Отпор не дала, почему?

   В Кишинев, как и в другие города СОЮЗа, после войны распределяли детей  сирот и обездоленных судьбою.  Родственники  разыскивали  их  на уровне  правительства, комиссий разных, радиовещания и прессы. Волнений сколько перед встречей,  нашлись, обнялись!   В нашем представлении встреча, то радость  со слезами на глазах,  как дальше сложатся их судьбы,  на тот момент не очень беспокоит.  Радость без печали не бывает. Не любим мы печальные моменты, так почему-то повелось, стараемся не замечать и превращаем их в секреты.
Родители Сергея и Ангелины (16 и 15 лет) приехали из Ленинграда.
 Двенадцать лет разлуки между ними, всего двенадцать, а  дочь и сына не признали. Возможно ли такое?  Мама  свидетелем была, когда при встречах, вдруг, появляется преграда,  разум не готов принять, непонимание событий,   множество причин, а суть одна,  родство исчезло или  притупилось.  Мы обвинять привыкли, что за родители такие!
Из блокадного Ленинграда, беременную мать (Светлану) с детьми увозят на Урал. Рождение, смерть ребенка и без того ослабленное тело лишают сил, болеет долго. Сергея с Линой соседи отвезли в приемник,  распределение в Саратов. Путаница при оформлении, глуховатая соседка свою фамилию диктует. Сергей, на тот момент,  смышленый мальчик, в Саратове назвал  родную, её и приписали в скобках. В дальнейшем, приписка исчезает. Отец (Кирилл)  прослеживает путь, та женщина еще жива, каждое слово  и шаги заносятся в тетрадь.
Расходятся пути детей,  Сергей в Одесском детском доме, Лиина в Подмосковном.
Голод.  Жители  близ лежащих сел  Одессы,  пытаясь сохранить детей, их оставляют рядом с детдомами.  В одном из детдомов Одессы, мать зятя моего, Лепшую  Анну Ефремовну, двух сестренок и маленького Ваню, старший брат Петр оставил на год. Мама,  умирая, просила сохранить детей. Новый урожай, приехали за ними, а младшего Ивана в чужие руки передали.  До самой смерти старший брат разыскивал меньшого брата.  В учетной книге запись, убыл в неизвестном направлении.
В  Одесских детдомах детей избыток, формируют группы, одну из них увозят в Кишинев. А в Подмосковье, особо слабеньких детей на солнышко и фрукты отправляют в тот же город. Судьба  рулетку поднесла, казалось бы, соединила вместе.

   Случай! В поисках подвижки! Тайно,  отец и мать для усмирения душевной боли, в Карелии посещают монастырь, живут в нем целую неделю. А тайно почему? Отец партийный,  под руководством сотни душ, контакты с Богом не уместны. Прощаясь, оставили тетрадь монахам, может они подскажут путь. Под Новый год звонок НАДЕЖДЫ.  Короткий разговор, всего семь слов.
   -Зацепка маленькая есть, ищите по фамилии соседки.

   Саратов. Отец не может на ноги подняться, он обессилил враз, с трудом четыре слова произносит:
   -Жене звоните, я нашел.
Женщина просит не спешить.
   -Сам разберись, мы насмотрелись здесь всего, такие несуразицы бывают, после радости  они здоровье истощают.

 О том, что Лина кровная сестра Сергей узнал, когда их вызвали и объявили, у вас родители нашлись.  В нём ненависть к сестре,  гулящую  ему не надо. Она к строителям сбегала, её искали, возвращали. Для трезвости ума лупили.  Нос скривленный, моргание глазами от воспитательной работы.

 За  12 лет пять раз на встречу выезжали,  шестая на пути. Мать смотрит на детей и отрицает принадлежность. Сережа мой в четыре года стихи читал и песни пел, был очень развитым ребенком, мы вместе с ним разучивали ноты. Вы не поверите, он буквы знал! Линочка, то ангел светлый, кудряшки, говорок красивый. Перед едой помоет ручки,  чистюличка,  посуду уберет, игрушки по местам разложит.
В сознании иные дети. Что поразило? Как объяснил отец, разительная внешность, неотесанность и грубость, у девочки потухший взгляд,  плевки под ноги... да многое чего узрели, но только не родство. Детей сопровождали воспитатель и  няня, она и выход подсказала:
-Есть фотографии, где малые они? Им покажите, узнают сами, устройство человека таково, и в старости себя ребенком помнит.
   Поездом родня передает пакет, в нем фотографии, где дети маленькими были и  виды прошлого жилья.  Десятки фотографий на столе, среди чужих, пять им принадлежали. Лина себя признала сразу, а Сергей внимание направил на предметы и Кузю, черного кота. Он описал, как Кузя в баловстве,  макнул свой хвост в кипящий суп, поэтому такой он куцый.

