V часть. Глава 13. Возвращение солнца

    ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
   
    ЧАСТЬ V. ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.

    ГЛАВА 13. ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.

    - Ладно, - говорил король, обнимая меня, чему я был вовсе не рад, - раз всем всё известно, давайте не будем темнить и ссориться. Да, Миче, ты наш со Стасей сын, хоть и носишь фамилию наших друзей. Но ты и их сын тоже. Надеюсь, из рассказа Петрика ты всё понял правильно? Ты понимаешь, что мы заботились о тебе и любили тебя? Мы ещё поговорим на эту тему, и если ты считаешь что нужны какие-то перемены…
    - Давайте проясним всё сразу, чтобы вы не волновались, ваши величества, - сказал я, выкручиваясь из объятий его и его Стаси. – Я всё понял правильно. Перемен мне не нужно. Вообще никаких. У меня всё отлично. Я бы сейчас домой пошёл, а то у меня Рики весь в синяках.
    - Но мы потом поговорим ещё, правда?
    - Конечно.
    Нет, я ничего не имел против того, что эти люди – мои кровные родители. Всякое бывает. Я понимаю. Я счастливее многих, даже родных детей. Но, чёрт возьми, как забыть то, что они гоняли Петрика больного по всем дорогам, а потом посадили в тюрьму, и то, что с ним там было, и их письмо, и то, что они только сейчас поехали его навестить? И то, что угрожали объявить его сумасшедшим, вымотали ему всю душу, требовали нелепых, очень тяжёлых клятв? Ах да, это всё проявление заботы. Я понимаю, у Охти это всегда так. Лучше бы мне не разговаривать с ними, а то, не ровен час, нагрублю.
    Надо домой.
    - Но, Миче, - протянула ко мне руки королева, - как ты мог поднять руку на Петрика, на твоего лучшего друга и брата?
   - Что я сделал? – ахнул я. – Думаете, я нарочно?!
   - Все говорят, что ты ранил его в доме Корков. Зачем ты так? – спросил король.
    Он что, всерьёз считает, что я от злости напал на Чудилку? Может, сейчас скажет ещё, что я выступал на стороне Корков и подстрекал их к мятежу? Я беспомощно оглянулся на своих друзей.
    Как же они возмутились и заговорили все вместе, перекрикивая друг друга, жестикулируя и наскакивая на государей. Рики и Лала – так прямо сжав кулаки, Лёка едва успел сгрести детей в охапку. Хорошо, что ничего было не понять в этих беспорядочных воплях, и длилось это всего несколько секунд, пока Петрик, бросившись вперёд, не растолкал ребят, встав перед королём с королевой.
    - Тихо! – рявкнул он, и все замолкли, только глазами сверкали. В тишине Аня успела схватить Лалу за ногу, которой девчонка попыталась пнуть короля. Чудилка одной рукой задвинул на задний план Нату, пока та не наговорила, чего не следует, и со смехом сказал:
    - Мама, папа, ну у кого это языки такие длинные? Вы что, не видите, что на мне ни царапинки? Не то, что на Рики, например. Даже если что-нибудь в таком роде и могло бы случиться, то это был бы несчастный случай, только и всего. Миче никогда не причинит мне зла. Так что посмотрите лучше на меня, чем всяких сплетников слушать.
    Это он молодец. Все сразу вздохнули с облегчением. Нет следа от раны - можно сказать, что ничего и не было вовсе. Мало ли кому что померещилось. Кохи и Хрот поддержали меня, пошатнувшегося от разнообразных чувств. Я мысленно горячо возблагодарил Радо за такую его к нам милость. Обвинения в том, что я нарочно напал на Петрика, я бы не перенёс.
    Но, надо сказать, вид у него, стоящего на свету, был жуткий. У меня тоже не лучше, если вспомнить, что мы, в числе прочих наших товарищей, остались без рубашек, намертво прицепившихся к ежевике на склоне. Вы же помните, что на память об этой зиме, нам с Чудилкой остались многочисленные страшные шрамы от нарывов, особенно сильно изуродовавшие руки. Даже бравые гвардейцы отводили глаза, что уж тут говорить о маме и папе.
