим отругать его? Они собирались что-нибудь сами предпринять по поводу этих ядовитых солнц или всё решили свалить на Петрика? Может, они способны только письма писать и упрекать сына за то, что он бросился людям на помощь, не думая о собственном здоровье? Только не говорите, что не знаете, не поверю.
     - Что за тон, Миче? – папа был полон справедливого гнева. Но я не собирался позволить заговорить мне зубы.
     - Да, - сказала мама.
     - Что «да»?
     - По поводу солнц собирались.
     - А по поводу сына? Что я ему скажу? Может, мне спросить у Мале?
     - Ну, надо было, чтобы Петрик понял, и в другой раз не перечил, и делал то, что ему говорят, - неохотно проговорил папа.
     От досады я топнул ногой и сжал кулаки.
     - Чёртовы Коркины замашки! Вот чувствуется родство! Так относиться к Петрику! Не перечил! Ха! Тогда это будет уже не он, а Аарн в клетке. Вы знаете, что его держали в клетке, чтобы он не своевольничал? Вы знаете, что сделал папочка Корк с собственным сыном за попытку его защитить и маленькую такую самостоятельность? Знаете, что он все каникулы держал Лалу в чулане, потому что она казалась ему чересчур активной? И то они все завоевали свободу. А вдруг, если бы Петрик продолжал сидеть в тюрьме, он бы умер? А просто по-человечески поговорить?
    - Так сколько уже было по-человечески говорено! – вышли из себя мои родители. – Вам обоим, между прочим.
    - Нет, не верю, все твердят о том, какими они были хорошими людьми! – подпрыгнул я. – Они должны были поехать к сыну. Просто обязаны были! Когда? Я спрашиваю о сроке. Когда они хотели поехать?
    - Ну…
    - В эти дни, правда? Хотели поехать – и поехали.
    - Нет!
    - Да.
    - Но, Миче…
    - Почему вы скрываете? Вы не понимаете? В смутное время государи покидают столицу в сопровождении многочисленной охраны и отправляются рыбку половить. Чёрта с два! Их ищут не там, а вы молчите! Почему? Вы даже Петрику не сказали! Они поехали в Ануку, не так ли? Очень тайно, ведь никто не знает, что королевич в тюрьме. Им самим перед собой было стыдно. Я бы умер бы от стыда!
     Папа схватился за сердце:
     - Мальчик мой, их же убили. Убили в районе озёр, когда они возвращались, об этом все знают. Наверное, в пути они узнали, что вам удалось бежать – вот и повернули назад. Не говори о них плохо, им ты обязан жизнью.
     Я попытался успокоиться. Спокойно произнести то, что собирался. Я так и сказал:
     - Спокойствие. Едва отойдя от Катиты, мы видели, как взорвали завод, где делали солнца. Думаю, большой отряд, прибывший в Катиту, и был королевским сопровождением. Удивительно просто, что Петрик нос к носу не столкнулся с собственным папой. Уверен, нас потому не арестовали в том уютном уголке, где мы таились, что все были уверены, что нас уже и след простыл: кто мог предположить, что Терезка родит как раз в эту ночь. Но они, конечно же, узнали, кто до них наведался на производство. Поэтому государи, разобравшись с проблемой солнц, завода и Корков, уже не поехали в Ануку, а повернули домой. Виденный нами взрыв – последний аккорд расследования на месте. По моим расчетам, король с королевой сегодня же будут здесь. Какие озёра?! Они ехали в Ануку, к сыну.
    - К сыновьям, - тихо поправил папа. – Только наших друзей убили на обратном пути.
    - Эх, погадать бы! – воздел я руки к потолку. – Срочно куплю карты. Тогда вам всё станет ясно.
    Мама отшатнулась от меня, папа обхватил голову руками. Они считали, что карты никакой ясности внести не могут. Я сел рядом с отцом и обнял его.
    - Папочка, есть такая вещь, как Зов Крови. Я должен был что-то чувствовать. Скорбь, печаль, тревогу… Особенно после того, как мне сказали об этом родстве. Но я не чувствовал ничего. Зов Крови странная штука. Думая о Рики и о тебе, мама, я ощущаю его. Наверное, в отношении тех, кто стал родным по жизни, он работает тоже. Но мне открыли такую тайну в кошмарный момент, и я должен был что-то ощутить. Но нет. Это так странно, что мне было стыдно. Я не мог идти к Петрику от стыда. Но я разгадал эту загадку. Так-то. Чудилка зимой преодолел полконтинента, чтобы не потерять родителей. И не потерял. Однако, они бы погибли в ту ночь, если бы продолжали выдерживать характер, если бы не поступили по-человечески, бросив всё и поехав к сыну, которого давно не видели. Всё зависело от их выбора, понимаете? Их жизнь зависела от простого такого поступка.
    - Миче, никому этого не говори, не позорь себя, - простонал папа. – Их просто ещё не нашли.
    Мама принялась капать себе и папе успокоительное в рюмочки.
    - Ладно, - сказал я. – Конечно, я пока говорить не буду. А вы посчитайте и подумайте тут без меня. Чудилка говорит, что я всегда прав. Эх, что бы такого придумать, как бы устроить, чтобы теперь родители сами побегали за ним, чтобы они у меня попрыгали за гнусное к нему отношение?!! И я ещё выясню, откуда пошли эти слухи, эти сплетни, что король с королевой убиты!
    У мамы с папой глаза были совершенно дикими. Они снова уверились в том, что их сын ненормален. Ничего не меняется!
    Я ринулся к двери, родители – за мной.
