Сердце врага 03. 11. 2011

   Февраль 1943 года пах смолой и колючим снегом. Едва проснувшись, Маша накинула курточку и выбежала из дома, ловя белые хлопья на щёки и ресницы. Из дома напротив уже вышла её подруга, вытирая слёзы и посекундно зажмуривая глаза. В одной рубашке, коротких штанишках и ботинках младшего брата Аня казалась ещё тоньше, чем была.

   - Что случилось? - Маша намотала свой шарф на шею подруги и взяла её за руку.

   - Ничего. Просто снег слепит глаза.

   Поняв, что честного ответа не последует, Маша ещё крепче сжала руку Ани и повела её туда, где любые мрачные мысли тонули в тёмной воде. Каждое утро они вместе ходили на речку, брали длинные палки и царапали лёд - очередная бессмысленная забава.  Это утро не стало исключением, и через несколько минут они уже стояли на берегу. Утренний морозец кусал щёки и щекотал нос. Анюта начала выводить чьё-то имя на речном стекле, а Маша пыталась изобразить свой сегодняшний сон, но ничего, кроме разводов и дыр не получалось.

   - Может, домой? Мама, должно быть, уже чай приготовила, - сев на снег, пробормотала Машенька. Ей стало обидно за неудачную попытку выразить свои мысли, да и вспомнить она тоже ничего не могла - всё было как-то громко, мутно и страшно, - да и холодно.

   - Мы же только пришли! - Аня посмотрела на подругу и тотчас сообразила, что делать. Крепкий снежок со свистом пролетел мимо Машиного уха. Это быстро взбодрило девочку - не прошло и пяти секунд, как они обе были охвачены игрой, а по берегу раздавался их звонкий смех...

   - Немцы! Немцы идут! - из леса выбежала Антонина Прохоровна, утопая в снегу и  размахивая руками.

   Девочки переглянулись - они ничего не знали о войне, кроме того, что где-то далеко их защищают отцы и братья, а о том, кто такие немцы вовсе не ведали. Антонина Прохоровна схватила обеих под руки и вместе с ними побежала в деревню. Дорога обратно казалась длинной, будто Кубань-река уползла далеко-далеко. В деревне уже проснулись, началась суматоха, сборы вещей первой необходимости. Анюта сразу побежала в дом вслед за матерью, а Маша осталась стоять и смотреть, как на небе вырастают чёрные пятна, и раздаётся уже знакомый ей шум. Что-то кольнуло внутри, прямо под сердцем, а в мыслях только один вопрос: Где мой папа? Машенька так и стояла посреди дороги, глядя на подходящих людей в серой форме. Ей были незнакомы их лица, но внутри теплилась надежда на то, что они не причинят вреда ни ей, ни бабушке, ни кому-либо ещё.

   - Маша! - из дома выбежала Татьяна Николаевна. Она глазами искала внучку среди уже вошедших в деревню солдат, - Машенька! Господи, спаси!

   Мимо застывшей девочки прошла одна рота, отделив её от дома грязными следами сапог и горьким запахом замёрзшей крови. Когда приблизилась вторая, Татьяна Николаевна перебежала дорогу и схватила девочку на руки, крепко прижимая её к груди. Немецкие солдаты проходили, молча, не всматриваясь в лица оцепеневших, не успевших закрыться в домах людей. Только один, высокий, с тёмно-серыми глазами взглянул на Машеньку и опустил лицо, сжав замёрзшие губы. Девочка ещё крепче прижалась к бабушке.

   Последующие два часа девочка сидела дома на печке. Татьяна Николаевна наказала сидеть, молча и даже носа из окна не высовывать. Маша лишь послушно кивнула и сильнее укуталась в стёганое одеяло - уж слишком взволнованной выглядела бабушка. Сквозь занавеску девочка смотрела, как за окном падает снег, поблёскивая на солнце так озорно, будто и не ведает о происходящем. Изредка поднимался лёгкий ветерок и кружил снежинки, усыпляя медленным танцем.

