Мешок на Петров день

Мешок на Петров день. 1947 год.

Петров день выдался солнечным. Альтук в светлом холщовом сарафане и блузке с высоким воротом бодро катила тележку. Самое трудное время уже позади. Через пару недель можно будет подкапывать картофелины. Еля шла вприпрыжку рядом с мамой, тихо радовалась теплу, бабочкам, порхающим вокруг, а больше всего обилию земляники.   В воздухе стоял одурманивающий земляничный дух, Еля с жадностью набирала долгожданную  ягоду. На пастбищных лугах и непаханых угодьях ягод было видимо- невидимо. По чувашским преданиям, матерям, у которых дети умерли во младенчестве, не разрешалось собирать землянику до Петрова дня. Иначе её ребёнку, попавшему в рай, не давали лакомиться ягодами. В деревне почти в каждой семье умирали малые дети.   Альтук, потерявшая своих старшеньких дочек,  поминала их   обычно перед Пасхой. Она пекла жертвенные лепёшки,  зажигала свечи и  молилась как могла за умерших в младенчестве  Фенечку и Зоеньку.

Вдруг Альтук резко остановилась.
– Глянь, чё! – изумлённо сказала она. – Посреди белого дня на дороге валяется!
Еля нетерпеливо подскочила и легонько пихнула ногой здоровенный с виду куль.
– Интересно, что там внутри?
Альтук с любопытством крутилась вокруг находки,   пытаясь пальцами прощупать содержимое.
– Набит под самую завязку! Должно быть, что-то ценное. Вон, какой увесистый, с места не сдвинуть! Почти на восемьдесят килограмм тянет. Дерюга толстенная, чисто брезент. 
Она, завязав узлом мешающие косы  за спиной, волоком потащила мешок  к корявой иве, растущей у самой речки и старательно прикрыла  трофей лопухами. Тяжело отдышавшись, расстегнула верхние пуговки на блузке и ослабила завязки на сарафане.
Открыть куль она опасалась. Вдруг кто-то уже ищет пропажу. И не дай бог её застукают рядом.   Надо дождаться темноты.
Альтук катила тележку в ближайший лесок и гадала, что же могло быть в этом китайском мешке.

Она взволнованно   рубила  веточки позеленее да покудрявее, чтобы  замаскировать находку. Дочь  собирала сухие пеньки и хворост, а сама одним глазом следила за дорогой. У обеих думы были уже не о дровах, а о том, как это нежданно свалившееся богатство незаметно домой переправить. Они скорёхонько накидали зелёных веток и поспешили назад.
У  приметной ивы Альтук будто невзначай опрокинула телегу.
– Доченька, ты потихоньку хворост нагружай  да за дорогой поглядывай, не едет ли кто.  А я проверю, что нам в праздник бог послал.
    Трясущимися руками  она с трудом развязала мудрённый узел.
– Пшеница! Отборная!- сердце запрыгало от  радости. – Не может быть! Вот это чудо!
     Я с комариком,
      Ах, с комариком плясала,
      С комариком плясала. – возбуждённо замурлыкала она.
Кряхтя и пыхтя, они вдвоём еле затащили мешок  на тележку и  тщательно прикрыли берёзовыми ветками. По ровной дороге докатили до кузницы, а дальше горка неподъёмная. Пока возились, уже и табун прошёл. Вечерело. 
– Дочка, бегом зови на выручку  брата и сестру, – остановилась у пригорка Альтук.
– Не осилить нам самим горку, уж больно крута.

Еля  бежала домой, не чуя ног от радости.    "Наконец-то, из нашей семьи нужда уйдёт! Голод уйдёт!  Кухня наполнится запахом настоящего хлеба"! За всю дорогу девочка  даже ни разу не передохнула. Ей до тошноты опротивели супы из свекольной ботвы и безвкусные лепёшки из конского щавеля, цвета коровьего говна, которые каждый день готовила мама. Наконец-то она отведает пшеничную кашу, какую намедни видела у Семёновых. У соседей водилось всё: и спички, и соль, и даже мука. 

