Танкостроительный. Второй рассказ из цикла

- …Это вынужденная мера, временная. Каждый из вас может рассчитывать на социальные гарантии. Сегодня мы в тяжёлой ситуации - заказов нет. Прошу вас не отчаиваться и взять себя в руки. Терпение, друзья, и всё будет хорошо! – грузный улыбающийся человек в чёрном костюме сошёл с возвышения, умело сколоченного прямо посреди цеха, и направился прямиком к воротам, откуда танки не выезжали вот уже несколько месяцев подряд.


- И куда нам теперь?
- А что нам кушать, скажи?
- У меня семья,  двое маленьких детей! На какие шиши мне им сиську нанять?
- ****ь, да он нас за скот держит! Отдай наши деньги, падла! - возбуждённый пролетариат толпой накинулся на менеджера, требуя денег, хлеба, рабочих мест и заказов. Но зарплаты просить было бесполезно, а сайт государственных закупок острой нужды в танках не ощущал – технику покупали только арабы, которым забота о российском ВПК снилась только перед перестрелками с евреями.


Для дяди Лёни, как его ласково называли в цеху, всё происходящее составляло какую-то мерзкую иллюзию, неведомо как превратившуюся в реальность. Он пришёл на завод ещё в те далёкие времена, когда экономика была плановой, ведущая и единственная партия – коммунистической, а серп и молот был не только символом нищеброда-крестьянина. Вообще-то он не любил ностальгировать, но чувство обиды приходилось чувствовать часто – «просрать страну можно в карты, в Форосе и на съезде партии…»


Наверное, дядя Лёня прожил свою жизнь не зря. Ничего страшного, что так рано ушла жена – женщины вообще существа непонятные, сам Маяковский соврать не даст. Дети – вот где счастье. Для дяди Лёни сын и дочка, уже давно выросшие и уехавшие пытать счастья в столицу, были предметом особой гордости. Они были успешнее его – причём не сказать, что он считал контроль за правильным количеством шарниров в пусковой установке унизительной и неважной работой – напротив, он даже любил её; просто экономист – это престижнее. А может, общество просто всё не так понимает.


Закрытие завода стало для дяди Лёни трагедией, гигантской катастрофой. Он уже не слышал недоумённых возгласов коллег, криков побитого менеджера и отборной брани мужиков-танкостроителей. Действительность для дяди Лёни расплылась, как бесформенная губка, оставшаяся в тени нырнувшего за ней водолаза-негра.


**


- Лёнь, ну и как теперь? Сын недавно родился, однокомнатную халупку в кредит взяли. Чем платить? Как жить?
- Володь, я не знаю. Не знаю…
- Мужики, пойдёмте, выпьем хотя бы! Последний раз перед биржей труда накатим! – ещё совсем неопытный и молодой, но дерзкий в общении с алкоголем Игорёк был непривычно весел – юношеский оптимизм явно переигрывал новоиспечённый статус безработного.
- Дядь Лёнь, давай! Все вопросы решатся сами…
- Володь, извини, нет. Я лучше домой, посплю…


**


На ТВ – прайм-тайм, а на улице – самый настоящий вечерний час-пик. Дядя Лёня уже 30 лет бегал туда-сюда по одному и тому же маршруту – цех-дом, дом-дом. Дядя Лёня любил смотреть на проходящих людей и на автомобили; первые отвечали ему либо ответными взглядами, либо презрительно не замечали, а вот вторые без исключений освещали дорогу, в любом случае ведущую к дому – будь-то малому или большому.


Никогда раньше он так ярко не замечал контрастов. На одной улице стоит бомж, а на другой – «Феррари». Вот эти молодые люди явно не из семьи бизнесменов – слишком неопрятно и дёшево одеты. А вон тот юноша не в пример обеспечен – на лице ещё нет следов щетины, а уже ездит на «БМВ».


Богатые вообще всегда вызывали у дяди Лёни нехорошие чувства – он всю жизнь работал, но Мальдивы почему-то видел только на картинках, а евроремонт – исключительно у юриста-соседа в гостях. И была у него какая-то слепая уверенность, что больших денег в России не заработаешь честным трудом – от этого убеждения, наверное, ненависть и растёт.


Дядя Лёня тем временем уже приближался к своей квартире, и чем ближе был дом, тем яснее он понимал, что, кажется, уже знает, что делать. «А если мне…»


**


Дядя Лёня широко распахнул окно и взобрался на подоконник. Внизу – только пустота и припаркованный «Мерседес». «Оно, наверное, так лучше – хотя бы денег у этих сволочей убавится. Главное, чтобы наверняка…»


«Дети уехали, жены нет, работы нет, денег нет – лучше так, чем с голоду и от стыда!»


Дядя Лёня сделал шаг – и упал, ничем не придерживаемый и никем не переубеждённый - несчастная жертва капитализма с наивными ценностями и пустыми карманами.


«Всё-таки жаль, что заказов нет. Жаль…»