10 процентов, или трудная дорога к людям

Россия и человечество. Эти две общности множество раз пытались слиться воедино, но безрезультатно. Так и до сих пор: мы отдельно, а остальные цивилизованные народы отдельно.

Почему мы никак не можем влиться в семью этнически родственных нам народов? Для прибалтов, например, это труда не составило: как от нас отделились, так уже и в ЕС. Вот Украина на пути туда же, - с запятыми, правда, но наверняка в нашем зазеркалье не задержится. Белоруссия демонстрирует общность с нами и некое мифическое «союзное государство» исключительно из-за нашего газа. Лукашенко в этом случае выступает как большая «ткачиха из Иваново»: что не лизнуть, когда выгодно. Закупать газ по рыночным ценам они не готовы. Будут готовы – тоже отойдут. Потому что европейцы должны быть в объединенной Европе, среди своих братьев. Не потому, что это некая мода, а потому, что это необходимость. Мир движется к интеграции, к общему рынку, общей валюте, к безвизовому режиму и общему рынку труда. Это удобно и экономически, и как ни крути.

А Россия как заговоренная. Петр Первый пытался, - так на полдороге и застрял. Сколько ни рубил тупых боярских голов, твердивших об «особом пути», так и не смог преодолеть этой темной всеохватной дури.

Большевики, сами отлично прижившиеся в Европе и прекрасно служившие в германской разведке за хорошее вознаграждение, поначалу напрочь отвергали патриотизм, и впервые выдвинули лозунг о «Соединенных Штатах Европы». Но дело дальше так и не пошло даже после того, как по Брестскому договору отдали Германии практически всю европейскую Россию. Не пошло. В самой партии большевиков сторонников большевицкой евроинтеграции после смерти Ленина быстренько перестреляли, и вновь, как и в царские времена, Россия противопоставила себя не только Европе, но и всему миру.

В истории случайностей не бывает. Даже если какой-то эпизод и кажется досадным случаем, вроде убийства Столыпина, - но это не так, и не надо строить иллюзий, что вот, мол, не выстрели подонок и слуга двух господ Багров, и Россия пошла бы другим путем. Отнюдь. Исторический процесс можно по инерционности сравнить с линкором, который человек, и даже сто человек, не могут сдвинуть даже на миллиметр. В истории все предопределено.

Много говорится о роли личности в истории. Да, она велика, но не надо ее переоценивать. Личность заметна только тогда, когда она стремится в направлении тенденции, а не наоборот.

Вот в один и тот же момент ничтожный догматик и недоучившийся студент Ульянов-Бланк-Ленин наложил такой отпечаток на историю, что мы до сих пор кашляем, а его однокашник Керенский, несравненно более умный, ученый и талантливый, сгинул под свист толпы, практически без следа.

Великолепный, умнейший и честнейший русский герой Александр Васильевич Колчак, о котором я мечтаю еще написать, был зверски убит откровенной мразью, так ничего и не успев сделать, а вертлявый и беспринципный прапорщик Тухачевский (тьфу, даже фамилию его полчаса силился вспомнить!) стал маршалом. Правда, подельники потом все равно ему стерли ноги до заду, но это уже отдельный разговор.

Всемирно признанный первооткрыватель генетики, «солнце мировой биологии», академик Вавилов умер от голода и пыток во Владимирском Централе, а вор, мелкая уголовная шушера, малограмотный г-н Лысенко стал главой Академии.

Примеры можно приводить до бесконечности. Начиная с Рамзеса с Эхнатоном. А причина этому несоответствию уровня личности и места ее в истории - проста. Линкор ногой не остановишь.

Увы, исторический процесс имеет направление и скорость, которые сложились из миллиардов более ранних событий. Человек в них – один из тьмы атомов, не более.
Я не говорю, что не надо противопоставлять себя негативному историческому тренду. Надо. Бороться со злом надо всегда, даже в камере смертника, как это делали герои от полярника-флотоводца Колчака до простого учителя из Варшавы Януша Корчака, шагнувшего с детьми гетто в нацистскую газовую камеру. Герои не умирают, и их подвиг история вспомнит потом. Когда сменится тренд, - вспомнит, и от того ускорится.

Вот тот же Петр Аркадьевич Столыпин. Как большевики ни мазали его грязью, а когда они с позором сгинули, развалив страну, Столыпина вспомнили. И его реформы были проведены. В Прибалтике. У нас - ограничились поговорить.

