1984 г. Ирина - Самое Романтическое Знакомство

По большей части я знакомился с женщинами в своем институте, и когда работал, и когда учился. А настоящих романтических знакомств у меня почти не было ; припомню только четыре. Может быть были еще какие-то, мимолетные, но они, видимо, не оставили следа в моей памяти.

Самое, ну уж что ни на есть романтическое, и в тоже время самое нескладное, знакомство произошло в 1984 году. Действительно, как поется в старинной песне: «любовь нечаянно нагрянет…»

В тот день я возвращался в Москву из Ленинграда. Купить билеты в те годы, было невероятно сложно, почти невозможно. Но, какими-то правдами и неправдами, простояв в очереди всего лишь часа два, мне довелось купить билет в вагон номер 3, который обычно ставился в голову состава.

На вокзале я прошел всю платформу и в самом конце, точнее – в самом начале перед локомотивом, обнаружил третий вагон. О! Боже! Было от чего схватиться за голову. Его, наверное, вытащили с кладбища паровозов. Ведь в советское время всегда чего-нибудь не хватало. Не хватало денег, колбасы, картошки, квартир, вагонов… Вот и это непотребство, видимо, прицепили к составу в последний момент, поскольку желающих уехать в Москву было намного больше, чем мест в поезде. Если весь состав был из обычных зелененьких мягких сидячих вагонов с самолетными креслами, то вагон номер три был грязно-коричневого цвета, с жесткими деревянными, как в пригородной электричке, сиденьями, поставленных лицом друг к другу. Единственное, что отличало этот вагон от электрички – подголовники с кристально белыми тряпочными чехольчиками. И это поразило меня до глубины души, настолько резко они выделялись на общем темном, я бы даже сказал готическом фоне.

Делать было нечего – лучше плохо ехать, чем хорошо стоять. Тем более, что мне было двадцать четыре года и путь для меня тогда казался очень кратким – всего-то восемь часов, даже чуть-чуть меньше. Пустяки! Плевое дело! Поэтому я, без сожаления и без опаски, шагнул в вагон. Не помню только одного – как я оказался на том самом месте в вагоне. Почему-то мне кажется, что сидения там были без номеров и каждый садился, где хотел. Хотя может быть это было и не так, а все садились по номерам, указанным в билете. В общем – для меня до сих пор загадка – было ли это чистой случайностью или вмешалась какая-то магия чисел, но факт остается фактом – я оказался там, где должен был быть.

Поезд тронулся в сторону Москвы.

Меня провожали две дамы и первое, после отправления, время я был занят своими мыслями. Которые были не скажу, что очень черные, да и совсем не белые, и уж конечно не радужные, а скажем так – серые. Будущее в них не сулило ничего хорошего, но и не грозило ничем плохим. И это было самое страшное. Однообразие. Уныние. Скука. Тишь, да гладь не по сердцу молодости, ее подавай страсти - радость, так через край, горе - так полный рот, а спокойствие, умиротворение - это для стариков, завершающих свой жизненный путь.

Передумав, как мне показалось, все, что можно было передумать, я решил вернуться к реальности и принялся оглядывать салон, и рассматривать тех, кто ехал со мною вместе. В основном, это были какие-то круто провинциальные семейные пары среднего и пожилого возраста. Многие с целым выводком детей и внуков. В общем ; поездка предполагалась скучной, поскольку я любил коротать вагонные часы в тамбуре за сигаретой и, ни к чему не обязывающей, болтовней с попутчиками. Что позволяло расширять свой кругозор, поскольку в поездах встречались очень разные люди ; от пожилого художника, выпускника ВХУТЕМАСа, до человека только что откинувшегося с зоны. И со всеми ними я пытался найти общий язык, чтобы узнать, нечто новое для себя, перенять чей-то опыт или поучиться на чужих ошибках. А в этом вагоне явно было не с кем, да и не о чем разговаривать, кроме того, как растить огурцы и помидоры на дачном участке в нашем приполярном климате. Но мне в мои двадцать с небольшим такие разговоры были не интересны.

