Обед раздели с др да, с кем угодно раздели!

Обед раздели с др… да, с кем угодно – раздели!

– Штырлиць, вы – еврей!
– Шо?..
Грохот полусотни алюминиевых ложек о тарелки разом стих, и немая пауза повисла в столовке рейхсманцелярии: услышав возглас Хитле’ра, все разом подняли головы от горохового супа и уставились на Штирлица, забирающего как раз от кассы свой поднос с нехитрым обедом. Очередь из генералов и адмиралов штаба рейхсманцелярии отшатнулась от штандартенфюрера, как от чумного, а кассирша мадам Гретхен (объёмная немочка бальзаковского возраста) наоборот – подалась с интересом вперёд: Штирлиц всегда был её тайным фетишем. К тому же она давно мечтала разузнать всё о вопросе обрезания: как писали в газете «Дас Бундессекс унд махен-подмахен», постоянной подписчицей которой кассирша была уже двадцать четыре года – обрезание усиливало потенцию и выносливость мужчины, а ненасытная мадам Гретхен была поистине ненасытна! И тут, оказывается, такой случай – Штирлиц вдруг оказался скрытым евреем! Мадам облизнулась, представляя себе сцену нападения и овладения штандартенфюрером в подсобке…
– Таки я за вас базар понял, шо ви мне шьёте список Шиндлера, Адольф Алоизыч!? – с нажимом на драку набычился Штирлиц.
– Не, это я хотел без очереди пайку взять! – майнфюрер с этими словами подскочил к раздаче и схватил своими цепкими пальчиками ближайший поднос с супом.
– Адик – сука! – разом подумали генералы и адмиралы.
– Да, – победоносно сверху вниз кивнул Хитле’р соратникам по НСПГ, хотя большинству из них он был в лучшем случае по плечи, – потому я и ваш вождь!
Соратники развели руками и закивали, признавая бесспорное превосходство майнфюрера.
– Да, Штырлиць, займите и мне местечко!
– Блин, как же я теперь передам шифровку в Центр, – с досадой подумал полковник Исаев, пробираясь к своему заветному столику у колонны, – этот же гадёныш своим словоблудием и беспорядочным стуком всю передачу мне сорвёт!
Дело в том, что за этим столиком каждые понедельник и пятницу разведчик особым стуком ложки по тарелке передавал шифровки через сантехника в подвале под столовой, который как раз в это время с фонендоскопом в ушах якобы примостился проверить трубы центрального парового отопления.
– Штырлиць-Шмырлиць. – напевал, гундося, Адольф, семеня за широкими плечами штандартенфюрера. Два генерала, прекрасно зная хук с обеих рук Штирлица, поспешили быстренько прикончить пайку и слизнуть на работу, освободив столик.
Исаев и Адик уселись на свои места, и Хитле’р принялся в бешеном темпе поглощать суп, чавкая и плюясь – брызги полетели во все стороны! Зрелище было такое выразительное и скабрезное, что любому увидевшее сие впору было бы немедленное срыгнуть, но работники рейхсманцелярии уже давно прошли огонь, воду и все виды нечистот со своим предводителем, и им были нипочём милые ежедневные шалости Алоизыча.
Штирлиц в упор мрачно глядел на бесноватого вождя, а тот в пол-минуты уничтожил суп.
Хитле’р тщательно облизал ложку, потом по-собачьи тарелку и только после этого обратил внимание на соседа:
– Чё, не нравится немецкая еда правоверному иудею? – осклабился антисемит, – не кошерно?
Из окна дуло. Штирлиц встал и закрыл форточку. Дуло исчезло.
Как и его суп из тарелки.
Хитле’р сыто рыгнул и вальяжно развалился на расшатанном стульчике, тот жалобно скрипнул, но к досаде кое-кого из присутствующих – выдержал.
– Две пайки горохового супа: два, два с половиной куба газов, – с удовлетворением подсчитал в уме штандартенфюрер.
Но передачу никто не отменял – Центр ждал свежих разведданных. Поэтому Исаев, нисколько не смущаясь, заколотит ложкой по пустой тарелке.
– О, хип-хоп! – обрадовался Адольфик, тут же вскочил и пустился в пляс, высоко вскидывая коленками и крутя локтями. Несколько особо приближённых обожателей подскочили в круг и принялись подражать. Мадам Гретхен завиляла в такт круглым задним бампером, генералы в очереди срочно захотели пострелять из противотанковых орудий и столовка наполнилась топотом, чмоканьем, ритмичным звоном форменных цацек и наград, пыхтением и завыванием. В двух местах вспыхнули скоротечные потасовки между танцорами и чьими-то отдавленными ногами. Радость переполняла души присутствующих!
Утром Штирлиц получил ответную шифровку – в буфете на витрине особым образом были выложены баранки и баварские колбаски: Центр просил полковника Исаева не утяжелять шифровки матом и сообщал о повышении квартальной премии.
А в рейхманцелярии было пустынно – объявили газовую атаку, раздали грабли и выгнали всех на поверхность убирать опавшую листву в парке. Штирлиц воспользовался противогазом ПГ-42, в котором его никто не мог узнать, и беспрепятственно проник в буфет. Уничтожив шифровку: распихав баранки и колбаски по карманам, он обратил внимание на маленького человечка в большом не по размеру костюме-тройке, тихо рыдающего за одним из столиков в углу. Газы, судя по всему, никак не действовали на него. Присмотревшись, Исаев узнал в человечке министра пропаганды доктора Геббельса.
– Бу-бу-бу-бу-бу? – спросил штандартенфюрер у доктора.
А доктор Геббельс просто очень обиделся на Адика, что тот не пригласил его вчера на такой весёлый сейшн. Ведь все вокруг знают, что он всегда самый первый откликается на инициативы майнфюрера и поддерживает его в любом танце. И теперь отец шестерых милых деток, вдыхая миазмы гороха, лелеял планы строительства грандиозного крематория…
Вечером в «Элефанте», воспользовавшись прибавкой к денежному довольствию, штандартенфюрер пил пиво, закусывая пронесённой мимо официантов шифровкой Центра, и размышлял о странностях бытия: кому-то совершенно незаслуженно выпадало править половиной мира, а кому-то честно служить Родине и стать героем сотен анекдотов.

1-2 ноября 2011 года.
Москва – Новый Городок.

Продолжение следует…