    - Домой, - сказали они, и мы тронулись в Някку, чьи недалёкие стены были хорошо видны отсюда при свете Ви и Навины.

   *   *   *
   Доехали мы быстро и с комфортом, сев на лошадей позади гвардейцев. Мне доверили везти щенка, потому что место домашнего любимца на руках у Рики было занято лечебной Чикикукой. Дети зевали, взрослые тоже с трудом боролись со сном. Петрик был невероятно счастлив. Он посадил с собой на Сокровище Мадинку, весёлую, как пташка, и во всеуслышание называл её своей невестой. Противный конь, вроде, ничего не имел против этого. При этом норовил меня обнюхать на ходу и выразить свою привязанность, только что не облизывал.
    - У тебя в кармане штанов корочка для него, - напомнил Рики. Ну точно! У меня всегда есть что-нибудь этакое. Понятия не имею, как оно оказывается в кармане. Получив корочку, Сокровище отстал.
    Мы решили, что трое пиратцев нынче заночуют у Лёки и его родителей в гостях, и Аня, естественно, тоже. У Аарна, Инары и Саи в их отремонтированном доме была посуда от старых хозяев и постельное бельё – это позаботились наши ребята, те же Аня и Лёка, так что им было ближе всего: просто перелезть через ограду при помощи табуретки из моего сада в свой. Мирон, подкрутив воображаемый ус, сказал, что пойдёт к Лидии, Петриковой квартирной хозяйке. Чудилка нахмурился, занервничал, показал Мирону кулак и сказал, что считает Лидию своим большим другом, и не позволит всяким полицейским артистам обижать женщину. То же самое сказали Лёка, Ната и я, воздержавшись, однако, от демонстрации кулаков. Мирон заверил нас, что никогда ни за что не осмелится обидеть такого славного человека, каковым показалось ему это чудесное создание, обитающее в Серёдке среди густолиственных её садов на улице с краю. «Ну-ну», - сказали мы, но это не смутило Мирона.
    - Он у вас всегда орёт, как школьник на концерте? – спросил со смехом один из гвардейцев.
    - Кто орёт? – возмутился Мирон. – Я чуть ли не шёпотом говорю. Оно мне надо, чтобы ты меня слышал?
   Хрот должен был спуститься по улице к моим родителям и Терезке, а Кохи и Мадинка – наоборот, подняться к своим Коркам.
    - Миче, - захныкала Лала, - а можно я у тебя заночую?
    - Конечно, - обрадовался я. Мне, на самом деле, хотелось, чтобы Лала всегда жила в моём доме, ей здесь было бы спокойней и привольней, чем во дворце у «дяди короля» и «тёти королевы». Это совсем не то, что жить просто с Петриком и Мадинкой. Но что я мог поделать?
    Потом, правда, Лала замечательно прижилась во дворце, даже начала качать права и показывать характер, ничуть не боясь государей. Стала считать Петрика старшим братом, всё время забегала к молодым Коркам, обожавшим её, и постоянно крутилась у меня, и работала у меня, и училась замечательно, и получала от жизни большое удовольствие. ЧУдная девочка!
    Но пока Лале было страшно, и она осталась ночевать с нами.
    Я сказал Нате:
    - Ты, конечно, можешь не согласиться, но разве, по обычаю Нтоллы, девушка, сосватанная и обручённая с парнем, и совершившая с ним долгое путешествие, не считается его женой, если только не разлюбит его?
    Это действительно так. Некоторые родители, не уверенные в чувствах молодых людей или в том, что выбор дочери правильный, сами часто отправляли их в поездку и свадьбу играли, только если эти отношения не разрушились. Петрик состроил рожицу: обычай обычаем, а высокопоставленным особам, таким, как он и его Мадинка, придётся до свадьбы жить отдельно. Коркины дети смеялись. Кохи сговаривался с Аарном о сватовстве его сестры.
