Унесённые танцем в иные миры

               
                Южный крест

      Людериц ещё спал, когда мы оставили город. Дул пронизывающий ветер, перемешанный с песком, и дюны Намиб  скрылись под ледяным туманом. Я нацепила на себя, всё, что было и это защитило от свирепого холода.  Стаська сел за руль, ругая Намибию, ветер, зверский холод  и ледяную пустыню. Но, как только туман сошёл, обрушилась  дикая жара.  Ветер, по-прежнему, сдувал песок с  дюн прямо на  наш лендровер, засыпая его, как снаружи, так и  внутри.  Мы ворчали, песок скрипел на зубах, а по сторонам тянулся  бесконечный мёртвый пейзаж пустыни.   
Ближе к вечеру на всю ширь горизонта распахнулась самая страшная в мире пустыня - Калахари.  Правда, пустыней, её  сложно было назвать.  Скорее это выжженная солнцем  саванна, которую пересекают русла высохших  рек и ручьёв.  Шестидесятиградусная жара,  огнедышащий ветер  от которого вскипает кровь. Он безжалостно сечёт песком тело, и без того изнурённое жарой и жаждой.  Прожить здесь хотя бы неделю  невозможно, несмотря на то, что есть и растительность, и богатый животный мир.   Правда,  живут бушмены.  Единственный народ, который  когда-то  сбежал в пустыню, спасаясь  от истребления,  да так здесь и остался.
 В сезон дождей Калахари преображается, превращаясь  в сказочное царство животных и растений.  Пересохшие реки  наполняются водой, которая  выходит из берегов и покрывает огромные пространства.  Всё вокруг сразу же вырастает, зацветает и благоухает.  Звери сбиваются в огромные стаи, мчатся на водопой, и барахтаются в  воде, поднимая в воздух мириады брызг и срывая с веток птичьи стаи.  Мирная компания из совершенно разных животных, жирафов, носорогов, антилоп может спокойно сосуществовать в одном озере или луже. Но для людей пустыня  непроходима. 
Итак, мы вышли из внедорожника  и оглядели местность. Перед нами лежала выжженная в пыль земля, словно покрытая маскировочной сеткой из равномерно распределённых кустов и растущих вширь приземистых  акаций. Около них мелькали чёрные лохматые спины страусов, а недалеко, перебегая от дерева к дереву, мчалась стая бабуинов.
Дорог впереди не было и нам предстояло ехать по бездорожью, ориентируясь только по компасу и карте. Закончив осмотр, Стаська поставил  лендровер  в тень акации и  упал на растрескавшуюся жёсткую землю. Лаура и Лопух приземлились рядом. 
- Осторожно! Тут полно скорпионов!  Да и змеи все ядовитые, - предупредила я.
 Через секунду они вновь стояли рядом со мной,  тревожно разглядывая  землю под ногами.
- А здесь, - кивнула я  в сторону огромного гнезда, похожего на двойной муравейник, раскинувшийся на пол- акации, - живёт птица ткач. Вернее  много этих славных маленьких птичек, которыми очень любит лакомиться гигантская королевская кобра. И она частенько там прячется.
 С ещё большим проворством  Лопух, Лаура и Стаська отскочили от дерева, оказавшись вновь под испепеляющими лучами калахарского солнца. А я, осмотрев заросли, нашла длинную ветку с раздвоенным концом, обрезала покороче, и воткнула  рогатку несколько раз  в гнездо.
-Что ты делаешь? - в ужасе вскричал нестройный хор  голосов.
- Проверяю,- спокойно отозвалась я, хотя внутри меня тоже всё умерло. Опасность столкнуться нос к носу с капской коброй была реальной. Но к вящему моему удовольствию её там не оказалось. Лишь  с шумом выпорхнула  стая птиц, которая  покружив немного возле дерева, вернулась  назад.
- Ну вот, теперь  спокойно можно отдохнуть,- сообщила я, Софья Лермонтова,  и,  расстелив брезент, картинно села.  Остальные, в полном изнеможении, попадали рядом, не находя слов от восхищения. Так мне показалось.  Даже Зверь, не удержавшись, буркнул:
- Вот уж, не ожидал. Получишь премию.