Ну хватит о личности. Как сказал один умный человек: с чего это мы взяли, что мы цари природы, мы такая же ее часть, как и все остальное.

Почему же все же «особый путь»? Почему Россия не может идти вместе со всеми?

Чтобы ответить на этот вопрос, заглянем в историю. Что же там предопределило эту нашу неспособность воспринять европейскую цивилизацию и, соответственно, судьбу России претерпевать один распад за другим, пока не произойдет последний, после которого о России уже будут вспоминать только историки.

...В древние времена, вытесняемые кочевниками со своих исконных,  пригодных для жизни южных земель, русские, не желая защищать свое отечество, уходили все дальше на Север, где индивидуалистская философия, свойственная остальным народам, означала бы неминуемую смерть. Только взаимопомощь, взаимовыручка, стадный инстинкт могли помочь в таком суровом климате, особенно в годы неурожая и бескормицы. Вот тогда-то сложилась община и связанная с ней национальная идентичность. Благодаря общине и круговой поруке русские смогли выжить там, где цивилизация западного типа в те времена была в принципе обречена на гибель.

Жизнь в условиях «первобытного колхоза» породила и оригинальную ментальность, наложившую отпечаток на судьбу и историю страны. Ментальность, которая и вызвала, в свою очередь, неспособность к интеграции с европейскими народами, «особый путь России» в никуда.

Начиная с Соловьева, введшего в оборот понятие «русская идея», многие мыслители пытались определить феномен русской национальной мысли и традиции. Согласно Соловьеву, «русская идея есть не то, что русские думают о себе во времени, а то, что Бог мыслит о России в вечности», т.е. некая трансцендентальная категория.

Но... Как писал мой любимый Саша Черный: «В книгах гений Соловьевых, Гете, Гейне и Золя, а вокруг от Ивановых содрогается земля». Идея на практике оказалась не столь уж и святой, скорее жутковатой. Бунтарской. В том числе и против Бога.

Шпенглер определял русскую идею как «Апокалиптический бунт против античности».
Следствием апокалиптического мировосприятия является  мессианство и максимализм русского национального менталитета.

Католическая вера, построенная на принципах Аристотеля, обусловила рационализм и прагматику мышления западного человека. Как говорил Бернштейн, «Движение всё, конечная цель ничто». Православная вера, заимствованная у Византии и построенная на принципах Платона, в немалой степени способствовала иррационализму и футурализму русской мысли. Русский человек никогда не жил сегодняшним днем, он всегда выступал строителем некой утопии, будь то Православное царство или коммунистический рай на земле.  И при этом постоянное ожидание конца света, Апокалипсиса.

 Зачем развивать технологии, обустраивать быт и накапливать финансы, если завтра всему этому суждено погибнуть? В советский период тезис о конце света трансформировался в доктрину о «конце истории» - построении последнего и абсолютно совершеннейшего общественного порядка.
 
Из представления о богоизбранности страны и проистекало русское мессианство: функциональное предназначение России усматривалось в спасение всего мира. Мессианство большевиков являлось лишь трансформацией православного мессианства. Большевики приносили Россию в жертву мировой революции. В крестьянской, полуфеодальной стране введение социализма было глупо и преждевременно, но русская революция, по их задумке, могла выступить катализатором истинно социалистической революции на Западе. Идея спасения «загнивающего» западного мира предопределяла внешнеполитическую концепцию российского государства на всем протяжении кровавой большевистской диктатуры.

На Западе же возникший как реакция на эту концепцию комплекс страха перед «русским медведем» породил русофобию, в менталитете западного человека не изжитую до сих пор. Попробуйте, например, устроиться на работу в Германии, имея российский паспорт.

В отличие от еврейского национального мессианства, русское мессианство носило космополитический характер, форму самопожертвования во имя вселенского блага. Именно в соответствие с этой формулой русские в СССР были самым нищим народом, местами даже не знавшим электричества, а в национальных республиках строились дворцы сказочно шикарного метро. И после этого СССР еще называют «империей»!