    Ната с этой ночи осталась со мной навсегда.
    Пока нам всем было по пути, и все эти гвардейцы с государями во главе поехали провожать нас до моего нового дома. Они пересмеивались и перемигивались, и даже король с королевой делались всё веселей по мере приближения к нему. Я пребывал в недоумении и даже заподозрил неладное. Но вот мы остановились перед воротами, а тут как раз набежали тучи, скрыли свет планет – сестёр, и я не видел того, что понастроил мне наш доморощенный архитектор Филимон.
    А ещё только подъезжая к моим воротам, мы слышали громкие звуки возни в кустах сирени, пыхтение, сопение и рычание. Словно большие собаки делили мосол. Но едва кони остановились, как из сирени выступили двое: наш Филька и Семён, начальник всего строительства на моём участке. Оба злые – презлые. У ног бывшего почтальона прыгал молодой весёлый рыжий пёсик.
     - Миче! – крикнул Филька, не распознав в тени и темноте государей. – Миче, я что, разве некрасиво воплотил задумку? Сколько тебя ждать можно? Пока ждали, уже сто раз подрались с этим вот.
    Он ткнул в бок Семёна, а тот не остался в долгу и, схватив брыкающегося Филимона за шкирку, обратился ко мне:
     - Ты сказал, Миче, не бить его во время производящихся работ. Строго – настрого запретил. А почто? А после окончания работ имею право его побить. Вот никого не побью, а его – с удовольствием. И вот только то, что ты ещё не сказал своего мнения насчёт произведённых работ, удерживает меня от его сильнейшего побития в момент ожидания. Где ты шляешься, Миче? Прямо сил нет, как хочется шарахнуть его по башке, так, чтобы ему неповадно было в другой раз людям фасады уродовать. Ты глянь, чего он насочинял. А всё ты, Миче! Как ты мог дать этому проныре все полномочия для собственного дома изуродования? Да с тебя будут смеяться, Миче! Да я тебе и телеграммы слал, слал, слал, но ты же добренький, укуси тебя собака! Ты всё отвечал, пускай-де перпендикулёныш воплощается! Довоплощался! Если на соседнем участке его имя Корков хоть как-то держало, то здесь его прямо повыциркулировало! Прямо вразнос пошёл! А ты, Миче, мне что сказал? Не вмешиваться, сказал. Главное, сказал, чтобы всё надёжно было и на башку тебе не звездолызнулось. Ну, этого-то можно не бояться, раз я за надёжность отвечаю. Триста лет стоять будет, ежели опять кто не нападёт. Но лучше бы прямо нынче напали при такой-то отвратности. Внутри изверг паразитский всё удобно устроил, всё очень разумно и красиво, и недорого притом, ничего не скажешь, но наружный образ реальности до неправдоподобия гнусен. Хорошо ещё, в темноте не видно. Так я ему врежу, можно? – с надеждой и чуть ли не со слезами попросил Семён.   
     - Ну красиво же, скажи, Миче, - пискнул Филька. Ухваченный сильной рукой за шкирку, он пытался лягнуть начальника стройки ногой. Рыжий пёсик, думая, что это игра такая, скакал и погавкивал. Наш щенок рвался с моих рук в эту компанию и, в конце концов, вырвался.
    Я обернулся к Аарну, Кохи, к детям и прочим, которые, вроде, вчера побывали в этих местах и видели дом. Почему не предупредили, что так всё ужасно? Они хихикали и прятались друг за друга.
    - Сюрприз! – запрыгал Рики. – Сейчас фонари зажгу.
    Но тут облака разлетелись, красавица Ви с сестрой своей Навиной озарили постройку… и я так и замер, разинув рот.
    - Ну!
    - Ну!
    - Ну!!! – торопили меня высказать впечатление.
    - Мама моя! – прошептал я, ероша волосы на манер портового грузчика, увидевшего в клетке на борту разгружаемого судна чудо-юдо заморское.. – Это что за штука такая?
