День Правды Главы 15, 16

                Глава пятнадцатая
                (Антонина Петровна)

В моем сознании вспыхнула лампочка – сначала совсем тусклая, потом поярче. Я открыла глаза, но всё вдруг передо мной завертелось, и я куда-то провалилась.  По-моему только с третьей попытки мне удалось остановить этот вертящийся ускользающий мир. Выходит, я жива. Последнее, что я помнила, был звонок Кате. Значит, она пришла и спасла меня. Милая моя девочка. Я осмотрелась, но никого не увидела. Маленькая палата, белые потолки, белые кафельные стены и я, вся опутанная трубками и проводами. Где же Катя? Я хочу, чтобы она была рядом.

       На пороге появился крупный мужчина в зеленом халате и такой же зеленой шапочке. Маска болталась на шее, и он во все тридцать два зуба улыбался:

       - С возвращением!

       Хоть и не сразу, но я поняла, что он имеет в виду.

       - Всё так плохо? – спросила я, едва слыша свой слабый голос.

       - Было плохо, теперь опасность миновала.

       - Позовите Катю, - попросила я.

       Он продолжал улыбаться:

       - Это та красотка, что спасла вас? – Я кивнула, и он продолжил: – Она действительно спасла вас. Прежде чем отключиться, успела сделать вам укол. Ваша экономка привезла сюда разбитую ампулу и шприц, которые валялись  на полу, и на вашей руке мы нашли след от укола.

       Он еще что-то говорил, но я ничего не понимала. Что значит «прежде чем отключиться»?

       - Что с Катей?!

       - Не волнуйтесь, она понемногу приходит в себя. У нее были точно такие же симптомы, как у вас, но она молодая и здоровая, правда себе, к сожалению, укола не сделала. Сейчас опасность позади.

       Доктор сел на край кровати, посмотрел на приборы, потом спросил:

       - Скажите, чего и сколько вы выпили? Содержание алкоголя в крови, скажем так, приличное, причем, у обеих одинаковое, из чего следует, что выпили достаточно много, чтобы захмелеть, но слишком мало для того, чтобы угодить в реанимацию. Особенно это касается вашей помощницы, у нее со здоровьем все в порядке. Ничего не понимаю.

       - Может, это отравление? – осторожно спросила я.

       - Нет, на пищевое отравление совершенно не похоже, - уверенно заявил врач, - хотя ваша экономка тоже об этом упоминала.

       - Но ведь можно отравиться не только едой…

       Он задумался, потом нахмурился:

       - Похоже на передозировку сердечного препарата или на гремучую смесь какого-то препарата с алкоголем. Вы не слишком увлекаетесь лекарствами?

       Я не знала, что ответить, но был очень удобный случай кое-что выяснить.

       - Не помню, - промямлила я, - иногда могу и переусердствовать. Вы можете сделать анализ, чтобы это выяснить? Я заплачу!

       Он хмыкнул:

       - Сделать-то можно, отчего не сделать? Знать бы, что искать. Может, поможете?

       - Вы же сами сказали, на что это было похоже, - пробормотала я.

       Врач стал смотреть на меня с большим интересом, чем прежде.

       - Я так понимаю, что вы подозреваете, будто кто-то намеренно вас отравил, и хотите это проверить.

       - Нет, что вы! – воскликнула я, если можно назвать восклицанием мой слабый писк. – Ради бога, не вздумайте кому-нибудь об этом сказать.

       - Вы ставите меня в щекотливое положение. Если тут преступление, я просто обязан сообщить в милицию.

       Я уже жалела, что затеяла этот разговор, и не знала, как выкрутиться.   Врач в упор смотрел на меня, и я свой взгляд не отводила:

       - Да кто же поверит словам болтливой старухи!  Сначала сделайте анализ, а потом посмотрим.

       - Ладно, будь по-вашему, - немного подумав, сказал он. – Сейчас лаборантка возьмет кровь у вас и у вашей помощницы, но боюсь, это ничего не даст. Такие препараты быстро распадаются, а уже прошло не менее восьми часов с момента их приема.

       - И всё же сделайте это. Я умею быть благодарной.

      Раньше такие слова давались мне с трудом, и я произносила их с опаской, теперь же их воспринимают довольно благосклонно. Уже в дверях врач сообщил, что меня страстно желает видеть мой зять. Я вздрогнула. Впервые за долгие годы мне не хотелось его видеть. Я еще до конца всё не обдумала, но была не готова встречаться с ним.

      - Скажите, что сегодня ко мне нельзя, ни в коем случае. Хочу видеть только Катю.

      - Думаю, к вечеру она сможет вас навестить, - пообещал врач и скрылся за дверью.

       Этот разговор отнял у меня последние силы, и я закрыла глаза. Нужно было о многом подумать, но это было так тяжело, так больно… Нет, теперь я ни с кем церемониться не стану – мою девочку чуть не убили! Если анализы ничего не покажут, то в милицию обращаться не с чем, но я обязательно что-нибудь придумаю. Только надо немного отдохнуть.

       Почти весь день я спала, открывала глаза лишь во время процедур, и к вечеру мне заметно полегчало. Будто в награду за это меня навестила Катя. Она была бледной и осунувшейся, но вполне бодрой, а ее ясные глаза сияли, как обычно.

       - Ну, как вы тут?

       Она склонилась надо мной, и я, притянув ее к себе, поцеловала в щеку.

       - Спасибо, девочка, ты спасла мне жизнь.

       Она запротестовала, уверяя, будто нам обеим повезло, что Надя так быстро приехала и вызвала скорую. Надо будет Надю как следует отблагодарить. Нет ничего дороже жизни, а уж двух жизней тем более.

       - Ты понимаешь, что с нами произошло? – спросила я.

       - Врач намекнул, что надо меньше пить. Мне еще никогда так плохо не было. – Она села на кровать и взяла меня за руку: – Может, введем сухой закон?

