Дед

Я помню его смешным сморщенным стариком, повторявшим глядя на нас: «Энди садагасы» ну, что теперь мой выпрошенный (в буквальном смысле перевод). Он улыбался своим беззубым ртом и от того казался еще смешнее.
 До определенного возраста, я не задумывалась над смыслом жизни и не придавала значения людям находившимся и жившим  рядом со мной. Одним из них был мой дед. Вернее даже не дед, а дядя по отцовской линии. Просто мы привыкли воспринимать его именно, как дедушку. Разница между ним и моим отцом была в восемнадцать лет.
Отец мой рассказывал мне, что из четырнадцати детей выжили всего пятеро, да и то впоследствии  от туберкулеза умерла единственная сестренка, так и не успев выйти замуж.
Деда назвали Сатылканом. Моя бабушка не вынашивала детей и по старым обычаям и приметам, чтобы ребенок выжил, его после рождения, отдали в другую семью и забрали, когда он окреп отсюда его имя «купленный». Он родился в двадцатом году и в сорок первом двадцатиоднолетним парнем попал на фронт танкистом.
Где-то под Днестром после очередного сражения их танк был подбит. Мой дед хотел было выскочить из танка, подумав, что весь экипаж погиб, но его за ногу потянул командир, ему оторвало ногу, но он все еще держался. Дед  выволок своего командира на пригорок и только здесь почувствовал, что по его ноге горячей струей сочится кровь. Он стал разрывать штанину и всё… дальше он ничего не помнил. Он даже не помнил, сколько пролежал под открытым небом, что случилось с командиром экипажа. Очнулся от того, что его куда-то бросили. Оказалось в машину. Так он и оказался в плену.
 Про плен дед вообще никому никогда не рассказывал. Да и без этого родные были рады, что он вернулся живым. А вернулся он в сорок шестом, после смерти родителей. Сначала отец умер осенью от какой-то непонятной болезни, вконец измучившей его, ему было шестьдесят семь. Мать так и не дождалась сына, она умерла при родах весной за полгода до возвращения старшего сына из плена.
Сатылкану предстояло поднять на ноги троих братьев и сестренку. По приезду оглядевшись, подремонтировав на скорую руку жилье, он женился. Казалось бы всё налаживалось и тут беда. Не прожив с молодой женой и года, не познав радость отцовства, он был уже обречен. Впрочем, как и все побывавшие тогда в плену.   
Его арестовали. Сейчас никто и не знает, возможно, кто-то из ретивых соседей постарался, а возможно вездесущее НКВД. Попал он в Коми АССР на выселку. Его жену по его отбытии повторно выдали замуж и, Сатылкан потерял с ними связь на несколько лет. В лагере он встретил подругу по несчастью девушку латышку, также побывавшую в плену.
Дело молодое, через некоторое время совместной жизни она родила ему двух сыновей. В старом альбоме есть фотография, посеревшая от времени. На ней мой дед и похожий на него мальчик европеец.
В пятьдесят втором у деда закончился срок выселки. Он звал свою гражданскую жену с
собой в Киргизию. Но она тоже хотела вернуться к себе домой. Так и не договорившись они разъехались. Впоследствии, как мы узнали фамилии сыновей Сатылкана были изменены на прибалтийские.
Вернувшись домой Сатылган пошел работать трактористом. Его первая жена еще в сорок седьмом родила ему дочь, но она уже была замужем. Пришлось Сатылкану снова строить семейную жизнь.
Смерть Сталина, политическая оттепель растопили и лед в сердце деда. Он наконец встретил свою вторую половинку. Но нельзя сказать,что семейная жизнь его была легкой. Полиартрит подкосил его жену. Она родила ему шестерых детей. Трёх сыновей и трёх дочерей.
Серые будни советского быта сменялись разве, что принятыми по выходным праздниками. Пил Сатылкан, как и все советские трактористы того времени. Мягкий и тихий -  когда трезвый, злой  - выпивший. Только жена могла справится с буйным характером  Сатылкана.
