Кирук, вернись домой!

начало http://www.proza.ru/2011/11/04/1645

Глава 17.


 Кирук, вернись домой! 1947 год.

Христина  выходила каждый день на большой перекрёсток, вглядывалась подолгу в дорогу. Представляла, как первая увидит папку и бросится ему на шею. Но папа всё не шёл, и десятилетняя непоседа быстро теряла терпение. Долго  не могла усидеть на одном месте,  часами  бегала на горе с подружками. Мама её так и называла "ял касти" ( вездесущая, чув.,)
 
Июль был уже на исходе.    Христинка  наперегонки с  Еликанидой и Таней собирали   борщовник, который в большом количестве рос около речки. До нового урожая картошки было ещё далеко. Подружки складывали траву в мешок, не забывая  отправлять целыми горстями в рот нежнейшую зеленую мяготь. Чтобы  трава быстро не завяла, мешки с борщовником хранили в погребе, потом доставали и ели, как лакомство. Их состязание прервала соседка Феня, которая выскочила из зарослей ивняка  и  заорала, как оглашенная:
—Христинка, Христинка, твой папка вернулся!

Христина взвалила мешок на плечи, и с криками "папа  вернулся, папа вернулся" бросилась домой. Она бежала домой  прямиком через заросли крапивы, волоча за собой тяжёлый мешок.  Из-за этого дурацкого борщовника   она  прозевала самое главное событие в своей жизни. Ей было обидно до слёз, что Феня первая заметила её папку.
Ей не терпелось увидеть отца.  Солдаты вернулись домой   ещё два года назад. Война уже давно закончилась, и  только их папка не пришёл с войны. Похоронки мама не получала, всё надеялась и ждала.  Всё  время повторяла: «Дядя Варман  вернулся, а Кирука нет, а ведь они вместе уходили на войну».


Своего папу Христина помнила смутно. Большой и сильный,  с  крепкими руками, он усаживал её на колени и перебирал непослушные вихры дочери. Когда уходил на войну, ей было четыре годочка. Папа  в тот день приволок откуда-то  огромный фанерный чемодан.
—Христинка, я тебя с собой заберу, — сказал он шутливо дочери. — Как же я без тебя там буду?! Давай, дочка, забирайся в чемодан. Посмотрим, как ты в него поместишься.
 
Христинка   с удовольствием забралась в чемодан и, свернувшись калачиком, прикрыла  сверху крышкой.  Пригревшись,  не заметила, как  уснула. Сквозь лёгкий сон она почувствовала, как  тёплые руки отца обхватили её и с нежностью  переложили  на кровать.

 Утром папы дома не было. Мама  топила печь.
—Мама, а где папа?
—На войну ушёл.

Маленькой Христинке  казалось, что война это такое место, куда папа ходил обычно на работу, но где-то подальше. И что папа обязательно вернётся с гостинцами, не зря же он такой большой чемодан с собой прихватил. Но проходил день, наступал другой, а папы всё не было и не было. Мама лишний раз доброго слова не скажет, не то, что папа. Христинке казалось, что с приходом отца всё в доме изменится, волшебным образом, и что он обязательно привезёт в своём чемодане павлинов, таких, которых  она видела у Фивы Антоновны на свадьбе.  И  тогда они точно  заживут не хуже других.

Христину окружали простые вещи и утварь. Все вокруг  ходили в холщовых платьях, хозяйки сами ткали и  шили свои незатейливые наряды. Никто особо не выделялся, пока в деревне не появилась новая учительница Фива Антоновна. Впервые Христина  увидела учительницу на свадьбе,  она  была наряжена как майра (городская фифочка, чув.,). Христина  ходила к ним по-соседски сепарировать молоко. Самое большое впечатление на маленькую девочку произвели занавески и  ширма, отделяющая супружескую кровать от чужих глаз. Несколько  минут девочка стояла, не дыша, разглядывая волшебные цветы и сказочных павлинов на шёлковом поле. Ничего  красивее в своей жизни она не видела. Это были дары брата Фивы, который дошёл до Берлина и привез с собой трофейные  материалы и занавески невиданной красоты.
 