       Я приподнялась:

       - Катя, хватит разговаривать со мной, как с ребенком!  Нас отравили, и ты прекрасно это знаешь.

       Она вздохнула и призналась, что тоже так думает и даже догадалась, когда именно это произошло. Мы отравились Гранд Марнье. Всем было известно, что это мой любимый напиток, но важнее другое – больше никто его не пил. Арнольд называл его смесью бульдога с носорогом, Тамара говорила, что это ни то, ни се – не коньяк и не ликер, «в общем, эклектика, как вы это любите». Я вспомнила перепады своего самочувствия в городе. Стоило мне куда-то уехать или уединиться в своей комнате, не выходить к столу, а следовательно и к любимому напитку не прикасаться, как всё налаживалось. Едва я возвращалась к обычному образу жизни, как тут же мне становилось хуже. Какой хитрый преступник! Ему не приходилось каждый раз рисковать, подмешивая отраву в питье, необязательно было находиться всё время рядом со мной, достаточно было лишь один раз рискнуть и отравить всю бутылку, а затем спокойно ждать, когда сработает. Похоже, с дозировкой он промахнулся, а может, я оказалась слишком живучей, но он в своем замысле не преуспел. Здесь, на даче, решил действовать наверняка, видимо, время поджимало. Тут бы всё сработало, если бы не Катя.

        – Как ты догадалась сделать мне укол?

        - Сама не знаю, почти ничего не соображала, действовала, как автомат. Пришлось сделать в руку, не было сил вас раздевать и переворачивать.

        Мои дальнейшие благодарности она мягко прервала, сообщив, что к ней заходил Виктор и сокрушался, что ко мне его не пустили, хотя заверили, что опасность миновала. Я на ее слова никак не отреагировала, а спросила, кто по ее мнению, нас отравил.

        - Не знаю, - как-то неуверенно ответила она.

        - Не скрытничай, говори, как есть. Дело зашло слишком далеко.

        И она, опустив голову, тихо сказала:

        - Эдик или Виктор.

        И тут же оговорилась:

        - Но это всего лишь мои домыслы, никаких фактов.

        Сердце у меня замерло. Именно это я боялась услышать.

        - Почему ты поставила Эдика на первое место?

        - Не хочется думать, что это Виктор, он мне симпатичен, - призналась она, - да и к вам очень хорошо относится.   Я слышала его разговор с Тамарой. – Еще вчера такое высказывание порадовало бы меня, но то было вчера.  Теперь слишком многое на нем сходилось, и из моих глаз заструились слезы.

        - Почему вы не возражаете? Он же у вас всегда был вне подозрений! – в недоумении воскликнула Катя.

        И мне пришлось рассказать о нашем вчерашнем разговоре. Когда Виктор зашел ко мне, чтобы попрощаться, я завела разговор об Арнольде и попросила в очередной раз помочь племяннику. Сначала он просто возмущался некомпетентностью и безалаберностью Арнольда, всуе упомянув и других родственников, потом попенял на мою излишнюю доброту и щедрость. Я терпеливо выслушала его, а потом заявила, что это мое окончательное решение и дальнейшему обсуждению не подлежит. Тогда-то он и сообщил, что наши дела сейчас не слишком хороши и свободных денег практически нет.

        - Поэтому ты не предоставил мне отчет за первый квартал?!

        Он кивнул и заверил, что к двадцатому мая всё образуется. На эту дату намечено подписание нового договора. Если это произойдет, то деньги появятся.

        - А если не произойдет? – хмуро спросила я.

        - Тогда я еще что-нибудь придумаю, кое-какие наметки есть.

        Я понимала, какое сейчас трудное время, многие испытывают трудности, а то и разоряются, но не думала, что когда-то это коснется меня. Наш бизнес такой надежный, а Виктор такой умелый управляющий! Он стал детально объяснять, что и как собирается делать, но -  то ли я слушала невнимательно, то ли он не умел объяснять так доходчиво, как это делал Сурков, но я ничего не поняла.

        - Антонина Петровна, вы мне не доверяете? – прямо спросил он.

        - Нет, что ты Витя! Просто я расстроена и не понимаю, почему ты мне раньше ничего не сказал. Я уже пообещала помощь Арнольду, неудобно идти на попятную.
Он сказал, что давно собирался всё со мной обсудить, но я плохо себя чувствовала, он боялся меня расстроить, надеясь самостоятельно разобраться со всеми проблемами. Пообещал наскрести необходимую для Арнольда сумму, но сказал, что все-таки считает, что нельзя бесконечно вытягивать Арнольда из долговой ямы. Ему давно пора внести коррективы в свою деятельность. Я была благодарна зятю и за заботу и за то, что обещал выполнить мою просьбу-приказ, так что мы расстались при полном взаимопонимании и любви. Правда, кошки на душе время от времени скребли, уж очень не хотелось разориться, но никаких претензий к Виктору  у меня не было.
Сегодня же, едва придя в себя, я помимо воли связала два события – неприятную финансовую ситуацию в бизнесе, которую Виктор от меня скрывал и за которую я рано или поздно спрошу с него, и мое отравление. Катя пострадала случайно, он знал, что она не пьет крепких напитков.

        После моего рассказа мы обе надолго замолчали, а слезы продолжали струиться по моим щекам.

        - Всё же не думаю, что отраву подложил Виктор, - прервала молчание Катя. – Может, это Тамара? Ей очень хочется стать хозяйкой в вашем доме.