    - Это твой дом, - сообщил Филимон. И добавил с обидой: - Тебе не нравится?
    Сзади послышался смех, просто откровенный хохот. Смеялись все, от короля, до, как мне показалось, щенка. Через секунду хохотал и я, поддерживая повисшую на моём плече Нату. Потому что такого я ещё не видывал. Мой дом был смешным нагромождением чего-то вроде башенок, верандочек, пристроечек, галереек и тонких причудливых лесенок, ведущих в запасные входы на втором этаже.
    - Это тебе не просто так, - сердито пробурчал Филька. – Я все пожелания твои выполнил. Всё устроил, как ты хотел. Я книги разные изучал, в долину даже ездил, да не как-нибудь, а на лодке по морю. А про наличники – это ты сам велел. Я ни при чём.
    Ах да! Ещё и наличники! И резные всякие штучки над лесенками, крыльцом и под крышей. Но я-то, когда заказывал их, не знал, что творится у меня на участке. Я не давал распоряжения строить ТАКОЕ!
    - В бурную погоду! – понурившись, закончил оправдательную речь Филимон.
    - Я его тресну, можно? – нетерпеливо подскакивал Семён.
    - Нельзя, - защитил я Фильку.
    - Ты сам прибьёшь его! – обрадовался строительных дел мастер.
    - Что ты! Ни у кого в мире нет такого дома! Его создателя беречь надо.
    - И отдать учиться, пока он ещё чего не создал, - высказал своё мнение Лёка.
    - Отдать учиться – это обязательно.
    - Кто ж его примет после такого ужаса? – изумился Семён - вот попомните моё слово: никуда его не зачислят. Никто ничего никогда у него не закажет. Опять станет посылочки разносить. Или палочками торговать.
    - Вот и неправда твоя, - поднял голову Филимон. – Я уже и экзамены сдал, и два заказа имею. И ещё буду иметь, потому что домов много сгорело. Ты не представляешь, сколько у меня идей нестандартных. И станешь ещё хвастаться, что работал со мной.
    - Ой-ой! – усомнился Семён. – Так будете вы смотреть, что там внутри или как?
    Там внутри вдруг внезапно зажёгся свет. Вся наша компания, замученная последними событиями, ахнула и подалась назад.
    - Ой, мама! – не выдержал даже Аарн.
    - Опять что-то случилось! – выдохнула Мадинка.
    - Там кто-то есть! – испуганным шёпотом сообщила всем Лала.
    - Давайте все просто тихо пойдём ко мне, - предложил Петрик, но я содрогнулся при мысли, что придётся спать в доме, где недавно был бой.
    - Лучше ко мне, - сказала Ната.
    - Лучше оглоушить его кирпичом, - воскликнула Аня, и тут же нашла полкирпича у калитки.
    Распахнулась дверь – и в прямоугольнике света показались мои мама и папа, и сонная Терезка сошла с крыльца и поплелась к Хроту. Он толкнул калитку, чтобы бежать к ней, и:
    - Дзинь – дзинь! – родным голосом сказал колокольчик.
    И тогда я поверил, что всё хорошо, и отражённый свет планет – сестёр показался мне светом настоящего солнца, вернувшегося ко мне после долгой ночи, после холодной зимы. Всё хорошо.
 
    *  *   * 
    Всё хорошо –  ну что тут поделаешь!
    Отпустив сопровождение, король с королевой остались у меня в гостях. И это при том, что спальных мест было всего ничего. Хватило только Терезке с малышом, королеве и маме. Всем остальным грозило спать на голом полу, но послали за спальными мешками, одеялами и матрасами в дом к родителям. Повар прибежал, чтобы что-нибудь приготовить. Петрик покачал головой, когда я провожал его и всех наших до калитки:
    - Как думаешь, грозит нам выспаться в ближайшую неделю?
    - Даже не знаю, - зевая, протянул я. – Оставайся, Чудилка.
    Но он не хотел присутствовать в момент выяснения отношений между нашими родителями. Для него было легче заниматься государственными делами. И я его понимаю.
