Алдона. гл. из а. биогр. пов. Кружение лет

            

    В одной  половине коттеджа жили мы,  другую половину занимала литовская семья. Муж с женой и  тремя детьми.  Очаровательная, с длинной светлой косой, девочка чуть постарше меня и два мальчика, лет трёх и шести. Девочку звали Алдона. Первый раз, встретив отца и мать Алдоны, я услышал знакомую фразу:
- Гражюс бернюкас. (красивый мальчик).
Так-так, значит, я оказывается всё же и красивый. Я возгордился.
Однажды я, услышав за стенкой музыку, напросился к ним в гости и долго слушал проигрываемые на патефоне пластинки. Мы подружились. Девочка мне очень нравилась, но она была строга и свысока смотрела на меня, как на малявку, хотя была почти сверстницей мне.  Литовский язык ещё мною забыт был не  до конца, и я частенько поддразнивал её, напевая известную литовцам песенку:
Алдона, Алдона, поимкис капюшона,
И эйсим посклябона!
Ту буси мано жмона!
В переводе на русский это было приблизительно так:
Алдона, Алдона, возьми свой капюшон,
И пойдём к священнику!
Ты будешь моя жена!
    Услыхав эту песенку, Алдона начинала гоняться за мной.  Я долго уворачивался, но потом поддавался. Она шутливо била меня, приговаривая:
- Вот тебе, вот тебе Альгирдас! Прекрати петь эту песенку, а то я тебя буду всё время бить.
Но, похоже, ей нравилось моё исполнение. Однажды после беготни, я  вырвавшись из её рук, сказал:
- Ладно, я другую песенку спою, - и запел:
- Мачев дангу, мачев рою, мачев во балас бя кою… и т.д.
Едва услыхав её, она, покраснела и, вытаращив глаза, закрыла мой рот ладошкой: - Никогда!  Cлышишь, никогда не пой этой  песни! Это гадкая песня.
Мне оставалось только сказать:
    - Ну, Санта Мария, дяга Колвария! ( Ну, Святая Мария, горит Колвария!)
А предыдущая песня действительно была одной из хулиганских литовских песен. Литовская матерщина. Не удивительно, что эту чистую девочку, она так покоробила.
Наступила очередная зима. Навалило снегу. Я увидел катающихся на лыжах ребят. Юрка с Вовкой тоже встали на лыжи. У меня лыж не было и мне было очень завидно. Вспомнив, как я в Котельниче сам сделал самокат и проволочные коньки ,,Снегурки”, я решил сделать себе лыжи. Юрка достал мне две струганные берёзовые доски нужных размеров и толщины. Заострил их с помощью топора и, проварив, и распарив концы досок в кипятке, я загнул их на приготовленных колодках, и высушил. Лыжи готовы, правда, без желобка. Осталось приделать крепления из ремней.
 И я присоединился к друзьям. По накатанной лыжне можно было ехать, хотя ноги немного расползались в сторону. Но мы лихо катались с высокой горы, которая называлась Лихорадкой. И впрямь, впервые поднявшись наверх её, меня охватила оторопь, и от страха затрясло. Лыжня, проложенная взрослыми парнями, любителями ,,экстрима”, пролегала от самой вершины и по узкой просеке-коридору, между сосен и кедров, стеной возвышавшимися по обе стороны, узкой ленточкой, сужалась внизу до ниточки.    Я так и не решился съехать вниз с самого верха.
Сначала приспособился кататься с небольшой высоты, потом повыше. Через некоторое время начал съезжать  с середины горы   довольно уверенно. Главная фишка была в том, что от подножия горы до высоченного обрыва к реке, было метров семьдесят всего. Но при хорошем разгоне, эти метры пролетали мгновенно. И тут уже надо было обладать большим мастерством поворота на скорости или уменьем затормозить. Ну, если кто-то не мог погасить скорость во время, приходилось просто падать. Падать на ровном месте лучше, чем кувыркаться ещё и с обрыва. Надо сказать, что нападался я вдосталь, иногда грохаясь на  самом краю обрыва. Но воспоминания об этих экстремальных катаниях, остались самые замечательные. Хорошо хоть башку не  расколотил во время падений, или руки-ноги не повывернул, не переломал.