        Я, конечно же, сразу ухватилась за эту версию, и мне полегчало. Пожалуй, завтра я с ним встречусь. Интересно, какими глазами он будет смотреть на меня?
Мы с Катей оказались в поселковой больнице в пятнадцати километрах от Антониновки. Надя оперативно сработала. После Катиного звонка сразу позвонила в скорую, а сама вместе с мужем на машине помчалась в усадьбу. Антоновка расположена на другом берегу реки и,  чтобы до нее добраться на машине, нужно преодолеть несколько километров. По счастью, мы забыли запереть дверь на засов изнутри, так что, открыв ее ключом, они беспрепятственно  вбежали в мою комнату, где застали страшную картину. Мы обе были без сознания. Я лежала на кровати, Катя на полу, возле нее валялась разбитая ампула и шприц. Надя не знала, как нам помочь и просто распахнула окна, чтобы было побольше воздуха. Слава положил Катю на диван. Скорая все не ехала, и Надя позвонила в ближайшую больницу и вызвала неотложку, пообещав их отблагодарить за оперативность. Да, Надя заслуживает не только благодарности, но и достойного вознаграждения.

        Я уже засыпала, когда в палате появился Виктор с Болотниковым, моим лечащим врачом, в сопровождении местного эскулапа. Виктор сразу подошел и поцеловал меня в щеку, а у меня слезы просто брызнули из глаз.

        - Ну-ну,- успокаивал он меня, -  всё самое страшное позади

        А я не отпускала его руку и ревела, как маленькая. Он сел на кровать и стал гладить меня по голове, а у самого губы дрожали.

        - Ну же, мамочка, успокойся!

        Он впервые так меня назвал, видимо, сам не заметил, как вырвалось, и я поняла, что никого ближе него у меня нет.

        - Сынок, сынок, - хрипела я, не в силах сказать что-нибудь связное.

        Местный врач с удивлением взирал на эту сцену, видимо вспомнив, что я совсем недавно не хотела встречаться с зятем.

        - Если вы сейчас же не успокоитесь, - строго сказал он, - я сделаю вам большой и страшный укол.

        Я улыбнулась. Некоторые врачи любят строить из себя строгих папаш и, как ни странно, иногда это срабатывает. Вскоре я успокоилась, и Виктор уступил место Болотникову.  Тот меня внимательно осмотрел, смерил давление, попросил результаты кардиограммы, так как от всех аппаратов меня уже отключили, и, пожевав губами, высказался:

        - С ней такое не впервые. Сердечко слабое, возраст немаленький, а мы, как и прежде, - он укоризненно взглянул на меня, - покуриваем, любим рюмочку пропустить…

        Мне захотелось его ударить. Конечно, в драку я не полезла, но решила, что в ближайшее время сменю врача.

        - Я бы с вами согласился, - осторожно заметил местный врач, - но дело в том, что вместе с Антониной Петровной к нам поступила ее помощница с точно такими же симптомами. Это молодая девушка с отменным здоровьем.

        Болотников недовольно передернул плечами. Его, столичное светило, поучает какой-то деревенский врачишка.

        - Не знаю, что там с этой девушкой, но с проблемами Антонины Петровны я хорошо знаком. Такое содержание алкоголя в крови, с которым она поступила в больницу,  для нее просто убийственно.

       Местный врач хотел возразить, но я кинула на него умоляющий взгляд.

       - А какой диагноз поставили вы? – спросил Болотников.

       Нет, ничего не говорите, молила я, и врач меня услышал и сказал, что подозревал отравление, но анализы его гипотезу не подтвердили. Болотников удовлетворенно кивнул и стал обсуждать с коллегой мое дальнейшее лечение. Виктор опустился рядом.

       - Извините,  у меня случайно вырвалось.

       Теперь я гладила его по голове.

       - Не извиняйся. Мне давно хотелось, чтобы ты так меня называл, и слово «сынок» мне очень нравится.

       Мы обнялись. Нет, ни за что не поверю, что меня Виктор отравил! Врачи вскоре удалились, а мы так и сидели, обнявшись.

       - Думаете, вас отравили? – Я кивнула. – И предыдущие ваши недомогания с этим связаны? – Я опять кивнула. – Но почему вы мне ничего не говорили?! – возмутился он.

       Милый Витя, ему и в голову не пришло, что я могла заподозрить его наравне с другими. Это лучшее доказательство его невиновности.

       - Боялась, что Тамаре расскажешь, а она другим. Ведь это делал кто-то из своих.

       - Да почему я должен ей рассказывать?!

       - Муж и жена – одна сатана.

       Он нахмурился:

       - Вы прекрасно знаете, что в нашем случае это не так.

       - Почему? Зачем ты на ней женился, если не любишь?

       Он ответил не сразу:

       - Теперь и сам толком не знаю. Наверное, хотел убежать от одиночества. Но от себя не убежишь.

       Мы надолго замолчали, и это молчание сближало нас лучше любой задушевной беседы. Я расслабилась, и мне ужасно захотелось спать, но было необходимо еще кое-что сделать. Во-первых, мы с Катей остались без телефонов, я попросила Виктора завтра их привезти. Во-вторых,  нужно сдать на анализ Гранд Марнье, насколько я помнила, в бутылке еще что-то оставалось. Виктор пообещал утром выполнить мои поручения, а сейчас ему предстояло отвезти Болотникова в город.

      - Лучше бы ты его не привозил, - сказала я.

      Он со мной согласился:

      - Самонадеянный индюк!

      На прощанье я ласково сказала:

      - Спокойной ночи, сынок.

      Он улыбнулся:

      - Спокойной ночи.

      На этот раз он мамой меня не назвал, но ведь дело не только в словах. Хотя и в них, конечно, тоже.



                Глава шестнадцатая
                (Катя)


        Я уже собиралась ложиться, когда ко мне в палату заглянул Виктор. Выглядел он довольным и будто углубленным в себя. С чего бы это? Я поинтересовалась, удалось ли ему пообщаться с Антониной Петровной.

        - Да, мы замечательно пообщались, - улыбнулся он. – Главное, она уже почти в норме. Несокрушимая женщина!

        Судя по всему, Антонина Петровна вычеркнула его из списка подозреваемых. Почему, интересно? К сожалению, наши телефоны остались в усадьбе, придется терпеть до утра, чтобы узнать новости. Впрочем, она такая переменчивая, что за ночь всё может измениться.