Это прозвучало столь неожиданно, что мы рассмеялись.  Да, в мире истинных ценностей  слово «деньги»  звучит нелепо.  Оглянувшись  на Стаську, я заметила  отблеск той же мысли в его серых глазах и несвойственную  задумчивость. Поэтому даже и не удивилась, когда он промычал:
- Ну, ладно, ладно…. Я пошутил….
 Он хотел ещё что-то добавить, но его голос заглушил довольно громкий рык, раздавшийся с противоположной стороны акации. Все переглянулись.  Лопух, схватив ружьё, стал осторожно подкрадываться с правой стороны, а Стаська с пистолетом,  с левой.  Я последовала за Стаськой, а Лаура за Лопухом. Каково же было наше удивление,  когда мы увидели там  раненого льва!  Он был таким худым и слабым, что едва поднял голову, когда мы приблизились.  Лаура,  кажется знавшая всех  бродячих кошек и собак в Питере, прошептала:
- Ах, ты мой бедненький…. Мой славный котюньчик…. Как хотите, а мы должны ему помочь. Я отсюда не уйду, пока он не встанет.
- Ты в своём уме?- поинтересовался Стаська.- Как это сделать?
- Очень просто. Его нужно вылечить и накормить.
-Чем? И кто будет это делать?- злился Стаська.
- Лекарства у нас есть. А еду можно поймать. Тут её полно.
- Кто же пойдёт на охоту, уж не ты ли с Сонькой?- не унимался Стаська.
- Я,- ответил Лопух, который обожал Лауру,-  вернее, мы вместе, а подстрелю я.
Лев тяжело дышал, лёжа на боку. Казалось, он прислушивался к тому, что говорят  люди, подметая песок пушистой кисточкой  хвоста, и переводя взгляд на очередного говорящего. Он не рычал, но его жёлтые глаза, казалось, молили о помощи.
-Ладно,- буркнул Стаська, - делайте что хотите,  только тогда поедем и ночью.
-Нельзя, - опять вмешалась я.
- Чего опять не так? – возмутился Стаська.
 - Из-за антилоп ехать ночью нельзя. Если ты вдруг не заметишь их горящих в темноте глаз, прощайся с жизнью.
- Это ещё почему?
- Потому что они пугаются, прыгают на автомобиль и убивают  двоих человек на передних сидениях. Кроме того, из-за жары, звери в Калахари охотятся ночью, поэтому можно напороться и на львов.
- Что нам мешает выехать утром?- спросил немногословный и осторожный  Лопух,- встанем затемно и выедем, пока будет холодно.
-Ну, ладно, чёрт с вами, делайте что хотите,- опять недовольно буркнул Стаська, не любивший никаких проволочек.
  Лаура достала спецружьё, выстрелила шприцем и усыпила  царя зверей.  Далее все принялись выдёргивать из него  иголки дикобраза, с которым, очевидно, и был последний бой, продезинфицировали ранки, а обнаружив сломанную  лапу,  зафиксировали кость деревянной шиной, обмотав  бинтом.  Мне, почему-то, захотелось пометить льва, и я покрасила  метёлку на кончике хвоста, голубой масляной краской, банку которой я заприметила под сиденьем в лендровере. Было какое-то предчувствие, что это не последняя встреча. А оно меня ещё никогда не подводило.  Стаська и Лопух ушли и,  вернувшись очень быстро, наверное, через час, принесли антилопу и сернобыка. Антилопу они положили льву под голову, а тушу сернобыка рядом. 
Вскоре стих ветер, удлинились тени от дюн, прозрачный свет пустыни разлился  по горизонту нежным заревом,  которое быстро переросло в фантастический закат с пылающим небосводом.  Опустилась непроглядная африканская  ночь.  И как только  звёздное покрывало  накрыло Калахари,  драгоценным ожерельем  вспыхнул Южный крест.  Молчаливые звёзды дохнули на нас  вечным вселенским холодом.   Температура воздуха упала  до десяти градусов. А из  чёрной таинственной бесконечности  понеслись какие-то вздохи и шорохи. Пустыня  жила и дышала.   
Ночь прошла спокойно.  Я и Лаура спали в салоне, а Стаська и Лопух в палатке, установленной на крыше лендровера.