Расстроившись окончательно, я начал всматриваться в окно, дабы хоть как-то развлечь себя, но за окном смеркалось, поэтому разглядеть что-либо было трудновато, зато немытое окно отлично работало как зеркало. В нем я увидел силуэт, который почему-то раньше не замечал.

Я отвернулся от окна и точно - напротив меня сидела молодая женщина, очень миниатюрная, с длинными светлыми волосами, одетая в опрятный, легкий, светло-серый в клетку, костюм, типа «деловая женщина». Юбка открывала невероятной прелести округлые колени, что, откровенно говоря - большая редкость в нашем мире. Длинные ноги найти намного проще, чем округлые, без выступов и впадин, колени. Я вздрогнул.

И вправду то, что находится на самом виду, по какой-то странной человеческой причуде, замечаешь всегда самым последним. Эта женщина всем своим видом не вписывалась в провинциально-дачное пассажирское общество и уж, тем более, в такой вагон. Ей бы в спальный вагон «Красной Стрелы» или «Невы». Там она была бы «своя, среди своих». А здесь – абсолютно чужая. Да и вообще – манеры и одежда не показывали в ней вагонного завсегдатая. Одета она была слишком красиво и легко. Чувствовалось что попала она в поезд случайно и, может быть, даже в первый раз.

Бросив одиножды на нее беглый взгляд, я уже не мог оторвать от нее своих глаз. И может быть не так уж она и красива, насколько она была «по мне». Нет это не женщина моей мечты - в своих юношеских мечтаниях я представлял совсем иное. Но, увидев ее, я уже не хотел ни о чем мечтать. Зачем пустые мечты, когда вот оно - реальное счастье. Теперь я заботился только о том, как бы привлечь ее внимание. И, не помню как, но мне это легко удалось. Я думаю все было очень просто - я сказал, она - ответила и началась беседа. Несмотря на то, что мы впервые видели друг друга и совершенно ничего друг о друге не знали, нам было легко и интересно вместе. Мы общались без недомолвок и прималчиваний, без опасения и стеснения так, что со стороны можно было подумать - это семейная пара, возвращающаяся из отпуска домой.

Выяснилось, что она действительно первый раз, едет в поезде. Ей на работе предложили командировку в Ленинград, а она и согласилась. На самом деле – почему бы не съездить в другой город за казенный счет, поскольку она нигде, кроме Москвы, никогда не бывала. Вся работа заключалась в том, чтобы утром приехать, передать бумаги, а вечером уехать обратно. И – все! Целый день у нее оставался свободным ; она нагулялась по Ленинграду, ужасно устала и не чаяла как бы поскорее добраться до вагона, чтобы наконец-то присесть..

За разговорами мы не заметили времени - поезд неуклонно приближался к Москве - и за окнами совсем стемнело, а в вагоне сильно похолодало ; прошло уже три часа с момента отправления. Оказалось, что, во-первых, в вагоне нет света. Мы сидели в романтической темноте, освещаемые, проносившимися за окном составами и огнями далеких поселков. Но это только скрашивало наш путь, поэтому мы не сразу заметили это.

А во-вторых, в вагоне полно щелей, из которых дует холодный резкий ночной ветер. За время нашей поездки вокзальное тепло улетучилось. И показалось, что холод доставит нам массу неприятностей. А оказалось - совсем наоборот

Мне-то было еще ничего – на мне теплая, по тогдашней моде, дутая просторная куртка. А вот моя собеседница откровенно зябла. Красивый костюмчик не мог, ни согреть, ни защитить от сквозняка. Видно было, как она, время от времени, поеживалась от холода и терла ладонь о ладонь. Я собирался предложить ей свою куртку...

Но тут произошло событие, которое заставило меня отвлечься от моей прелестной собеседницы и встать с места. Сквозь стук колес, лязг буферов и скрип вагона послышался какой-то дикий, как мне показалось, девичий, не то визг, не то крик. Потом удары, снова крик... Я прислушался… Крик, хоть и был слабо различим, существовал реально, а не казался мне! К этому времени, все в вагоне, кроме нас, спали мертвецким сном, поэтому его никто не слышал. Это только в книгах говорится о старческой бессоннице. На самом деле старики спят как убитые – пушкой не разбудишь!