   Маме моей, судьба не безразлична,  переписка прослеживала сложный путь. Пополнение в семье, вроде бы радостная весть,   новорожденная Анастасия для брата и сестры, преграда.  Между собой не ладили они, а в нападении объединялись. Разнузданность границ не знала. Сюсюкаешься с ней, а нас вообще не признавала. Растерянность и оправдание, я с вами так же вот  возилась и так же ночи не спала. Слезы отчаяния, врачи, учителя, родня, пытались в рамках удержать. С Сергеем легче, определили в мореходку. Драки, неуспеваемость, неподчинение, исключение, восстановление.  Серьезный разговор с друзьями. Здесь редко у кого семья, скажи спасибо, есть опора. Первый выход в водные просторы и первые подарки, Лине тоже.
   Лина, потребовала отдельное жильё. Сестра по матери, к ним переехала,  отдав  в распоряжение  квартиру.  На вопрос, довольна ли ты, дочка, ответила:
- Двухкомнатную, младшей передашь?
Замужество, развод, третий мужчина за два года, рождение дочери, избитые слова и слезы,  пожили  бы вы  в детском доме! Слова, как флаг и пропуск к сердцу. Жалели, старались злобу ублажать.
   У отца друг, он  неотложно просит встречи. У друга верное плечо, блокаду вместе пережили, бок о бок до конца войны. В руках тетрадные листы. Трясутся руки, из глаз срывается слеза.
   -Нет, нет, все живы и никто  не помер. От  смерти ни куда не деться, её бы легче перенес. Читай, самой такое не по силам,    в доносах кто-то диктовал.
Что было  в них? Отец партийный ездил в монастырь, командировки много лет использовал в корыстных целях, в них занимался поиском детей. Увел из-под суда соседа, в больницу жену отвёз  на государственной машине…  Восемь листов,  писала Лина.
Два мужика сидят обнявшись,  прорвало их, как малые ребята плачут. Кирилл кричит:
-Ты понимаешь, до чего доходит, я в своем доме, при ней боюсь обнять свою малышку, чтоб душу старшей не тревожить!
 Секретарша  звонит женам. 
-Срочно и водку, водку захватите.
День тяжкий, забыться невозможно, в нем зародилось отторжение, Лина в гости, он одевается, уходит, сидит на лавочке и ждет, когда появится родная дочь, рукой махнет и скроется из виду.
Опять пришла, сегодня день получки и мать вручает ей подачку. Подходит к мужу,  умоляет:
   -Ну, пересиль себя, родимый! Детский дом,  неизгладимый след.
Жену он оттолкнул впервые.
   -Мы не живем, а существуем, упреки пулями летят и радость нашу убивают. В нас нет нужды,  когда поймешь, ты, наконец, что не она, а мы сироты!  Ластится, а  за спиной доносы!
Лина влетает в комнату, истерика и слезы.
   -Имею право на ошибку,  вы от меня избавиться хотите. Случится что, я сдам  сестру в детдом!
Отец выталкивает дочь за двери и запрещает приходить. Мать вновь в больнице. Сиделка, строгая старушка, провожая Кирилла, просила выслушать совет:
   -Женушка твоя со мною жизнью поделилась. Не понимает дочка вас, не потому, что  провинились. Ленивому удобно так, работа у неё так сяк,  ребенка мужу отдала,свекровь стара, с трудом малышку одевает. Не ей оказывайте помощь, а внучке и пусть при матери живет. Не усмехайся, ты при работе важный человек, а у меня  в народе сила. Не майтесь душами,   в самостоятельность пустите,  иначе не излечите от хвори. Светлана малая была, а в памяти осело, как старшая сестра  над матерью до  смерти изгалялась,  за то, что швейную машинку не дала,  не от богатого отца родила,  не те подарки поднесла. Наследственность не сбрасывай с учета.  Суд над родителями грешен,   вы  головы склонили перед ним. Ты муж Светлане или довесок,  фашистов бить не побоялся,  а защитить жену не можешь.
 
   Анастасии восемь лет, мама ушла и не приходит. Отец уехал, опора - мамина сестра, льет по ночам в подушку слезы. Во дворе детвора, на слова, вот мамочка моя приедет, Анастасии объяснили:
-Нет мамы у тебя,  её в земельку положили.
Отец вернулся,  соседи с переездом помогали.  Квартира государству отошла (такие были времена),  на новом месте, выбор предложили.