На рассвете мы свернули лагерь. Лев очнулся от наркоза и успел уже съесть половину антилопы.  Он  выглядел значительно бодрее,  что особенно радовало Лауру, и  не спускал с нас внимательных глаз. Помахав ему рукой, мы уселись в лендровер и отправились дальше на поиски бушменов и навстречу  судьбе.
 
                Унесённые танцем……в иные миры.

    Племена бушменов встречаются во многих местах  Калахари. Но Стаське нужны были только те, которые  охотились по берегам Оранжевой и могли  знать что-то о бриллиантах.  Этот район проще всего было  найти, если двигаться по омурамбо. Так африканцы называют русла  высохших рек,  которые только один раз в несколько лет превращаются в стремительные потоки воды, наполненные ливнем.  Из омурамбо Нособ можно перебраться в  омурамбо Молола,  которое совсем немного не доходит до Оранжевой  и водопада Ауграбис.
Мы продвигались  строго на юг, ориентируясь только по компасу. Надо сказать, что это было малоприятное занятие. Чтобы не сбиться с маршрута приходилось вести лендровер напролом, через кустарники, ямы и другие препятствия, объезжая  только самые большие.  Когда  прорывались сквозь заросли, в распахнутые окна автомобиля сыпались колючки боярышника, а вместе с ними  злые муравьи, желтые пауки и зеленые долгоножки.  Всё это ползущее, секущее и кусающее, ливнем обрушивались на нас, облепляя  взмокшие руки, шеи и ноги. 
Дышать было тяжело, обшивка лендровера разогрелась до такой степени, что до неё невозможно было дотронуться. Стаська вцепился в руль, который при встрече с очередным бревном стремился выскочить из рук. И тогда он, обливаясь потом, вновь и вновь  посылал очень далеко, куда-то ближе к северу,  пустыню  Калахари, жару и сурикатов, этих милейших зверьков с умильными мордочками,  которые  стоя на задних лапах и сложив на груди передние, стайками наблюдали его бешеное сафари. Ему всякий раз, натыкаясь на них,  или очередное препятствие,  приходилось прикладывать недюжинную силу, чтобы выправить руль и постоянно напрягаться.  Автомобиль трясся, подпрыгивал,  нас нещадно мотало от борта к борту, подбрасывало вверх и срывало с сидений.  Но, тем не менее,  мы успевали смотреть по сторонам, потому что мимо  проплывали девственные картины нетронутой, но высохшей, саванны: акации, солончаки, верблюжьи колючки, дрожащее в волнах горячего воздуха, небо над горизонтом.  Испуганные жирафы, оборачиваясь,  вытягивали длинные шеи, а затем быстро мчались изящным галопом по равнине.  А вдали на гребне холма застыл лев.
Наконец, судя по компасу, спидометру и карте,  мы оказались в нужном месте и, отдохнув, разбрелись по зарослям кустарника, разыскивая омурамбо.
Но далеко уйти не удалось, вдруг подул сильный горячий ветер, который начал закручивать в спирали пыль и песок. Прошло ещё немного времени, ветер усилился,  и я вдруг увидела, как на меня движется  со страшным свистящим шипением  огромный жёлтый вертящийся столб, сметая всё на своём пути, вырывая кустарники и траву и засасывая пыль и песок.
- Это же смерч! – только и успела подумать я до того как меня приподняло в воздух и понесло куда-то, вместе с кучей листьев и песка. Я даже не успела испугаться, а лишь крепко зажмурила глаза, потому что вдруг вспомнила Вангу.  Видимо камней рядом не оказалось, и я кувыркалась в высоте ещё долго в полном сознании.   Затем почувствовала, что опускаюсь.  И в самом конце полёта меня шваркнуло так, что в моих глазах сначала всё взорвалось и распалось на ослепительные осколки. А затем почернело. Я потеряла сознание и сколько пролежала так – неизвестно.  Но когда, наконец, очнулась и разлепила глаза, занесённые песком и пылью,  то в неверном свете угасающего дня, вдруг увидела, склонившиеся над моей головой,  вымазанные  какой-то оранжевой грязью, два женских лица…..