Русская мысль отличается максималистским характером, категоричностью суждений. Черно-белое восприятие Добра и Зла не оставляет места для толерантности, а потому компромиссы воспринимаются как дьявольская уловка потворства злу. То, что на Западе лишь подвергали сомнению, в России тотально отрицали. На Западе теория Дарвина являлась одной из многочисленных гипотез, в России же она приобрела форму религии.
Белинский на полном серьезе заявлял, что готов умереть «за единый аз гегелевского учения», не прочтя при этом из трудов Гегеля ни строчки. Экзальтированное, почти медитационное состояние русских интеллигентов при восприятии ими общественных наук предопределило трансформацию последних в религиозные доктрины. Ярчайшим примером тому является марксизм. В принципе нормальное политэкономическое учение, во многом способствовавшее созданию социалистических обществ, например, в Швеции, марксизм в России менее всего был наукой, содержав в себе все атрибуты ультравульгарного и фанатичного религиозного учения. А сам Карл Маркс представлялся как некий современный Саванарола, изгоняющий бесов капитализма. «Вечно живой» же г-н Ульянов являлся пошлой карикатурой на древнеегипетского Бога солнца Ра. В одной брошюре, написанной и изданной, кстати, при его жизни, каким-то страшно невежественным субъектом, чего-то там комиссаром, ему возносились такие славословия, какие не доставались и восточным падишахам. Даже то, что предмет столь пылкого обожания импотент, ставилось ему в заслугу. Интересна формулировка: он, якобы, таким образом экономит «половую энергию» - наиболее важную, по мнению автора, из энергий.
Врал комиссар, импотенты от сифилиса не умирают.

И вообще, поражает чудовищность любви русского человека к начальству. Впрочем, и легкость перехода ее в ненависть. Наверняка пословица о близости этих чувств родилась именно в России.

Манера русского мышления есть гремучая смесь из анархизма и общинности. Не приемля политический анархо-синдикализм западного образца, русская мысль постоянно тяготела к анархизму, как абсолютному ниспровержению любого порядка. Русская природа раздолья формировала психологию бунтаря, не терпящего формальной ограниченности, как в сфере права, так и в сфере мышления. Государство считалось чужеродным феноменом, привнесенным немцами, татарами, греками и, конечно же, евреями. В отличие от западного, русский анархизм предлагал в качестве целевой установки не свободу, а волю. Западная свобода подразумевала представительство и частную собственность; русская воля - «бунт бессмысленный и беспощадный», в идеале - Стенька Разин.
 
Но воля, возведенная в абсолют, способна привести к национальному самоистреблению, и потому в качестве механизма выживания воздвигается жесткая политическая власть. Вот она откуда, «вертикаль». В России возможны только две формы бытия - или самодержавие или пугачевщина. Попытки либерализации всякий раз приводили к хаосу и бунту. Вот почему самые прогрессивные правители никаких реформ провести не могли физически. Отважился Горбачев. Результат вы знаете.

Незыблемым в России был обычай круговой поруки, когда все сельские общества вместе определяли, как они будут платить налоги, каких рекрутов они будут посылать в армию. Они отвечали друг за друга в юридическом смысле, не только в крестьянской общине, но и в рабочей артели, в городах то же самое. Поэтому у русских особый менталитет, который имеет свои хорошие и дурные стороны. Русские больше готовы помочь друг другу, чем другие народы, именно потому, что отвечают друг за друга. Правда, это одновременно и народ крайних эгоцентристов: «Лишь бы мне и сейчас, а тебе на сапогом по роже».

И у большинства русских совершенно отсутствует стремление к экономической самостоятельности, практически не развита предприимчивость. Зато ярко выражено упорное нежелание, а порой уже и неспособность индивидуума шевелить мозгами. А зачем? Ведь за него думает сам наиглавнейший-наимудрейший, «отец родной и учитель всех времен и народов, корифей всех наук и учений».

Опять же, увы, но это печальный факт, что: «Работа не волк, в лес не убежит», «От большого немножко - не воровство, а дележка», «Пьян да умен - два угодья в нем». Это тоже все оттуда. Порождение этого типа мышления, общинности.
 
Конечно, есть и широта души, когда речь зайдет про выпить. Но все же главное чувство общинного человека - зависть. У нас - черная. Когда завидуя, желают не успеха себе, а беды другому.

В русском сознании «закон» и «справедливость» выступают как антиномии, в то время как на Западе их смысловое содержание совпадает. Не случайно основным сюжетом русской литературы и национального предания являлась несправедливость наказания. Благо, русское государство всегда старалось соответствовать ожиданиям своих подданных.

Важным атрибутом русского сознания является образ врага. Внедряемый зачастую искусственно, он обеспечивает государственное единство. Отказ от этого образа (как, например, при выдвижении доктрины «нового мышления») приводит к распаду государственной системы, потерявшей атрибуты боевого лагеря и утратившей таким образом смысл своего бытия.