Христина залетела во двор, но там всё было по –прежнему. Папы  не было видно, чемодана тоже. Заскочила  в избу.  Мама, высоко задрав подол платья, сверкая голыми ногами, мыла полы. Христина  перевела дыхание  и выпалила:
—Мама-мама!!! Говорят, папа вернулся,( Анне-анне!!! Атте тавранна тесё !*(чув.,)

Марья разогнулась, полоснула дочку  взглядом иссиня- чёрных глаз и в сердцах сказала:
—Коль вернулся, пускай домой возвертается.

 Вместо  того, чтобы кричать от радости и бежать навстречу папе, мамка самым обыденным образом драила полы, взбивала подушки и перину, как будто ничего не случилось.  Это было невидано. Радость дочери улетучилась моментально,  её захлестнула    обида за отца. Христина  стояла как вкопанная и смотрела недоумённо на   маму. Но, зная её характер, дочка  промолчала.  Маме лучше под горячую  руку не попадаться.



Мария резко схватила ведро, и, громко хлопнув дверью,  выскочила во двор. Дочь увязалась следом, ей было невтерпёж увидеть, наконец, отца, но папа всё не шёл. Мария с шумом выплеснула воду через плетень на картофель и, набрав чистой воды, резво пошагала в дом. Христине не сиделось на месте, она  как хвостик слонялась за мамой. Девочка порывалась несколько раз расспросить у мамы про папу, но не решилась.     Мама   шоркала тряпкой, как ни в чём не бывало, нарочито гремела чугунками. Христинка видела по маминому лицу, что та сама не своя.

К вечеру пришёл Кирук. Дочка сидела, ни жива, ни мертва. Мамино  выражение лица ничего хорошего не предвещало. Христинка боялась маму пуще огня.

Отец с порога сказал:
—Ну, дочка, собирайся. Я приехал забрать тебя. Поедем на поезде в Крым. Там тепло, там  груши растут,  сливы и абрикосы. Знаешь, какие они  вкусные.  Тебе обязательно понравятся.
—Папа, папа! — бросилась на шею отцу Христинка,  гладя его по голове. — А ты привёз павлинов и цветы?
—Каких таких павлинов?
—А таких, как у Фивы Антоновны, — стала объяснять девочка. — У них такие хвосты длинные и разноцветные, и короны на голове.

Мария возилась у печи и ни слова не сказала мужу, которого не видела семь лет.
 Кирук, посмотрев на насупившуюся  жену, грозно спросил:
— А ты что, Мария,  живая что ли? Про тебя же написали, что померла ты.
—А тебе, значится, живая жена не нужна?!— язвительно протянула она. — Тебе мёртвую подавай!
—На, вот глянь, — тряся перед её носом бумажкой, начал оправдываться Кирук. — Вот тут чёрным по белому написано, что Мария Гаврилова померла, а дочь Христинка осталась  одна на всём белом свете. Вот я и приехал дочку забрать.

—Куда забрать, чёрт лАпоухий? У неё пока мамка имеется!
—Я живу на Украине. У меня  жена есть и дочка, вот и заберу туда Христинку.
—Она что тебе кукла бессловесная?! От  родной матери дитя вздумал отнимать! Не отдам!
—Это ты придумала такое письмо написать?! — взбесился Кирук. — А если бы у меня сердце прихватило от такой новости?! Не подумала об этом, птичья голова?!
—Нет, не я, — сверкнула глазами Мария. — У меня бы на это ума не хватило!  Братцу своему Петюку    и Саньку Потёмкину скажи спасибо! Это они состряпали  грамоту, чтобы тебя, старого сластолюбца  от толстомясой бабы оторвать и домой воротить. Бесстыжие твои глаза, променял нас на кусок сала!

—Не менял я никого. Я  без сознания был, — опустил глаза виновато Кирук. — Лушка меня и подобрала. Выходила. Не  хотел я ничего такого. Само собой всё закрутилось. Меня забрали в трудовую армию. Сама знаешь, я уже был немолод. Таких, как я уже на передовую не посылали,  а отправляли на работу в шахты, на заводы.  Когда немцев попёрли, я был помощником машиниста, кочегарил на паровозе. Попал в плен. В Крыму немцы всех загнали в вагон, и состав погнали в Германию. Машинист надоумил меня бежать. Говорит: «Тикай, Кирюха, я один справлюсь». Состав уже скорость набрал, а я всё не решался прыгать. А он меня силой подтолкнул и говорит: «Лучше на родине погибнуть, чем в плену сгинуть. Что здесь погибнешь, что в плену, какая тебе разница».