     У ребят не хватило сил даже на беглый осмотр дома внутри, только снаружи обошли его. И те, кто видел с моря города анчу на склонах, единодушно решили, что это и впрямь похоже, недаром Филька ходил на лодочке к старому устью в бурную погоду.
     - Может, и выйдет толк из чудика, - вынужден был признать Лёка. – Глядя на вас, я уже думаю, что только из чудиков и выходит толк.
     Поздней – поздней ночью обитатели моего дома, в основном, угомонились, и мы с Натой погасили лампу. Мне тоже было не до изучения интерьеров.
     Но на рассвете, меня сначала разбудил плач нашего малютки где-то в недрах второго этажа, а потом, когда я, пожалев Терезку и Хрота, повернулся на бок и снова стал засыпать, на подоконник села давешняя сова и сказала:
    - Ку-ку!
    - Мама! – подскочил я.
    - Не кричи, Миче, - произнесла птица человеческим голосом. – Разве ты не помнишь, каково мнение о тебе твоих родителей? Говорю с тобой мысленно, ты орёшь и несешься, говорю открыто – ты орёшь и вскакиваешь. Добрые люди не могут пережить такого поведения, ты же знаешь. Смотри, девушку свою разбудил.
    И точно. Ната села на матрасе, положенном на пол, и забавно тёрла глаза.
    - Это Ната, - обалдело ответил я. – Она не такая.
    - Не добрая? – засмеялась сова по-человечески.
    - Не считает, что я сумасшедший.
    - Замечательно! – обрадовалась ночная гостья. Хотя нет, гость. Голос у птицы был мужской. – Знаешь ли ты, Миче, кто я?
    Ну откуда я знать мог? Зато Ната, повидавшая всякое, не растерялась. Приблизившись к подоконнику, она воскликнула:
    - Я знаю! Ты ещё один брат Инары Кереичиките!
    Через некоторое время, сова, немного просмеявшись, простонала в изнеможении:
     - До чего же у вас все хорошие, ребята! Прямо обидно, что я не в вашей компании. Одно удовольствие наблюдать за вами. Не могу побороть искушения поболтать. По-человечески.
     - Ты кто? – спросила Ната, осторожно проводя кончиками пальцев по перьям совы. – Ты тоже можешь превращаться в человека? Ты не брат Инары?
     Сову опять начал разбирать смех.
     - Нет, - проговорила птица, - я сам по себе. Но, кстати, с Миче я знаком. С Инарой тоже. Жаль, что она не попрыгала и не побегала за мной. Было бы весело.
    Я заморгал. Ната смотрела непонимающе.
    - Давайте, скажите мне, что вы цените больше всего. Только, чур, такие понятия, как дружба и любовь, всё равно к чему или кому, мы не берём.   
    - Покой, - сказал я, не смея задуматься, ослушаться и рассуждать. Я же помнил, в какой момент Инара поделилась, как здорово бегать и прыгать за птичками.
    - Покой, - как следует подумав, сказала Ната. – И разные приключения. А тебе зачем?
    Слова Наты показались ужасно смешными пернатому гостю. Он прыснул в крыло, как вы бы прыснули в кулак, но всё же ответил:   
    - Другого ответа я и не ожидал. Но если ты, Миче, так ценишь покой, то тебе сильно не повезло.
    - Почему Миче не повезло? – пожелала знать Ната. – Потому что я люблю приключения?
     - Нет. Сами, между собой, вы договорились бы. Но что делать с судьбой? Было сказано как-то о том, что… Но нужно ли тебе это знать, Миче? С другой стороны…
    - Я понял, - вздохнул я. – Мама рассказала легенду, которую знают лишь дети Охти и Корков. Случайная сказка случайно о нас. Обо мне и Чудилке. 