Я лежала возле  костра прямо на тропинке,  которая убегала от меня к округлой хижине,   сложенной из веток и тонких стволов акации, формой напоминающей  копну сена.  Стены  её утопали под  конусообразной крышей, надёжно защищавшей от ветра и ливня. Вечерело. Дым от костра смешивался с вкусным запахом жареного мяса, вокруг которого суетились маленькие человечки с жёлтыми лицами. Они о чём-то переговаривались, но эти звуки мало напоминали  речь. Скорее это было щёлканье и цоканье птиц. Пришло, очевидно, всё племя. Взрослые суетились у костра, не обращая внимания на шумные игры детей.
Я не шевелилась, любое движение вызывало боль.  Голова горела огнём.  Мысли путались. Но сквозь извилистые дебри мозга, две из них,  всё же пробились к моему затуманенному жаром сознанию.  Первая была о малярии.  А вторая - о позвоночнике. Потом я стала проваливаться куда-то, их голоса доносились до меня словно издалека. Странно, что в этом пограничном состоянии, я вдруг стала их лучше видеть и понимать!
- Её принёс спиральный ветер, прямо с неба, и это знак его расположения,- сказала старуха, дотронувшись  до моей горячей ладони жилистой высохшей рукой.  Она сидела возле меня, раскинув тощие ноги,  в одной набедренной повязке, похожей спереди на короткую юбку.  И грубая ткань едва прикрывала то самое место, откуда они начинаются.  Её обвисшая грудь, глубокие складки на лице и теле и поражённые глаукомой глаза, производили жалкое и отталкивающее впечатление. На вид ей было все девяносто, хотя на самом деле могло быть не больше сорока.
- Но огонь может съесть её, прежде чем придёт влага,- продолжила другая, наоборот, молодая и красивая, с маленькой нежной грудью и крепкими стройными  ногами.  Она была одета так же, как и старуха. Но на изящной шее висело ожерелье, а на тонких запястьях  болтались браслеты, сделанные из скорлупы страусиных яиц.  Черты лица её напоминали монгольские, но были гораздо красивее. Большие раскосые глаза, высокий лоб, маленький изящный носик,  совсем не африканские  губки, придавали  необычное очарование, усиленное  оранжевым отливом волос и кожи. Это была глина, которой бушмены натирались, чтобы избежать укусов насекомых.
- Мы охотились ради неё. И убили антилопу. Небо знает, как редко бывает мясо в нашем костре. Но прежде, чем мы накормим её и сами поедим, нужно провести обряд очищения. Иначе она уйдёт от нас к небу и унесёт с собой  дождь, – цокнул один старик, худой и поджарый, но с большим обвисшим животом.
- Огненный шар уже опустился к вершине баобаба, мы можем начинать - опять прощелкала старуха.
После её слов бушменки расселись вокруг костра, касаясь друг друга плечами,  и на безмолвные просторы остывающей Калахари обрушилась ритуальная песня, открывающая ворота в иные миры. Мужчины же, встав сзади, выстроились в цепочку и начали ритмично двигаться по кругу. Метёлки в  руках и трещотки, привязанные к ногам, помогали танцорам достичь желанного эффекта, которым был транс. Танец продолжался долго, несколько часов, до полного изнеможения и до тех пор, пока у некоторых не пошла носом кровь.  Это и было началом того изменённого сознания, в которое вошли многие, но не все, танцоры. Наивысшей степенью  владел лишь шаман, который вдруг начал крутиться вокруг своей оси, затем бормоча что-то непонятное, попал в костёр. Волосы горели на его голове, но он совершенно не чувствовал боли. Бушменки тоже сидели,  как ни в чём не бывало, не обращая на него внимания и не вытаскивая его из костра.
В ту же минуту и меня вдруг отпустила боль, мышцы расслабились, глаза закрылись, а перед мысленным взором пронеслись  какие-то странные видения, сотканные из тьмы и света. Они напоминали  геометрические фигуры: треугольники, полоски, окружности и спирали. Вращаясь, видения вдруг стали расти, трансформируясь в  свёрнутые змеиные кольца. Я сосредоточила взгляд на одном, и оно, сверкая красно-голубыми чешуйками,  стало  разворачиваться, стремительно приближаясь.  Когда я поняла, что это такое, изо всех человеческих чувств у меня остались только два: восхищение и восторг.