Как-то мама отправила Елю к ним за угольками.   Близорукая, худощавая соседка возилась у печки. За  столом  сидели дядя Фёдор, худенький мужичонка  с чёрными усиками, и хозяйская дочка лет десяти. В избе пахло так, что у  девочки закружилась голова и свело судорогами живот. От голода у Ели, обычно, пропадал голос и  начинали дрожать руки. Она старалась не смотреть на глиняную чашку с дымящейся кашей из полбы, которую  с аппетитом наворачивал деревенский пимокат.
– Здравствуйте, тётя Ксения, мама просила уголёчков.
– На, бери, коль пришла, – ловко достала соседка щипцами несколько сверкающих угольков и насыпала в алюминиевую чашку.
– Спасибо, – еле слышно прошептала девочка и юрко выскользнула на крыльцо. 
Тётя Ксения вышла следом и, громко крича: «Кет, кет, кет»! – выплюхнула остаток вчерашнего супа прямо в липовое корытце. Вкусный запах куриного супа мучительно беспокоил  и раздражал голодной желудок. Еля замерла, не замечая, как алюминиевая чашка больно жжёт руки. Куры бессовестно растаскивали длинную, тонкую лапшу по пыльной траве.
«Такую драгоценную еду и курам?! –  чуть не заплакала она, глотая слюни. – Вот бы мне пару ложек лапши. Куры могут и сами червей в навозе  наковырять». 
Девочка  уже не помнила, когда её мама последний раз делала лапшу, в их семье давно забыли вкус картошки. Огорошенная увиденным, девочка осторожно подступилась к маме:
– Мама, а мы посадим полбу, как соседи?
– Посадим. Обязательно посадим.
– Полбяная каша так вкусно пахнет.  Мама, а почему дядя Фёдор на войну не пошёл, как наш папа?
– У него глаза слабые, да и старый он уже.
– А как же он валенки валяет, если плохо видит? – недоумевала тогда Еля…

 ... Девочка с удивлением замечала, что не все в деревне голодают, как они.  Хлеб имеют на столе и даже мясо.  Но своими наблюдениями и мыслями она  ни с кем не делилась.   
Альтук была скрытной, и дети росли такими же. Никто из соседей не знал, что у них на столе, обедали ли они сегодня или  весь день впроголодь пробегали. В это голодное страшное лето некоторые отчаявшиеся мамаши выгоняли своих детей просить милостыню по ближайшим деревням. Альтук же выкручивалась даже в самые гиблые месяцы. Бедные её девочки пропадали на горе или на речке, собирали дикий лук, конский щавель. Позже в лесу Кум-Косяк поспевал борщовник. Трава эта была нежнейшего вкуса, но быстро отходила. К тому времени в огороде подрастала лебеда краснокоренка для супа, а на поле созревала кислятка. Чтобы  заглушить постоянное чувство голода, дети жевали кислятку, а макушку, цветы и семена припасали для супа, вместо крупы…
 
Пантелей и Полина хозяйничали во дворе. Десятилетнюю девочку распирало от радости:
– Мама вас срочно зовёт. Она у речки. Тележку  надо в горку поднять.
Поклажу прикатили во двор уже затемно, драгоценную добычу  запрятали в клеть.  Тележка с хворостом одиноко стояла посреди двора. За поздним ужином только и было разговоров, что о найденной пшенице.

Альтук ещё некоторое время осторожничала, прислушивалась к соседским разговорам. О пропаже никто не судачил, обронённый мешок никто не искал. Она потихоньку успокоилась, подумала, что может, щелкановские, а может, и карлаганские мужики ехали на мельницу пьяные и уронили мешок. Одолжив у Марии ручную мельницу,  намолола крупы. Этот божий дар на Петров день помог им выжить в самую голодную пору. Она готовила то суп, то затируху, растягивая  найденную пшеницу до нового урожая. 

Альтук склоняла голову перед иконой Богородицы Девы Марии,  незаметно утирала фартуком влажные глаза и благодарила за хлеб для детей, посланный в самый голодный год. Тогда она поверила, что и бог есть, и чудеса в жизни случаются.


 продолжение http://www.proza.ru/2011/11/04/1589