        Виктор держался очень дружелюбно, а мне никак не удавалось избавиться от холодка, который появился в моей душе после разговора с Антониной Петровной. Дела в бизнесе идут неважно, ему придется держать ответ перед владелицей, а она бывает очень крута. Он не может этого не понимать. А как бы всё упростилось, если бы ее не стало!

        Почувствовав мое не слишком приветливое настроение, он не стал долго задерживаться, но в его прощальном взгляде я заметила некоторое недоумение, так как наше утреннее общение было гораздо более теплым и заинтересованным с моей стороны.
Сегодня утром Виктор был первым, кого я увидела очнувшись. Он так обрадовался моему пробуждению, что я невольно ему улыбнулась, а он, казалось, был готов заключить меня в объятья, правда, ограничился тем, что пожал мою руку.

        - Вы такая умница! Буду вечно благодарен вам за то, что вы сделали.

        - А что я сделала?

        Я еще плохо соображала спросонья.

        - Во-первых, вы очнулись, и теперь с вами всё будет хорошо, а во-вторых, спасли Антонину Петровну.

        Думаю, порядок предпочтений можно было бы и поменять, но Виктор хорошо воспитан.

        - Как она? – спросила я.

        - Пока еще не очень, но прогнозы оптимистичные.

        За окном только светало, и я поинтересовалась, как он оказался здесь в такое время.

        Оказывается, Надя ему позвонила сразу после вызова скорой, и потом они все время были на связи, так что он подъехал прямо к больнице. Надя со Славой дождались его и уехали, утром им предстояла работа. Ему, наверное, тоже, но он об этом не упомянул.

        - Надо не меня, а Надю благодарить, - сказала я.

        - Я это уже сделал и сделаю кое-что еще.

        Он долго сидел у меня. Мы говорили о каких-то мелочах, но нам не было скучно. Только посчитав, что я уже достаточно пришла в себя, он спросил, как всё произошло. Я рассказала о нашей вечеринке, о легком приятном опьянении, которое как-то быстро переросло в потерю сознания. Он нахмурился, но больше ни о чем расспрашивать не стал. Днем он еще раз заглянул ко мне. К Антонине Петровне его не пустили, как он ни настаивал, что очень его огорчило. Тогда это мне показалось странным. Антонина Петровна умеет добиваться того, чего хочет. Только после разговора с ней я поняла, в чем дело – она не хотела видеть своего зятя. Теперь передумала.

        На следующее утро, не дожидаясь врачебного обхода, я отправилась к ней. Моя палата располагалась на первом этаже, ее – на втором и, пока я поднималась по лестнице и шла по коридору, мне казалось, что я попала в недавнее прошлое и нахожусь в запольской больнице. Обе больницы были построены в одно время и во многом похожи, даже желтоватый цвет стен был таким же, как в неврологическом отделении, где я работала и где лежала мама. Это де-жа-вю продолжалось вплоть до моего появления в палате Антонины Петровны.

        Она встретила меня радостной улыбкой, и я поняла, будто даже не только почувствовала, а увидела собственными глазами, что опасность действительно миновала. Правильно Виктор сказал: «Несокрушимая женщина!» Мы обнялись прямо, как мать и дочь, после чего она, не дожидаясь моих вопросов, безапелляционно заявила, что Виктор никакого отношения к преступлениям не имеет. Доказательств у нее не было, но это ее не смущало. «Он назвал меня мамой! - восклицала она. – Впервые! Нет, это не он!» Конечно, довод сильный, но вдруг с его стороны это просто расчет? А она и купилась, выболтала наши тайны, более того, попросила его отдать на анализ остатки содержимого злополучной бутылки. Это всё равно, что поручить козлу стеречь капусту. Кто поручится, что он отдаст на анализ содержимое именно той бутылки, из которой мы пили? Антонина Петровна моего скепсиса не замечала или не хотела замечать и воодушевленно говорила, что теперь с помощью Виктора мы непременно разоблачим преступника. А я про себя думала: Конечно, разоблачим, если только преступник не сам Виктор.

        Приход врача прервал нашу беседу, и мне пришлось убираться восвояси. В коридоре я столкнулась с Надей, и она показалась мне такой милой и родной! Я обняла ее и поблагодарила за оперативность, которая нас спасла.

        - Так что же произошло? – недоумевала она. – Антонина  Петровна, понятно, старая и больная, а с тобой-то что?

        - Врачи сами ничего не понимают, -  почти правдиво ответила я. – Наверное, чем-то отравились.

        - Но все было свежим! Гарантирую! – запротестовала Надя. – Мы покупаем самые свежие и качественные продукты!

        Надо было что-то ответить и успокоить добросовестную домоправительницу.

        - Знаешь, эти импортные напитки… неизвестно, из чего их делают.

        Надя облегченно вздохнула:

        - Это уж точно. А Антонина Петровна вечно пьет всякую дрянь, еще и тебя к этому приобщает.

        Сказав это, она смутилась, так как было не принято критиковать хозяйку, да еще в присутствии ее помощницы. Чтобы сгладить неловкость, Надя сунула мне в руки пакет с гостинцами со словами: «Это тебе». Еще два пакета остались у нее в руках. Я поблагодарила ее и отправилась в свою палату, надеясь, что меня выпишут из больницы прежде, чем я сумею справиться со столь объемистой передачей. Вскоре мне принесли завтрак. Многие отрицательно относятся к больничной еде, я же считаю, что для ослабленного болезнью человека это гораздо лучше, чем всякие вредные вкусности. Тут и доктор появился. Осмотрев и расспросив о самочувствии, он предложил выписать меня прямо сегодня. Разумеется, я не возражала. К больничной обстановке я привыкла, но мне еще не доводилось быть пациенткой и, признаться, новая роль мне совсем не понравилась. Скорей бы вырваться отсюда! Антонину Петровну собирались продержать здесь еще пару дней, на всякий случай, хотя ее здоровье уже опасений не вызывало.