Услышав его еще раз, я, уже начисто отвлекшийся от милой беседы с нежным созданием, уверился, что это не галлюцинация и пошел на звук выяснять, что происходит. Не мое счастье истерический крик стал непрерывным и я с легкостью нашел его источник. Оказалось, что десятилетняя девочка пошла в туалет. Родители, естественно, спали. Если, вставая с сидения, она их и разбудила, то они молниеносно уснули снова. Поскольку вагон был, как я уже говорил, с помойки, то дверь туалета, закрывшись, не смогла открыться. Может сломался замок, а может стенки хлипкого старого вагона перекосились. Оставшись одна в кромешной тьме, взаперти, девочка дико испугалась и стала кричать, звать мать, но ее никто не слышал. Отчего она испугалась еще больше и совершенно потеряла разум от страха..

Так она и вопила, пока я, ногой, с третьего удара, не выбил дверь. Бедный ребенок! Видимо она, поняв что ее не слышат, кричала прижавшись лицом к двери. В истерике, моих слов «сейчас открою, отойди от двери» она не слышала и распахнувшаяся дверь треснула ей по лбу. С диким воплем от боли и страха она вылетела из сортира и уткнулась в мою грудь.

Вытащив ее из туалета и кое-как успокоив, я сдал ее на руки полусонным родителям, которые, завернув ее в одеяло и сказав пару ничего не значащих слов, тотчас же уснули. Затем, перешагивая через торчащие с сидений ноги и руки спящих в темноте пассажиров, с трудом добрался до своего места. Где заметил, что после более чем моего десятиминутного отсутствия, моя попутчица уже не просто дрожит, а просто трясется от холода. Пока мы болтали, она, видимо, не замечала прохлады, а оставшись одна, окончательно застыла.

Она сидела напротив меня, съежившаяся, ужасно несчастная и беззащитная. Я взял ее ладошки в свои - они были ледяные. Тогда я предложил ей закутаться в мою куртку. Она не стала ее одевать, поскольку куртка была ей безмерно велика, а просто накрылась ею и стала согреваться. Но потом, согревшись, поняла, что я, без куртки, тоже замерзаю и решила вернуть ее мне.

На что я ей заметил, что не будем же мы всю дорогу обмениваться курткой, то согреваясь, то замерзая. Куртка весьма большая, а ты - очень маленькая и места в ней хватит нам обоим. Она села со мною рядом, мы завернулись в мою куртку, сумев даже ее застегнуть и, прижавшись друг к другу, быстро согрелись. Уставшая, она почти мгновенно уснула. А мне не спалось.

Впервые, я спал с женщиной, которую увидел всего пару-тройку часов назад. Про которую я не знал ровным счетом ничего, кроме того, что работает она в Москве. И меня это не удивляло! Как ее зовут, сколько ей лет, замужем ли она? Я не знал, ни о ее пристрастиях, ни о ее интересах. И меня это не волновало. Почему? Да все очень просто. Я ощущал такую общность между нами, что все эти вопросы, все эти неизвестности уходили на задний план. Мне казалось, что мы знакомы сто лет и у меня на груди спит не незнакомая женщина, а та, которой я посвятил всю свою жизнь.

Встретились два человека, еще от рождения предназначенные друг другу. Если полагать, что браки совершаются на небесах, то это именно такой случай. Тут не любовь с первого взгляда, это намного выше, это единение, это семья с первого взгляда. Нам не требовалось объясняться в любви. За все наше недолгое знакомство мы ни разу не говорили о любви - никаких страстных признаний и прочей чепухи. Мы просто любили друг друга, мы просто были вместе. И даже знали почему - потому что мы - это мы.

И вправду говорят, что люди подобны пазлам - иных, как не своди вместе, как не прижимай - они не соединятся. А другим - достаточно только приблизиться друг к другу, чтобы соединиться навсегда.