   Резкий стук двери разбудил девочку, передёрнув всё тело. В комнату зашли три солдата. Один из них мрачно оглядел всё вокруг, постучал по стулу и сказал что-то двум другим - оба рассмеялись. Через их плечи Машенька едва разглядела бабушку и облегчённо выдохнула. Она собралась было сползти с печи, но быстро опомнилась и свернулась клубочком, спрятавшись под одеялом. Трое мужчин о чём - то спокойно говорили, но ни одного слова Маша не поняла. Временами кто-то из них проходил мимо печи, отчего девочка сворачивалась ещё крепче и задерживала дыхание. Несколько минут тянулись так же долго, как утренняя дорога от речки к дому - Маша считала по секундам, крепко зажмурив глаза. Когда голоса стихли, и снова раздался стук в двери, девочка приподняла одеяло и кончиком пальца отодвинула хлопковую занавеску.

   В комнате было тихо. Насколько позволяла увидеть щель между занавеской и стеной, людей тоже не было. Девочка спрыгнула с печи и уткнулась носом в окно. На улице ещё было светло, и она увидела тех самых трёх мужчин и свою бабушку. Татьяна Николаевна стояла, молча, опустив лицо так, будто шея её стала бескостной. Один из молодых солдат резко посмотрел в окно - Маша нырнула на пол, обхватив колени руками и смотря на небольшую щель под дверью. Она сразу вспомнила тёмно - серые глаза солдата, который утром прошёл мимо них - сейчас с её бабушкой тоже стоял он.

   Минуты снова тянули мысли об отце, бабушке, матери и Анюте. Что будет дальше, невозможно было даже предположить. Маша вспомнила, как в любой ситуации они с Аней придумывали несколько различных итогов. Сейчас же в голову не приходило ничего, кроме шума ветра, взрывов и чьих-то криков - сон посекундно возвращался в памяти девочки. Полы в прихожей заскрипели, но Маша не поднялась.

   - Будь, что будет, - прошептала она, в ожидании глядя на ручку входной двери.

   Кто-то отошёл к стене, пропуская второго вперёд. Дверь тяжело открылась, и в комнату вошла Татьяна Николаевна. Маша вскочила на ноги, подбежав к бабушке, и крепко вцепилась в подол её изношенного синего платья.

   - Полно, полно, маленькая, - успокаивала она, гладя тонкими ладонями волосы девочки, - живы мы, а это главное. Проведи гостя к столу, - она подняла Машу на ноги и слегка подтолкнула в сторону двери, где стоял тот самый солдат с тёмно-серыми глазами, - не стой, как пришитая, проведи и ко мне на кухню.

   - Проходите уже, - буркнула Маша, громко сглотнула и рукой указала на стул в центре комнаты. Солдат прошёл и молча сел.

   Убедившись, что выполнила бабушкин наказ, девочка юркнула в дверной проём и пытливо посмотрела на бабушку.

   - Что смотришь? У нас он будет жить. Их всех, этих немцев, по нашим домам распределили - к кому одного, к кому двоих, - Татьяна Николаевна нахмурилась, потом взглянула на внучку и попыталась улыбнуться, - накормить надо бы. Помогай.

   Весь вечер прошёл в напряжённой тишине - бабушка предупредила не говорить, ни задавать вопросов о немцах и происходящем. Маша лишь послушно кивала после каждой просьбы бабушки. Несколько раз она, молча, стояла у стены, разглядывая немца, отчего всё больше прорастала мысль о том, что уж он-то точно не причинит им вреда. После ужина немец посмотрел на Татьяну Николаевну и сказал:

   - Йохан, - с лёгкой улыбкой он коснулся своей груди ладонью и повторил, - Йохан.

   Татьяна Николаевна недоумённо смотрела на него, не зная, что ответить. После того, как солдат снова повторил своё имя, Маша прошептала что-то бабушке и ответила:

   - Маша, - так же, как это сделал немец, она указала на себя ладонью.

   - Маша, - со странным акцентом повторил Йохан и посмотрел на Татьяну Николаевну, которая смотрела то на него, то на внучку широко открытыми глазами.