        - Посмотрим, что у вас получится, - подумала я. – Если она решит покинуть сей кров, то никто ее не удержит.

        Насчет своего ближайшего будущего у меня были кое-какие сомнения. Антонина Петровна может воспротивиться тому, чтобы я покинула больницу раньше нее, и, в принципе, имеет на это право. Как бы она меня ни называла, я прежде всего сиделка, значит, должна находиться рядом с больной. Но не круглые же сутки! Сиделки работают по сменам.

       Не в силах выносить неопределенности, я отправилась к своей подопечной, застав ее в прекрасном расположении духа, в домашнем халате и сорочке. Надя обо всем позаботилась. Вопреки моим опасениям, Антонина Петровна не собиралась задерживать меня в больничных стенах, да и сама намеревалась вскоре выбраться отсюда. Поскольку Надя с Иваном прямо из больницы отправились на рынок в Гатчину, она посоветовала дождаться Виктора, чтобы он отвез меня в Антониновку.

       Переодевшись в цивильную одежду и получив документы, я вернулась к ней в палату. Виктор был уже там, только что появился.

       - Тамара подъедет после обеда, - говорил он. – У нее намечена важная встреча, перенести не удалось.

       Антонина Петровна молча передернула плечами, видимо, визит невестки не очень ее интересовал. Виктор протянул мне мой мобильник.

       - Извините, я ответил на один звонок, уж слишком настырным оказался абонент. Это был некий Михаил. – Он сделал паузу, а я покраснела. – Я сказал, что вы в больнице. Видимо, он не слишком в курсе ваших дел, решил, что вы там работаете, я ничего пояснять не стал. Он обещал позвонить позднее.

       - Спасибо, - выдавила я, пряча телефон в карман и чувствуя на себе его внимательный взгляд.

       - Рассказывай, что там с этой бутылкой, - поторопила  его Антонина Петровна. –Сколько там осталось – хватит на анализ?

       Тут выяснилось, что бутылка исчезла. Вчера после визита в больницу Виктор заезжал в Антониновку, чтобы немного передохнуть и привести себя в порядок. В доме была только Лиза. Она его покормила, после чего он пару часиков поспал, чтобы не уснуть в дороге. Он ничего не пил, так как был за рулем, поэтому в гостиную не заходил. Затем отправился за Болотниковым. Сегодня с утра он первым делом посетил гостиную. Там было чисто убрано, он перерыл весь бар, но бутылку с Гранд Марнье не нашел. Тогда пообщался с Лизой. Она опять была в доме одна, так как Надя с Иваном отправились в больницу, а потом на рынок. Выяснилось, что Лиза убирала в гостиной вчера во второй половине дня. Она сказала, что выбросила две пустые бутылки, но не запомнила, какие именно это бутылки и из-под каких напитков. Виктор хотел порыться в мусорном баке, но оказалось, что мусор сегодня утром увезли, «мусорка» приезжает рано. Мы с Антониной Петровной растерянно переглянулись.

       - Но ведь там еще что-то оставалось! – воскликнула она и вопросительно посмотрела на меня.

       - Вроде бы, - неуверенно ответила я. Воспоминания об окончании того вечера были довольно расплывчатыми.

         Выходит, опять никаких улик! А преступнику везет: бутылка пуста, прислуга выбрасывает ее, а за несколько часов до того, как ее могли обнаружить, мусор вывозят. Или же везение здесь ни при чем? Может, преступник сам обо всем позаботился? Но ведь в доме была только прислуга и Виктор! Опять он! Похоже, Антонина Петровна обладала телепатическими способностями.

        - Даже не думай об этом! – строго сказала она.

        - Это вы о чем? – заинтересовался Виктор.

        - Да так, о нашем, о девичьем, - закрыла тему  Антонина Петровна.

        В этот момент ему позвонили. Судя по всему, вопросов было много, но он  отвечал очень кратко: «Уже лучше. Опасности нет. Визиты нежелательны, она еще слаба». Потом передал трубку Антонине Петровне:

        - Это Вера Ивановна.

        Антонина Петровна разговаривала с ней таким слабым голосом, будто вот-вот потеряет сознание или заснет. Но было не так-то просто избавиться от настырной золовки. Закончив разговор, она рассмеялась:
 
        - На общение с Верой и впрямь нужно лошадиное здоровье. Но откуда она обо всем узнала, неужели ты сообщил?

        К этому преступлению Виктор был не причастен. Оказывается, вчера утром Лера приезжала в Антониновку за своими вещами, узнала о случившемся от Лизы и позвонила свекрови, а уж та разнесла эту весть дальше. После этого начались звонки Виктору. Он всем говорил, что к Антонине Петровне не пускают и запретил появляться в больнице, чтобы никого не нервировать. Но сегодня наверняка будут визиты.

        - Как-нибудь справлюсь, - не пала духом Антонина Петровна.

        - Только ничего не ешьте и не пейте из того, что они принесут, - предостерегла я.

        - Само собой.


        По дороге в Антониновку мы почти не общались. Виктору постоянно звонили, сотрудникам требовались его советы и указания, и он очень четко их раздавал. А я смотрела в окно и радовалась жизни. Весна мощно наступала по всем фронтам – новоявленная зелень облагораживала придорожный пейзаж, и ласковое солнышко пробуждало к жизни не только дикую природу, но и людей. Чем дальше мы удалялись от больницы, тем больше сил у меня появлялось.

        Мы подъехали прямо к парадному входу. Виктор предупредительно распахнул передо мной сначала дверцу автомобиля, затем входные двери. Нас встретила Лиза и тут же засыпала вопросами о самочувствии Антонины Петровны. Виктор заверил, что с ней всё в порядке, и она скоро вернется домой, после чего попросил подать чай в гостиную. Мне хотелось, прежде всего, помыться и переодеться, но он торопился на работу, а до отъезда собирался переговорить со мной, так что водные процедуры пришлось отложить. Лиза оказалась довольно проворной, и вскоре мы уже пили чай в удивительной гостиной Антонины Петровны. Времени на церемонии не было.