 Прямо на меня, закрученная в центре и раскрученная к периферии, сияя неземным спектром, мчалась спиральная галактика.  А рядом вращались иные миры. 
Не было ни боли, ни страха, моё существо плавилось от эйфории, а тело и время вдруг перестало существовать.  И, откуда-то, словно извне, пришло понимание, что лечу я сама, а окружающие меня миры, пространство и время это одно целое.
Между тем звёзды расступились, обозначив дорогу, в конце которой была точка. Она  росла до тех пор, пока не заняла всё пространство. Это была планета. Я уже видела  долины и  реки.  А также высокие конусные горы, которые вблизи стали напоминать наши земные  дома.  Моё «я»  примчалось к одному из них и, влетев, наконец, остановилось. Я огляделась. Место мне показалось знакомым.  Вот зеркало……рояль.  Боже,  да это моя комната, залитая каким-то призрачным неземным светом!  А у рояля бледная девушка.  Она что-то играла, но, заметив меня, повернула голову.
- Привет, Соня.  Я - Майя, дочь капитана Хиггинса. Вот мы и встретились. Ты, наверно  думаешь, что это твоя комната в Питере?  Нет, она – моя. Просто похожа на твою.
Я хотела  спросить, где мы, но почему-то не смогла.  А она продолжала, будто услышала мой вопрос:
- Мы на планете Селлин в созвездии Лебедя.
- Почему ты здесь?- опять, молча, спросила я.
- Меня предал любимый человек. Правда он не знал, что это меня убьёт. А теперь просит  вернуться.  Я же не знаю, как поступить. Разве можно простить предательство?
- Простить можно всё, если любишь. А кто он?
- Ты его знаешь. Это Боря.  Директор фирмы «Санта-Клаус».
- Этого не может быть. Боря хороший человек, -  возразила я.
- Да, только слабый.
- Тогда ты должна быть с ним рядом. Иначе он пропадёт. Майя, скажи, а зачем я здесь?
-Сейчас узнаешь.
Майя поправила рыжие волосы, закрыла крышку рояля и вышла на середину комнаты. Порывшись в кармане лёгкого серебристого комбинезончика,  достала круглый граненый кристалл, похожий на алмаз. Она протянула его к отверстию в  стене, излучающему свет, и кристаллик вспыхнул, отразившись на стенах бликами, похожими  на Северное сияние. Комнату заволокло синим,  густым туманом. Когда он  рассеялся,  стало понятно,  что мы в какой-то пещере. На карнизе рядом со мной  Майя и, к моему удивлению, шаман-бушмен. Внизу на трехметровой глубине нёсся стремительный поток, призрачно мерцали застывшие сталактиты, напоминающие  разинутую акулью пасть. А с них свисали, и затем скатывались по камням прямо в реку прозрачные капли влаги.
- Смотри и запоминай.  Там лежит то, что вы ищете - указала она на торчащий из воды, булыжник.
Я осмотрелась, пытаясь запомнить это место. Но ничего примечательного не нашла. Разве что необычной формы сталактит, опять напомнивший мне змею с высунутым раздвоенным языком. Когда закончив осмотр, я повернулась к Майе, её уже не было. Шаман перебрался на другой берег, жестами приказывая мне следовать за ним. Видя, что я замешкалась, он прокричал:
-Иди сюда!
Он ещё  что-то пытался говорить,  но я не слышала, мешал шум реки.  Стараясь его понять, я непроизвольно сделала шаг.  И, не удержавшись, сорвалась, прямо в ревущий поток…
 Меня куда-то понесло, то затягивая в воду, то выбрасывая, швыряло на камни,  вертело в водоворотах, и наконец, прибило  к другому берегу.  Дрожащая и мокрая, я выползла на берег и, колдун, нагнувшись ко мне, прошептал:
- Идите от стойбища прямо на юг, пока не упрётесь в реку, никуда не сворачивайте, чтобы ни случилось. И бойтесь людей- леопардов и людей-крокодилов.
После его слов мне вдруг стало тяжело дышать…, я закашлялась …и очнулась.