   - Татьяна Николаевна, - пробормотала она и кивнула. Немец повторил, неуклюже сломав несколько слогов. Маша рассмеялась.

   - Нет! Татьяна Николаевна, - после нескольких попыток выучить имя бабушки с новым знакомым, она довольно улыбнулась, - теперь лучше, - девочка зажмурила глаза и зевнула. Йохан удивлённо посмотрел на Татьяну Николаевну и поднялся со стула, что-то говоря на своём немецком и пытаясь  что-то выяснить. Когда Маша зевнула в очередной раз, он увидел печку, отодвинул занавеску и указал туда. Не долго думая, девочка пожелала доброй ночи и легла спать, с трудом взобравшись на печь.

   - Будь, что будет, - снова прошептала она и уснула.

   Всю ночь Татьяна Николаевна не могла уснуть, беспокоясь за внучку и время от времени поглядывая в комнату, где на её кровати спал молодой солдат. Она не могла доверять врагу так легко, как Машенька. На то было множество причин, о которых не знал никто из деревни, а внучке и вовсе незачем было знать. Ведь, может, посыльный ошибся, или ошиблись с фамилией на заставе.

   Очередное утро разбудило Машу ещё до восхода солнца. Она открыла глаза, пытаясь понять, сном ли был вчерашний день, или всё случилось наяву. За окном белел рассвет, тихо скрипели стволы яблони и вишни. Девочка открыла занавеску и увидела на бабушкиной кровати солдата в серой форме.

   - Не сон, - она обмотала шарфом шею, обула сапожки и вышла во двор, глядя на дверь дома Ани. Странно, что её подруга до сих пор не вышла.

   Девочка облокотилась на деревянную стену дома и прикрыла глаза, пытаясь вспомнить имя немецкого солдата. Когда нос начал сильно замерзать, Маша подумала, что Аня не выйдет, и вернулась в дом - бабушка всё ещё спала. Она тихонько прошла через комнату и села у окна, смотря на дверь Аниного дома, но никто не проходил даже мимо окон.

   День прошёл молчаливо и одиноко. Маша сидела на печи и перебирала крупу, потом смотрела в окно через дорогу, снова принималась за дело. К вечеру вернулся солдат, ушедший в обед с несколькими немцами. Всё повторялось несколько дней подряд. Аня так и не выходила из дома. Лишь однажды она прошла мимо окна прихожей в сторону двери, но Антонина Прохоровна тут же вернула её в комнату. Длинные вечера в молчании утомляли больше, чем весь день в работе. Временами где - то в лесу раздавались выстрелы - в такие минуты сердце Маши больно сжималось. А каждый раз, когда Йохан возвращался в дом, она стояла, облокотившись на стену, и смотрела в его глаза. Или ей казалось, или было так, в самом деле, но взгляд его становился всё тревожней, и выглядел он подавленным. Она не могла говорить с ним, не зная языка. Но, временами, хотелось сказать что-нибудь, или же спросить.

   На шестой день пребывания немцев в их деревне,  Маша проснулась чуть позже, но Йохана уже не было. Она снова вышла на улицу, ожидая подругу. Солнце лениво поднималось из-за леса. Неожиданно хлопнувшая дверь заставила Машеньку оторвать взгляд от утреннего пейзажа - на пороге дома напротив стояла её подруга Аня и широко улыбалась. Несколько секунд девочки смотрели друг на друга, а потом со всех ног побежали в сторону речки и там уже стали обнимать друг друга, расспрашивая о том, как жили всё это время, теребя волосы и морщась от уже поднявшегося солнца. Аня рассказала, как заболела, как распределённый к ним немец занял комнату, а их выгнал в прихожую, о том, как каждый вечер к нему приходили другие - пили, смеялись, приставали к матери, даже били её. Маша слушала, дрожа и от холода, и от страха за подругу. Йохан был совсем другим - он ни разу не обидел ни её, ни Татьяну Николаевну.