        - Кого вы подозреваете в отравлении? – сразу приступил к делу Виктор.
Этот вопрос нельзя было назвать неожиданным, но всё равно он смутил меня, и я отвела взгляд, пробурчав, что конкретных подозреваемых нет. Я боялась смотреть в его сторону, и этим выдала себя с головой.

        - Вы… подозреваете… меня? – тихо спросил он. Я молчала. – И она тоже?!
Я вышла из оцепенения.

        - Нет! Антонина Петровна любит вас, считает самым близким человеком, поэтому у нее вы вне подозрений, что бы ни случилось.

        Мне показалось, что он облегченно перевел дух.

        - А у вас?

        Поскольку разговор зашел слишком далеко, я решила высказаться начистоту:

        - Посудите сами. Кто больше всех выигрывает от смерти Антонины Петровны? – Вы! У кого больше всего возможностей, чтобы подложить яд? – У вас, так как вы живете с ней в одном доме. Куда пропала бутылка, из которой мы с Антониной Петровной пили, ведь кроме прислуги и вас никто в доме после нашего отравления не появлялся? Теперь сами делайте выводы.

        Наконец я осмелилась посмотреть ему прямо в глаза, и он взгляд не отвел, хотя выглядел еще более суровым и мрачным, чем обычно.

        - Ваши подозрения мне понятны, - произнес он. – Но что бы там ни было, я этого не делал! Вы говорите, что Антонина Петровна считает меня самым близким человеком, но ведь и она для меня тоже! Я просто не могу представить себе большего несчастья, чем ее смерть. Знаю, ее родня считает меня корыстным, думает, что я жду - не дождусь ее кончины. Но это не так! Хотите верьте, хотите нет, но мне не нужны ее деньги. У меня есть руки, ноги  и голова на плечах, я в состоянии заработать себе на жизнь. Кстати, у меня не такие уж высокие запросы в смысле материальных благ. Я работаю на нее не только из-за высокой зарплаты, но и из-за того, чтобы ее состояние не пошло прахом, найдется немало охотников поживиться за ее счет. Сейчас, правда, дела обстоят не лучшим образом, но я надеюсь справиться с ситуацией.

         Его пламенная речь произвела на меня впечатление, но от фактов и маленьких фактиков, о которых я не упомянула, никуда не деться. Он правильно истолковал мое молчание.

        - Теперь я понимаю, почему меня вчера не пускали к Антонине Петровне. Она не хотела меня видеть, - устало сказал он. – Вы не оставляете мне выбора. Как только Антонина Петровна окончательно поправится, я буду просить и даже умолять ее вычеркнуть меня из завещания. Хватит! Не хочу, чтобы наши отношения были замутнены подозрениями.

        Сильный ход, подумала я, помимо воли испытывая к нему уважение. А вдруг он искренен? Но кто тогда? Эдик? Но ведь его вчера не было в усадьбе, он не мог ничего сделать с бутылкой, да и Тася вряд ли стала бы его шантажировать, побежала бы к Антонине Петровне и обо всем доложила. Нет, не Эдик. А если не он, не Виктор, то кто?

         - А вы кого подозреваете? – спросила я.

         - В том-то и дело, что никого конкретно. Нет фактов.

         - А если без фактов, по интуиции?

         Он ненадолго задумался.

         - Интуиция молчит.

         После разговора с ним и моя интуиция пребывала в некотором замешательстве. Может, милиция отыщет убийцу Таси, и это наведет нас на след? Еще непонятная смерть Дениса… Меня смущала надпись на стене. Как-то уж слишком театрально. Может быть, у буддистов так принято? Надо бы это выяснить. Виктор обещал сегодня связаться со следователем и сообщить новости.

         - Всё же, советую вам не тратить свои интеллектуальные силы на меня, когда будете вычислять преступника, - попросил он. – Это не я.

         Я невольно рассмеялась:

         - Похоже на то.

         В общем, расстались мы вполне дружественно. После его ухода я взялась за расследование. Хотелось успеть переговорить с Лизой до возвращения Нади, так что водные процедуры опять пришлось отложить. Пропавшая бутылка очень меня беспокоила и не давала окончательно снять подозрения с Виктора. Антонина Петровна считает, что в бутылке что-то еще оставалось, хотя полной уверенности у нее нет. Я же вообще этого не помнила. Попыталась вызвать в памяти нашу вечеринку. Вот, Антонина Петровна держит в руках бутылку, в ней плещется коричневато-золотистая жидкость. Как я ни напрягалась, пустую бутылку или какие-то слова  вроде того, что «вот мы ее и прикончили», вызвать в памяти не удалось. Впрочем, это не значит, что мы этого не сделали.  А если предположить, что в бутылке что-то еще оставалось, значит, кто-то остатки вылил или попросту забрал бутылку с ее содержимым с собой. Подозревать в этом Лизу или Надю не было оснований. Опять оставался Виктор. Стоп! Вчера приезжала Лера!

          Я отправилась на кухню и взялась за Лизу. Судя по всему, она не отличалась наблюдательностью и хорошей памятью, но мало-помалу мне удалось выяснить картину вчерашнего визита Леры. Она появилась в усадьбе достаточно рано – часов в девять. На чем она сюда приехала, неизвестно, но это нетрудно выяснить у сторожа, вчера дежурил Слава. Лиза была в доме одна, Надя отдыхала после бессонной ночи. Итак, Лера вошла в дом и попросила позвать меня. Тут Лиза и сообщила о постигшем нас несчастье. По ее словам, Лера чуть в обморок не упала. Лиза отвела ее на кухню и предложила чаю, но Лера отказалась и попросила принести ей лекарство из коттеджа. Лиза быстро выполнила поручение и, вернувшись, застала Леру на прежнем месте, еще более бледную и расстроенную.