   Связь между нами не прервалась, под праздники,  мы  получали письма, в одном из них была приписка, Лине о местожительстве ни слова. Мама конверты  уничтожала, а письма берегла, я их под сундуком  хранила.
В ответных письмах, писала я, а мама диктовала, выразили сожаление, Лина по глупости творила зло, одной ей будет очень трудно.  Мы получили бандероль, в ней фотографии страниц последних записей Светланы. Перед операцией писала,  как тяжело дышать и ватными ногами двигать. Но, тяжесть эта не сравнима с душевной болью, длившейся годами. Жизнь поделила на отрезки. В первом -   любовь, родительское счастье. Во втором – война, разлука с мужем, младенческая смерть,  исчезновение детей, и бесконечные болезни. В третьем –  двенадцать лет сплошная переписка и поиски пропавших деток.  В четвертом –  ШОК. Страшнее не бывает, она не узнает детей, старается понять их и поправить. В  пятом – рождение Анастасии. Страх.  За жизнь её боится.  Кошмары снятся  по ночам, неведомая сила  ребенка постоянно прячет.  Шестой – она осознает,  последний. Неумолимо тают силы, не мужа просит, а сестру не оставлять Анастасию.

   Нежданное письмо, нам пишет Лина и просится на лето в гости. Лукавить не умеем, встречаться с ней, желания нет. Через месяц возникла на пороге, смеётся.
   -Не поняли меня, я не на шею прилетела, сама вас угостить могу. Мама писала  вам, мне можно письма почитать?
Отказ восприняла спокойно. Мы и представить не могли, за те три дня, что проживала, она обшарила квартиру. На полу лежала кочерга, ею сундук приподымала. Мы просим письма  возвратить. В ответ кричит:
   -Вы, матери чужие люди, а я ей дочь, родная дочь. Да, ошибалась, осознала.   Не любите меня? А, вы, святая? И если, да, так почему же за мужика с детьми пошли?  Не парень молодой вас взял, знать чести маловато было. О переписке позабудьте.
   Лину несло, в ней не было запретных тем и уважения к кому-то. Мать мямля, отец не предприимчив в жизни,  бывшие мужья –мурло,  тетя  через людей посылки шлёт, передает не деньги, вши. Зачем приехала?  Уезд отца затронул очень, и не само отсутствие его, не может допустить она, чтоб все нажитое добро досталось  младшей и Сергею. Адрес нужен. Она же дочь, родная дочь и внучка, тоже ведь родная!
   Уехала. А у меня вопросы к маме.
   -Отпор не дала, почему?
   -Тебе уроки подносила. Что в понимании твоем, отпор?  С ней уровнем одним сравняться, затеять ругань, выставить за двери? С подобными людьми ты не встречалась.  Они из берегов выходят, я в русло правлю,  не в то, к которому  привыкли.  Светлый человек, вступивший в бесполезный спор, теряется от наглости и хамства. Ругань, страдания и слезы не защита, очаг не  тушат, разжигают.
-А письма?
-Они под сундуком лежат.
   Осадок на душе, к свиданию  не была готова, оно прошлось по мне катком, загнало в угол жизненные силы.  Годы спустя, я осознала, какою  мудростью   владела мама, она меня от бед спасала, вела по жизни, уроки не пропали даром.

                ***
               
   Ленинград. Октябрь, дождливая погода.  Гостиница "Балтика", двухместный номер. Звоню друзьям. Ради них я «выбила» у шефа командировочных четыре дня,  три вечера смогу им уделить. Мотя, Ольга, Феня, Катя и их приемный сын Митюша, о них написаны воспоминания "Шестой цветочек, это мой".
   Записная книжка, глазами пробегаю Ленинградские адреса. Дядя родной, брат  отца, Ходырев Аркадий Александрович (генерал-майор саперных войск, блокадник с первых дней войны), дочь Светлана ровесница моя, усыновленный сын второй жены. Кроме моего отца, в семье родню не признавали. Приехала племянница из Перми по турпутевке, дядю повидать хотела,  жена ей сразу  заявила, места для ночлега нет. Я знала, где они живут, ул. Кронверкская, им не звонила и не заходила. Отец ушел из жизни рано, мы сообщили о кончине, на этом нить оборвалась.
  Два школьных друга, связь с ними долгою была,  в Кишинев летом приезжали. Лина, со словами,если надумаете адрес сообщить, вписала в книжку телефонный номер.
  Цифры машинально набрала и вздрогнула, услышав громкие слова:
 -Ангелина, да,  слушаю, не сопите, говорите.
 Я выдавила:
 -Здравствуй!
 Молчание. Память у Лины "завертелась", вспомнила голос, и выдала ответ.
 -Консуэло! Какими судьбами? Отца я и без вас нашла.
 