   - Если бы можно было забрать вас в наш дом, - уткнувшись носом в колени, пробормотала Маша.

   - Мама хотела отправить меня к твоей бабушке, но у немцев списки, которым строго следуют все. Каждый день производится перекличка, - Аня была старше Маши на два года и многое понимала.

   После того, как пропел последний петух во дворе Василия Тимофеевича, девочки собрались по домам. По дороге к деревне Маша споткнулась о чёрный провод. Девочки заговорщицки переглянулись и побежали к сараю, где сейчас хранились  инструменты со всей деревни. Они быстро нашли топор и вернулись к тому месту, где видели провод.

   - А ты не боишься? - Аня неуверенно посмотрела на подругу.

   - У папы внутри такого же провода были цветные проводки. Ты же хочешь новые бусы? - Маша замахнулась и обрубила провод с одной стороны, - тяни! Нужно как можно больше, - вытянув длинный кусок провода из-под снега и земли, Маша обрубила вторую сторону.

   Весело смеясь, девочки пришли к Маше домой. Татьяна Николаевна посмотрела на внучку:

   - Откуда это у вас?

   - Нашли, Татьяна Николаевна, - Маша не успела и рта открыть, как выпалила ответ Анюта, и они обе сели за стол мастерить новые браслеты и бусы из разноцветных проводков. Но не успели они приступить к работе, как в двери громко постучали. Машина бабушка открыла дверь и вышла. Через несколько минут она вернулась, отобрав проводки у девочек и бросив их в растопленную печь.

   - Как же додуматься можно? Ну, куда твои руки тянутся-то? Хоть не узнали бы, что не партизаны радиосвязь обрезали, а две бестолковки! - она смотрела в печь на плавящиеся проводки, а Маша с Аней - надувшись, на Татьяну Николаевну.

   Снова раздался стук. Татьяна Николаевна загнала девчонок на печку и открыла дверь. Немцы кого-то искали, переворачивая простыни и стулья. Девочки сидели, молча выглядывая из-за занавески. Никого и ничего не найдя, немцы ушли, а Машина бабушка хмуро посмотрела на двух девчонок, недоумённо хлопающих ресницами. Все деревенские со страхом озирались вокруг, как-бы никто не подумал на кого-то из них. Маша не на шутку испугалась – видимо, важен был для них этот кусочек провода. Весь оставшийся день Татьяна Николаевна держала девочек в доме, время от времени поглядывая в печку.

   Ближе к середине февраля Йохану пришла посылка из Германии. Ещё в обед он поставил небольшую коробку на стол, выкладывая содержимое - яркие салфетки с ёлочками и снеговиками, маленькие жестяные баночки и пластиковые упаковки с плавленым сыром. Он с улыбкой посмотрел на Машу и предложил попробовать сыр. Девочка сосредоточенно набрала целую ложку и спрятала за щекой. В одно мгновение её лицо несдержанно скривилось - сыр, явно, пришёлся не по вкусу.

   - Как такое можно есть? - удивлённо посмотрела она на Йохана - тот лишь рассмеялся в ответ, достав из коробки и бросив на пол тёплые домашние тапочки. Он набрал ложку сыра, намазал на хлеб и, обуваясь, с удовольствием начал пережёвывать.

   Тогда Машенька и Татьяна Николаевна впервые попробовали вишнёвое варенье с белым орехом и ореховую пасту, которая показалась им слишком уж жирной и ещё много всего вкусного.

   Дни проходили по-разному - один тянулся, как паутиновая нить, другой - пролетал, будто чёрный ворон сквозь дым - вроде бы и был, а, вроде, и не было вовсе. За окном пела весна, заживляя зимние раны. Сидеть дома скучно, вот и решила ребятня набрать жестянок, которые немцы выбрасывали за мельницей. Пробравшись гурьбой, они направились к огромной куче, но не успели и подойти, как один из немцев их заметил и взял пулемёт. Оглушающая очередь прошлась по ногам детей. С криком все разбежались, да так, что следов не разобрать. Краем глаза Машенька увидела Йохана, стоящего недалеко и видевшего происходящее.