    - Миче, подожди.
    - Вот, выпей капельки.
    - Да, выпей, успокаивает.
    - Послушай, завязывай ты с гаданиями.
    - Это не доводит до добра.
    - Не смей нервировать Петрика. 
    - Миче, ложная надежда – это плохо. Он, может, уже смирился.
    - Мама, папа, ну подумайте, - призвал я, обходя папу на повороте и прижимаясь спиной к входной двери, - где можно спрятать тела такого большого количества людей? Затолкать в пещеру? Скинуть в пропасть? Так на пути из Някки в Ануку они все наперечёт, и там повсюду толкутся пастухи и прочие крестьяне. Утопить в Някке? В озере? Уже кто-нибудь всплыл бы, как пить дать. Нашли бы вещи, следы боя, обвал в горах, лошадей, обломки кареты, свидетелей, таившихся за кустами… Петрик сейчас в невменяемом состоянии, потому что ему сообщили эту глупость, и она его доконала, а то бы он и сам сообразил. Пойду скажу.
    - Не смей! – крикнул папа.
    - Но капельки… - под этот мамин призыв я вылетел из дома и, покинув двор, побежал ко дворцу, отметив краем глаза, что толпа у ворот стала ещё больше и загадочней. По пути я завернул в лавчонку и купил карты, ещё кое-что и сумку для гадательных принадлежностей: в карманы у меня бы всё не влезло.
     С подсчётами у меня было здорово, но кто распустил слух? Откуда он взялся?
      Я бежал мимо дворов, где женщины и мужчины разбирали то, что осталось от их жилищ после пожара, мимо не тронутых огнём разноцветных домов и садовых цветов, я слышал, что за одними оградами смеются и носятся дети, а за другими идут поминки. Меня облаивали собаки, из-под ног кидались куры и кошки. Солнце кувыркалось в небе, и ветер выдувал в сотни труб: всё хорошо! Всё хорошо для убитого горем Петрика, и вечером его ждёт радость, и солнце вернётся к нему. Ох, как же, как отыграться хоть немного на нервах короля и королевы за его страдания? Может, правда, пока ничего не говорить ему, выманить его за пределы Някки – и путь они посуетятся, поищут сына. Как-то так.
    Мечта о слабеньком подобии мести грела мне душу, хоть я и понимал, что она вряд ли осуществится. Если бы я мог воскресить убитых и вернуть людям погибшее в огне имущество, моему счастью не было бы предела.
     Сзади догонял экипаж, я слышал цоканье подков и хруст камушков под колёсами.
     - Миче! Чего бегом? Садись, подвезу, - крикнул мне Тони.
     Я уже запыхался, и с радостью нырнул внутрь.
     - Не нашли тётю и дядю, - печально сообщил мне Тони. – Ни их, ни свиты, никаких вещей.
    - И не найдёте, - радостно сообщил я. – Они живы. Были в Катите, а нынче будут здесь. Но! Я сам хочу сообщить Чудилке. Сюрприз. Никому ни слова. Ты же из тайной полиции.
    Тони выпучил глаза и осенил себя знаком Эи.
    - Миче, ты что?
    - Что слышал.
    - Гадал, что ли?
    - Ага. На ромашке. Любит – не любит. Меня интересует, как возник слух, что король и королева убиты.
    - Как возник? – растерялся Тони. – Ну, не знаю. Как-то все вдруг начали говорить. Миче, ты извини, но и ты ведь можешь ошибаться.
    - Могу, - легко согласился я. - Но ты увидишь. Ты лично от кого услышал эту весть?
    - Понятия не имею. Ото всех.
    - Ладно. Когда? Как это было?
    - Очень просто. Мы ворвались во дворец. Глядим, там все наши перебиты. Ну, Корков за это тоже не расцеловали. Ты представь, Миче, Кырла и его Коркиню прикончили едва ли не на тронах. На головах у них были короны, и они успели объявить себя королём и королевой. Для своих разбойников, я думаю. Можно порадоваться за них: вот счастье для любого из Корков – скончаться на троне Някки! Хорошо, когда мечты сбываются, правда? Тоже мне король, ха!
     И тут мы вдруг уставились друг на друга, и оба вскричали:
     - Что?!!
    И я хлопнул в ладоши:
    - Да! Вот оно! Вот откуда слух. А поскольку кто-то знал о том, что государи куда-то уехали, возникли разговоры про озёра.
    Тони завопил: «Эгей!» - и, подскочив от радости, чуть не проткнул головой потолок экипажа. Я попросил его, потому что мы уже въехали на дворцовый двор:
    - Ты, пожалуйста, молчи. Хоть часика три, ладно?
    - Это очень нужно?
    - А как же!
    - Будет сложно, но я попробую.
     - Тони, я серьёзно!
     - Ну хорошо, хорошо.
    Я бодро направился к парадному входу один, потому что к Тони подошли какие-то люди и потребовали его внимания.
    - Это вы куда это? Вы кто? – окликнул меня бдительный страж, напрочь лишённый лоска и выучки гвардейцев. Охрану дворца перебили в ту ночь.
    - Миче Аги, сын ювелира.
    - Стой, раз-два, - велел мне солдат. – У меня список. Кажись, такой в нём значится.
    Он зашуршал листком, и я увидел наши с Рики имена первыми в списке наших друзей.
    - «Всегда пускать», - озвучил название солдат и вытянулся в струнку. – Проходите, господин Аги, вас всегда ждут.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2011/11/03/1331

Иллюстрация Саши Фургал. Фотошоп.