   Администратор, милая женщина,  в красивой форме, оформляет группу шведов.   Передаю ей ключ с запиской, прошу, муж с мамой могут позвонить, номер продиктуйте, меня не будет этой ночью.
В гостях. Родные лица и встреча долгожданная для всех. Митюше отдаю пакеты,  он трижды чмокает меня и выдает секреты.
   -Они там наготовили всего, сюрпризы тоже. Я с трех часов сижу не евший, не разрешали портить стол.
Мы обнимаемся, от радости глаза слезятся. Богатое у нас застолье и за год столько новостей! Обмен подарками. Мне подают  постельное бельё, не просто наволочки и пододеяльник, такое не понравится, не может! На каждом уголке  творение, из лоскутов и вышивки картины. Восхищаюсь:
   -Любимый мой  лесной мотив,  для  выставки работа!
-Чтоб оценить труды,  в ряды пошли,  народу набежало, стоит  сколько? Не береги, стирай, носи,  к приезду новое подарим.
Дубовые разделочные доски, на оборотной стороне лаком покрытые рисунки, опята на пеньке, ветка рябины,  небесный колокольчик выглядывает из сочной травки.  Восторг!
   -Митюша,  ты  художник!
Он соглашается.
   -Да. Когда приспичит, я художник, мы  все старались. Так для кого? Для миленькой тебя!
 Дверной звонок. Мотя кричит:
   -Кого несет? Незапертое, заходите!
Глазам не верю, на пороге Лина!
   -Ты, как меня нашла?
   -Таксисту наплела, забыла вещи, улетаешь, по номеру в  диспетчерской нашли.
   -Кто улетает, кто забыл?
   -Какая разница, нашла и ладно. Мне, что в дверях торчать?   Вас здесь много, на всех не хватит, такси не отпустила, я мигом.
Сумка на вешалке, сладости на столе, как вихрь ворвалась и исчезла.
   -Это Лина, я вам писала о семье.
Митюша возмущен.
   -Гнать надо, в три шеи гнать!  Испортила нам радость встречи.
Я обнимаю их, прошу:
   -Последние два года, мы получаем  от  её родни скупые строки поздравлений. Открыты были, вдруг замолкли, за нами не было вины. Там, видно, беды навалились.  Лина отца нашла, и с ним встречалась.  Если не против,  гостью примем, вы не встревайте,   беседу я сама устрою.

   В руках у Лины торт,  настойка рижская на травах и минеральная вода.  Распоряжается, как дома, поднос подайте для торта,   малые рюмки для настойки. Митюша  шепчет мне на ухо:
   -Ради тебя, я потерплю.
Лина смеётся. Смех больше на хихиканье похож, глаза моргают чаще, чем обычно.
   -Ну, что уставились, бабули? Да, вот такая я,  ни женщина, ни мать, ни дочь, короче говоря, говно. Решили  потерпеть, её же любопытство раздирает, как там папаша поживает и  мачеха моя. Да, да, родная тетя - мачеха моя!   Анастасия, она в тень тетки превратилась.  Сергей мать ни когда не обнимал,  а  мачехе,  целует руки. 
Бузила я, но мать не предавала. Она, единственно родная, другой не будет  у меня.  Отец,  при кортике и при погонах, как кошку, дочь вышвырнул за дверь, я этот случай не забыла.  Его уволили в запас, погибли люди на работе. Мать наша - красивою была,  тетка пройдет  и не заметят. Захомутала.  Квартирой одарила, я понимаю, почему. Нашла я их, в тот день Крещение было,они запомнят эту дату, я всем навешала кресты!

   Нарушив обещание, не встревать,  мне  Мотя  с Катей приказали:
   -К печке сядь,  для разговора не созрела, иные доводы нужны.
Лина встает и  молча движется к двери, Митюша преграждает путь.
   -Ты вторглась в нашу жизнь без спроса,  час битый слушали полив,  теперь послушай наши речи. Сядь! Не ровен час и  зашибу, соврать хозяйки не дадут, в психушке нашей я прописан. Здесь пять сиротских душ живут, что мы хлебнули, уму доступно вряд ли будет, но кое-что внутри осядет.

