Новый Замок 1

               
                Той зимой наши отношения с отцом испортились вовсе. Много всего произошло – и это случалось не потому, что я имел ввиду сделать ему больно – просто это происходило – и у нас не хватало сил справляться с сыпавшимися на нас событиями. Отец во всем винил меня. А я был молодым шестнадцатилетним дурачком, который понятия не имел, как вести себя с отцом, и что такое вообще это – отношения с родителями. И, заметьте, непростые отношения.
                Я встречался с неодобренным молодым человеком, вместо того, чтобы встречаться с одобренной молодой девушкой соответствующего статуса в обществе. И я даже не знал, что злило Мевилда больше – то, что мой избранник был мужского пола, или то, что он был невольником, а не принцем.
                Вечер как вечер – я поднялся к себе, думая о Мейвисе и о том, какие непреодолимые препятствия стоят между нами. Ну вот встречаемся мы. И дальше что? И что же делать с этим «дальше»? За окном бушевал зимний ветер. Я посидел с книгой. Поболтал с Иммаюлом. И лег спать.
                Мне снилось, что я бежал к Мейвису. Бежал, бежал, опаздывал на свидание, и вдруг споткнулся и напоролся на что-то острое. И это острое попало мне прямо в шею.
                Проснулся среди ночи от сильной боли в районе горла. Коснулся руками шеи – руки оказались липкими и мокрыми. У постели висел Иммаюл.
                - Мне приснился... кошмар...
                - Сделай милость, заткнись пока. Приходил твой папаша, и убил тебя ножом. Перерезал горло. Только, пожалуйста, помолчи и не двигайся, пока система восстановит хотя бы артерию.
                Моя и так непрочная связь с реальностью после этого порвалась очень быстро. Снов больше не было, только вечные помехи в эфире. А утро было светлым и солнечным, потому что ночной ветер прогнал тучи.
                Вся подушка была не только в крови, но и в лунной грязи. Я вспомнил, что ночью Иммаюл говорил что-то про артерию. Все вспомнил, вскочил, и побежал к зеркалу. В зеркале отразилась моя взлохмаченная и заспанная персона, вся в запекшейся крови. Но целая и невредимая. Быть может, это был все-таки сон?
                - Иммаюл?
                - Это был не сон. – Мой друг появился в зеркале за моей спиной с равнодушным выражением того, что у него было вместо лица. – Беспорядок вокруг... Конечно, если бы мы остановили твое сердце в детстве, в жилах не было бы жидкости, и тогда не было бы беспорядка.
Он никогда не упускал случая ввернуть мне за то, что я так цеплялся за последнее человеческое во мне. Нужно также заметить, что из всего происшествия он обратил внимание только на «беспорядок»!
                - Была бы «лунная грязь».
                - “Лунную грязь” система пустила твоим артериям потому, что это намного эффективнее человеческой крови. Но и ее можно было бы избежать.
                Шейрер равнодушно отключился. Я отошел от зеркала, размышляя. Отец пытался меня убить. С одной стороны – жаль, что не получилось, а с другой – как я теперь буду с этим жить? И разве я не знал, что он дошел до крайней степени отчаяния?
Разве я не чувствовал поднимавшуюся в нем ненависть ко всему, связанному со мной? Не хотел об этом думать? Зря. Я опустился за письменный стол, и закрыл лицо руками.
                На лестнице послышались осторожные шаги. Дверь открылась. Вошел Мевилд, неодетый, в халате. И увидел меня за столом.
                Я медленно повернулся.
                - Нужно тут все прибрать. И прибрать придется нам с тобой, потому что мы никогда не сможем объяснить слугам, что тут случилось.
                Он так и стоял в дверях, онемев. Когда я встал и подошел к нему – он попятился.
                - Помоги мне снять все постельное белье – мы его сейчас вынесем и выбросим. Остальное уберут Натакруна и ее мать – они мне должны, а поэтому я возьму с них клятву молчания – и они нас не выдадут. Ну что ты стоишь?? Я все знаю. И это... уже не важно. Я знаю, почему ты это сделал, но ты должен понимать, что это была глупая попытка. Хотя быть может, в свете всего случившегося между нами – и вполне оправданная.