    - Что поделаешь, Миче. Так уж получилось, что вы прервали ход Мрачных времен. Думаешь, они закончились тогда, когда впервые среди серости неба увидели солнце? Нет, только сейчас. Думаю, ты понимаешь, почему. Ну что тут сделать? Случайная сказка, как ты это называешь, о вас. Вы – волшебники. Вы сами виноваты: оказались хорошими людьми. Что сделать для тебя, Миче, перед чередой новых испытаний?
    - Не хочу испытаний. Они набросятся завтра? – закручинился я.
    - О! Я понимаю, если бы зависело от тебя, ты уже сегодня сбежал бы от милых родителей на поиски тайной дыры Вселенной. Только зависит от многих причин, от многих других людей. Немного спокойного времени у тебя, наверное, есть. И всё же, что сделать для тебя? Заметь, ко мне не обращаются с просьбами, но тебе я сам предлагаю помощь.
    Догадавшись, Ната взяла меня за руку и прижалась ко мне. Испугалась немного.
    А я же купеческий сын – как не воспользоваться случаем? Я думал, думал, может, мне и впрямь что–нибудь нужно? Передумал я обо всём: от материальных благ до высокодуховных ценностей, но как-то так получалось, что всё у меня есть, или я знаю, как этого добиться. И ведь добиваться интересней, чем иметь. Я бы не рискнул лишиться этого удовольствия. Даже смешно стало: выходит, ничего мне не нужно. Кроме покоя. Но он и так мне обещан, пусть ненадолго. Развёл руками. Может, что-нибудь нужно Нате?
     Сова внимательно смотрела на меня, и вдруг взмахнула крыльями, показывая своё отношение к моим раздумьям.
     - А Нате нужно, - произнесла птица, хотя вслух я ничего не сказал. – Ната не знает, что будет, не знаешь и ты, не знаю и я. Но если случится, Ната поймёт, какой подарок я делаю ей сейчас. Только не забудь, Миче, о том, что даже пятнышко света способно рассеять темноту, иначе всё бесполезно. Ты понимаешь: это основа той магии, что ты для себя выбрал. Больше ничего не стану тебе говорить. Что тебя ждёт, я не знаю точно, но делаю Нате подарок, чтобы она была счастлива. Что? Конечно! Не только ей. Ни о чём не спрашивайте. Не рассказывайте никому.
    Ясный свет ударил словно прямо из подоконника. В этом ярком столбе сова стала ослепительно золотой и превратилась в ту птичку, что исцелила Чудилушку моего, но птичка эта казалась теперь прозрачной. Сильный порыв ветра пригнул деревья в саду, мы с Натой отшатнулись от окна, птичка, кувыркнувшись в воздухе, сделала что-то такое… Я не понял. Показалось, что на волне ветра она пролетела прямо сквозь меня, даже больше того – прямо сквозь моё сердце. В недоумении я схватился за грудь, а свет погас и превратился в обычные солнечные пятнышки, что пляшут по подоконникам после рассвета. Птичка, прозрачная, как солнечный зайчик, чирикнув, исчезла также, как и в прошлый раз. Прямо посреди комнаты, у нас на глазах.
    - Миче! – крикнул мой папа, выскочивший на одну из верандочек. – Миче, что ты творишь?
    - Миче, тебе больно? – спрашивала Ната, заглядывая мне в глаза. – Миче, ответь!
    А я не мог ответить, мне показалось, что я сейчас умру. Словно сквозь сердце рывком протянули верёвку, и забилось оно странно, с перебоями, даже, кажется, какой-то крохотный кусочек времени вообще не билось. Цепляясь за Нату, я опустился на матрас. Но все страшные ощущения быстро прошли, их смело новым порывом ветра, повалившим лампу, плеснувшим солнечным светом, сердце застучало ровно, мне стало спокойно, хорошо и весело, хотя некоторое время я болезненно морщился, вспоминая про верёвку. Остались слабость и сильное удивление.
    Зачем?
    Но не мне рассуждать о действиях мудрого Радо.
    - Миче! – к голосу папы присоединился и мамин голос.
    Ната перегнулась через подоконник:
    - Что случилось, дядя Арик? Все спят.