   Тот разговор не суд не походил, в нем пять сиротских жизней,  тянули из трясины шестую жизнь со схожею судьбою,  она сопротивлялась и вопила, выплескивая грязь наружу. Вопль накрывал меня с головкой,  мамины слова,  жизнь сиротин – счастлива редко,  хлестали больно. Передо мной "разделись" до нога, сиротство - страшная беда! И вновь я к встрече не готова,  росла под   маминым крылом, под ним добро, забота и защита. От жизни той, что за забором,  детей  сумела  отвести. А за забором жизнь иная,  закрытая от посторонних глаз.  По случаю, благополучие людское мосты наводит, когда отчет или ЧП.

   Десятилетия минули, а память возвращает вновь к событиям последней встречи.
Лина руками шарит по столу, хватает хлебницу  и запускает в Катину икону, в начале разговора, она её к груди прижала и ни на миг не выпускала. Крик, изменивший голос Лины:
   -Мне легче гадить, чем обнять! Я всех  люблю, отца и мать,  и мачеху, Анастасию, и ненавижу! Любовь и ненависть в обнимку, вам это чувство не знакомо?  В тринадцать лет нас привели в театр,  билетерша отвернулась и в трубку телефонную кричит, давай к дверям, детдомовские шлюхи прикатили. Я в паре с девочкой, ей десять лет! На нас все так и обернулись. Зубами впилась, прокусила руку, вместо защиты, воспитатель мне кулаком заехал в нос.
   -Ты не одна попала в душегубку. На Феню посмотри,  примерною была, тиха, скромна, учеба на отлично. Пока служил, любимого ждала.  Привел домой, знакомьтесь папа, мама, вот Феничка моя.  Отец за двери выставил с вещами, нам швеи   не нужны, за ними шлейф гулящих девок.  Она  кричит, я непорочна  и сыну вашему верна, и на работе достижения!  Слова, какая разница, молву людскую не отмоешь,  сгубили мать в ней и жену, так до сих пор и в «девках» ходит. Да ты в стократ её счастливей, сумела доченьку родить.  Дурь соки жизненные пьет, ослабнешь телом, есть к кому приткнуться. Но, жизнь, она ведь такова,  вложила – в старости получишь…

    Бой курантов,  счет новым суткам начался. В сон клонит. Там, где обычно мне стелили, спит Лина. Митюша за руку берет.
   -Ко мне пойдем,  снимай одёжку, Катюша приведет в порядок. Нежданный вечер получился, надолго разговоров хватит.
   -Я не сумела бы вот так, построить с Линою беседу.
   -То, не беседа,  а сражение за человеческую жизнь.  Не сожалей, тебе не надо. У каждого из нас есть имя, ты Консуэло – Утешение. Русская семья, вдруг называет именем далеким.  Не просто так даются имена,  мы меж собою говорили, тебя одели в правильное имя.
   -Ваш разговор пойдет на пользу?
   -По имени, она ведь Ангел. Я всяких видел, больных умом, калек, судьбою обозлённых, с подобным  встретился впервые. По письмам представлял беду, а наяву, страшнее вышло. Наш разговор клин вбил во право чужими судьбами вершить и пошатнул его основу.
   -Пришла на встречу, по имени ни разу не назвала, словами - пулями метала.
   -Как появилась на пороге, взгляд ненавистный усмотрели и не сегодня он родился. Тебя, родимую, прикрыли. В ней беса надо изгонять.
   -По паспорту ты Дмитрий, Митя, а, как  родители назвали?
   Впервые, от военных лет, он произносит своё имя.
   -Лёня, Леонид, так звали деда и прадеда, сестра рассказывала мне, прадед в экспедициях по найму хозяйством ведал, по тундре колесил, дед хлеб растил, писал картины. От имени далёк я очень.  Не слабый я, а памятливый. Былые годы ржут рассудок, сопротивляюсь, как могу.

   Утро. Завтрак на столе. Прощаемся, меня не выделяют, обеих  ровно обнимают.  Мотя наказывает Лине:
   -В монастыре отец и мать  оставили тетрадь, в ней записи, как вас искали,  там  побывай,  проси  на память, хворь одолеть тебе поможет.  Мы деньги на поездку сбросим. Спиртным не увлекайся, печатка на лице видна.

   На остановке длинный хвост, автобус мой, прощаюсь с Линой.  Кулак бьет по руке, разворот, крик вырывается наружу, бежит. 
Мужчина встречный, растопырив руки, на время бег остановил. Митюша рядом! Шел за нами.
   -Я прослежу,  я тоже криками лечусь, предметы бью, мне после легче. Люди, пропустите, она наш гость, в командировке, ей  очень надо, очень надо. 
Толпа внесла меня в автобус и усадила на сиденье. Женщина  наклоняется.
   -Утри слезинки, успокойся, вы, слышите, её догнали.
Вопросов мне не задают,  по людской цепочке летят слова, обнял, они шагают вместе.