Она была мягкая и нежная, дышала ровно, тихо, как ребенок, немного поерзывая во сне, пытаясь плотнее прижаться ко мне. В вагонные окна были видны огоньки каких-то поселков, время от времени, по глазам бил свет от встречных локомотивов... Я потерял счет времени и упивался моментом.

Уже проехали Бологое – половину дороги, потом Лихославль и я почувствовал, что начинаю засыпать. Я пересадил ее на колени, прижал покрепче, положил свое лицо на ее волосы и заснул.

Меня поразила необычайная мягкость и шелковистость ее светлых волос. Чисто как пух, они были легки и невесомы. Я осторожно, чтобы не разбудить ее, погладил волосы даже помял их между пальцев. Фантастика! Я почти не ощущал их. Никогда в жизни я не встречал таких необычайно нежных волос и, как оказалось, не встречу уже больше никогда! В таком радужном настроении я уснул.

Проснулись мы на Ленинградском вокзале, в обнимку, под одной курткой. Окружающие нас супружеские пары, глядели завистливо-осуждающе. Еще бы - прежде чем они вдарились в сон мы сидели порознь незнакомые, а пробудившись увидели нас спящих вместе. Какая семейная психика выдержит такое. Их взгляды метали громы и молнии, когда мы, расстегивая куртку, глядели глаза в глаза так откровенно, что только обилие народа не давало нам слиться в поцелуе. Они завидовали нашей молодости, нашей неожиданно-счастливой встрече и их бесило то, что в их жизни не было и никогда не будет ничего подобного. Мы, соединив наши руки, вышли из вагона и направились к метро. И только тогда мы вспомнили, что даже не знаем, как друг друга зовут.

Интересно...

Ее звали Ирина… красивое имя… наверное самое красивое имя для меня…

Романтическая встреча не закончилась обоюдным счастьем. Сохранить в себе любовь, не потеряв при этом рассудка невозможно. Чувства и Разум - противопоставлены друг другу. Там, где властвуют чувства, нет места разуму и наоборот.

Ирина оказалась старше меня на восемь лет. Эта разница пугала ее и стесняла меня, поскольку, иногда, рядом с ней я чувствовал себя таким же мальчишкой, как ее семилетний сын. Поэтому она выбрала разум. Через полгода, мы расстались. Расстались любя. Расстались страдая. Но ведь страдания во все века были платой за рассудок.

Я умолял ее не уходить, но она напоминала мне о разнице в нашем возрасте и темпераментах. Указывала, что когда ей будет уже 55 и она отправится на пенсию, мне будет всего-то 47.

Мне казалось, что она уходит, поскольку боится меня потерять. А вдруг я на самом деле, лет через десять-двадцать, променяю ее на молодую! Общеизвестно, что пожилые мужчины тянутся к молодым женщинам. Она вряд ли перенесла бы такое. Разум подсказывал ей, что потерять полгода счастья будет легче, чем десять или двадцать лет совместной жизни. А расставаться любя лучше, чем расставаться в обиде. И прожить остаток жизни со светлыми воспоминаниями намного приятнее, чем с горьким осадком на душе.

Но я был на восемь лет моложе и находился во власти чувств. Но куда чувствам против разума, рассудок всегда сильнее любви. И я смирился. Особенно, когда заметил, что за ней увивается пожилой сослуживец. Я любил ее, я желал ей счастья, поэтому, страдая, не осуждал ее выбор. Кто знает - может она была права?

Надеюсь, что они были счастливы вместе? Надеюсь. Через одиннадцать лет он умер… она овдовела… Прошло еще два года. Мне было еще 38, а ей уже 46, когда я случайно встретил ее на улице. Не узнав ее вначале, я прошел мимо, но, ощутив душой и сердцем, что-то близкое, знакомое, далекое, но настолько родное, что, забыв обо всем, о жене, которая была рядом, о прохожих, которым перегородил дорогу, долго смотрел ей вслед… хорошо, что она не обернулась – я бы кинулся к ней… Последствия были бы непредсказуемы...

Как вышло, так и вышло – хорошо или плохо – пусть судит Господь. Главное – эта самая счастливая, самая романтическая ночь была у нас обоих.