                - Домиарн! Прости! - И он обнял меня. Вполне искренне. В нем боролись любовь отца и ненависть здравомыслящего человека, сытого по горло моими выходками.
                - Довольно. - Я высвободился. - Я же говорил тебе, что мы - повязаны. Но ты мне не верил.
                Мы собрали и вытащили окровавленное постельное белье и спрятали его в кустах. Я разбудил Натакруну. Сказал, что настало время вернуть мне одолжение. Мы с ней поднялись в мою комнату, и ей стало плохо от увиденного. Не знаю почему, но я сказал ей правду. Сказал, что меня пытались убить. Не сказал – кто. Она плакала, целовала мои руки. Мы посидели так какое-то время. Я кое-как умылся, оделся, и спустился вниз. И тут – надо же такому - слово за слово – и мы с отцом опять поругались! И в этот раз я принял какое-то спонтанное внутреннее решение и быстро направился к двери.
                - Домиарн, куда ты?
                - Я ни дня больше не останусь в твоем доме! - Я старался говорить спокойно, но у меня плохо получалось. Обида и гнев на этот раз выплеснулись разом, кажется, не только в груди, но и по всему телу. И жгли, жгли, жгли...
                - Послушай, подожди... У нас есть фамильный замок. Тут, недалеко, всего в полумиле от городских ворот! Ты мог бы поселиться там! – Удивительно, но в его голосе мне послышалась не столько вина, сколько тревога и нежелание отпускать неизвестно куда. Да, конечно, когда ты только что чуть не отправил меня на тот свет!!! Но я сдержался и бросил резко:
                - Ну где этот твой замок? Поехали теперь же!
                - Прямо сейчас? - Он осекся. - Еще темно...
                - Ты что, боишься привидений? - Стараясь изо всех сил не опускаться до простолюдинских ругательств, я выразил все свое презрение тоном. И это подействовало.
                Отец залился краской, но рванул к двери, крикнув на весь дом слугам одеваться и готовиться в дорогу.
                - Они все еще спят! Ты, видно, подсыпал им чего-нибудь, чтобы они ненароком не помешали тебе расправиться со мной!
Это был, мягко говоря, перебор. И конечно, мне вернули карту, по силе равную той, что только что метнул на стол я.
                - Они умоляли меня избавить их от такого молодого хозяина! Они молятся на меня каждый день, потому что если я вдруг преставлюсь, и они будут оставлены один на один с тобой, то они предпочтут прежде умереть, чем служить тебе!
                - Я услышал довольно! - Не найдясь, что бы еще ответить, я выскочил из комнаты, едва не сбив Мевилда. - Я еду туда один!
                - Ты же не знаешь дороги!
                Он бросился за мной, на ходу веля седлать лошадей выползшему на наши крики Леталуану.
                Замок был не столько старый, сколько, скорее всего, изначально плохо сооруженный. К тому же, это был самый маленький замок, который я когда-либо видел в жизни, и не зря он был необитаем - побитый погодой и дейкеренскими ветрами, с двумя целыми башнями и одной почти развалившейся, он представлял жалкое и ужасающее зрелище не только в предрассветных сумерках...
                Мевилд представил мне его, как фамильную собственность нашей семьи, построенную его отцом. Ну правильно, какая фамилия, такая и собственность. Впрочем, тогда мне было все равно. Да и идти-то из отцовского дома мне было больше некуда.
                Когда мы, всеобщими усилиями отперев тяжеленные двери, вошли внутрь, то сверху с огромным грохотом прямо перед нами упал кусок балки с потолка. Леталуан с криком и невиданной скоростью вырвался за дверь, как пузырек воздуха со дна пруда, а отец схватился за сердце, и медленно осел на пыльный каменный пол.
                - Ешкин кот! - Я пнул балку ногой. - Тут все прогнило, истлело! А вы, как куры, трясетесь от каждого сквозняка!
                - Ничего себе сквозняк! – Пробормотал вернувшийся Леталуан, помогая Мевилду подняться.
                - Чтобы я больше не слышал от тебя этого слова, Домиарн! – Отец отряхнулся, перешагнул балку, и повел нас наверх.
                - Какого же? «Сквозняк»? - Саркастически вернул я. Кто как берет себя в руки, но мой папаша возвращает себе потерянное самообладание путем мудрствования и придирок к словесности!