         Я поинтересовалась, какое именно лекарство принесла Лиза. Она этого не знала.  Лера попросила принести синий флакон из шкафчика в ванной, что Лиза и сделала, а надпись на флаконе была мелкой, а у Лизы при себе не было очков, так что она ее не прочитала.

          - Лера приняла лекарство? – на всякий случай уточнила я.

          - Наверное, - ответила Лиза. – Во всяком случае, она попросила воды, чтобы его запить.

          После этого, просидев на кухне еще несколько минут и опять отказавшись от чая, Лера ушла.

          Лера, Лера… Ведь у нее было время, чтобы сходить в гостиную и забрать бутылку. Лиза не помнила не только о том, каких размеров у Леры была сумка, но и вообще, была ли она у нее, так что хуже свидетеля и не придумаешь. Неужели это Лера? Лера, Лера… Было что-то еще, связанное с ней, что меня зацепило гораздо раньше. Зачем ей, больной, понадобилось так спешно приезжать в коттедж? Что такого она могла оставить?  Больная, простуженная Лера… Я ощутила волнение, будто предчувствуя скорую разгадку. Перед глазами предстало семейство Арнольда. Антонина Петровна расточает ласку и заботу:

         - Лерочка, где ты умудрилась так простудиться?

         - Она ноги промочила, - поясняет Арнольд.

         Промочила ноги… В ту ночь, когда кто-то ломился в дверь Антонины Петровны, пошел ливень, а наутро Лера не явилась к завтраку, так как простудилась. А возле двери натекла лужа… Зачем она выходила на улицу в такую погоду? Неужели для того, чтобы расправиться с Антониной Петровной?  Ей это не удалось, и она подсыпала яд в бутылку. Наверное, хотела спасти любимого мужа от разорения, надеясь получить наследство. Но, прощаясь с ними, Антонина Петровна ведет себя, как Санта Клаус, и Лера то ли устыдилась, то ли решила, что деньги от живой Антонины Петровны поступят быстрее, чем от мертвой, и захотела отыграть назад. Позвонила мне, убедилась, что с нами всё в порядке, предупредила об утреннем визите и явилась в усадьбу ни свет, ни заря. Она попросила Лизу вызвать меня вместо того, чтобы просто мне позвонить. Наверное, хотела замести следы, пока Лиза ходит за мной. Но она опоздала, спасительный план провалился. Однако она и тут не растерялась - бутылка исчезла. Теперь всё сошлось.

         Я взбежала на второй этаж и, оказавшись в своей комнате, рухнула на кушетку. Отравитель найден! Меня переполняли самые разнообразные чувства, и я не могла держать их в себе. Нужно было что-то предпринять, причем, немедленно. Как Антонина Петровна отнесется к такой новости? Вдруг Лера сейчас у нее? Нет, лучше об этом не говорить по телефону. Я обещала вечером навестить ее, тогда обо всем и сообщу. Однако на месте мне не сиделось, и я решила посоветоваться с Виктором. Во всяком случае, из отравителей его можно вычеркнуть, значит, у меня есть право на звонок.

        От возбуждения я говорила слишком быстро и путано, Виктор меня прервал, обещав перезвонить через несколько минут. Он был за рулем, движение на шоссе напряженное, так что собирался съехать на обочину,  чтобы спокойно поговорить. Вскоре он перезвонил, и я, сдерживая себя, чтобы не тараторить, всё ему выложила.

        - Вот видите, - усмехнулся он, - стоило мою персону оставить в стороне, как и другие версии появились.

        - Ну, и как вам новая версия?

        - Версия выглядит очень убедительно, но Лера… Как-то не укладывается в голове. Она кажется самой безобидной из всех.

        - Но факты! – вскричала я.

        - Насчет меня тоже были факты, и не менее убедительные. Но я этого не делал!
   
        Ведь могло быть и по-другому: вы с Антониной Петровной допили Гранд Марнье, Лиза выбросила пустую бутылку. Лера же приехала в усадьбу по своим делам, а, узнав страшную новость, плохо себя почувствовала и действительно отправила Лизу в коттедж за лекарством. - Да, вполне могло быть и так.

        Виктор посоветовал пока Антонину Петровну этой версией не будоражить.  По его мнению, убийство Таси и наше отравление связаны между собой, а заподозрить Леру в том, что она и Тасю прикончила, кажется ему просто дикостью. Это я как-то упустила.

        - А если они действовали на пару с Арнольдом? – предположила я.

        - Тогда Арнольд не стал бы во всеуслышание заявлять, что его жена промочила ноги в такой неподходящий момент, - возразил Виктор, – мог бы сослаться на сквозняки. Он, конечно, личность неоднозначная, но не дурак.

        Виктор обещал вечером заехать за мной, чтобы навестить Антонину Петровну и вместе с ней всё обсудить.  Возможно, к этому времени появятся какие-нибудь новости от следователя.

        После этого разговора я, наконец, добралась до ванной, умылась, переоделась, но на месте мне не сиделось. Несмотря на доводы Виктора, я продолжала подозревать Леру. А если нас отравила Лера, то кто убил Тасю? То, что не Лера, я не сомневалась, но тогда моя новая версия рассыпалась в прах. Как это ужасно всех подозревать! А бедная Антонина Петровна так живет уже несколько месяцев. Действительно, несокрушимая женщина!  Делать было совершенно нечего, читать не хотелось, а никаких новых сведений, чтобы выдвинуть еще какую-нибудь версию, пока не было. И тут я со стыдом вспомнила о Паше Соколове. Хороша благотворительница! Думаю только о том, что касается меня, любимой, а о больном ребенке забыла.