    - То есть, это не Миче? – пожелали знать родители.
    - Что «не Миче»?
    - Это не он шумит и зажигает что-то?
    - Мы спим, - сонно протянула Ната. – Не шуршим даже.
    - Ну ладно, ладно. Рики? Это ты устроил?
    - Нет. Это шквал устроил. Ветер. Я сплю, - отозвался из другого окна мой очень младший брат.
    - Никому нельзя рассказывать, - напомнила Ната, устраиваясь рядом со мной. Она говорила ещё что-то, но я, против воли, очень быстро заснул. Тревожные сны мне снились, всё больше о длинных изделиях из пеньки.
     Однако, когда я проснулся, настроение было отличным, слабость прошла. Я спустился в столовую, где за столом сидели мама и папа, а больше никого не было. Даже Наты. Я понял, что проспал разговор с королём и королевой, и очень обрадовался этому. Не хватало ещё попасться им, всем четверым, в момент выяснения отношений. Я сидел и молча ел кашу, радуясь, что родители под влиянием разных чувств тоже молчат. Я, конечно, хотел знать, куда все подевались. Оказалось, король и королева забрали Лалу Паг с собой во дворец, и, чтобы ей не было скучно, её пошли провожать Ната, Рики, обитатели соседнего дома и Кохи, встреченный по пути к Инаре. Терезка и Хрот не пошли, у них много забот, в данный момент они отсыпаются после бессонной ночи. Маленькие детки, вздохнули мама и папа – маленькие бедки, а вот большие детки… И многозначительно замолчали… Понятно, на меня намекают. Но я вспомнил, что закончились Мрачные времена, и раздумал сердиться.
    Я подумал, не пойти ли мне тоже поддержать Лалу, но, во-первых, со вчерашнего дня списки всегда пускаемых во дворец могли измениться, а во-вторых, говорю же, лучше не попадаться мне сейчас в лапы наших «взрослых». Как следует осмотрев свой новый дом, я раздумал убивать Фильку, потому что внутри действительно всё оказалось очень удобно, всё как я хотел. Комнаты для хозяев, комнатки, где могут ожидать приёма клиенты, гостиная, кабинеты, мастерская… Даже небольшой такой зал для балов, хотя я не предполагал, что на площади, занимаемой моим домом может уместиться и зал тоже, и не давал указания выкроить для него место. Я строил планы, как красиво мы с Натой здесь всё устроим, как дети, наши и не наши, станут радостно носиться по всем этим башенкам и пристроечкам, не мешая, однако, тем, кто занят работой в отделённых от жилой части помещениях. Ну подумаешь, внешний вид! Даже приятно жить в таком смешном доме. Такого ни у кого нет! Тем более, можно посадить у стен виноград. Интересно, сколько времени продлится спокойный период моей жизни? И что будет потом?
    Решив не беспокоиться о будущем – ведь мне покровительствует сам Радо! – я пошёл прогуляться по Някке. Просто так. Я очень давно не видел её. И казалась она мне, повзрослевшему, маленькой, трогательной и беззащитной. Каменные стёртые ступени древних лестниц, колонны старых особняков Вершинки, деловитое молчание Повыше, зелень вечно молодой Серёдки, суета и гомон Пониже, крутые мощёные улочки,  голоса у колодцев и колонок, блеяние коз и цокот копыт, бесшабашный размах белых площадей, открытых солнцу и воздуху моря, качели, рассекающие ветер и свет, яркие пятна садовых цветов в тени деревьев, запах укропа от нагретых солнцем огородов и аромат готовящихся на обед вкусностей, бег целебных потоков, их разговор и пение, солнечная дымка в тихих закоулках парков и скверов, слепящая синева моря, мощь великой реки, разлившейся за стеной, лёгкие облака над вершиной Иканки, обещающие красивый и шумный дождь… Как я люблю тебя, Някка, мой город, золотой и зелёный, белый и голубой! 
     В сердце моём была только любовь.
     Любовь, тепло и счастье.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2011/11/08/1131