Впрочем, о подробностях семейной жизни мне доподлинно не известно, я больше вспоминаю его уже в период своего взросления. Помню, как мы со старшей сестрой тихо смеялись, наблюдая, как дед, читает вполголоса книгу, выговаривая буквы. Для него это были скорее сакральные моменты его жизни, когда он уединялся в свой неведомый никому мир. Его взгляд становился затуманенным и он словно погруженный в экстаз шаман бубнил замысловатые для меня слова.
Роговые очки в коричневой оправе выглядели совсем нелепо на его коричневом в тон носу, выжженном солнцем лице. Хотя и само лицо было очень интересным и забавным. Широкое лицо с выдающимися скулами, узкие широко посаженные глаза, мясистый нос с большими ноздрями. Коротко подстриженные волосы придавали ему вид мультяшного героя, больше походившего на ежика. Когда он улыбался, его рот обнажал посаженные в ряд железные зубы.
Он приезжал к нам в город погостить, недельку – другую. Я помню, всегда его приезд для нас был, если не сказать праздником, то событием! Он привозил кучу подарков и самое главное, что мы, дети ждали сладости. А это всегда был хлеб домашней выпечки и топленое масло. Мне почему то тогда, казалось, что топленое масло, привозимое дедом не идет ни в какое сравнение с городским сливочным. Обмакивая разломанный руками хлеб, мы с девчонками макали его в растаявшее от жары масло и с наслаждением смаковали вкус, сейчас мне кажется, что это был один из компонентов моего детства… давно и недавно это было…
По приезду деда, вечером мама готовила праздничный стол, и дед с отцом долго сидели вспоминали о родных и соседях в деревне. Отец подробно расспрашивал о тамошней жизни, видимо  тоже скучал. Следующие дни протекали одинаково. С утра дед уходил в город погулять и посмотреть столичные улицы и прочие интересные места, вечером придя домой, открывал книгу и начинал чтение.
Я не знаю, знал ли он, что мы с сестрой подглядываем за ним и хихикаем за дверью. Может и знал, но его погруженное в мысли лицо по – крайней мере не выдавало ни намека о нашем присутствии. После ужина, он старался, хоть как то уделить внимание детям. Но нам было не интересно общаться со стариком. Тогда мы не понимали еще, что для него значит общение. Да и как мы могли знать об этом? Мне в ту пору было около десяти, а моей старшей сестре около четырнадцати лет. Самое беззаботное время!
Одно из последних событий связанных с моим дедом была моя помолвка. Тогда собрались родственники со стороны моего будущего мужа и мои родственники, среди которых был и дед.
Нас с мужем посадили в отдельную комнату и мы просидели там до глубокой ночи. К нам заходили наши друзья и поздравляли. Близкий друг моего мужа, Таалай остался на ночь. Утром все мы проснулись от жуткого крика. Все повыскакивали, мы с мужем  одни из первых побежали смотреть, что случилось. В смежной со спальней родителей комнате была такая картина. Удивленный дед и орущий Таалай. Оказалось, что после вечерних гуляний наш друг, совсем опьянев лег в этой комнате и по случайности, рядом постелили деду. Утром, видимо еще не до конца проснувшись, наш друг перевернулся на бок и видимо уткнулся лицом в лицо деда. Как он потом сам рассказывал икая и заикаясь:
Я перевернулся и открыл глаза, а на меня уставилось чудище, да еще в очках….
Таалай смешно изображал деда выпучивая глаза. Дед ничего не понимая смотрел на выстроившихся у дверей родственников. После того, как все стало ясно мы долго смеялись.
Прошло больше двадцати лет, но я до сих пор смеюсь, вспоминая тот случай…
26 января девяносто пятого года дед умер. Я узнала об этом от моей мамы. Я не плакала, была просто какая –то тихая грусть, как будто снег выпавший утром растаял, почернев так и не оставив своего следа…
Сейчас, когда я начинаю вспоминать о тех людях, которые были в моем детстве, я понимаю, что мне их не хватает…
Мне неважно было, кем был мой дед, воевал ли он, был ли он в плену  или что-то там еще, для меня он был моим дедом