    - Мог бы и помочь, - стиснув зубы от обиды на него и схватив подругу под руку, потянула  домой.

   - На печи сядешь, успокоишься. Не дело это - Антонину Прохоровну лишний раз волновать, - Маша сама не на шутку испугалась, но Аню всю колотило и бросало в жар - не каждый день видишь собственную погибель.

   Дома было тепло. Татьяна Николаевна заварила траву и поставила девочкам на печь, а сама легла в кухне и задремала. Её разбудил шум в прихожей.

   - Маша! Что вы там сотворяете? - она поднялась с лежанки и вышла в комнату, но удивилась, увидев обеих девочек сидящими на печи. Снова раздался грохот и звон, - да кто там? - дверь с шумом открылась, и в комнату вошёл Йохан, держа охапку жестяных банок и неловко улыбаясь. Сколько же радости было у девочек!

   У Татьяны Николаевны Йохан жил недолго - до того, как пришли русские войска.

   Маша снова проснулась от очередного кошмара. За всё это время она лишь слышала отголоски войны в сплетнях старушек, в пулемётной очереди где-то в лесу, да видела в глазах Йохана. Временами казалось, что он думает о чём-то похожем на её мысли. Вот и сейчас он сумрачно сидел за столом, держа над кружкой чая чью-то фотографию. Маша спустилась с печи и тихонько села рядом. Йохан слегка улыбнулся:

   - Мета, - тихо сказал он, показывая фотографию, на которой была запечатлена девочка лет шести с длинными золотистыми волосами и такими-же, как у Йохана, глазами. Маша улыбнулась в ответ. Йохан поцеловал фотографию и положил в карман у сердца.

   - Вы обязательно встретитесь, - тихо сказала девочка, смотря в глаза солдату. Йохан собрался что-то сказать, как вдалеке раздался вой сирены и прозвучали выстрелы где-то за мельницей. В комнату вбежала Татьяна Николаевна, радостно крикнув:

   - Наши войска на подходе! - но ту же осунулась, увидев глаза немецкого солдата. Несколько секунд она стояла в дверях, переводя взгляд с внучки на него и снова на Машу, - наши войска на подходе, - как во сне повторила она, вспомнив сына и внука, и похоронки с их именами, и только сейчас поняв, что этот молодой солдат заменил обоих. И пусть, что звучит как предательство! Йохан стал своим в чужом доме, - войска на подходе, - всё бормотала Татьяна Николаевна, собирая в серый походный мешок хлеб и воду, шерстяные носки и что-то ещё. Она судорожно натянула на немца свитер, который вязала всё это время для сына, продолжая что-то неразборчиво бормотать - молитву ли, или причитание. Маша стояла у окна, всматриваясь вдаль, где на горизонте разыгрался гром.

   - Спасибо, - с немецким акцентом произнёс Йохан, стоя в дверях, - Татьяна Николаевна, Маша, - он присел на корточки, а девочка подбежала, крепко обняв солдата за шею.

   - Для Меты! - она протянула ему свою единственную игрушку - серого медвежонка.

   - Спасибо, - снова повторил он, поднявшись.

   - Беги, сынок! - Татьяна Николаевна встревожено махнула рукой, выйдя с ним за дверь, - беги.

   Маша прилипла к окну. Ветер приклеивал вишнёвые и яблоневые лепестки к мокрому от дождя стеклу, не давая возможности разглядеть быстрыми шагами уходящего Йохана. Мимо окон проносились русские солдаты, вокруг гремели взрывы снарядов и раздавались выстрелы, падали убитые солдаты. Всё сливалось в одну мрачную картину. Жители деревни с криками прятались в домах, подвалах. Лишь в одном доме теплился свет свечи, а у окна стояли пожилая женщина и девочка лет семи. Дождь омывал всё новые и новые лица, искажённые болью и страхом. Сквозь струи этого дождя Татьяна Николаевна увидела лежащего в грязи серого медвежонка - сердце снова больно сдавило - не уберегла...