        Я отправилась в библиотеку и, включив компьютер, ознакомилась с электронной почтой. Бедных и страждущих в праздничные дни меньше не стало, за неделю накопилась куча писем, но я искала одно, и вскоре нашла его. Лариса Николаевна, врач Паши, писала непосредственно мне, а не Антонине Петровне. Паше стало хуже, и вчера его положили в районную больницу, но там нет возможности провести необходимое лечение. Она вчера не смогла мне дозвониться и написала письмо. Я тут же позвонила Антонине Петровне, и она дала мне добро на любые действия. Необходимые средства будут переведены с ее личного счета, Виктор в этом мне поможет. Как я поняла, Пашино состояние требовало немедленных действий, похоже, придется самой подключиться ко всем хлопотам. Но «добро» на это я не получила.

       - Пусть врач всем занимается, -  безапелляционно заявила Антонина Петровна, - возьмет отпуск и займется мальчиком, материальные потери я возмещу и о премиальных не забуду. Так ей и скажи и выясни, в какую сумму это выльется. – Сделав небольшую паузу, она добавила: - Ты сейчас нужна мне, и не только как сиделка.

       Я ее понимала, но всё же приоритеты у меня изменились. Несколько часов я провела в телефонных переговорах с Антониной Петровной, врачом, Виктором и координатором благотворительного фонда, с которым меня связала Антонина Петровна. Сельский врач не обладал необходимыми связями и информацией, чтобы быстро устроить Пашу в зарубежную клинику. В фонде не могли отказать своей учредительнице, тем более что лечение Паши будет проводиться на ее личные средства.

       Решив насущные организационные и финансовые проблемы, я перевела дух, но на этом не успокоилась. После обеда вместе с Иваном отправилась в районную больницу, чтобы навестить Пашу. Он был в ужасном состоянии – запавшие глаза наполнены слезами и никакой реакции ни на один вопрос, даже игрушки и гостинцы его не заинтересовали. У Марины глаза тоже были на мокром месте.

        - Я уже думала, что вы о нас забыли, - всхлипнула она.

        Я что-то пробурчала насчет того, что сама  сегодня выписалась из больницы, и сообщила о ближайших планах. Для того чтобы оперативно их осуществить, нужно, чтобы она всё время была на связи.

        - Но у меня нет мобильника, и денег на его покупку тоже нет! – продолжала всхлипывать Марина.

        Я отправила Ивана за телефоном, а сама между делом поинтересовалась насчет нового телевизора и починки крыши. Марина смущенно ответила, что телевизор купили, а до крыши руки не дошли. Чем, интересно, занимался ее муж в выходные? Впрочем, я больше ни о чем расспрашивать не стала, сейчас важнее другое – как можно быстрее отправить Пашу на лечение.

        Когда Виктор вечером заехал за мной, я уже еле держалась на ногах, недавнее отравление всё же сказывалось. Он это сразу заметил и посоветовал мне беречь себя. Его забота казалась искренней и была мне приятна. По дороге в больницу я с большим воодушевлением рассказывала о том, что удалось сделать для Паши. Виктор косвенно тоже к этому причастен, так как деньги на лечение должны поступить с его помощью.

        - Пожалуй, я пересмотрю свои взгляды на благотворительность, - сказал он, выслушав мою речь. – Такой подход к делу мне нравится: оказывать помощь конкретному человеку, а не абстрактному фонду, где большая часть средств тратится на содержание административного аппарата.

        - Зато у них есть связи, информация, консультанты, без этого никак, - заступилась я.

        Мы уже подъезжали к больнице, когда позвонил Михаил.  Сначала меня сковал смертельный холод, потом бросило в жар.

        - Катя, здравствуйте! Наконец-то я до вас дозвонился! С вами всё в порядке?

        Я слушала его завораживающий голос, который меня просто парализовал. «Собранье зол его стихия», - вдруг вспомнила я и пришла в себя.

        - Здравствуйте. Со мной всё в порядке.
Михаил предлагал встретиться сегодня вечером или завтра в любое время. Я ответила, что не получится, так как сейчас нахожусь за городом и в ближайшие два-три дня буду очень занята.

        - Но послезавтра я уезжаю на две недели в командировку! – воскликнул он.
   
        Неожиданно я почувствовала облегчение, встреча откладывалась.

        - Позвоните, когда вернетесь, - запинаясь, сказала я. – До свидания. – И повесила трубку.

        Меня бил озноб. Хорошо хоть успела попрощаться, правда, его ответа, кажется, не дождалась. Виктор исподволь поглядывал на меня, но ни о чем не спрашивал, и я никак не прокомментировала свой разговор. А что можно сказать? Что собираюсь встретиться с человеком, с которым была знакома всего несколько часов, что ему однако не помешало существенно повлиять на мою жизнь? И еще: этот человек, скорее всего, мошенник. Нет, о таком рассказывать нельзя.

       - С вами всё в порядке? – все же спросил Виктор.

       - Нет, то есть да, - путано ответила я, и дальнейшее наше путешествие прошло в полном молчании.

       Антонина Петровна встретила нас радостным возгласом:

       - Ну вот, я вас и дождалась, мои дорогие! Садитесь ко мне поближе и рассказывайте.

       Однако сначала мы допросили ее. Сегодня вся родня проявилась – кто по телефону, кто лично засвидетельствовал почтение. Первыми явились Вера Ивановна с мужем, потом Арнольд, затем Тамара. Лаура и Эдик отделались телефонными звонками. Антонина Петровна выглядела оживленной, однако это не скрывало ее бледность. Похоже, всё очень серьезно, подумала я, предыдущее отравление она перенесла гораздо легче. В чем тут дело - в дозировке, в количестве выпитого или на этот раз применили более сильное средство? Теперь, когда бутылка исчезла, этого уже не узнать.

       Я сидела на ее кровати, Виктор на стуле рядом. Антонина Петровна вдруг взяла нас за руки и воскликнула:

       - Как мне хорошо с вами! Вот так я и хотела бы провести остаток своих дней.

       Мы с Виктором изумленно переглянулись.



       Продолжение следует...     12.11.2011