Я на полном ходу сиганул с поезда.  Упал  в траву и потерял сознание. Сколько я там провалялся,  не знаю. Привела меня в чувство  женщина. Позвала  меня с собой,  приютила у себя. Так я и оказался у Лушки. Стали  жить вместе.  Потом дочь появилась.  Уже и не верил, что обратно домой когда-нибудь попаду.

—Предатель!— жёстко промолвила Мария.—   Возвращайся  в свою Украину! Там сытно, а здесь голодно!  Уже  второй год едим одну  лебеду. Небось, твоя толстозадая Лушка гладкая и сытая, не то, что я! Вся отощала на колхозной работе.
Красивое лицо Марии исказилось в гневе,  чёрные глаза полыхнули ненавистью. Её взгляд мог бы испепелить мужа на месте.
—Езжай-езжай, продажная шкура! — с остервенением промолвила Мария.

Она в сердцах распахнула  фартук и скинула на пол,  оставшись в одном платье. В порыве гнева  слетел её  платок. Кирук, молча, смотрел на свою рассвирепевшую Марию, не узнавая в ней своей покорной жены. Мария потянулась за платком,  и роскошные косы  расползлись по её узкой спине. Кирук с удовлетворением отметил, что у жены в  её сорок с лишним   такая же тонкая талия, как в девичестве.

Христинка схоронилась на печке и слушала, как ругаются мама и папа. Она жалела до слёз папу, но  ещё больше- маму. Мамка только с виду  такая суровая, а по ночам не раз лила слёзы по папке. Смурная Мария  расстелила  кровать  мужу, а сама залезла  к дочери на печь. В доме всё затихло.

Христинке не спалось. В  окне висела полная луна  и освещала  кухню. Она вспомнила, как однажды в сочельник также тихо лежала в кровати и  не могла уснуть.   Тогда неожиданно для Христинки мама в полночь,  заперев дверь на щеколду,  открыла печные задвижки и юшки.

Христинка во все глаза   наблюдала за мамой. "Чего это мамка посреди ночи  печку собралась топить?" -лежала и думала Христинка.- Чего она вдруг затеяла?
  На удивление Христинки мама сунула голову в печь и заголосила:
 «Киииируууук, таврааан кииииле» (Кирилл, вернись домой, чув.,).

Христинка похолодела от страха. Её маленькое сердце сжалось от боли. Что это с мамой. Не сошла ли мамка с ума, как бабка Леонтиха? Может, захворала чем.

 Мама  всхлипнула и громко заплакала:
«Киииирууук, таврааан киииле»!

Это и не мамин плач был вовсе, а душераздирающий вой раненой волчицы, первобытный зов лесного зверя. Всё перевернулось в душе маленькой Христинки: и страх, и недоумение,и любовь.
Христинка подскочила  с кровати, чтобы обнять и пожалеть   маму.    

«Киииирууук, таврааан киииле»!- прокричала исступлённо мама в третий раз. 
 С мертвенным лицом и стеклянными глазами она задула керосиновую лампу  и без сил упала на кровать. Ничего не поняла маленькая девочка, но чувствовала,  маму сейчас трогать нельзя.


На следующий день соседка тётка Аграфена у колодца сказала  Марию:
— Вчерась    какой –то жуткий вой был слыхать с вашей стороны.  Я чуть валенок не потеряла от страху.
—В такую пургу  и не то почудится!  Ветер был сильный, вот тебе  и примерещилось, — отмахнулась Мария от соседки.

 Кирук взбесился, когда узнал, что его обманули самым подлым образом. Оказалось, что родной брат состряпал фальшивое письмо в военкомат. Жена Мария была жива, здорова, ещё и научилась без него зубы показывать.
Христина не раз становилась свидетельницей их ссор.

—Дай документы, — стучал по столу  отец.
—Не дам! — отвечала мама.

Когда Кирук выпивал,  ложился на кровать, и,  уставившись в потолок, печально затягивал русские песни. Христинка не раз замечала  слёзы на его щеках.  Тогда она тихонько заползала к папе под бочок, и, прижавшись,  с любовью утирала ему набежавшие    слёзы.
Душа Кирука разрывалась между  Лушкой и кровинушкой Христинкой. Его тянуло назад в рай, но неведомая сила крепко держала его рядом с Марией в их доме.



продолжение http://www.proza.ru/2012/02/20/1498