Западное мышление ставит во главу угла индивидуума, что обусловило развитие политического либерализма и частного права. А вот коммунизм являлся отнюдь не чужеродным иностранным изобретением, а русской национальной традицией. Русское умственное восприятие было общинным, и в качестве структурной единицы общины выступал не индивид, а социум. Даже при формальном отрицании коммунистического мировоззрения, никогда не удавалось и сейчас не удается выйти за его рамки.

Идею либерализма в России тоже никогда не понимали. Категорически. «Либерал» - слово ругательное даже у классиков. Частное право не только не признавалось, но и считалось угрозой интересам общества. Крестьяне полагали, что земля божья, т.е. ничья в человеческом смысле. Фраза Гоголя «Вся Россия наш монастырь» - наиболее точная формула русского национального самосознания.

Безликая индивидуальность является самоотрицанием во имя сверхличности царя, вождя, президента. «Один Бог на небе, один царь на земле». Царь всегда радеет за народ, а зло и неправды исходят от бояр, министров, советников. Вот почему рейтинг Путина зашкаливает, а рейтинги его министров ниже пола.

Увы, мы так и не построили ни «Третьего Рима», ни безбожного «рая» как на всей планете, так и во всей Вселенной, который так талантливо описал наш великий фантаст в «Туманности Андромеды». Вместо этого мы построили грязные, вонючие бараки и лагерные вышки, стоящие памятниками русскому мессианству от Воркуты до Магадана. Мы не стали счастливы сами, и не сделали счастливыми никого другого. Позади только пепел несбывшихся мечтаний. А вокруг - русофобия.

Русское мышление потерпело окончательный крах. И это сочетается с распадом тысячелетнего государства. Геополитический кризис совпал с кризисом духовным.
 
Менталитет, когда-то позволивший средневековому цивилизованному человеку выжить в суровых приполярных условиях, не опускаясь до уровня «коренных народов Севера», и не только выжить, но и создать великое государство, ныне исчерпал свои возможности. Он стал препятствием на нашем пути в глобальный мир XXI века.

Русский менталитет породил и стремление к тоталитарным идеям. Большевизм, явившийся первым в истории и наиболее живучим воплощением фашизма, терзал страну 70 лет. Но на смену ему пришла не демократия, а новая, модернизированная версия того же фашизма – клептократический номенклатурно-криминальный фашизм. Демократия, как и следовало ожидать, оказалась несовместимой с русским менталитетом.

Интересный вопрос: а был ли неизбежен сам большевизм? Вопрос из разряда того же «а что если бы у Багрова патрон заклинило». Да нет, милые мои, был неизбежен. Он – следствие всей предыдущей русской истории. Народ хотел этого. И любой, сколь бы ни был он гениален, если вставал на пути рождающегося вурдалака, обречен был на гибель. Сто миллионов человек «энтузазисты» принесли в жертву фашистской формуле: «убей всех плохих – останутся одни хорошие и наступит светлое будущее».

Даже пережив этот невиданный кошмар и научившись (какой прогресс!) смотреть фильмы про бывших «врагов народа» Вавилова и Колчака, мы по-прежнему ваяем и облизываем вождя и голосуем за «партию власти», не имея ни стыда, ни сил, ни способностей создать кроме коммунистической хотя бы одну настоящую, народную, свою, а не казенную, политическую партию...
 
Мы безучастно созерцаем коммунофашистские лозунги на станции метро «Курская Кольцевая», ностальгируем по СССР и КПСС-КГБ. Как же, «там правители не воровали и не держали народ за идиотов, и страна была своя, а здесь страну украли».

Мы боремся не за свободу, а за старое ярмо. Потому что новое оказалось не под силу.

Мы не можем выйти из порочного круга, созданного нашими предками, не можем остановить гибель нашей страны. Хотя технический прогресс уже давно отодвинул границу пригодной для жизни человека территории далеко на Север. И мешает нам жить уже не столько климат, сколько именно наша рабская, тоталитарная ментальность.

Увы, история куда более инерционна, чем даже линкор, и, похоже, прав умница Дмитрий Быков: Россия неминуемо развалится, ее «единые 70+20»% разбегутся по миру, а оставшиеся 10% получат шанс построить новую Родину. Без рабов и господ, без вранья и фашизма. Неразрывную часть Соединенных Штатов Европы.

Валентин Спицин.